Странная война или почему рассердился Ральф Петерс.
12.12.2003
Хотя военные действия в Ираке закончились, проблема американо-иракской войны вызывает горячие дискуссии. Полемизируя с Ральфом Петерсом, автор считает, что, сегодня американцы выиграли свою войну, но вряд ли это поможет кому-либо подавить всемирный террористический симптом завтра.
Уважаемый г-н Редактор!
Не могу не написать хотя бы несколько слов в связи с публикацией на страницах Вашей газеты статьи Ральфа Петерса об американской войне в Ираке. Почти весь академический год (2002-2003) как стипендиат фонда Fulbright я провел в столичном Вашингтоне и был невольным свидетелем подготовки, начала и завершения этой странной кампании „войны в Ираке“. Накопились некоторые впечатления и соображения. Поэтому статья Р.Петерса лишь „спускает с крючка“, как говорят американцы, то, чем хотелось поделиться раньше.
Прежде всего, обращает на себя внимание то обстоятельство, что Р.Петерс по-настоящему зол, ибо степень авторского раздражения в статье („Зеркало недели“, 7 июня 2003, стр.5) заметно превышает обычные (в т.ч. западные) стандарты жанра. Но если блистательный автор и заодно победитель так злится, это внушает сомнения не только по поводу его аргументации, но и самой победы.
Как пишет Р.Петерс, „мы легко победили в своей войне“, но я думаю, что победы, как настоящего преодоления, попросту не было, ибо иракцы сдались практически без боя. Телевизионные репортажи с места событий напоминали, как все знают, скорее путешествие по Луне, чем панораму сражений.
Парадоксально, но именно своей капитуляцией иракцы отчасти спасли репутацию США. Ведь понятно, что миллионных или даже многотысячных жертв (с любой стороны) им бы никто не простил. Собственно говоря, в своем сражении за свободу американское командование не планировало сдерживаться. Но впоследствии тысячи трупов морально угнетали бы нацию. По счастью, трагедии не произошло. Ирак сдался, потому что не захотел воевать. В самом деле, не умирать же иракцам за нефть, которую нельзя продавать?
Уступка иракцев, однако, лишила США славы настоящих героев, низведя первоначальный рыцарский образ к формату международного задиры, едва ли не гайдаровского „мальчиша-плохиша“. И это, похоже, первое обстоятельство, которое раздосадовало Р.Петерса.
Второй причиной недовольства очевидным образом стала саркастическая реакция на странную войну со стороны Европы (особенно Западной). Я думаю, что европейская реакция была именно саркастической, а не предательской, ложной, обвинительной или какой-либо еще. Как откровенно заметил однажды Й.Фишер, с немцами ведь невозможно разговаривать о войне на уровне аргументации Буша-младшего. Я смотрел по американскому телевидению президентское обращение к нации по поводу начала войны, в самом деле выглядевшее проникновенным. Но ни до, ни после этого подобный эффект не наблюдался.
В свою очередь, контакты украинских правозащитников с представителями британского посольства в Киеве позволили из первых рук узнать, что единственным серьезным оправданием войны в Ираке главный союзник считал наличие там оружия массового поражения. Но оружия до сих пор не нашли, так что бюджетные миллиарды, похоже, текут понапрасну не только на оплату европейских бюрократов, но и американских профессионалов разведки.
В сущности, после неудачи ЦРУ с предотвращением атаки на Нью-Йорк и Вашингтон, неподтвержденные данные этого ведомства о наличии в Ираке оружия массового поражения следует считать двойным информационным скандалом. Конечно, американская победа отчасти смазывает эффект этого удивительного факта, но шила в мешке не утаишь, и вывод о том, что американская экономика умеет зарабатывать деньги, а спецслужбы – их бездумно тратить, напрашивается автоматически. Думается, и это мало радует Р.Петерса.
Разумеется, сказали бы марксисты, информация ЦРУ о наличии у Саддама Хусейна оружия массового поражения – это вообще не информация, а лишь информационный предлог к войне за нефтяные скважины и доминирование в ключевом регионе. Но дело, судя по всему, просто в никудышней разведке. В понятиях З.Фрейда – это самовнушение, в терминах У. Черчилля – „ошибка“.
Следует также признать, что прагматические аспекты американо-иракского конфликта оказались тесно связанными с его философскими аспектами. Если задаться простым вопросом, понизила ли победа в Ираке уровень ныне осознаваемой американцами опасности, то ответ очевиден. Уровень опасности не понизился и, может быть, даже перешел в синдром страха. Испуганная же Америка разочаровывает. Все это великой нации не к лицу.
