MENU
Гаряча лінія з пошуку зниклих безвісти в Україні
Документування воєнних злочинів в Україні.
Глобальна ініціатива T4P (Трибунал для Путіна) була створена у відповідь на повномасштабну агресію Росії проти України у лютому 2022 року. Учасники ініціативи документують події, у яких є ознаки злочинів згідно з Римським статутом Міжнародного кримінального суду (геноцид, злочини проти людяності, воєнні злочини) в усіх регіонах України

АДВОКАТЫ ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА: ОНИ БЕЗУМЦЫ?

29.12.1999   
Джеймс А. Голдстон, юридический директор ERRC

«Для того, чтобы быть адвокатом по правам человека в наши дни, надо быть безумцем». Так несколько лет назад мне сказал один ведущий адвокат в области прав человека о работе в Соединенных Штатах. После трех лет, проведенных в Европе, я убедился, — эти слова так же справедливы в отношении любого молодого адвоката, который работает в области прав человека на этом континенте.

Когда я говорю, что для того, чтобы быть адвокатом по правам человека, нужно быть «безумцем», я употребляю это слово в нескольких разных значениях, каждое из них соответствует отдельному представлению о деятельности адвоката. Я, думаю, что каждое из этих представлений легко понять. Тем не менее, я употребляю слово «безумец» и в некотором ироническом смысле. Я верю, что эти модели адвокатской деятельности являются правильными, действительно необходимыми для развития и защиты прав человека. Но я осознаю, что они находятся настолько далеко от реалий, которые большинство работающих сегодня адвокатов считают «юридической прак-тикой», что кажутся «безумными».

Я предлагаю на ваше рассмотрение четыре представления, хотя, конечно, их может быть намного больше. Те представления, о которых я буду говорить, это: 1) адвокат как пророк, 2) адвокат как защитник, формирующий общественное мнение, 3) адвокат как бунтовщик и 4) адвокат как верующий.

1. Начнем с первого значения: адвокат как пророк или провидец. Я считаю, что адвокат по правам человека должен видеть то, чего другие не видят в отношении закона и того, как он может послужить делу защиты прав человека. Это подразумевает, что он должен определить несправедливость, иметь смелость заявить об этом публично, несмотря на слепоту других, и разработать правовой путь для того, чтобы изолировать несправедливость, выставить ее на всеобщее обозрение и показать, что она несовместима со справедливым правовым порядком. Это призвание только для безрассудных. Адвокат-пророк может не увидеть плоды своих трудов годами или десятилетиями.

Как правильно заметил один ученый, адвокат-«пророк» может быть и дураком, и гением, которых разделяет только тонкая линия историй. Дурак отличается от других людей тем, что «он видит или верит в то, чего другие не видят или во что не верят, и, следовательно, он делает то, что другие люди даже никогда не попытаются сделать». Однако, социальное восприятие видения, присущего дураку, меняет его статус: «Один только успех трансформирует легковерие глупца в признанное пророческое предвидение».

Так, например, всем известно, что в моей собственной стране, Соединенных Штатах, чуть больше ста лет тому назад рабство — право владеть черными афро-американскими человеческими созданиями как движимым имуществом — было законом страны, закрепленным в Конституции, соблюдаемым и осуществляемым полицией и судами, практиковавшимся как обычное право в половине штатов. В 1850 году должно было показаться немыслимым, если бы кто-то попытался заявить в суде, что рабство является нарушением прав человека. На самом деле несколько адвокатов — в то время их называли сумасшедшими — утверждали это. Эти «аболиционисты» — называемые так потому, что они стремились ни больше, ни меньше, как к отмене рабства — пришли в суд и утверждали, что рабство является нарушением фундаментальных прав человека. Над ними зубоскалили, их высмеивали члены адвокатского сословия и публика. Они не добились успехов в суде. Но через 15 лет, после Гражданской войны, была принята поправка к Конституции, которая сделала именно то, к чему призывали аболиционисты — она отменила рабство в Соединенных Штатах. И сегодня рабство является преступлением, караемым тюремным наказанием. Те несколько сумасшедших аболиционистов почитаются как пророки, герои, которые видели и имели смелость сказать правду о системе человеческих отношений, которая разъедала социальною ткань страны.

