Свобода Висловлювань і Приватність, 2005, #01

Проблема катувань та жорстокого поводження й інших незаконних дій з боку працівників органів внутрішніх справ України залишається доволі гострою, і ХПГ продовжує аналіз цієї проблематики. Аналіз неможливий без отримання відповідної офіційної інформації. Тому були надіслані інформаційні запити до МВС та всіх 27 регіональних управлінь МВС щодо реакції органів внутрішніх справ на порушення прав людини з боку співробітників цих органів.

На запити, надіслані у 2001 р., коли запитувалася інформація за період 1998-2000 та перше півріччя 2001 року, ми отримали всього десять відповідей, при цьому тільки три УМВС (Волинської, Донецької та Харківської областей) відповіли на всі поставлені питання й надали повну інформацію; чотири УМВС (Вінницької, Полтавської, Черкаської та Чернігівської областей) надали інформацію частково; два УМВС (Дніпропетровської та Кіровоградської областей) віднесли запитувану інформацію до конфіденційної, а само Міністерство порекомендувало звернутися з таким запитом до Генеральної прокуратури та Державного комітету статистики. 18 регіональних управлінь МВС тоді взагалі не відповіли на інформаційний запит.

30.12.2003 р. було надіслано запит (текст якого дивись нижче) до МВС та всі 27 регіональних управлінь міліції. У місячний термін ми отримали одинадцять відповідей, з яких шість (МВС та ГУМВС АРК, УМВС в Донецькій, Запорізькій, Харківській, Черкаській областях) містять хоча би частково запитувану інформацію; 5 УМВС під різними приводами інформацію не надали – ГУМВС м. Києва відповіло тільки на третій пункт запиту без будь-яких пояснень щодо перших двох, УМВС в Кіровоградській області повідомило, що це «внутрішньовідомча службова документація, тому розголошенню не підлягає»; в Тернопільській області порекомендували звер­нутися до Департаменту інформаційних технологій при МВС України; УМВС в Чернігівській області повідомило, що інформація є, але для отримання її, враховуючи підпорядкованість УМВС до МВС, необхідно звернутись саме до МВС; Полтавське же УМВС повідомило, що «не ведеться облік інформації в тому розрізі, в якому запитується інформація», тому надати її немає можливості.

17.03.2004 р. був направлений повторний запит до тих областей та регіонів, які не відповіли на запит від 30.12.2003. Ми отримали ще десять відповідей, з яких всього два (від УМВС в Закарпатській та Сумській областях) містили часткову інформацію (облік скарг громадян не ведеться). Чотири УМВС вважають запитувану інформацію секретною (Миколаївське, Оде­ське та Чернівецьке управління відносять інфор­мацію до конфіденційної, а Івано-Франківське – до ДСК). Дніпропетровське УМВС вважає це службовою інформацією, яка надається відповідними службами МВС. В Рівненській області нібито не ведеться облік такої інформації, Вінницьке УМВС без погод­ження з МВС не може надати інформацію, ГУ МВС в Київській обл. повідомило, що надсилало нам відпо­відь. Але ми листа з цього управління не отримували.

Оскільки всі відмови у наданні інформації явно формальні і неправомірні, 05.07.2004 р. був направлений лист до МВС України з проханням вжити необхідних заходів щодо надання змістовних відповідей тими управліннями, які або зовсім не відповіли, або відмовили у наданні інформації. До честі МВС, його Департамент роботи з персоналом дав доручення всім названим у нашому листі управлінням надати змістовну відповідь. Після цього виявилось, що п’ять обласних управлінь нібито вже надіслали змістовну відповідь, але ми цих відповідей не одержали (УМВС в Луганській, Львівській, Херсонській, Хмельницькій обл. та м. Севастополі), УМВС у Волинській обл. нібито не отримувало наших запитів від 30.12.2003 та 17.03.2004, хоча повідомлення про їх вручення адресату за підписом уповноваженого цього УМВС ми одержали.

В результаті на виконання доручення МВС надійшло вісім змістовних відповідей, з них тільки УМВС в Одеській та Тернопільській обл. надали повну інформацію, ще шість (УМВС у Житомирській, Дніпро­петровській, Івано-Франківській, Кіровоградській, Чернівецькій та Чернігівській областях) повідомили дані про засудження за правопорушення, а щодо скарг громадян, то облік такої інформації в цих УМВС не ведеться.

Коли минув термін відповідей за дорученням МВС, ми втретє звернулися до тих управлінь, які не відповіли і не надали копій нібито надісланих нам відповідей, і отримали відповіді від усіх цих управлінь, окрім управління МВС в Київській області, яке уперто не надає копії свого листа. А також здивувало Волинське обласне управління, яке, до речі, на наш запит 2001 р. надало запитувану інформацію, цього разу спочатку повідомило МВС, що не отримувало від нас запитів (хоча ми отримали повідомлення про їх вручення, підписані уповноваженим цього управління 02.01.04 та 22.03.04 р., а на наш третій запит від 24.09.04 повідомило за підписом начальника 1-ого відділу О.Трохимчука, що запитувана нами інформація є конфіденційною за ст. 30 Закону України «Про інформацію».

До цього моменту ми одержали вже майже від всіх регіональних УМВС більш менш інформативні відповіді. Оскільки ст. 30 Закону України «Про інфор­мацію» як раз забороняє відносити до конфіденційних ті дані, які запитувались у листах головного редактора «Права людини», до начальника УМВС у Волинській області був направлений четвертий запит від 22.10.04, копію якого додаємо. Цей запит, згідно з поштовим повідомленням про вручення, підписаний тим же уповноваженим УМВС, вручений 29.10.04. А відповідь за підписом заступника начальника УМВС В.А.Мат­вієнка датована 28.10.04 р., в якому повідомляється, що нас вже «тричі було інформовано». Очевидно, це твердження суперечить відповіді цього управління до Департаменту роботи з персоналом, що УМВС у Волинській обл. не отримувало від нас жодного запиту. Ніякого пояснення щодо наших аргументів, а тим паче їх спростувань не наводиться, але резюме є: «під­став для зміни прийнятого рішення не вбачається».

Наше листування тривало з 30.12.2003 р. більше 9 місяців. В результаті ми отримали змістовні відповіді від МВС і 22-х обласних управлінь і м. Сева­стополя. Рівненське управління та управління МВС у м. Києві не ведуть обліку правопорушень з боку своїх співробітників. Київське обласне управління копію своєї відповіді, нібито надісланої вже нам, так і не надало (а може її і не було.)

Вся ця історія листування дуже добре висвітлює ставлення регіональних управлінь МВС до звернень громадян, прозорості своєї діяльності (Табл. 1). Дуже показовими є відповіді УМВС у Полтавській обл. На свій перший запит від 30.12.04 ми отримали типову відписку від 15.01.04, що «згідно встановлених відомчих статистичних обліків ведення обліків в тому розрізі, в якому Ви запитуєте, не передбачено». Після звернення до МВС з проханням вжити необхідних заходів щодо надання змістовних відповідей ми одержали повідомлення з МВС України, що на протязі серпня 2004 р. повинні бути відправлені повторні відповіді із запитуваною нами інформацією, в тому числі і з Полтавського УМВС. Але до 29.09.04 відповідь з Полтави так і не надійшла, тому був відправлений ще один запит від 29.09.04 до Полтавського УМВС з посиланням на лист МВС. І тільки після цього надійшла відповідь від 15.10.04, нібито повторна копія листа від 27.01.04, за підписом того ж заступника начальника управління, дійсно із запитуваною інформацією. Виходить, що за дванадцять днів, майже раптово, з’явилась інформація або змінилось відношення до прозорості своєї діяльності. Обидва припущення дуже сумнівні, тим більше, що тоді, в січні-лютому, ми цього листа не отримали. Тому, чесно кажучи, не викликають повної довіри дані про зниження кількості підтверджених скарг на незаконні дії співробітників міліції Полтавської обл., який змен­шився з 13% у 2001 р. до 4% у 2003 році.

Що стосується наданої інформації (Табл. 2), то у тринадцяти відомствах не ведеться обліку скарг на незаконні дії співробітників міліції (МВС, ГУВМС АРК, УМВС у Вінницькій, Дніпропетровській, Житомирській, Закарпатській, Івано-Франківській, Кіровоградській, Львівській, Рівненській, Чернівецькій, Чернігівській областях та м. Києві). Тому, очевидно, немає і даних про дисциплінарні покарання за підтверд­женими скаргами. А це в свою чергу, не поліпшує ставлення до співробітників міліції з боку населення і не підвищує довіри до них, про що дуже піклуються самі правоохоронці – існує спеціальний наказ Міністерства внутрішніх справ про поліпшення іміджу співробітників міліції. Тому не дивно, що до правозахисних організацій та ЗМІ надходять численні скарги на незаконні дії міліції і бездіяльність з цього приводу органів внутрішніх справ, прокуратури та судів.

Максимальна кількість скарг на незаконні дії міліції спостерігається у найбільш потужних промислових регіонах України – Луганській (~1800 скарг на рік), Донецькій (~1300), Запорізькій (~800) областях. При цьому відсоток підтверджених фактів складає у Луганській обл. – 15%, Донецькій – 27%, Запорізькій – 41%, а дисциплінарне покарання понесли за

порушення прав громадян найбільше у Донецькій обл. – 41-194 осіб, у Запорізькій – 3-5 осіб, а МВС у Луганській обл. взагалі такого обліку не веде. Максимальна кількість підтверджених скарг спостерігається у Сумській обл. – 54% в середньому та в Херсонській обл. – 46%, при цьому облік дисциплінарних покарань не ведеться (а може їх і не було?). Мінімальна кількість підтверджених скарг – у Харківській (3% в середньому) та м. Севастополі (7%), при цьому рівень дисциплінарних покарань у цих областях порівняно високий (20-30 осіб).

Найкраще співвідношення між кількістю скарг на незаконні дії співробітників правоохоронних органів і кількістю покараних за це в дисциплінарному порядку спостерігається у Тернопільській області – кількість покараних працівників міліції за порушення прав громадян збігається з кількістю покараних у Донецькій області, хоча кількість скарг в Тернопільської обл. майже в чотири рази менша. Якщо вибрати цей показник за критерій якості роботи міліції, то діяльність Тернопільського УМВСУ з точки зору ставлення до законності та додержання прав громадян слід вважати дуже доброю. Серед тих областей, де цей показник також високий – Хмельницька, Харківська, Одеська області та м. Севастополь.

Дещо дивно, що не збігаються дані за першу по­ловину 2001 р., одержані в 2001 р. від Харківського УМВС, де зазначено, що до дисциплінарної відповідальності за порушення законності притягнута 61 особа, а у відповіді 2004 р. зазначено, що за весь 2001 р. притягнуто до дисциплінарної відповідальності 52 особи. Ще більша різниця у цих же цифрах, наведених Донецьким УМВС – за даними 2001 р. за першу половину 2001 р. притягнуто до дисциплінарної відповідальності 568 осіб, а за даними 2004 р. за весь 2001 р. – 194 особи. До речі, з тих 13 областей, де ведеться облік та розслідування скарг громадян на незаконні дії співробітників міліції, тільки в 8 регіонах (Донецька, Запорізька, Одеська, Тернопільська, Харківська, Хмельницька, Черкаська області, м. Сева­стополь) з них ведеться облік кількості співробітників, притягнутих до дисциплінарної відповідальності, що викликає подив непослідовністю керівників мілі­ції. Тим більше, що Міністерство також не веде такої статистики, а тому не може за параметром дотримання і захисту прав людини у діяльності своїх підлеглих оцінювати цю діяльність та імідж всієї системи міліції і тим самим проводити якісь заходи для поліпшення роботи міліції та її іміджу.

Що стосується засудження правоохоронців за брутальні порушення прав людини, то з інформації, наданої органами внутрішніх справ, випливає, що жодний співробітник не був засуджений за ст. 373 КК (ст. 175 КК за редакцією 1960) за примушення до дачі показань. Хоча скарги на фізичне та психічне насильство з боку співробітників міліції щодо підозрюваних та обвинувачуваних непоодинокі. Майже у всіх регіонах у цей період є засуджені співробітники міліції за ст. 365 КК (ст. 166 КК за редакцією 1960 р.) за перевищення службових повноважень і найбільше таких засуджених у Запорізькій області (7, 3, 5) – 15 осіб, хоча за рівнем скарг та відсотком підтверджених фактів незаконних дій міліціонерів ця область має середні показники. У Сумській обл., де рівень підтверд­жених скарг становить більше 50%, жодного засудженого немає.

