Побочное действие
Многие из нас удивляются, когда речь заходит о проблемах связанных с нарушением свободы совести и вероисповедания в Украине. Эта тема настолько загнана под спуд, что большинство из нас не только не относятся к этой проблеме серьезно, но и, зачастую, вообще отказываются признавать ее существование. Или же все сводится к противостоянию между московским и киевским патриархатами православной церкви. Это действительно серьезный конфликт, за годы обросший многими политическими спекуляциями, на фоне которого все прочие аспекты этой проблемы предлагается считать несущественными. И очень может быть, что это делается намеренно, чтобы отвлечь наше внимание от того, что действительно опасно для всего украинского. Речь идет о все более тесном (хотя и негласном пока) объединении власти с православной церковью.
Понимаю, насколько трудно будет поднять эту тему в нашем, мягко говоря, не слишком демократичном обществе. Редкий редактор осмелится опубликовать посвященный ей материал в своем издании. Особенно сейчас, в предвыборный год, когда каждая из соперничающих политических сил стремится заручиться поддержкой православного большинства. Но, так или иначе, сделать это необходимо.
Вероятно, для многих православных будет странно узнать, что последователи других, менее массовых конфессий имеют с ними равные права. Православное духовенство, заявляя о своем учении как об исконно украинской религии (становясь, таким образом, еще и под знамена возрождения культурных традиций), открыто претендует на некую “духовную монополию”. Излишне говорить, что это само по себе антидемократично, но эта тенденция тем более опасна, что, продвигая свой “бренд” на украинский духовный рынок, “большинство” беззастенчиво использует админресурс. Не слишком порядочные политики и чиновники разных уровней, в свою очередь, еще более беззастенчиво, в ущерб религиозным меньшинствам, лоббируют информационные, имущественные и финансовые интересы “большинства” в обмен на его электоральную поддержку. Монополизация духовной власти, по этому сценарию, будет способствовать дальнейшей монополизации власти светской. Это не ново, подобная духовная монополия в Российской империи на протяжении многих веков, наряду с полицией и армией служила инструментом подавления масс. Схема выглядит по-домашнему привычно, и поэтому сегодня возрождение этой тенденции не вызывает в угнетаемых массах ни тени тревоги. Но любая монополия ущербна, прежде всего, потому, что нарушает естественную саморегуляцию будь то финансовых, или социальных отношений. И этим самым не только ущемляет права более слабых участников этих отношений, позволяя монополистам диктовать им свою волю, но и всегда является причиной масштабных социальных потрясений в будущем. Именно во избежание подобных потрясений в цивилизованных странах и приняты антимонопольные законодательства и обеспечены права всех субъектов общества. Такое же равноправие гарантировано нашим законодательством всем легальным участникам украинского “духовного рынка”. Но давайте посмотрим, насколько надежны эти гарантии.
Например, земельный вопрос. Любая легальная конфессия, как мы знаем, имеет право взять у государства в безвозмездное пользование земельный участок для постройки на нем своих культовых сооружений. Но оглянитесь вокруг и посмотрите, скольким конфессиям удается реализовать это право. Одной? Или двум? А ведь наверняка в каждом областном центре их зарегистрировано не менее ста! Земельный вопрос – это наиболее яркий, но далеко не единственный пример “соблюдения” свобод религиозных меньшинств. Практически для всех “посторонних” конфессий ограничен доступ к средствам массовой информации. Попробуйте опубликовать информацию о какой-либо “нетрадиционной” религиозной организации в провинциальной прессе. Каким бы интересным ни было сообщение, вам вряд ли это удастся. Вашей статье не найдется места в газетах, пестрящих фотографиями православных иерархов, лобызающихся с главами администраций, заголовками типа “Станут ли политика и религия сестрами?” и постоянными рубриками вроде “Как правильно молиться”. Похоже, станут, но “сестры” это не совсем точно. Скорее они станут супругами. Хотя не совсем понятно кто будет играть активную роль в их отношениях. Или же они обе будут активны, а пассивную роль опять сыграем многострадальные мы, им преданный народ? Известны случаи, когда “нетрадиционно-ориентированным” конфессиям негласно чинились препятствия в проведении массовых мероприятий. Руководители государственных культурных учреждений отказывают им в предоставлении помещения, ссылаясь на плотный график, но иногда после приватно признаются, что истинная причина отказа – возможное недовольство православных священников и непосредственного руководства. Информация, что называется, из первых уст. Мне довелось участвовать в качестве интервьюера в социологическом исследовании, посвященном этой теме, проводившемся Радой Украинских Правозащитных Организаций (РУПОР). Я вполне получил представление о том, насколько сложна эта тема. Несмотря на обилие нарушений, о которых говорят представители религиозных организаций, лишь немногие из них готовы открыто заявлять об этом. Немногие готовы протестовать против дискриминации. Это объясняется и определенными моральными убеждениями, и страхом перед репрессивными мерами со стороны “большинства”. Похоже, что многие конфессии готовы поступиться частью своих прав во избежание возможного конфликта с православными. В любом случае “большинство” и обслуживающие его интересы чиновники не гнушаются использовать эти мотивы для еще большего дистанцирования нетрадиционных конфессий от общества.