Я помню американское телевидение в марте и апреле: домохозяйки покупают промышленный скотч и противогазы, а ветераны расконсервируют домашние бомбоубежища времен 60-х. Кроме того, полицейские патрули на углах правительственных кварталов в Вашингтоне и бетонные надолбы вокруг всех административных зданий. К Белому дому не подойти ближе аллей Лафайет сквера, все экскурсии в здание ФБР отменены, в музеях и картинных галереях установлены детекторы металла, а в фойе нью-йоркской Метрополитен-опера сумки и сумочки предъявляются к тщательному досмотру.
Что же касается концептуального видения и понимания предваривших войну трагических событий, то они, как мне представляется, были вполне приемлемо сформулированы еще в „Прозрачности зла“ и „Америке“ Ж.Бодрийара, а также „Власти“ Н.Лумана. Терроризм – как объективно прозрачная (понятная) реакция человека на избыток социальной дисциплины. Транснациональные корпорации, банки, газеты и Интернет – как символические репрезентации угнетения. Разум зажимают в тиски и заставляют повиноваться незримому коду...
Кроме того, говоря о субъективной стороне терроризма, нельзя не признать, что именно в своих крайних проявлениях он едва ли не „альтруистичен“. Террористы не стремятся выжить и победить. Они лишь максимально эффектным образом стараются обратить наше внимание на нечто для себя важное.
Насколько можно судить, в личности С.Перовской, В.Засулич или С.Халтурина не наблюдалось ровным счетом ничего демонического. Но все они очевидным образом обладали маргинальной способностью улавливать тончайшие флюиды грядущих катастроф.
Конечно, сегодня американцы выиграли свою войну. Но вряд ли это поможет кому-либо подавить всемирный террористический симптом завтра. Как мне кажется, теперь он только усилился. Недоступной нашему пониманию ярости самоубийц добавилось. И с точки зрения полицейского обеспечения городской безопасности это главное.
На гранитной стене недавно возведенного в Вашингтоне мемориала Рузвельта высечены впечатляющие слова наиболее причастного к Новейшей истории Американца. В них, в частности, говорится о необходимости положить конец не столько Второй мировой войне, сколько всем войнам, как проявлению человеческого безумия в мире. По иронии судьбы, я посетил это место в самый разгар новейших приготовлений. Над Потомаком в тот день цвела сакура.
С точки зрения права, месть за террористические акты посредством войны есть не что иное, как признание и оправдание принципа объективного вменения. Этот противозаконный способ сведения счетов широко применялся в XX в., достигнув своего апогея в атомных взрывах над Японией. Вопрос о вине, как известно, не ставился, над Хиросимой и Нагасаки не оказалось облаков, это и определило выбор.
В своих мемуарах Ю.Шерех сообщает, что так и не смог простить Черчиллю бессмысленных в военном отношении бомбардировок трех европейских городов, включая Дрезден. Кислород там полностью выгорел и сотни тысяч обывателей задохнулись в подвалах.
При всем этом Р.Петерсу присуща вера в аксиоматическую неспособность галла диктовать Риму. Но, думается, это у него просто истерическая метафора. Как заметил некогда по поводу геополитических амбиций А.Амальрик, нынче куры разгуливают по Колизею.
Еще в апреле „сахарная CNN“ сообщила, что за первых два дня войны США взорвали над Ираком бомб и ракет на полмиллиарда долларов. Логично, что дворцы и сам „двор“ были тут же превращены в сталебетонную массу. При этом доказательств прямой вины или косвенной причастности тирана к падению Всемирного торгового центра так и не было получено. Хоть международный терроризм сам по себе есть скверное средство, вести войну из слепой ярости не менее предосудительно.
Не случайно странная война посеяла смятение в умах и душах такого большого числа интеллектуалов. Поддавшись историческому авторитету и силе политической риторики „бастиона свободы“, войну оправдали и поддержали Г.Киссинджер и Ф.Фукуяма, В.Буковский и М.Попович.
Ее, однако, не смог принять американец Д.Сорос, равно как и его простые сограждане, с которыми я имел удовольствие общаться этой весной в Вашингтоне и Нью-Йорке. И это закономерно, ведь на наших глазах рушился действительно уникальный имидж. Америка вдруг поддалась эмоции мести вкупе с искушением поднять то, что плохо лежит.