Взагалі, як рівень скарг і підтверджених скарг, так і кількість засуджених за незаконні дії правоохоронців у всіх регіонах суттєво знизився.

Але той факт, що дані за 2001-2004 р.р. у відповідях на запити не співпадають з даними 2001 р. (по Донецькій та Харківській областям) не дає підстав цілком довіряти цим тенденціям.

Тим не менше, той факт, що, хоча і за допомогою Міністерства, ми отримали майже від всіх регіональних управлінь змістовні відповіді, дозволяє сподіватися, що в цій системі правоохоронних органів розуміння прозорості її діяльності стане запорукою підвищення довіри з боку населення до міліції і тим самим приведе до поліпшення її роботи.

Окремо треба відзначити таблицю видів порушень законності (табл. 4), яку ми отримали від Чернігівського УМВС, за якою дуже добре можна дослідити, які порушення зустрічаються найчастіше, ясно, в якому напрямку слід працювати для їх викорінювання. На жаль, саме УМВС в Чернігівській області про наслідки своєї статистики не повідомляє.

ДОДАТКИ

«30» грудня 2003 р.

№ 274/03

Шановний пане начальнику обласного управління!

Об’єднання громадян «Харківська правозахисна група» (ХПГ), співголовою якого я є, готує аналітичні випуски друкованого органу ХПГ – бюлетеня «Права людини» стосовно становища з правами людини в Україні, зокрема, проблеми законності дій працівників органів МВС. У доповідях Держдепартаменту США про становище з правами людини в Україні за 2000, 2001 та 2002 роки стверджується, на мою думку, помилково, що «міліція й працівники пенітенціарної системи катували й били затриманих і ув’язнених» (переклад з англійської мій). За моїми спостереженнями, свідчення про побиття обвинувачених і засуд­жених працівниками СІЗО та установ виконання покарань доволі рідкі, а свідчення про побиття затриманих працівниками органів дізнання – доволі часті. Відповідно до ст. 40 Конституції України, ст. ст. 28, 29, 32, 33 Закону України «Про інформацію», ст. ст. 34, 35 Закону України «Про друковані засоби масової інформації (пресу) в Україні» прошу надати письмово такі відомості.

1. Кількість працівників органів внутрішніх справ Вашої області, які були засуджені за статтями 365 та 373 Кримінального кодексу України в 2001 (ст. ст. 166 та 175 в редакції КК 1960 року), 2002 та першій половині 2003 року, якщо факти засудження мали місце – за роками і статтями окремо.

Прошу також надати дані про кількість працівників органів МВС, яких було притягнуто до дисциплінарної відповідальності за неправомірні дії стосовно затриманих.

2. Кількість скарг на неправомірні дії працівників органів внутрішніх справ Вашої обл., кількість задоволених скарг, кількість працівників, яких було притягнуто до дисциплінарної та кримінальної відповідальності за неправомірні дії в 2001, 2002 та першій половині 2003 року, кількість засуджених.

3. Кількість санкцій, що надані прокурорами відповідно до частини третьої ст. 263 КУАП на адміністративне затримання на строк понад три доби, а також кількість випадків адміністративного затримання, коли прокурору повідомлялось про затримання на строк понад три години. (Відповідно до ст. 263 КУАП «осіб, які порушили правила обігу наркотичних засобів і психотропних речовин, може бути затримано на строк до трьох годин для складання протоколу, а в необхідних випадках для встановлення особи, проведення медичного огляду, з’ясу­вання обставин придбання вилучених наркотичних засобів і психотропних речовин та їх дослідження – до трьох діб з повідомленням про це письмово прокурора протягом двадцяти чотирьох годин з моменту затримання або на строк до десяти діб з санкції прокурора, якщо правопорушники не мають документів, що посвідчують їх особу».)

Відповідь на інформаційний запит прошу надіслати за адресою:

61002, Харків, вул. Іванова 27, кв. 4

Захарову Євгенію Юхимовичу.

Заздалегідь вдячний, з повагою

Є.Ю.Захаров,

співголова Харківської правозахисної групи, головний редактор бюлетеня «Права людини», член правління міжнародного товариства «Меморіал»

22.10.2004 р.

№ 165/04

Начальнику УМВСУ у Волинській обл.

Винниченка, 11

м. Луцьк, 43000

Шановний пане начальнику!

Дякуємо за відповідь на мій інформаційний запит, направлений Вам втретє після повідомлення з МВС про те, що Ви нібито не одержували від мене ніяких запитів, хоча надійшли повідомлення, підписані Вашим уповноваженим про одержання цих запитів.

Але мене дуже здивувала відмова у наданні інфор­мації під приводом її конфіденційності за підписом в.о. Начальника першого відділу О.Трохимчука, оскільки Міністерство доручило тим регіональним органам, які не надали відповіді, дати змістовну відповідь на мій запит, про що йдеться у листі МВС, копію якого я надіслав 13.09.2004 р. разом із своїм третім запитом.

Що стосується ст. 30 Закону України «Про інфор­мацію» (з доповненнями 11.05.2004), то п. 4 і 5 ч. 4 цієї статті забороняють відносити до конфіденційної відомості:

«стосовно стану справ із правами і свободами людини і громадянина, а також фактів їх порушень»,

«про незаконні дії органів державної влади, органів місцевого самоврядування, їх посадових та служ­бових осіб».

А ст. 32 цього закону зобов’язує державні органи надавати інформацію про свою діяльність за запитами громадян.

Слід зазначити, що тільки Ваше управління вважає запитувану інформацію конфіденційною. До речі, на мій запит 2001 року Ваше управління надало змістовну відповідь на всі запитання такого ж характеру.

Тому прошу Вас все ж таки надати інформацію по суті за запитом від 30.12.2003, копію якого знову додаю, або роз’яснити, на якій саме підставі і за чиєю ініціативою знеособлена інформація про порушення законності та прав людини з боку співробітників правоохоронних органів віднесена до конфіденційної.

Відповідь на інформаційний запит прошу надіслати за адресою:

61002, Харків, вул. Іванова, 27, кв. 4

Захарову Євгенію Юхимовичу

Буду дуже вдячний,

Є.Ю.Захаров,

головний редактор бюлетеня «Права людини»,

співголова Харківської правозахисної групи

Таблиця 1

К – конфіденційна інформація

ДСК – для службового користування

===

Таблиця 2

===

Таблиця 3

===

Таблиця 4

Види
порушень законності (правопорушень)
серед співробітників органів внутрішніх справ області

Обзор международно-правового обеспечения интел­лектуальной свободы следует, видимо, начать с докумен­тов Организации Объединенных Наций (ООН), среди которых приоритетное место принадлежит Всеобщей декларации прав человека, принятой и про­возглашенной резолюцией 217 А (III) Генеральной Ассамблеи 10 декабря 1948 г.

В статье 12 Всеобщей декларации закреплено: «Никто не может подвергаться произвольному вмешательству в его личную и семейную жизнь, произво­льным посягательствам на неприкосновенность его жилища, тайну его корреспонденции или на его честь и репутацию».[1] В этой статье обращает на себя внимание «тайна корреспонденции», подчеркивающая принцип интеллектуальной автономии личности.

В статье 18 Всеобщей декларации также утверж­дается: «Каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии», а в статье 19: «Каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ».

Интеллектуальная свобода человека гарантируется во Всеобщей декларации также в статье 26, провозглашающей, что «каждый человек имеет право на образование. Образование должно быть бесплатным по меньшей мере в том, что касается начального и общего образования. Начальное образование должно быть обязательным. Техническое и профессиональное образование должно быть общедоступным, и высшее образование должно быть одинаково доступным для всех на основе способностей каждого».

Как утверждается в части 2 этой статьи, «образование должно быть направлено к полному развития человеческой личности и к увеличению уважения к правам человека и основным свободам. Образование должно содействовать взаимопониманию, терпимости и дружбе между всеми народами, расовыми и религиозными группами и должно содействовать деятельности Организации Объединенных Наций по поддержанию мира». Родителям предоставляется приоритет в выборе вида образования для своих малолетних детей.

В статье 27 Всеобщей декларации также провозглашается: «Каждый человек имеет право свободно участвовать в культурной жизни общества, наслаждаться искусством, участвовать в научном прогрессе и пользоваться его благами». Это предполагает, что «каждый человек имеет право на защиту его мораль­ных и материальных интересов, являющихся результатом научных, литературных или художественных трудов, автором которых он является».

Что касается ограничений провозглашенных прав и свобод, то они сводятся к тому, что «при осуществлении своих прав и свобод каждый человек должен подвергаться только таким ограничениям, какие установлены законом исключительно с целью обеспечения должного признания и уважения прав и свобод других и удовлетворения справедливых требований морали, общественного порядка и общего благосостояния в демократическом обществе».

При этом «осуществление этих прав и свобод ни в коем случае не должно противоречить целям и принципам Организации Объединенных Наций» (часть 3 статьи 29).

Провозглашенные во Всеобщей декларации прав человека этические и политико-правовые принципы обрели силу обязательных норм в Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах, принятом Резолюцией 2200 А (XXI) Генера­ль­ной Ассамблеи ООН 16 декабря 1966 г. (Пакт вступил в силу 3 января 1976 г.).

Как сказано в статье 13 этого документа, «участвующие в настоящем Пакте государства признают право каждого человека на образование. Они соглашаются, что образование должно быть направлено на полное развитие человеческой личности и сознание ее достоинства, и должно укреплять уважение к правам человека и основным свободам.

Они… соглашаются в том, что образование должно дать возможность всем быть полезными участниками свободного общества, способствовать взаимопониманию, терпимости и дружбе между всеми нациями, и всеми расовыми, этническими и религиозными группами и содействовать работе Организации Объединенных Наций по поддержанию мира».

При этом «начальное образование должно быть обязательным и бесплатным для всех». Среднее образование в его различных формах должно быть открытым и доступным для всех, чему призвано способствовать постепенное введение бесплатного образования. Высшее образование «должно быть сделано одинаково доступным для всех на основе способностей каждого путем принятия всех необходимых мер и, в частности, постепенного введения бесплатного образования». Элементарное образование «должно поощряться или интенсифицироваться, по возможности, для тех, кто не проходил или не закончил полного курса… начального образования».

Как говорится далее в документе, для осуществления права на образование следует развивать сеть школ всех ступеней, установить удовлетворительную систему стипендий и улучшить материальные условия преподавательского персонала.

Подписавшие Пакт государства обязались уважать свободу родителей и законных опекунов выбирать для своих детей государственные и другие школы, отвечающие минимуму требований для образования, который может быть установлен или утвержден государством, и обеспечивать религиозное и нравствен­ное воспитание своих детей в соответствии со своими убеждениями.

Как подчеркивалось в Пакте 1966 г., он не может быть истолкован в смысле сужения свободы отдельных лиц и учреждений создавать учебные заведения и руководить ими, если предоставляемое ими образование отвечает минимуму требований, который может быть установлен государством. В статье 14 Пакта говорится, что каждое участвующее в нем государство обязуется в течение двух лет выработать и принять подробный план мероприятий для постепенного проведения в жизнь принципа обязательного бесплатного всеобщего образования.

В статье 15 Пакта закреплялись следующие права человека: а) на участие в культурной жизни; б) на пользование результатами научного прогресса и их практического применения; в) на пользование защитой моральных и материальных интересов, возника­ющих в связи с научными, литературными или художественными трудами, автором которых он является. При этом меры, которые принимаются государствами для осуществления этого права, должны обеспечивать охрану, развитие и распространение достижений науки и культуры.

Статья 15 Пакта закрепила обязанность государств «уважать свободу, безусловно необходимую для научных исследований и творческой деятельности». В статье подчеркивалась польза «поощрения и развития международных контактов и сотрудничества в научной и культурной областях».

В целом, защита интеллектуальной свободы в Пакте отличается присутствием атмосферы позитивной дидактичности. Как утверждалось в части 1 статьи 13 этого документа, право на образование предоставляется с целью «дать возможность всем быть полезными участниками свободного общества».

Гарантирование интеллектуальной свободы получило стимул также в Международном пакте о граждан­ских и политических правах, принятом Резолюцией 2200 (XXI) Генеральной Ассамблеи 16 декабря 1966 г. (Пакт вступил в силу 23 марта 1976 г.).