Более близкой аналогией могут быть те бесстрашные люди — среди которых было несколько юристов — которые до 1989 года публично порицали коммунистическую систему в Центральной и Восточной Европе за нарушения прав человека. Любой адвокат, который в 80-е годы стремился показать противоречия между коммунистической практикой и международными нормами в области прав человека, рисковал не только тем, что его предадут социальному остракизму, но и тем, что его могут посадить в тюрьму или еще хуже. И вот, через десять лет, коммунизм в этом регионе мертв, права человека — это язык и путь, который имеет легитимность и значение, а те несколько храбрецов, которые раньше были «преступниками», теперь пользуются почетом — кое-где их даже избрали на высокие посты.

Итак, в этом первом, наиболее общем смысле, адвокаты по правам человека должны быть пророками — «безумцами» в своей способности видеть и в своем стремлении провозгласить то, что другие скрывают или отрицают.

2. Второе значение, в котором я предполагаю, что адвокат по правам человека должен быть «безумным», это адвокат как защитник, или, я бы сказал точнее, адвокат как человек, формирующий общественное мнение. В этом смысле адвокат по правам человека может оспаривать традиционные способы концептуализации вопроса или проблемы и, таким образом, возбуждать политическую активность, оживлять общественные дебаты и содействовать переосмысливанию основных предположений. Самым важным вкладом, который мо-жет сделать участник судебного процесса, это не предъявление иска или даже (в наиредчайших случаях) не выигрыш дела, но, скорее, представление и формулирование по-новому того, что все согласны считать «проблемой», таким образом, чтобы обозначить направление социальных сдвигов и изменение способов понимания. Я возьму для примера вопрос, с которым, как я думаю, многие из вас знакомы: очень большой процент детей ромов в так называемых «специальных школах» для умственно или физически «отсталых». Давно известно, что во многих странах Центральной и Восточной Европы число ромов в специальных школах очень высоко и не соответствует пропорции их общей численности по отношению к населению. Так, в некоторых регионах, 80 и 90% учеников специальных школ являются ромами, тогда как ромы составляют только 10% от всего населения этой возрастной группы.

Одно время многие рассматривали это явление как «проблему», связанную, в зависимости от конкретной точки зрения, с различными причинами — родители ромов (некоторые говорят, что «они не придают должного значения образованию своих детей»); дети ромов (говорят, что «они глупые»); бедность; то, что некоторые называют — «отличие ромской культуры»; язык; трудно поддающиеся изменениям социальные предубеждения. Однако, на сегодняшний день, несколько человек, насколько мне известно, публично заявили, что они считают это правовой проблемой, имеющей, хотя бы частично, юридическое решение. Это было необычно и действительно ново.

На самом деле, адвокат по правам человека мог бы сделать значительный вклад, показав, что большое количество детей ромов в специальных школах является не только проблемой общества — предубеждений и глубоко укоренившихся социальных отношений, но также проблемой «прав», признанных в международном праве — право не страдать от расовой дискриминации, право на равные возможности при получении образования, право на уважение личности каждого человеческого существа. Все эти права признаны в Европейской Конвенции о правах человека, Международ-ном пакте о гражданских и политических правах и в Международной Конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации.

Таким путем, утверждая в юридическом представлении материалы перед судом, что расовая дискриминация в специальных школах является юридической проблемой, проблемой прав, которую суд может — и даже должен — рассматривать, адвокат мог бы начать дискуссию и внести вклад в понимание проблемы, не только в суде — но, если такое дело адекватно освещается в средствах массовой информации — и среди широкой общественности. Оформление аргументов в терминах юридических прав и средств само по себе может быть революционным. Утверждение, что равные возможности получить образование являются правом, которым сегодня должны пользоваться все, а не социальной проблемой, которую следует решать через изменение отношения (к ромам) со временем, имеет потенциально взрывоопасное содержание, как в зале суда, так и за его пределами.

Это второе значение, в котором я употребляю слово «безумец» — адвокат как человек, формирующий об-щественное мнение.

3. Третья модель деятельности адвоката, которую, я думаю, многие посчитают «безумной» — но которая, по моему мнению, необходима, если адвокаты должны внести значительный вклад в защиту прав человека в Европе — это адвокат как иконоборец, новатор, бунтовщик. Опытный практик, знающий существо законов и процедуры, местные нормы судопроизводства, адвокат по правам человека должен устоять перед типичным искушением принять как «данность» обычаи и практику его коллег по профессии. Таким образом, тот факт, что многие простые суды в регионе обычно не цитируют Конституцию или международные договоры, отставляют в сторону юриспруденцию национальных или международных судов, не означает, что они не могут этого сделать, или что они никогда этого не сделают, или что бесполезно ссылаться, например, на прецедентные дела Страсбургского суда в материалах, подаваемых в суд. Адвокат как бунтовщик понимает, что, если адвокаты всегда действовали одним способом, это еще не означает, что такой способ единственный. Печальная действительность заключается в том, что большие обещания в области прав человека во многих конституциях, принятых после 1989 года в странам Центральной и Восточной Европы не были адекватно реализованы в подробном законодательстве. Тем не менее, адвокат как бунтовщик видит, что, несмотря на этот правовой пробел, творческий подход к адвокатуре в области прав человека все же может обеспечить осуществление норм по правам человека в конкретных делах.