Можно ли в данной ситуации говорить о равноправном доступе к материальным и информационным ресурсам для всех религиозных организаций? А ведь это равноправие гарантировано Конституцией. И, похоже, чем глубже провинция, тем консервативнее громада и грубее нарушения.
Их можно условно разделить на несколько категорий. Представители конфессий, которые у нас стало принято называть “нетрадиционными”, часто говорят о скрытом противодействии чиновников в земельных вопросах, в вопросах регистрации религиозных организаций, внесения изменений в их уставы, в выдаче разрешений на публичные богослужения или иные массовые мероприятия. Руководитель одной из луганских протестантских миссий рассказывал, например, как служащий исполкома, вместо того, чтобы дать консультацию о порядке подачи документов на землепользование, с трогательной непосредственностью поинтересовался, есть ли у миссии разрешение на строительство своего храма от московского патриархата. И был совершенно убежден, что такое разрешение действительно необходимо. То, что шокирует европейцев, для нас норма. А что? Мы же возрождаем традиции! Однако интересно, воссоздание традиционного крепостного права уже есть или только будет включено в Генеральный План Культурного Возрождения? Как атеист, подходящий к данной проблеме без трепета, нахожу, что православная традиция сегодня реформируется как инструмент манипулирования массами, как инструмент подавления инакомыслия. Сейчас очень многие госслужащие, причем чаще всего даже не по указке сверху, а – что не менее опасно – по “велению сердца”, при принятии решений действуют с оглядкой не на закон, а на мнение местных патриархов. С каждым годом это мнение все весомее, все непререкаемее. И именно по нему нивелируется отношение к иным духовным традициям. Нельзя не признать, что некоторые религиозные организации определенно деструктивны, и мы имеем право оградить себя от их влияния. Но принятие таких решений отнюдь не в компетенции ни православной, ни какой-либо другой церкви. Это прерогатива государства.
Само использование термина “нетрадиционные” по отношению к религиозным организациям я считаю не этичным по определению. Создается впечатление, что этот уже весьма заполитизированный термин вводится в обиход намеренно, чтобы дистанцировать от общества нежелательных конкурентов. Так же и с термином “секта”. Оба эти ярлыка смело пускаются в ход, когда власти или политикам необходимо очернить ту или иную организацию. Наверняка для представителей многих конфессий такая классификация является унизительной. И нам следует быть более внимательными к религиозным чувствам наших сограждан и, по крайней мере, в официальных документах отказаться от употребления этих терминов.
Еще одно. Использование религиозной символики в кабинетах чиновников. Спорный вопрос. Насколько этично по отношению к нам атеистам и последователям других религиозных традиций такое обилие православных символов в официальных приемных. Не является ли это еще одним элементом некоего властного корпоративного стиля. Безусловно, каждый из нас вправе выбирать себе религию и пропагандировать свои религиозные взгляды. Но насколько это уместно на рабочем месте, в учреждении, представляющем власть светскую, закон. Это наводит на мысль, что нередко наши обращения рассматриваются не с точки зрения закона, а согласно личных соображений того или иного чиновника о “богоугодности” или “небогоугодности” рассматриваемой просьбы. Хорошо, если это только иконы. Такого рода эстетика понятна. Но когда иностранец, посетивший, к примеру, луганский горисполком, видит на стенах кабинетов выкопченные свечами замысловатые кресты, у него наверняка напрашиваются параллели с какими-нибудь шаманскими ритуалами. Вряд ли это полезно для имиджа исполнительной власти и державы в целом.
Я глубоко уважаю и само это учение, и людей его исповедующих. Но мне непонятны претензии православного духовенства на исключительную роль в украинском обществе, на абсолютное духовное господство. Если мы не остановим этот процесс – медленного, но неуклонного слияния власти и церкви – то однажды все наши выстраданные конституционные свободы могут быть упразднены. По причине все той же “небогоугодности”. И обновленная власть не станет утруждать себя объяснением значения этой сакральной формулы.