Как утверждалось в статье 17 этого документа, никто не должен подвергаться незаконным посягате­льствам на неприкосновенность жилища и тайну корреспонденции. Кроме того, «каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии. Это право означает иметь или принимать религию или убеждения по своему выбору и свободно исповедовать свою религию и убеждения как единолично, так и сообща с другими, публичным или частным порядком, в отправлении культа, выполнении религиозных и ритуальных обрядов и учении» (статья 18).

Статья 19 Пакта предусматривала установление «права беспрепятственно придерживаться своих мнений». Как было записано в части 2 данной статьи, «каждый человек имеет право на свободное выражение своего мнения; это право включает свободу искать, получать и распространять всякого рода информацию и идеи независимо от государственных границ устно, письменно или посредством печати или художественных форм выражения, или иными способами по своему выбору». При этом свободное выражение мнений «налагает особые обязанности и особую ответственность». Оно может быть сопряжено с ограничениями, установленными законом и являющимися необходимыми: а) для уважения прав и репутации других лиц; б) для охраны государственной безопасности, общественного порядка, здоровья или нравственности населения.

Предусмотренные ограничения дополнялись в ста­тье 20 запретом пропаганды войны, а также выступлений «в пользу национальной, расовой или религиозной ненависти», которые представляют собой «под­стрекательство к дискриминации, вражде и насилию».

Если принять ту точку зрения, что подстрекательство к дискриминации, вражде и насилию образует целостный состав, то общее количество ограничений на свободу выражения мнений в Пакте будет равно тринадцати пунктам. Такой подход значительно отличатся от представлений о допустимых ограничениях свободы самовыражения по Первой поправке к Конституции США.

В статье 4 Пакта говорится о возможности ограничения гражданских и политических прав в случае чрезвычайного положения. При этом записанные в статье 19 Пакта права не попадают в список изъятий для прав, которые не могут стать предметом ограничения в любом случае. Таким образом, предусматривая тринадцать ограничений для закрепленной в статье 19 свободы мысли, Пакт считает возможным ограничение этой свободы также в случае введения чрезвычайного положения, хотя и с соблюдением некоторых процедурных гарантий.

К числу юридических гарантий интеллектуальной свободы в Пакте о гражданских и политических правах 1966 г. следует отнести также норму статьи 27 о том, что лицам, принадлежащим к этническим, религиозным и языковым меньшинствам не может быть отказано в праве «пользоваться своей культурой, исповедовать свою религию и исполнять ее обряды, а также пользоваться родным языком».

Международной политической гарантией интеллектуальной свободы является «Воззвание Тегеранской конференции» от 13 мая 1968 г.[2], принятое Международной конференцией по правам человека по итогам анализа работы, проделанной со времени принятия Всеобщей декларации прав человека 1948 г., а также в целях составления программы деятельности по защите прав человека на будущее.

К числу основных событий двадцатилетия Тегеранская конференция отнесла «процесс беспрецедент­ных перемен» и «новые возможности, открывающиеся в связи с быстрым развитием науки и техники». Конференция констатировала «увеличивающийся раз­рыв между экономически развитыми и развивающимися странами», а также провал «умеренных целей Десятилетия развития».

Признавая существование в мире 700 миллионов неграмотных, Тегеранская конференция обратила внимание на неотложность международных усилий, направленных на ликвидацию безграмотности и содействие образованию на всех уровнях. «Воззвание» конференции ставило цель всемерного поощрения молодого поколения в его стремлении к лучшему будущему и высказывало опасение того, что последние научные и технические достижения, открывающие широкие перспективы для социально-экономи­ческого и культурного прогресса, могут поставить под угрозу осуществление прав и свобод человека.

Вопросы гарантирования интеллектуальной свободы затрагивались также в международно-правовых документах этого периода. Например, в пункте a) ста­тьи 4 Международной конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации от 21 декабря 1965 г. (вступила в силу 4 января 1969 г.) объявлялось преступлением «всякое распространение идей, основанных на расовом превосходстве или ненависти, всякое подстрекательство к расовой дискриминации». В пункте б) статьи 4 Конвенции «пропагандистская деятельность», поощряющая «расовую дискриминацию и подстрекательство к ней» объявлялась противозаконной.

Данный документ не только подтвердил ранее существовавшие международно-правовые ограничения на свободу выражения мнений, но и криминализовал отдельные виды интеллектуальной активности. Конвенция подтвердила право всех «на равное участие в культурной жизни», образовании и профессиональной подготовке. Государства-участники Конвенции обязались «принять немедленные и эффективные меры, в частности, в областях преподавания, во­спи­тания, культуры и информации» с целью борьбы с предрассудками, ведущими к тем или иным формам расовой дискриминации.

Заметным шагом ООН в области международного гарантирования интеллектуальной свободы явилась Конвенция о борьбе с дискриминацией в области образования, принятая 14 декабря 1960 г. ЮНЕСКО (вступила в силу 22 мая 1962 г.). Данный документ запретил дискриминацию в области образования, определив ее как «всякое различие, исключение, ограничение или предпочтение по признаку расы, цвета кожи, пола, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхож­дения, экономического положения или рождения, которое имеет целью или следствием уничтожение или нарушение равенства отношения в области образования».

Конвенция осудила и запретила такие виды дискриминации, как закрытие для индивида или группы лиц доступа к образованию; избирательное ограничение образования его низшим уровнем; создание или сохранение раздельных систем образования для разных групп, а также иные способы унижения достоинства человека. Государства-участники Конвенции обязались «не допускать в том, что касается платы за обучение, предоставления стипендий и любой другой помощи учащимся, а также разрешений и льгот, которые могут быть необходимы для продолжения образования за границей, никаких отличий в отношении к учащимся – гражданам данной страны со стороны государственных органов, кроме различий, основанных на их успехах и потребностях».

Государства-участники обязались предоставить иностранным гражданам тот же доступ к образованию, что и своим гражданам, а также гарантировать обязательное начальное и общедоступное среднее образование. Они заявили о намерении обеспечить во всех государственных учебных заведениях одного уровня равное качество образования и равные условия обучения. Они также обязались направлять образование на полное развитие человеческой личности; уважение прав человека и основных свобод; содействие взаимопониманию, терпимости и дружбе между народами; развитие деятельности ООН по поддержанию мира. Конвенция предоставляла возможность родителям и законным опекунам «обеспечивать религиозное и моральное воспитание детей в соответствии с их собственными убеждениями».[3]

Эта политика была подтверждена в Декларации о ликвидации дискриминации в отношении женщин, провозглашенной Резолюцией 2263 (XXII) Генеральной Ассамблеи 7 ноября 1967 г. В статье 9 Декларации говорилось о необходимости обеспечить девушкам, замужним и незамужним женщинам «равные права с мужчинами в области образования на всех уровнях», включая равенство всех типов школ и университетов, программ обучения, экзаменов, квалификации преподавательского состава, условий получения дотаций и стипендий.

Эти положения были затем подтверждены в Конвенции о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин от 18 декабря 1979 г. (вступила в силу 3 сентября 1981 г.). Страны-участницы Конвен­ции обязались принять соответствующие меры по «уст­ра­нению любой стереотипной концепции роли мужчин и женщин на всех уровнях и во всех формах обучения путем поощрения совместного обучения и других видов обучения, которые будут содействовать достижению этой цели» (статья 10).

В Декларации о ликвидации всех форм нетерпимости и дискриминации на основе религии или убеждений, провозглашенной Резолюцией 36/55 Генераль­ной Ассамблеи ООН 25 ноября 1981 г. утверждалось, что «каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии. Это право включает свободу иметь религию или убеждения любого рода по своему выбору и свободу исповедовать свою религию и выражать убеждения как единолично, так и сообща с другими, публичным или частным порядком, в отправ­ле­нии культа, выполнении религиозных и ритуальных обрядов и учении».

Декларация запрещала индоктринацию детей, за исключением свободы выбора религиозных и иных убеждений, закрепляемой за родителями или законными опекунами. Как было сказано в пункте 2 статьи 5 Декларации, «каждый ребенок имеет право на доступ к образованию в области религии или убеждений в соответствии с желаниями его родителей или, в соответствующих случаях, законных опекунов и не принуждается к обучению в области религии или убеждений вопреки желанию его родителей или законных опекунов, причем руководящим принципом {в этом} являются интересы ребенка». В остальных случаях во внимание должна приниматься выраженная ребенком воля или «любые проявления его воли в вопросах религии или убеждений».

Крупным вкладом ООН в дело создания эффективных гарантий интеллектуальной свободы стала также Декларация об основных принципах, касающихся вклада средств массовой информации в укрепление мира и международного взаимопонимания, в развитие прав человека и в борьбу против расизма, апартеида и подстрекательства к войне, провозглашен­ная ЮНЕСКО 28 ноября 1978 г.

В статье I Декларации констатировалась очевидная потребность мирового сообщества в «свободном, более широком и более сбалансированном» распространении информации. Как утверждалось в Декларации, «доступ общественности к информации должен гарантироваться разнообразием доступных ей источников и средств информации, позволяя, таким образом, каждому убедиться в достоверности фактов и объективно оценить события». Для этого журналисты должны обладать как свободой передачи сообщений, так и максимально полными средствами доступа к информации. Как говорилось в пункте 4 статьи II Декларации, «является существенным, чтобы журналисты и другие работники средств массовой информации пользовались у себя в стране или за границей защитой, которая обеспечивала бы им наилучшие условия для осуществления профессиональной деятельности».

В Декларации признавалось, что СМИ должны играть важную роль в ознакомлении аудитории со взглядами и ожиданиями молодого поколения, и подчеркивалось, что для улучшения взаимообмена информацией требуется устранить неравномерность в распространении информации, «предназначенной для» и «исходящей из» развивающихся стран. С этой целью международному сообществу предписывалось «содействовать созданию условий для свободного, более широкого и более сбалансированного распространения информации, а также для защиты журналистов и других работников средств массовой информации при выполнении ими своих функций». В Декларации утверждалась важность двусторонних и многосторонних обменов информацией между государствами, в том числе государствами с различными экономическими и социальными системами.[4]

Посвященные защите интеллектуальной свободы нормы присутствуют также в Декларации о расе и расовых предрассудках, принятой Генеральной конференцией ЮНЕСКО 27 ноября 1978 г. Как отмечается в статье 4 этого документа, «любое препятствие, затрудняющее свободный расцвет личности и свободную коммуникацию между людьми, основанное на расовых или этнических воззрениях, противоречит принципу равенства в достоинстве и правах» и на этом основании является недопустимым. Поэтому СМИ и те, кто их контролирует и обслуживает, должны избегать подачи стереотипных, фрагментарных, односторонних или вводящих в заблуждение сведений об индивидах и группах людей. Коммуникация между расовыми и этническими группами должна представлять собой взаимный процесс, обеспечивающий всем полную и свободную возможность высказаться и быть услышанным.

Декларация призвала специалистов в сфере естественных, социальных и культурных наук к «проведению объективных исследований на широкой междисциплинарной основе», а государства – к поощре­нию их в этом направлении. Как утверждалось в Декларации, ученым и специалистам следует не только следить за тем, чтобы их исследования и труды не стали объектом фальсифицированного толкования, но и помочь гражданам сделать из них правильные выводы.

Отдельные гарантирующие интеллектуальную свободу нормы обнаруживаются также в Минимальных стандартных правилах обращения с заключенными, принятых Конгрессом ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями в 1955 г. и одобренных Экономическим и Социальным Советом в Резолюциях 633 С (XXIV) от 31 июля 1957 г. и 2076 (LXII) от 13 мая 1977 г.[5]

Как утверждается в «Минимальных стандартах», каждое пенитенциарное учреждение должно иметь доступную для всех категорий заключенных библиотеку, содержащую книги развлекательного и образовательного характера. Наиболее важные новости дол­жны регулярно доводиться до сведения заключенных, для чего данной категории лиц должно быть позволено читать газеты, журналы и тюремные издания, слушать радио, а также присутствовать на лекциях.

Заключенным, способным извлечь пользу из обучения, следует предоставлять возможность образования. При этом обучение неграмотных и молодежи должно быть обязательным, на что органы тюремной власти должны обращать особое внимание. Как утверждалось в «Минимальных стандартах», обучение заключенных следует увязывать с действующей в стране системой образования, чтобы освобожденные заключенные могли затем продолжить свое обучение. «Минимальные стандарты» предусматривали также возможности культурной деятельности в интересах обеспечения физического и психического здоровья заключенных. Что касается «подследственных заключенных», являющихся в правовом смысле невиновными, то «Минимальные стандарты» требовали предоставления для них возможности приобретать на их собственные средства книги, газеты и письменные принадлежности.