Так, недавно в Венгрии обычный гражданский суд принял аргументы одного «безумного» адвоката о том, что венгерский закон запрещал — предполагал судебные санкции — отказ владельца местного паба разрешить человеку выпить на том основании, что он «цыган». Ничто в деле не давало возможности предположить, что Венгрия приняла специфическое законодательство, запрещающее дискриминацию по расовому или этническому признаку в пабах, барах и других местах общественного пользования. То есть, не было конкретного положения в законе или кодексе, на которое адвокат по правам человека мог бы представить свои юридические аргументы от имени пострадавшего. Тем не менее, адвокат образно предположил, что широкое, общее положение из Венгерского гражданского кодекса, которое запрещало оскорбление человеческого достоинства, должно интерпретироваться применительно к этому акту расового исключения. Ни один суд в Венгрии никогда не применял рассматриваемое положение таким образом. Тем не менее, суд определил нарушение закона.

Более того, творческий подход адвоката был существенно важным не только для определения нарушения; он также оказал влияние на то, что было принято необычное средство судебной защиты. Так, адвокат просил не только компенсации расходов и ущерба, но также и издание приказа о том, что: 1) владельцу паба запрещается повторять подобные действия, и 2) владелец должен оплатить письменное извинение перед жертвой, утвержденное судом и опубликованное в самой крупной венгерской ежедневной газете. Суд согласился, применив такое средство судебной защиты, о котором просил адвокат, а также потребовал, чтобы владелец паба выплатил жертве несколько сотен долларов компенсации.

Это судебное решение имело значительное влияние, даже несмотря на то, что, подобно многим другим странам региона, Венгрии присущи традиции гражданского права, в которых большинство судебных прецедентов имеют либо очень малый, либо вовсе никакой вес в отношении обязательности их применения. Газетные отчеты об этом решении, а также усилия активистов и НГО, направленные на широкую огласку, означают, что это дело широко известно среди значительной части юристов и общественности. Оно может не быть юридически обязательным, но имеет мощный символический и моральный вес, и судьям, которые будут рассматривать подобные иски об ограничениях по расовому признаку в будущем, будет трудно просто проигнорировать обоснование этого решения. Действительно, в течение последних нескольких месяцев другой венгерский суд постановил, что руководство школы нарушило местный закон, так как в этой школе проводилась раздельная церемония окончания школы по расовому признаку, а также дети ромов ели в отдельной части кафетерия.

Урок? Необходимо больше законодательных актов, в которых бы конкретно осуществлялись обещания в области прав человека, содержащиеся в посткоммунистических конституциях. Тем не менее, пока мы ждем — и оказываем давление — чтобы это случилось, адвокаты по правам человека могут пытаться убедить судей применять существующие правовые положения для наказаний за нарушения прав человека, даже если законы не являются специфически подогнанными к таким искам.

4. И последняя модель «безумного» адвоката по правам человека, которую я предлагаю вашему вниманию, — это адвокат как верующий, у которого вера в ценность и силу судебного процесса по правам человека граничит с религией. Конечно, адвокаты по правам человека должны сознавать и, естественно, поддерживать многие другие пути, лежащие за пределами зала суда, для поддержания прав человека — включая лоббирование, уличные протесты, голосование и т.п. Но я утверждаю, что для того, чтобы делать эту работу хорошо, вы должны верить, что обращение в суд — это единственная дорога для продвижения прав человека. Я думаю, вы должны верить, что это действительно имеет значение — построение необычной аргументации, поиск нужных доказательств и, если необходимо, подача заявления в Европейский суд по правам человека в Страсбурге, приведут к результату не только в том, что касается разработки субстантивных правовых норм, но также и в том, что касается отношения общественности к закону как к положительному социальному сдвигу, скорее как к помощи, чем как к помехе. В этом отношении полезным будет вспомнить нестандартный ряд решений Страсбургского суда, которые привели к определению нарушений со стороны правительств — решений, которые озадачили правительства, стоили им денег и заставили внести изменения в законы и практику.

 

 Поділитися