Вряд ли власть станет защищать конституционные права меньшинств, если большинство проголосует против них. Конституция и демократия номинальны. Власти сейчас необходима обязательная для всех, формообразующая идеология (причем лучше всего, если массы сами признают ее обязательность), и к участию в этом тендере допущены, по сути, только православные. В некоторых регионах доминирует киевский, в некоторых московский патриархат, но в любом случае, идеологическая ниша зарезервирована за православными. И пока все призывы к духовному примирению, исходящие от властей, носят скорее декларативный характер. В то время, как власти организовывают шумные предвыборные марши единения всех религий, глубинка становится все нетерпимее к неправославным общинам. С молчаливого согласия все тех же властей.
Мы помним, что политики не заинтересованы в наших свободах. Они так же хорошо понимают, что самостоятельными, свободомыслящими людьми манипулировать гораздо труднее, чем единодушным пассивным стадом. Нынешняя власть воспитывает в нас именно пассивность, пытается формировать закрытое, полное условностей общество, готовое принять как руководство к действию любое, даже самое абсурдное утверждение авторитетного лидера. Это не сложно, ведь мы даже и не пытаемся им противостоять. В нашей культурной традиции принято быть стадом.
Так гибли все демократии, начиная с античной римской и кончая нынешней российской, за которой все явственнее проступает силуэт грядущей диктатуры. В массах последовательно формируется единое неумолимое мнение, подавляющее собой все прочие. И не терпящая возражений “народная воля”, умело управляемая сверху, сокрушает любое инакомыслие. Нет ничего страшнее такого единства. Единства узколобых, морально слабых индивидов, оправдывающих свою подлость своей массовостью. Именно это единство возвело на престол Сталина и убило миллионы ни в чем не повинных. Именно такое единство всегда выгодно и тем, кто уже властвует, и тем, кто только стремится к власти. Созданное на этой основе общество никогда не признает ценности личности, не будет уважать ее свободу и считаться с ее правами, даже самыми неотъемлемыми, такими как право на жизнь. Демократия – это баланс, уравновешивающий полярные мнения, подобный балансу экологическому, от которого зависит существование человека как вида. Полное единодушие в обществе можно создать только искусственно. Только ложью или насилием.
Еще раз повторю, что ничего не имею против православного христианства, как религиозной доктрины. Ничего не имею против православных общин, как способа сосуществования. Но я решительно против навязывания нам православных ценностей, без предложения какой бы-то ни было альтернативы. Они далеко не абсолютны и не могут быть обязательными для всех. Например, ксенофобия и сексизм православных общин – это то, что трудно принять современному европейцу. Это несколько несовременно и, на мой взгляд, немного отдает мрачным средневековьем. Это как раз те тенденции, которые современное общество пытается всеми силами нейтрализовать. Я выступаю против искусственно формируемого единодушия, всегда слишком чреватого диктатурой. И не важно, на какой идеологии оно базируется.
Смотреть на эту проблему нужно холодным взглядом хирурга. И ни в коем случае не с точки зрения симпатий или антипатий к тем или иным конфессиям. Только через призму закона. Тогда мы увидим сколь многочисленны и вопиющи нарушения.
Практически у всех лекарств есть побочное действие. И производителей фармакологической продукции обязывают предупреждать о побочных действиях препаратов. Было бы хорошо, если бы и авторы долгосрочных государственных программ могли предсказывать также и их негативные последствия, и имели смелость предупреждать нас об их побочном действии. Пусть бы и мелким шрифтом. Хотя бы на обратной стороне лозунгов. Ведь зачастую это побочное действие сводит на нет весь положительный эффект от их внедрения.
Такова в общих чертах сегодняшняя ситуация с соблюдением прав религиозных организаций, с той самой пресловутой “Свободой совести и вероисповедания”, одним из краеугольных камней нашей Конституции – едва ли не самой совершенной европейской конституции (как гордо заявляют неизменно оптимистичные проправительственные аналитики). Кому-то такая точка зрения может показаться предубежденной, но я имею на это право. Она отнюдь не произвольна, это результат изучения и анализа ситуации. Но пока это все-таки мое личное мнение. И я буду счастлив, если результаты исследования проблемы конфессиональной дискриминации убедят меня в обратном. В любом случае как атеист и как гражданин я вправе противиться любым попыткам навязать мне взгляды, не отвечающие и моей сложившейся ценностной системе, и принятым во всем цивилизованном мире принципам свободы и взаимоуважения. Будучи противником любой унификации, я хочу жить в открытом, динамичном обществе и приложу все усилия для того, чтобы сделать его таковым.