В качестве непрямой международно-правовой гарантии интеллектуальной свободы можно рассматривать Конвенцию о международном праве опровержения, открытую для подписания резолюцией 630 (VII) Генеральной Ассамблеи ООН 16 декабря 1952 г. (вступила в силу 24 августа 1962 г).[6]

В основу данной Конвенции положено право народов «на полное и объективное осведомление» (Преамбула). Фактически данный документ устанавливал «право опровержения в международном масштабе», что означало обязанность информационного агентства любой из стран, подписавшей Конвенцию, доводить до сведения международной общественности опровержение предоставленной им ранее информации в форме специального «коммюнике».

В Конвенции оговаривалось, что право опровержения может быть использовано только в отношении информационных сообщений, и не должно содержать в себе выражения каких-либо мнений. В случае нежелания любой из сторон предать огласке предоставленное в ее распоряжение коммюнике, оно должно быть передано в распоряжение Генерального секретаря ООН, который обязан огласить коммюнике в течение десяти суток с момента его получения.

«Право на опровержение» подверглось законодательной эволюции в 1974 г. путем закрепления «права на ответ» (физического или юридического лица) в Резолюции (74) 26 Комитета министров Совета Европы «О праве на ответ – позиция лица относительно прессы», в которой каждой стране-участнице Совета Европы рекомендовалось закрепить в национальном законодательстве право каждого опровергнуть обнародованные СМИ неправдивые сведения о себе «без чрезмерной задержки».[7]

Некоторые отдельные гарантии интеллектуальной свободы предусматривались также в Декларации прав ребенка, провозглашенной резолюцией 1386 (XIV) Генеральной Ассамблеи ООН 20 ноября 1959 г.

Как утверждалось в принципе 7 Декларации: «Ребенок имеет право на получение образования, которое должно быть бесплатным и обязательным, по крайней мере, на начальных стадиях. Ему должно даваться образование, которое способствовало бы его общему культурному развитию, и благодаря которому он мог бы, на основе равенства возможностей, развивать свои способности и личное суждение, а также сознание моральной и социальной ответственности и стать полезным членом общества». Ребенку должна быть также обеспечена полная возможность игр и развлечений, которые были бы направлены на цели, преследуемые образованием; общество и органы публичной власти должны прилагать усилия к тому, чтобы способствовать осуществлению указанного права.[8]

В Декларации о распространении среди молодежи идеалов мира, взаимного уважения и взаимопонимания между народами, провозглашенной Резолюцией 2037 (XX) Генеральной Ассамблеи 7 декабря 1965 г. в принципе V, в свою очередь, утверждалось, что молодежные организации должны способствовать свободному обмену идеями в духе основ настоящей Декларации и целей ООН, изложенных в ее Уставе. Как утверждалось далее (принцип II), все средства образования и информации молодежи должны способствовать распространению среди молодежи идеалов мира, гуманизма, свободы и международной солидарности, а также всех других идеалов, способствующих сближению народов.

Некоторые международно-правовые гарантии интеллектуальной свободы содержатся в таком документе ООН как Декларация социального прогресса и развития, провозглашенная Резолюцией 2542 (XXIV) Генеральной Ассамблеи 11 декабря 1969 г.

В статье 5 Декларации говорилось, что «социальный прогресс и развитие» требуют полного использования ресурсов человека и предусматривают поощрение творческой инициативы в атмосфере просвещен­ного общественного мнения, распространение инфор­мации национального и международного характера в целях развития у индивидов сознания социальных перемен.

В статье 13 Декларации закреплялось требование равноправного участия развитых и развивающихся стран в использовании достижений науки и техники, все более широкого применения науки и техники на благо социального развития. В качестве средства для достижения этой цели указывалось на «установление гармоничного равновесия между научным, техническим и материальным прогрессом и интеллектуальным, духовным, культурным и нравственным развитием человечества».

Декларация призывала к распространению инфор­мации на национальном и международном уровне, чтобы информировать население об изменившихся общественных обстоятельствах и просвещать потребителя. В статье 21 Декларации утверждалась необхо­димость повышения общего уровня образования и развития национальных СМИ. В статье 24 Декларации говорилось о необходимости улучшения международного сотрудничества в целях обеспечения международного обмена информацией, знаниями и опы­том в области социального прогресса и развития.

Некоторые гарантии обеспечения интеллектуальной свободы этого времени содержались также в Дек­ларации об использовании научно-технического прогресса в интересах мира и на благо человечества, про­возглашенной Резолюцией 3384 (XXX) Генеральной Ассамблеи ООН 10 ноября 1975 г.

В частности, в Декларации провозглашалась недопустимость использования достижений науки и техники государственными органами для ограничения или вмешательства в осуществление прав человека или основных свобод, а также высказывалось пожелание того, чтобы государственное использование достижений науки и техники способствовало на­иболее полному осуществлению прав человека и основных свобод без дискриминации по признаку расы, пола, языка или религиозных убеждений.

В принятой позже Декларации о праве на развитие, одобренной Резолюцией 41/128 Генеральной Ассамблеи 4 декабря 1986 г.[9] утверждалось, что «человек является основным субъектом процесса развития и что вследствие этого… человек должен рассматриваться как главный участник и бенефициарий развития», а также приводилось определение данного права. Как утверждалось в статье 1 Декларации, «право на развитие является неотъемлемым правом человека, в силу которого каждый человек и все народы имеют право участвовать в таком экономическом, социальном, культурном и политическом развитии, при котором могут быть полностью осуществлены все права человека и основные свободы, а также содействовать ему и пользоваться его благами».

Главную ответственность за создание гарантий осуществления права на развитие Декларация возлагала на усилия государств. Как предусматривалось в статье 4 Декларации, государства должны предпринимать в индивидуальном и коллективном порядке меры, направленные на разработку политики в области международного развития с целью содействия реализации этого права.

На важные условия развития интеллектуальной свободы указывалось также в Декларации принципов международного культурного сотрудничества, провозглашенной 4 ноября 1966 г. Генеральной конференцией ЮНЕСКО. В статье 1 документа провозглашался принцип культурного многообразия, т.е. признания того обстоятельства, что каждая культура обладает достоинством и ценностью, которые следует уважать и сохранять. Как следовало из Декларации, «в их богатом многообразии, разнообразии и взаимном влиянии» все культуры являются частью общего достояния человечества.

Поэтому государства должны гарантировать «параллельное и, по возможности, одновременное развитие всех отраслей культуры с тем, чтобы обеспечивать гармоничное равновесие между техническим и морально-интеллектуальным прогрессом человечества». Международное культурное сотрудничество должно охватывать все виды творческой деятельности в области образования, науки и культуры, обеспечивая каждому человеку доступ к знаниям и «возможностям наслаждаться искусством и литературой всех народов, участвовать в прогрессе науки во всех частях земного шара, пользоваться его благами и содействовать обогащению культурной жизни».[10]

Поскольку культурное сотрудничество является правом всех народов и стран, государства должны делиться друг с другом своими знаниями и опытом. Как признавалось в статье VII Декларации, широкое распространение идей и знаний, основанное на их максимально свободном обмене и сопоставлении, необходимо для творчества, знания правды и расцвета личности. Культурное сотрудничество должно содействовать предоставлению и распространению достоверной информации, а соответствующие культурные обмены – быть проникнутыми духом максимальной взаимности.

В «Софийской декларации», одобренной 29-й сессией Генеральной конференции ЮНЕСКО 12 ноября 1997 г.[11] (Резолюция Европейского семинара «Укрепление независимых и плюралистических средств информации») было, в свою очередь, заявлено о том, что позитивные перемены в направлении развития демократии в Центральной и Восточной Европе создают благоприятную атмосферу для появления и развития подлинно независимых и плюралистических средств информации.

В качестве международного документа «Софийская декларация» была посвящена процессам гарантирования интеллектуальной свободы средствами СМИ. Как полагали авторы декларации, пришло время укрепить конституционные и иные правовые гарантии свободы выражения убеждений и печати, и пересмотреть, изменить или отменить те законы, которые их ограничивают. «Софийская декларация» осудила тенденции, направленные на установление информационных «закрытых зон». Она предложила странам упростить правила визового пересечения границ для журналистов и призвала не принуждать их к разглашению своих конфиденциальных источников.

Как было заявлено в документе, профессиональная независимость и издательско-редакционная свобода должны признаваться для всех средств информации. Особенно это касается принадлежащих государству органов вещания и информационных агентств, которым следует предоставить статус открытых общественных учреждений, пользующихся журналистской и издательской неприкосновенностью. В случае создания регулирующих органов в области теле- и радиовещания, последние должны быть полностью независимыми по отношению к органам государственной власти. «Софийская декларация» предлагала Всемирному банку и Европейскому банку реконструкции и развития создать независимый фонд кредитования СМИ в странах Центральной и Восточной Европы.

Как утверждалось в документе, появление новых информационных и коммуникационных технологий, открывающих новые каналы для свободного распространения информации, должно содействовать плюрализму, демократии и миру. Поэтому защита свободы выражения мнений, действующая в отношении традиционных средств информации, должна быть в будущем распространена также на новые средствам информации и коммуникации.

В качестве гарантий интеллектуальной свободы СМИ государствам предлагалось разработать законодательные акты, предотвращающие чрезмерную концентрацию собственности на средства информации, а также уменьшить контроль за СМИ, который может как-либо ограничить их плюрализм. Как утверждалось в документе, собственность на средства информации и их финансирование должны быть прозрачными для общественности.

Что касается международно-правовых гарантий интеллектуальной свободы на уровне документов Совета Европы и ОБСЕ, то их обзор уместно начать с Конвенции о защите прав и основных свобод человека (Европейской конвенции) от 4 ноября 1950 г.[12]

Как известно, защита интеллектуальной свободы средствами Европейской конвенции предусматривается, главным образом, статьями 9 и 10. Как утверждается в статье 9, каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии. При этом свобода исповедовать религию или убеждения подлежит только таким ограничениям, которые установлены законом и являются необходимыми в демократическом обществе в интересах общественной безопасности, для охраны общественного порядка, здоровья и морали или для защиты прав и свобод других людей.

В статье 10 Европейской конвенции предусматриваются также следующие формы выражения мнений:

«1. Каждый человек имеет право на свободу выражения своего мнения. Это право включает свободу придерживаться своего мнения, получать и распространять информацию и идеи без вмешательства со стороны государственных органов и независимо от государственных границ. Эта статья не препятствует государствам вводить лицензирование радиовещатель­ных, телевизионных или кинематографических предприятий.

2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с формальностям, условиями, ограничениями или штрафными санкциями, предусмотренными законом и необходимыми в демократическом обществе в интересах государственной безопасности, территориаль­ной целостности или общественного спокойствия, в целях предотвращения беспорядков и преступности, защиты здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности пра­во­судия». [13]

Следует заметить, что статья 10 Европейской конвенции гарантирует свободу выражения мнений (свободу слова) в том виде, как она сложились в европейских странах в послевоенный период. На момент при­нятия этого документа в правовой защите нуждалась элементарная свобода интеллектуального самовыраже­ния. В то время предпосылки, сам процесс формирования свободного мышления, становление раскован­ного, непредубежденного и свободного от ксенофобии сознания беспокоили людей существенно в меньшей степени, нежели сегодня.

В любом случае европейский документ не был обременен типичными для посттоталитарных стран проблемами гипертрофированного этнического самосознания, стереотипного мышления, избыточно регули­руемых государством науки и образования, стандар­тизации учебников и методик преподавания, не­га­ти­в­ными проявлениями корпоративной этики интеллек­туа­лов, индоктринацией, обскурантизмом политических элит и недоступностью альтернативных информационных источников.

Подлинно революционные политические гарантии интеллектуальной свободы были разработаны и затем приняты в форме Заключительного акта совещания по вопросам безопасности и сотрудничества в Европе в августе 1975 г. в Хельсинки.[14] Хельсинкское соглашение вобрало в себя положения о правах и сво­бодах человека, которые, как признавалось экспертами, обеспечивали в этой сфере подлинно революционные возможности.[15] Принятый документ требовал «уважения к правам человека и основным свободам», особо подчеркивая значение свободы слова, права на информацию и интеллектуальное самовыражение в целом. Как принято считать, Заключительный акт впервые стал рассматривать «права человека» в качестве фундаментальных ценностей.

Особое значение имела «третья корзина» Заключительного акта, в которой предусматривались политические гарантии «свободного передвижения людей и идей». И хотя многие формулировки документа имели отчетливо выраженную компромиссную форму, а СССР пытался игнорировать либерально-демокра­ти­ческий потенциал подписанного соглашения, его общее значение как гарантии интеллектуальной свободы трудно переоценить.

Госдепартамент США не сразу оценил инновационный потенциал Хельсинкского процесса. Однако такие крупные советские интеллектуалы-диссиденты как Ю.Орлов, А.Щаранский и А.Сахаров практически сразу осознали раскрепощающий потенциал этого уникального соглашения. Группы общественного мониторинга за соблюдением выполнения требования Заключительного акта возникли в Киеве, Вильнюсе, Тбилиси, Риге и Ереване. В декабре 1976 г. около 60 польских писателей, актеров и ученых обратились к правительству с письмом, в котором они, опираясь на положения Заключительного акта 1975 г., потребовали реального обеспечения в стране свободы волеизъявления и свободы совести. В последующем Л.Валенса высоко оценил роль данной акции.

В Чехословакии под воздействием Заключительного акта возникла «Хартия – 77», политическую петицию которой подписали более 200 представителей национальной интеллигенции. В целом, спровоцированная Заключительным актом «информационная революция» открыла перед миром крайне неприглядное состояние с гарантиями интеллектуальной свободы в странах Восточной и Центральной Европы. Однако Заключительный акт 1975 г. не только высветил нелицеприятную правду, но и потребовал создания широких правовых и политических гарантий свободы мысли и слова в гуманитарных областях, предусмотрев разработку и выполнение специальных программ в сфере образования, обмена информацией и контактов между людьми.

Подписавшие Заключительный акт государства обязались облегчить распространение всех форм информации, а также поддерживать сотрудничество в этой области с другими странами, что реально открывало новые возможности для развития международной журналистики. Хельсинкские соглашения предусматривали расширение импорта и экспорта ино­стран­ной периодики, организацию доступа населения к зарубежным печатным изданиям, международную подписку и расширенный межбиблиотечный книгообмен. Отдельно предусматривались гарантии расширения международного кино-, теле- и радиообмена, а также существенное упрощение импорта аудиовизуальных материалов. В документе подтверждались намерения упростить визовый режим для журналистов, облегчить получение ими официальных аккредитаций и расширить возможности их общения с офи­циальными лицами страны пребывания.

Заключительный акт 1975 г. предусматривал также расширение культурного обмена между гражданами, обмен творческими группами и театрально-художест­венными произведениями на двусторонней и многосторонней основе. Страны-участницы обязались расширять взаимную информированность в области куль­туры, а также организовать доступ к находящимся у них в распоряжении культурным ценностям и образцам. Заключительный акт предусматривал создание международного Института данных в области культуры и Европейского каталога документальных фильмов. Он предполагал также организацию международных книжных выставок и упрощение правил почтового книгообмена. Особые положения предусматривали доступ к национальным произведениям искусства и ознакомление с исполнительским мастерством. Оговаривались также распространение научных и художественных произведений, углубление межбиблиотечного обмена, прокат художественных и документальных фильмов, а также обмен телепрограммами.

Хельсинкские соглашения стимулировали между­народный научный обмен, стажировки, гастроли, встречи творческих работников и обмен опытом в области театра, оперы, балета, музыки и изобразите­ль­ного искусства. Заключительный акт предусматривал существенную интенсификацию обмена студентами, преподавателями и учеными, предусматривал учреждение международных фондов и стипендий для под­держания творческого развития. Предусматривалось взаимное признание ученых степеней и званий, что предполагало сопоставление способов оценки знаний и научной квалификации студентов, преподавателей и ученых. Это влекло за собой расширение сети международных научных конференций и семинаров для постановки и обсуждения крупных научных проблем. Заключительный акт поощрял изучение иностранных языков и цивилизаций и стимулировал создание наци­ональных терминологических эквивалентов.

Цели и идеи Заключительного акта 1975 г. были развиты в «Заключительном документе» Мадридской встречи представителей государств-участников ОБСЕ 6 сентября 1983 г., который был посвящен международному сотрудничеству в гуманитарной сфере по следующим направлениям: контакты между людьми; информация; сотрудничество в области культуры и образования. Документ Мадридской встречи предусматривал расширение межбиблиотечного и вообще информационного обмена, подписку на иностран­ную периодику, упрощение получения журналистами виз, создание международных пресс-центров, организацию книжных переводов и обмена фильмами, взаимный обмен студентами, преподавателями, молодыми учеными и популяризацию иностранных языков.

Следующий шаг в развитии международно-пра­во­вых гарантий интеллектуальной свободы был сделан в Итоговом документе Венской встречи 1986 г. представителей государств-участников СБСЕ (принят 19 января 1989 г.),[16] который превзошел Заключительный акт 1975 г. и Мадридский документ 1983 г. в осо­знании исторической значимости «свободного передвижения людей и идей». С принятием Итогового документа основные препятствия для выезда за рубеж и эмиграции были устранены, и многие немцы из ГДР, отдыхавшие в Венгрии в сентябре 1989 г., незамедлительно воспользовались этой возможностью.

Одним из важнейших достижений Итогового документа 1986 г. была разработка религиозных и этнокультурных прав, на которые раньше часто не обращали внимания. Глушение зарубежных радиостан­ций в качестве способа борьбы с «распространением идей» было прекращено. Однако следует признать, что спровоцированный Хельсинкским процессом подъем интеллектуальной свободы привел в это время к параллельному усилению настроений ксенофобии, антисемитизма и этнической вражды. Поэтому в Итоговом документе государства-участники подтвердили свою решимость прилагать действенные усилия «с целью содействия постоянному расширению знаний и понимания жизни в своих странах». В очередной раз они обязались приложить усилия для облегче­ния свободного и широкого распространения инфор­мации, развития сотрудничества в культурно-образова­тельной сфере и улучшения условий работы журна­листов.

Государства-участники обязались гарантировать «прямой и нормальный прием радиопередач», испо­льзуя для этой цели также кабельные и спутниковые возможности. Они поддержали идею телемостов и радиотрансляции из-за границы, возложив на себя обязательство уважать право журналистов «свободно искать доступ к гражданским и частным источникам информации». Итоговый документ призвал удерживаться от лишения аккредитации и депортации иностранных журналистов, а также строго соблюдать авторское право. Документ предполагал установление двухмесячного срока для предоставления журналистам виз и аккредитаций и замену одноразовых виз многоразовыми.

Венская встреча 1986 г. предложила государствам изучить возможности компьютерной обработки библиографии и каталогов произведений культуры. Отдельно упоминались необходимость свободного общения между университетами и высшими учебными заведениями, а также обеспечение свободного доступа ученых, преподавателей и студентов к информационным базам и банкам данных.

Заметным актом в области укрепления европейских гарантий интеллектуальной свободы стал Документ Копенгагенского совещания Конференции по вопросам человеческого измерения[17] СБСЕ от 29 июня 1990 г.[18], в котором представители государств на высшем уровне подтвердили свое убеждение в том, что плюралистическая демократия и правовое государство являются обязательными условиями уважения и развития прав человека и основных свобод.

Подтвердив существующие и признаваемые ими международные стандарты демократии, государства-участники во второй части Документа провозгласили право человека на свободу выражения своих мыслей, а также право на общение. В Документе Копенгагенского совещания было записано: «Государства-участ­ники подтверждают, что: каждый человек имеет право на свободу выражения своих мыслей, в том числе право на общение. К этому праву относятся свобода придерживаться своих убеждений и получать и распространять информацию и идеи без вмешательства со стороны государственных властей и независимо от государственных границ.

Осуществление этого права может быть предметом только таких ограничений, которые предусмотрены законом и отвечают международным стандартам. В частности, не будут внедряться какие-либо ограничения на доступ к средствам тиражирования документов всех видов и на их использование при условии соблюдения, однако, прав интеллектуальной собственности, в том числе и авторского права».

В разделе II Документа подтверждалось «право каждого человека запрашивать, получать и свободно передавать мысли и информацию о правах человека и основных свободах», в том числе распространять и публиковать их.[19] Там же государства-участники подтвердили свое намерение принимать у себя студентов и учащихся из других стран, для чего они обязались заключить двухсторонние и многосторонние соглашения между правительственными учреждениями, организациями и учебными заведениями.

Гарантии интеллектуальной свободы предусматривались также разделом «Культура» Парижской хартии для новой Европы, принятой 21 ноября 1990 г. Как утверждалось в Хартии, главы государств и правительств государств-участников СБСЕ «поддерживают свою преданность свободе творчества, а также защите и развитию нашего культурного и духовного наследия во всем его богатстве и разнообразии». Они выступают за «создание культурных центров в городах других стран-участниц, а также за более активное сотрудничество в аудиовизуальной отрасли и более широкий обмен в сфере музыки, театра, литературы и искусства».[20]

В свою очередь, в Документе Московского совещания Конференции по вопросам человеческого измерения СБСЕ от 3 октября 1991 г. вопросам защиты интеллектуально свободы был посвящен отдельный параграф (три пункта параграфа 26).[21] Как говорилось в документе, государства-участники под­тверждают право на свободу высказывания своих мыслей, право на общение и право СМИ свободно собирать, передавать и распространять информацию, новости и мысли. Любые ограничения в отношении реализации этого права должны предусматриваться исключительно законом и отвечать международным стандартам.

Государства-участники признают, что независимые СМИ – это чрезвычайно важное условие существования свободного и открытого общества, а также ответственных за свои действия государственных систем. Они подтверждают, что СМИ должны иметь неограниченный доступ к иностранным источникам информации и службам новостей, граждане – иметь право получать и передавать информацию и идеи без вмешательства со стороны государства и независимо от границ. Любые ограничения в этой области должны определяться законом и соответствовать международным стандартам. С этой целью государства обязались не допускать дискриминации в отношении независимых СМИ в части доступа к информации, материалам и техническим средствам.

В Декларации Хельсинкской встречи на высшем уровне 1992 г. государства-участники СБСЕ еще раз подтвердили свое убеждение в необходимости «развивать человеческие ресурсы в области науки», создавать с этой целью научные сетевые структуры и осуществлять совместные исследовательские проекты. Декларация 1992 г. наметила ряд организационных мероприятий в области дальнейшего развития гарантий независимости СМИ и обеспечения международного сотрудничества в области образования.

Гарантии интеллектуальной свободы европейского уровня предусматривались также «Венской декларацией», принятой Конференцией глав государств и правительств государств-членов Совета Европы 9 октября 1993 г. В документе выражалась уверенность в том, что культурное сотрудничество, в котором Совету Европы принадлежит особая роль, посредством образования, СМИ, культурных мероприятий, защиты и оценки культурного наследия выступает как способом европейской интеграции, так и средством сохранения европейской культурной идентичности.

В Приложении III к документу европейские лидеры призвали начать решительную борьбу против любых форм культурной нетерпимости и принять активное участие в построении «демократического европейского общества» как общества солидарности, основанного на общих культурных ценностях. Изложенные в «Венской декларации» положения были развиты в Рамочной конвенции о защите национальных меньшинств от 10 ноября 1994 г. (открыта для подписания 1 февраля 1995 г.) и пояснительном докладе к ней.[22]

В статье 9 Рамочной конвенции государства-члены Совета Европы, а также иные подписавшие его государства подтвердили, что право на свободу выражения взглядов принадлежит всем национальным меньшинствам и включает в себя как свободу придер­жи­ва­ться своих взглядов, так и право получать и распространять информацию и идеи на родном языке без вмешательства государства и независимо от границ. Государства обязались гарантировать в рамках своих правовых систем положение, при котором национальные меньшинства не будут подвергаться дискриминации в доступе к СМИ. Они также обязались содействовать углублению терпимости и развитию культурного плюрализма. Рамочная конвенция потребовала от государств-участников предпринять шаги в области образования и научных исследований с целью глубокого изучения культуры, истории, языка и религии про­живающего на их территории населения.

Для этого конвенция предусматривала создание надлежащих условий подготовки учителей, организацию доступа к учебным пособиям и содействие контактам между учениками и учителями из различных этнических групп. Рамочная конвенция гарантировала национальным меньшинствам равные возможности доступа к образованию на всех уровнях, а также право национальных меньшинств создавать частные образовательные и учебные заведения. Как говорилось в официальном комментарии, целью Рамочной конвенции является создание атмосферы терпимости и диалога на основе принципов «Венской декларации» 1993 г. Действие Рамочной конвенции было рассчитано на длительную перспективу.

Европейская хартия региональных языков или языков меньшинств, принятая 5 ноября 1992 г., обязала подписавшие ее государства осуществить широкие мероприятия по использования региональных языков или языков меньшинств в сфере образования (статья 8), СМИ (статья 11) и культурной деятельности (статья 12). Присоединившиеся к Хартии государства обя­зались предоставить национальным меньшинствам гарантированную возможность получения университетского и иного высшего образования на родном языке. Стороны обязались организовать на постоянной основе выпуск прессы, трансляцию теле- и радиопрограмм на региональных языках, а также гарантировать свободу прямого теле- и радиоприема из соседних стран. Они обязались не применять каких-либо ограничительных мер касательно свободы выражения взгля­дов и свободного распространения информации на региональных и близко примыкающих к ним языках.

Модельным собранием международно-правовых гарантий интеллектуальной свободы следует считать «Йоганнесбургские принципы. Национальная безопас­ность, свобода самовыражения и доступ к информации», которые были разработаны и одобрены 1 октября 1995 г. экспертами Международного центра против цензуры «Article 19» при содействии Центра прикладных правовых исследований Университета Уитуотерсрэнд (ЮАР).

С точки зрения положенных в их основу источников, Йоганнесбургские принципы основаны на международных и национальных нормах о правах человека, решениях судов, а также положениях Между­народ­ной конвенции о гражданских и политических правах 1966 г. и Парижских минимальных стандартах[23] в отношении прав человека при чрезвычайных обстоятельствах.[24]

Первый принцип документа закрепляет «свободу мнения, самовыражения и информации», причем свобода самовыражения означает «свободу искать, получать и передавать любого рода идеи, безотносительно к границам, устно, письменно или в печатном виде, либо в форме произведения искусства или любыми средствами коммуникации по своему выбору». Йоганнесбургские принципы предлагают узкое понимание «интересов национальной безопасности» в качестве причины для ограничения свободы самовыражения. Применение понятия «самовыражения, которое может угрожать национальной безопасности» (принцип 6) предполагает выполнение трех предварительных условий. Для легитимного ограничения свободы самовыражения правительство должно продемонстрировать, что:

а) самовыражение имеет целью призыв к насильственным действиям;

б) самовыражение может привести к насильственным действиям;

в) имеется непосредственная связь между самовыражением и возможностью насильственных действий.

Принцип 7 документа содержал в себе юридическое определение «самовыражения, находящегося под защитой» – существенно более либеральное, чем определение «свободы выражения мнения» в части 1 статьи 10 Европейской конвенции 1950 г. Йоганнесбургские принципы 1995 г. предложили также моде­льные определения правовых понятий незаконного вторжения в самовыражение; общественного интереса к раскрытию информации; достаточных условий для раскрытия секретной информации; информации, полученной на государственной службе; информации, ставшей всеобщим достоянием; защиты журналистских источников; предварительной цензуры и др.

Следует отметить, что некоторые важные гарантии интеллектуальной свободы были разработаны на уровне Парламентской Ассамблеи Совета Европы. В этом качестве особого упоминания заслуживают: Резолюция 428 (1970) «Относительно декларации о средствах массовой информации и правах человека» от 23 января 1970 г.; Рекомендация 748 (1975) «О роли национального вещания и управлении им» от 23 января 1975 г.; Резолюция 820 (1984) «Об отношении парламентов государств со средствами массовой информации» от 7 мая 1984 г.; Резолюция 1003 (1993) «По журналистской этике».

Среди документов Комитета Министров Совета Европы в качестве гарантий интеллектуальной свободы упоминания заслуживают такие источники как документы Четвертой Европейской конференции на уровне министров по проблемам в области средств массовой информации (Прага, 7-8 декабря 1994 г.); Политическая декларация 5-й Европейской конференции министров по политике в области средств мас­совой информации (Салоники, 11-12 декабря 1997 г.); Резолюция № 2 «Переосмысление нормативной основы деятельности средств массовой информации» от 12 декабря 1997 г.; Рекомендация Комитета Министров государств-членов R(94)13 «О мерах обеспечения прозрачности средств массовой информации» от 22 ноября 1994 г.

Как следует из духа и буквы указанных документов, независимость печати и других СМИ от государственного контроля должна предусматриваться парламентскими законами. Некоторое ограничение неза­висимости СМИ может происходить на основании решений суда, а не должно предусматриваться компетенцией органов исполнительной власти. Недопустима любая (прямая либо косвенная) цензура аудиовизуальных СМИ и средств телекоммуникации. Независимость СМИ и их редакторов необходимо защитить от угрозы монополизма; при этом осуществление права на свободу информации и выражение мнений не должно причинять ущерба личной жизни человека. С другой стороны, информация о жизни публичных фигур должна оставаться предметом законного интереса общественности.

Создание информационных банков должно ограничиваться накоплением только необходимого минимума сведений в целях налогообложения, а также эффективной работы пенсионных и иных программ социального обеспечения. Основным этическим принципом журналистики следует признать четкое разграничение новостей и мнений, которые не должны проверяться на предмет их достоверности и смешиваться с новостями.

Указанные документы предложили не делать институты политической власти эксклюзивными собственниками информации, а также гарантировать свободу информации внутри СМИ. По мнению их авторов, предпринимательские цели СМИ должны ограничиваться предоставлением надлежащего доступа к фундаментальным правам и свободам человека. Уважение же идеологических взглядов издателей и владельцев СМИ следует обуславливать требованием достоверности информационных сообщений и соблюдением этических норм. Информацию необходимо рассматривать не только в качестве предмета потребления, но и фундаментального права, одной из основных свобод человека.

Поскольку издатели, владельцы СМИ и журналисты не являются собственниками новостей, журналистские расследования должны быть правдивыми, честными и несовместимыми с журналистскими кампаниями, проводимыми с позиций чьих-либо частных интересов. В своих отношениях с властью журналисты должны избегать обязательств, обычно вытекающих из ситуации двойной лояльности. Законодательство государств-членов Совета Европы должно обеспечивать нейтралитет информации, плюрализм мнений, баланс мужских и женских интересов в информационных сообщениях, а также право на ответ для подвергшегося обвинениям индивида.[25]

Как утверждается в вышеуказанных документах, государства-члены Совета Европы обязуются совместно с вещателями постоянно изучать воздействие новых технологий на общественное вещание на национальном и транснациональном уровнях. Они обязуются уделять должное внимание защите конфиденциальности источников информации в журналис­тике.[26] Любое вмешательство органов власти в деятельность СМИ должно узко и исчерпывающе предусматриваться в законе, быть необходимым в демократическом обществе и точно соответствовать цели допускаемых ограничений.

Европейские международно-правовые нормы и рекомендации утверждают, как правило, неприемлемость призывов к ненависти и насилию и признают вред распространения порнографии. В этом смысле они являются более жесткими, чем соответствующие стандарты защиты свободы слова в США. Они также требуют, чтобы развитие коммуникационных технологий приводило к эффективному функционированию демократии, расширению ее представительности, уважению демократических прав и свобод.

В целом, европейский подход в правовом регулировании интеллектуальной свободы отчетливо проявил­ся в Рекомендации R (89) 7 Комитета министров Совета Европы «О принципах распространения видеозаписей насильственного, жестокого или порногра­фического содержания» (предусматривает систему депонирования образцов видеопродукции, запрет на их рекламу и пересылку почтой и др.); Рекомендации 1276 (1995) Парламентской Ассамблеи Совета Европы «О силе визуальных образов» (1995 г.); Рекомендации R (97) 19 Комитета министров Совета Европы «О демонстрации насилия электронными СМИ» (1997 г.); Рекомендации R (97) 20 Комитета министров Совета Европы «О «клеветнических высказываниях» (1997 г.) и др.[27]

Примером подобного рода информационного консерватизма является требование того, чтобы «вся реклама» была «справедливой, честной, правдивой и при­личной» при безусловном запрещении «любой подсоз­нательной рекламы».[28] Аналогичным стремлением проникнута рекомендация «избегать транслирования передач, сообщений или изображений, которые пропагандируют насилие, насаждают секс и потребительские настроения или умышленно используют неадекватную речь».[29]

В документах Совета Европы проявляется стремление использовать новые информационные технологии и коммуникационные возможности для выполнения функций «универсальной общественной служ­бы». С этой целью на национальном, региональном и местном уровнях создаются службы информации в области образования и культуры, доступ к которым имеют все заинтересованные лица. Как отмечается в пункте II Резолюции 1 четвертой Европейской конференции министров по вопросам политики в области СМИ (Прага, 1994 г.), гражданское вещание приз­вано создавать «плюралистические и новаторские про­г­рам­мы» для отображения «разнообразных философских идей и религиозных верований» в обществе.

Что касается проблемы допустимого вмешательства органов государственной власти в деятельность журналистов, то в Рекомендации 2 Пражской конференции был предложен модельный перечень обстоятельств и условий действий подобного рода:

1) вмешательство должно быть предусмотрено исчерпывающим перечнем ограничений на основе части 2 статьи 10 Европейской конвенции о правах человека;

2) вмешательство должно быть необходимым в демократическом обществе и соответствовать актуаль­ной социальной потребности;

3) вмешательство должно предусматриваться законом и описываться в понятных и точных терминах;

4) вмешательство должно интерпретироваться узко;

5) вмешательство должно быть адекватным преследуемой цели.[30]

На четвертой Европейской конференции министры по вопросам политики в области СМИ обязались содействовать предоставлению общественности информации органов государственной власти и управления на национальном и местном уровнях, облегчая предоставление таких услуг путем использования новых коммуникационных технологий. Вместе с тем они потребовали того, чтобы создание, обработка и монтаж изображения и звука на основе новых технологий не оскорбляли человеческого достоинства, не нарушали прав других лиц и не ставили под сомне­ние достоверность освещения фактов и событий в программах новостей. Как указывалось в принятых документах, использование новых информационных возможностей не должно наносить ущерба свободным, всеобщим, тайным и периодическим выборам и представительной демократии в целом.

Поскольку в документах Совета Европы неоднократно подчеркивалась необходимость защиты конфиденциальности переписки и передачи сведений лич­ного характера методами шифрования, а также разработки технических систем, позволяющих избегать приема «незапрашиваемых» сообщений, министры высказались в поддержку анонимного доступа пользователей к коммуникационным и информационным службам. При этом они высказались в пользу права специальных органов идентифицировать, в случае необходимости, авторов электронных сообщений с соблюдением гарантий, предусмотренных Европейской конвенцией 1950 г.

На 5-й Европейской конференции министров по вопросам политики в области СМИ (1997 г.) ее участники обязались гарантировать свободу слова, информации и свободное распространение информации на трансграничном уровне. Они поддержали идею регулирования деятельности операторов новых коммуникационных служб на национальном и общеевропейском уровне через принятие корпоративных кодексов поведения в данной сфере.

Министры призвали европейские государства при­менять в своем законодательстве и правоприменительной практике принципы Рекомендации R (97) 19 «Об отображении насилия в электронных средствах массовой информации»; Рекомендации R (97) 20 «О высказываниях в духе ненависти» («О клеветнических высказываниях»); Рекомендации R (97) 21 «О средствах массовой информации и развитии культуры терпимости».

Впрочем, отдельные гарантии защиты интеллектуальной свободы подобного характера содержались уже в Европейской конвенции о трансграничном телевидении 1989 г., требовавшей, чтобы транслируемые через границу телепрограммы не были непристойными, не содержали порнографии, не подчеркивали насилия и не способствовали разжиганию расовой ненависти. Как отмечалось в части 3 статьи 7 Конвенции, «телевизионный вещатель должен обеспечивать, чтобы в новостях факты и события представлялись справедливо и поощрялось свободное формирование мнений». Данные требования были затем детализированы в Рекомендации R (99) 1 Комитета министров Совета Европы «О мерах, содействующих плюрализму в СМИ» от 19 января 1999 г.

В свою очередь, в Рекомендации 1067 (1987) Парламентской ассамблеи Совета Европы «О культурном измерении вещания в Европе» говорилось о необходимости направлять значительно больше ресурсов из прибылей «в оригинальное национальное производство и поиск новых и еще более разнообразных талантов»,[31] а в Рекомендации 1147 (1991) Парламентской Ассамблеи Совета Европы «О парламентской ответственности за процесс демократического реформирования вещания» признавалось, что «не существует какой-либо универсальной модели организации деятель­ности радио и телевидения».

В Резолюции 1003 (1993) Парламентской Ассамблеи Совета Европы «Об этических принципах журналистики» право на информацию было признано «одним из основополагающих прав», причем категорию «информации» предложено было толковать в качестве «права гражданина», а не в качестве «товара».[32] Что касается показа насилия, то европейские документы этого периода стремились не только минимизировать риски от распространения данного вида информации, но также поддержать идею о том, что «насилие является частью повседневной жизни человека, а потому право общественности знать включает в себя также право быть проинформированным относительно различных проявлений насилия».[33]

Одобренная Европейским Конвентом 13 июня и 10 июля 2003 г. Конституция Европы[34] объявила о стремлении Европейского Союза присоединиться к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. При этом, как было заявлено в Конституции, основные права, гарантированные Европейской конвенцией и вытекающие из общих для государств-членов Союза конституционных традиций, являются общими принципами права Европейского Союза.

В Преамбуле к Хартии основных прав Союза утверждалось, что Союз ставит человеческую личность в центр своей деятельности, проявляя при этом уважение к разнообразию культур и традиций народов Европы. Конституция провозгласила право каждого на уважение к своей физической и духовной целостности (статья II-3); право на уважение к своей личной и семейной жизни, жилищу и средствам общения (ста­тья II-17); право на защиту персональных данных и на доступ к ним (статья II-8); право на свободу мысли, совести и вероисповедания (статья II-10); право на свободу выражения взглядов, предусматривающее свободу придерживаться собственных взглядов, получать и передавать информацию и идеи без вмешательства органов государственной власти и независимо от границ (статья II-11).

Конституция Европы гарантировала уважение «сво­боды и плюрализма» СМИ и академической свободы, а также провозгласила искусство и научные исследования свободными от ограничений (статья II-13). Широко сформулированное право на образование (статья II-14) предусматривало возможность бесплатного обязательного образования и свободу создания образовательных учреждений с «надлежащим уважением к демократическим принципам».

В разделе «Равенство» Конституция провозгласила уважение к культурному, религиозному и языковому разнообразию (статья II-22), а также право пожилых людей на участие в социальной и культурной жизни (статья II-25). В статье II-27 основной закон Европы предусмотрел право работников на информацию и консультацию на предприятии, а в ста­тье II-41 – право каждого быть выслушанным перед принятием решения по своему делу, дополняемое правом на доступ к личному делу (служебному файлу).

Конституция Европы закрепила важное право граждан Союза, а также иных проживающих или имеющих вид на жительство на территории государств-членов Союза лиц на свободный доступ к документам институций, учреждений, служб или агентств Союза независимо от их формы.

Практика защиты интеллектуальной свободы в Европе представлена, главным образом, решениями Европейской комиссии и Европейского суда по правам человека в Страсбурге по применению статьи 10 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.[35] Суд выносил решения по десяткам дел о защите свободы мысли и слова, а Европейская комиссия решала вопросы приемлемости заявлений и сообщений о фактах. При этом решения Евро­пей­ского суда по правам человека являются обязательными только для стран, присоединившихся к Конвенции. С другой стороны, данные решения играют роль правовых образцов при создании международных и национальных нормативно-правовых актов – от конвенций и конституций до обычных парламентских законов.

Как отмечала С.Коливер, в конкретных оценках необходимости ограничения свободы высказываний и информации по части 2 статьи 10 Конвенции, Суду приходилось сталкиваться «не с выбором между двумя противоположными принципами, но с принципами свободы выражения мнений, из которых существуют изъятия, которые должны толковаться как можно более узко». Данное требование означает, что по делам о свободе выражения мнений и свободе информации судебные органы должны были убедиться в том, что предполагаемое ограничение: а) предусмотрено законом; б) имеет легитимную цель; в) необходимо в демократическом обществе для достижения данной цели. В каждом случае налагаемое ограничение должно быть «точно сформулированным, чтобы человек мог регулировать свое поведение». С другой стороны, как признал Суд, ограничивающая норма не всегда должна быть кодифицирована и может выступать частью общего права.

Необходимое ограничение должно быть не только «обусловленным», но и «желательным». В нем должна присутствовать «настоящая общественная необходимость». Ограничения должны быть пропорциональными законной цели, а основания их применения – достаточными, чтобы непосредственно относиться к рассматриваемому делу.[36]

В настоящее время Европейским судом в Страсбурге накоплено множество решений по статье 10 Европейской конвенции, основное содержание которых приобрело необходимый юридический комментарий.[37] В целом, как отмечается в специальной литературе, практика Европейского суда и Европейской комиссии по правам человека (далее – Суд и Комиссия) определила свободу высказываний в качестве «одного из необходимых условий прогресса демократических обществ и развития каждой личности».

Европейские стандарты свободы высказываний и свободы информации являются широкими и признают ограничения лишь на основании части 2 статьи 10 Конвенции. Как постановил в одном из своих решений (24 ноября 1993 г.) Суд, если условия, предусмотренные частью 2 статьи 10 Конвенции, не удовлетворяются, то ограничения свободы выражения мнений и информации следует считать нарушением Кон­венции. С другой стороны, государства-члены Совета Европы пользуются некоторой свободой усмотрения в определении масштабов ограничений. В любом случае данная свобода «подлежит европейскому надзору», вид и степень которого могут варьировать в зависимости от обстоятельств. В частности, Суд в своих решениях неоднократно признавал, что в случае вмешательства в осуществление предусмотренных частью 1 статьи 10 Конвенции прав и свобод, европейский надзор должен быть особенно суровым, поскольку защищаемые права имеют в данном случае особую важность.

Впервые Суд рассмотрел дело и принял решение по статье 10 Конвенции в 1960 г. Впоследствии, однако, дело Де Беккер было исключено Судом по мотивам потери актуальности из списка. Формально первым делом, по которому Суд постановил решение о свободе высказываний, стало дело «Санди Таймс» против Великобритании (№ 1, 1979 г.). В частности, Суд пришел к выводу о том, что препятствование публикации статьи, в которой шла речь о судебном иске по поводу лекарств, было нарушением статьи 10. Препятствование публикации, основанное на английском законе о неуважении к суду, не было найдено «необходимым в демократическом обществе».

В деле Лингенс против Австрии (1986 г.) Суд пришел к выводу о том, что свобода прессы представляет собой один из лучших способов формирования взглядов общественности по поводу планов или идей их политических лидеров. Поэтому границы допустимого в критике политических деятелей являются более широкими, чем в случае критики поведения частных лиц.[38] Что же касается случаев возможного причинения прессой ущерба чести и достоинству, то Суд в своем решении призвал к четкому разграничению фактов и оценок. Как утверждалось в решении, существование фактов всегда может быть продемонстрировано, в то время как искренность оценок не может быть объектом доказательств.

В решении по делу Барфорд против Дании (1989 г.), Суд особо подчеркнул хрупкость и уязвимость сферы интеллектуальной свободы человека. Как было отмечено в решении, представители властей должны всячески воздерживаться от запугивания общественности карательными или иными санкциями, страх перед которыми может воспрепятствовать свободному выражению мнений относительно общественных дел.[39] В решении по делу Вебера против Швейцарии (1990 г.), Суд защитил право журналиста на публикацию информации о судебном разбирательстве, получившем предварительную огласку на пресс-конференции. А в решении по делу Обершлик против Австрии (№ 1, 1991 г.) Суд защитил истца, преследуемого властями за клевету на известного политика. В своем решении Суд признал, что поскольку высказывания истца носили оценочный характер, вмешательство австрийских правоохранительных органов в данном случае не было необходимым в демократическом обществе.

В решении по делу Кастеллс против Испании (1992 г.), Суд защитил депутата парламента, опубликовавшего статью, в которой тот обвинял испанское правительство в поддержке вооруженных нападений на басков, а также в равнодушном отношении к ним. Решение Суда напомнило «о выдающейся роли прессы в государстве, которое руководствуется законом». Как было сказано в решении, свобода прессы предоставляет общественности один из наилучших способов адекватного восприятия идей и намерений политических лидеров. Пресса позволяет политикам выразить свое мнение о делах, которыми обеспокоена общественность, но она же предоставляет каждому гражданину возможность принять участие в политических дебатах. И именно в этом проявляется суть демократического общества.[40]

В решении по делу «Ферайнигунг Демократишер Золдатен Остеррайх и Губи» против Австрии (1994 г.), Суд пришел к выводу о том, что свобода выражения мнений была нарушена, когда австрийское министерство обороны запретило журналу «Дер Игл» распространять свои выпуски в солдатских казармах. Данный запрет не был признан «необходимым в демокра­ти­че­ском обществе» и был оценен как непропор­цио­наль­ный по отношению к легитимной цели защиты порядка в соответствии с требованиями части 2 статьи 10 Конвенции. В решении же по делу Прагера и Обершлика (1995 г.) Суд признал, что осуждение журналиста за публикацию грубой критики в адрес судьи (диффамацию) являлось необходимым в демократическом обществе.

В свою очередь, в решении по делу Гудвина (1996 г.) Суд пришел к выводу о том, что обращенное к журналисту требование открыть конфиденциальный источник информации является нарушением статьи 10, поскольку защита журналистских источников информации является существенным условием свободы прес­сы. Суд постановил, что лишь исключительно «высшие общественные интересы» могут быть достаточным основанием для раскрытия конфиденциального источника информации. Позже Суд признал, что свобода журналиста включает в себя также возможность «определенных преувеличений» и «провокаций». В решении по делу «Ворма» (1997 г.) Суд, однако, согласился с тем, что наказание журналиста за публикацию, которая может повлиять на результат судебного процесса, является справедливым и необходимым.

В апреле 1997 г. Комиссия приняла решение о том, что приказ о символическом возмещении ущерба за публикацию в газете «Монд» политической рекламы в поддержку маршала Петэна был нарушением статьи 10 Конвенции. Комиссия обратила внимание на то, что государственные ограничения свободы прессы могут изменяться от страны к стране, так что иногда они оказываются слишком узкими по сравнению с европейскими стандартами. Однако в решении по делу Хендисайд против Великобритании (1976 г.), Суд признал, что запрет британских властей на публикацию книги «Маленький красный учебник» (по закону о непристойных публикациях) соответствует требованиям части 2 статьи 10 Конвенции.

В решении по данному делу Суд в очередной раз подчеркнул, что «свобода высказываний является одним из основополагающих принципов общества, одним из важнейших условий прогресса и развития каждого человека». Поэтому положения части 1 статьи 10 Конвенции относятся не только к «информации» или «идеям», которые воспринимаются обычно доброжелательно и не считаются оскорбительными, но и к таким, которые оскорбляют, шокируют или беспокоят государство или часть его граждан. Как подчеркнул в своем решении Суд, данный вывод органически вытекает из требований плюрализма, терпимости и открытости, без которых невозможно существование демократического общества.[41]

Как показывает общий обзор, в решениях Суда и рекомендациях Комиссии по применению статьи 10 Европейской конвенции особую актуальность приобрели темы о роли прессы в демократическом обществе; о регулировании права интеллектуальной собственности; о регистрационных требованиях к СМИ; об импорте и экспорте печатной продукции; о клевете и случаях вторжения в частную жизнь; о праве на ответ и внесении поправок в публикацию; об оскорблении государственных органов и частных лиц; о государственной тайне и доступе к правительственной информации; об опубликовании материалов суда и предварительных ограничениях на публикацию; об оскорбительных высказываниях в адрес определенных категорий лиц; об оскорблении религиозных чувств и защите нравственности; о рекламе.

Например, по поводу роли свободных СМИ в обществе Суд неоднократно заявлял, что пресса в условиях демократии выполняет двойную роль: поставщика информации и «общественного часового». В своих решениях Суд неоднократно подчеркивал то обстоятельство, что заданием прессы является предоставление информации, интерпретировать же ее читатель должен самостоятельно.

В 1978 г. Парламентская Ассамблея Совета Европы призвала страны-участницы принять законы, ограничивающие монополизм в СМИ, а также высказалась в пользу предоставления субсидий и иной финансовой поддержки для газет из независимых источников. Что касается вопросов лицензирования СМИ, то Суд и Комиссия не принимали решений по этому вопросу. Как известно, в отличие от соответствующей практики США, Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод не препятствует лицензированию печатных изданий, что обычно предполагает регистрацию имени и адреса их издателя. Статья 10 Конвенции, равно как и статья 19 Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 г., гарантирует также свободу распространения информации независимо от государственных границ. То есть, она запрещает контроль над импортом и экспортом информационной продукции, который мог бы потенциально налагать дополнительные ограничения на информационный обмен.

Что касается практики Суда по делам о клевете, то проведенный С.Коливер анализ позволил сформулировать ряд важных принципов правовой политики не только для членов Европейского Союза:

1) пресса обладает широкой свободой комментирования вопросов внутренней и внешней политики;

2) выборным представителям общественности, равно как и представителям оппозиции гарантируется особая свобода действий;

3) границы допустимой критики по адресу политических фигур и правительства являются более широкими, чем для критики по адресу частных лиц;

4) представители судебной власти подлежат боль­шей защите от критики, чем иные государственные служащие;

5) не требуется доказательств истинности оценочных суждений, равно как и заявлений, отражающих общественное мнение по любому вопросу.

Следует отметить, что в практике Суда не утвердился абсолютный запрет на наказание за оскорбление государства, его органов или официальных символов. Однако Суд в своих решениях неоднократно подчеркивал, что национальные правительства обязаны проявлять максимальную терпимость ко всем формам публичного реагирования на их действия. Запретить критику собственных действий они могут только в ситуации острых национально-этнических конфликтов, угрозы террористических актов, социального хаоса и насилия.

Что касается организации доступа к официальной открытой информации, то Суд запретил национальным правительствам ограничивать как-либо ее получение гражданами. Суд также постановил, что статья 8 Конвенции обязывает национальные правительства гарантировать возможность пересмотра независимым органом отказа в предоставлении информации с ограниченным доступом из правительственных источников, если такая информация является жизненно важной для частной или семейной жизни граждан.

Одновременно Суд не согласился с запретом британской Палаты лордов на огласку информации, касающейся незавершенных дел в суде. В решении по делу «Охотника за шпионами» (1992 г.) Суд постановил, что предварительное ограничение на публикацию любых материалов требует внимательной судебной оценки, ибо даже незначительная задержка с предоставлением новостей приводит к потере их ценности. В своем решении Суд постановил, что по отношению к ранее опубликованной информации интересы прессы и общественности всегда превосходят интересы правительства. Поэтому ни соображения национальной безопасности, ни режим ограниченного доступа не могут оправдать сокрытие от общественности информации, опубликованной ранее. Суд также признал, что право на получение информации, вызывающей общественный интерес, имеет приоритет перед сохранением тайны судопроизводства. Одновременно рекламное высказывание, инфор­мирующее о делах общественной важности, подпадает под защиту статьи 10 Конвенции.

В целом, практике Европейского суда по правам человека в сфере защиты интеллектуальной свободы присущ либерально-демократический вектор развития. Положительное воздействие решений Суда на состояние свободы слова и прессы в Европе очевидно. Дальнейшее же развитие международно-правовых гарантий интеллектуальной свободы, как представляется, должно происходить с учетом европейского и американского (США) опыта в этой сфере.

[1] Выдержки из документов приводятся по изданию: Права человека. Сборник международных договоров. – Нью-Йорк: Изд-во ООН, 1989.

[2] Воззвание Тегеранской конференции // Права человека. Сборник международных договоров. – Нью-Йорк: Изд-во ООН, 1989. – С. 49-52 .

[3] Конвенция о борьбе с дискриминацией в области образования // Права человека. Сборник международных договоров. – Нью-Йорк: Изд-во ООН, 1989. – С. 103.

[4] Декларация об основных принципах, касающихся вклада средств массовой информации в укрепление мира и международного взаимопонимания, в развитие прав человека и в борьбу против расизма и апартеида и подстрекательства к войне // Права человека. Сборник международных договоров. – Нью-Йорк: Изд-во ООН, 1989. – С. 151.

[5] Минимальные стандартные правила обращения с заключенными // Права человека. Сборник международных договоров. – Нью-Йорк: Изд-во ООН, 1989. – С. 212-225.

[6] Конвенция о международном праве опровержения // Права человека. Сборник международных договоров. – Нью-Йорк: Изд-во ООН, 1989. – С. 372-378.

[7] Резолюція (74) 26 Комітету міністрів Ради Європи «Про право на відповідь». // Бюлетень Бюро інформації Ради Європи в Україні, № 10, 2003. – С. 6.

[8] Декларация прав ребенка // Права человека. Сборник международных договоров. – Нью-Йорк: Изд-во ООН, 1989. – С. 420.

[9] Декларация о праве на развитие // Права человека. Сборник международных договоров. – Нью-Йорк: Изд-во ООН, 1989. – С. 460-465.

[10] Декларация принципов международного культурного сотрудничества // Права человека. Сборник международных договоров. – Нью-Йорк: Изд-во ООН, 1989. – С. 468.

[11] Софийская декларация // Профессиональная этика журналистов: в 2 т. Т. 1: Документы и справочные материалы. – М.: Галерия, 1999. – С. 289-295.

[12] Європейська конвенція з прав людини // Права людини в Україні. Інформаційно-аналітичний бюлетень Українсько-Американського бюро захисту прав людини. Випуск 21. – Київ: 1998. – С. 97-112.

[13] Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод. Русская версия. Публикация Совета Европы. – СПб.: Манускрипт, 1996. – С. 7-8.

[14] Прикінцевий акт наради з питань безпеки та співробітництва в Європі // Права людини в Україні. Інформаційно-аналітичний бюлетень Українсько-Американського бюро захисту прав людини. Випуск 21. – Київ: 1998. – С. 187-208.

[15] Корі В. Непередбачені наслідки Гельсінкі // Права людини в Україні. Інформаційно-аналітичний бюлетень Українсько-Амери­канського бюро захисту прав людини. Випуск 21. – Київ: 1998. – С. 374.

[16] Підсумковий документ Віденської зустрічі 1986 року представників держав-учасниць НБСЄ // Права людини в Україні. Інформаційно-аналітичний бюлетень Українсько-Американського бюро захисту прав людини. Випуск 21. – Київ: 1998. – С. 215-234.

[17] «Человеческое измерение» включает: права человека и основные свободы, принципы демократии и верховенства права, защиту прав национальных меньшинств и некоторые иные гуманитарные требования (Блоед А. Людський вимір ОБСЄ: минуле, сучасне й майбутнє // Права людини в Україні. Інформаційно-аналітичний бюлетень Українсько-Американського бюро захисту прав людини. Випуск 21. – Київ: 1998. – С. 344-345.

[18] Документ Копенгагенської наради Конференції з питань людського виміру НБСЄ // Права людини в Україні. Інформаційно-аналітичний бюлетень Українсько-Американського бюро захисту прав людини. Випуск 21. – Київ: 1998. – С. 235-254.

[19] Права людини в Україні. Інформаційно-аналітичний бюлетень Українсько-Американського бюро захисту прав людини. Випуск 21. – Київ: 1998. – С. 241.

[20] Права людини в Україні. Інформаційно-аналітичний бюлетень Українсько-Американського бюро захисту прав людини. Випуск 21. – Київ: 1998. – С. 264.

[21] Документ Московської наради Конференції з питань людського виміру НБСЄ // Права людини в Україні. Інформаційно-аналіти­ч­ний бюлетень Українсько-Американського бюро захисту прав людини. Випуск 21. – Київ: 1998. – С. 293.

[22] Рамкова конвенція про захист національних меншин та пояснювальна доповідь // Права людини в Україні. Інформаційно-аналітичний бюлетень Українсько-Американського бюро захисту прав людини. Випуск 21. – Київ: 1998. – С. 135-160.

[23] Парижские минимальные стандарты приняты в апреле 1984 г. группой экспертов под эгидой Международной ассоциации права.

[24] Йоганнесбургские принципы // Профессиональная этика журналистов: в 2 т. Т. 1: Документы и справочные материалы. – М.: Галерия, 1999. – С. 296-306.

[25] «Право на ответ (на опровержение)» часто понимается как право на политический ответ кандидата или политической партии (Рекомендація R (99) 15 Комітету міністрів Ради Європи «Про висвітлення в ЗМІ виборчих кампаній» // Бюлетень Бюро інформації Ради Європи в Україні, № 10, 2003. – С. 65).

[26] См.: Рекомендацию R (2000) 7 Комитета министров Совета Европы «О праве журналистов не раскрывать свои источники информации» от 8 марта 2000 г., в которой утверждается, что журналист обязан раскрыть источник только в случае «государственных интересов чрезвычайной важности», при наличии обстоятельств «чрезвычайно важного и серьезного характера» (Бюлетень Бюро інформації Ради Європи в Україні, № 10, 2003. – С. 70).

[27] См.: Рекомендація R (89) 7 Комітету міністрів Ради Європи «Про принципи поширення відеозаписів насильницького, жорстокого чи порнографічного змісту», Рекомендація 1276 (1995) Парламентської Асамблеї Ради Європи «Про силу візуальних образів», Рекомендація Комітету міністрів Ради Європи R (97) 19 «Про показ насильства електронними ЗМІ», Рекомендація Комітету міністрів Ради Європи R 97 (20) «Про «наклепницькі висловлювання» // Бюлетень Бюро інформації Ради Європи в Україні, № 10, 2003. – С. 15-17; 33-35; 43-51.

[28] Рекомендація R (84) 3 Комітету міністрів Ради Європи «Про принципи телевізійної реклами» // Бюлетень Бюро інформації Ради Європи в Україні, № 10, 2003. – С. 10-11.

[29] Резолюція 1003 (1993) Парламентської Асамблеї Ради Європи «Про етичні принципи журналістики» // Бюлетень Бюро інформації Ради Європи в Україні, № 10, 2003. – С. 23.

[30] Резолюція 2 «Свободи журналістів і права людини» четвертої Європейської конференції міністрів з питань політики в галузі ЗМІ (Прага, 7-8 грудня 1994 р.) «ЗМІ в демократичному суспільстві» // Бюлетень Бюро інформації Ради Європи в Україні, № 10, 2003. – С. 31.

[31] Рекомендація 1067 (1987) Парламентської Асамблеї Ради Європи «Про культурний вимір мовлення в Європі» // Бюлетень Бюро інформації Ради Європи в Україні, № 10, 2003. – С. 13.

[32] Бюлетень Бюро інформації Ради Європи в Україні, № 10, 2003. – С. 21.

[33] Резолюція R (97) 19 Комітету міністрів Ради Європи «Про показ насильства електронними ЗМІ» // Бюлетень Бюро інформації Ради Європи в Україні, № 10, 2003. – С. 43.

[34] См.: Договір про Конституцію для Європи (переклад Центру європейського та порівняльного права, Україна www.eclc.gov.ua).

[35] В широком смысле слова данное понятие включает в себя решения Суда Европейского Союза, Европейского Суда по правам человека, а также национальных судов государств, в которых Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод 1950 г. действует автоматически.

[36] Колівер С. Свобода преси за Європейською Конвенцією про захист прав людини та основних свобод // Свобода висловлювань і приватність, № 3-4, 1999. – С. 32.

[37] См.: Рішення Європейського суду з прав людини. Застосування статті 10 Європейської конвенції з прав людини // Свобода висловлювань і приватність, № 1, 1999. – С. 13-27; Колівер С. Свобода преси за Європейською конвенцією про захист прав людини та основних свобод // // Свобода висловлювань і приватність, № 3-4, 1999. – С. 32-43; Жеплінський А. Свобода висловлювань і захист інформації, що загрожує національній безпеці і правопорядку у рішеннях органів Конвенції про захист прав людини та основних свобод // Свобода висловлювань і приватність, № 4, 2000. – С. 20-29.

[38] Європейський Суд, рішення у справі Лінгенс від 8 липня 1986 р., серія А, Т. 103, параграф 41.

[39] Європейський Суд, рішення у справі Барфорда від 22 лютого 1989 р., серія А, Т. 149, параграф 29.

[40] Свобода висловлювань і приватність, 1999, № 1. – С. 23.

[41] Свобода висловлювань і приватність, № 1, 1999. – С. 27.