Как убедительно продемонстрировал нам минувший век „мегасмерти“ (З.Бжезинский), практически любая страна мира, в силу тех или иных причин, рискует переродиться до неузнаваемости. Ныне отдаленная угроза политической метаморфозы нависла и над Соединенными Штатами. Вывод, разумеется, провинциальный и пессимистический. Но у него есть, как мне кажется, простое объяснение. В первую половину истории США Атлантику преодолевали пилигримы, жаждавшие, преимущественно, свободы. Вторую часть политической биографии США дописали экономические эмигранты, искавшие себе покоя и комфорта.
В итоге образовался конгломерат с параллельными интенциями к демократии и индустриальному гедонизму. Этот суммарный эффект мы и наблюдаем в столь странной американо-иракской войне.
Как я узнал недавно из рекламы в Интернете, топ-модель американского „Кадиллака“ получит двигатель в 1000 л.с., чего обычно хватает двум танкам. Позволить себе этот причудливый продукт сегодня сможет лишь новый Дориан Грей. По сравнению со старыми европейскими нациями США как раз им и являются. Существенное отличие от классического сюжета заключается, однако, в том, что шедевр Бэзила Холлуорда теперь нельзя спрятать в тайнике или чулане. И это, думается, есть последняя причина нервной реакции на войну и победу у Р.Петерса.
Не могу не написать хотя бы несколько слов в связи с публикацией на страницах Вашей газеты статьи Ральфа Петерса об американской войне в Ираке. Почти весь академический год (2002-2003) как стипендиат фонда Fulbright я провел в столичном Вашингтоне и был невольным свидетелем подготовки, начала и завершения этой странной кампании „войны в Ираке“. Накопились некоторые впечатления и соображения. Поэтому статья Р.Петерса лишь „спускает с крючка“, как говорят американцы, то, чем хотелось поделиться раньше.
Прежде всего, обращает на себя внимание то обстоятельство, что Р.Петерс по-настоящему зол, ибо степень авторского раздражения в статье („Зеркало недели“, 7 июня 2003, стр.5) заметно превышает обычные (в т.ч. западные) стандарты жанра. Но если блистательный автор и заодно победитель так злится, это внушает сомнения не только по поводу его аргументации, но и самой победы.
Как пишет Р.Петерс, „мы легко победили в своей войне“, но я думаю, что победы, как настоящего преодоления, попросту не было, ибо иракцы сдались практически без боя. Телевизионные репортажи с места событий напоминали, как все знают, скорее путешествие по Луне, чем панораму сражений.
Парадоксально, но именно своей капитуляцией иракцы отчасти спасли репутацию США. Ведь понятно, что миллионных или даже многотысячных жертв (с любой стороны) им бы никто не простил. Собственно говоря, в своем сражении за свободу американское командование не планировало сдерживаться. Но впоследствии тысячи трупов морально угнетали бы нацию. По счастью, трагедии не произошло. Ирак сдался, потому что не захотел воевать. В самом деле, не умирать же иракцам за нефть, которую нельзя продавать?
Уступка иракцев, однако, лишила США славы настоящих героев, низведя первоначальный рыцарский образ к формату международного задиры, едва ли не гайдаровского „мальчиша-плохиша“. И это, похоже, первое обстоятельство, которое раздосадовало Р.Петерса.
Второй причиной недовольства очевидным образом стала саркастическая реакция на странную войну со стороны Европы (особенно Западной). Я думаю, что европейская реакция была именно саркастической, а не предательской, ложной, обвинительной или какой-либо еще. Как откровенно заметил однажды Й.Фишер, с немцами ведь невозможно разговаривать о войне на уровне аргументации Буша-младшего. Я смотрел по американскому телевидению президентское обращение к нации по поводу начала войны, в самом деле выглядевшее проникновенным. Но ни до, ни после этого подобный эффект не наблюдался.
В свою очередь, контакты украинских правозащитников с представителями британского посольства в Киеве позволили из первых рук узнать, что единственным серьезным оправданием войны в Ираке главный союзник считал наличие там оружия массового поражения. Но оружия до сих пор не нашли, так что бюджетные миллиарды, похоже, текут понапрасну не только на оплату европейских бюрократов, но и американских профессионалов разведки.
В сущности, после неудачи ЦРУ с предотвращением атаки на Нью-Йорк и Вашингтон, неподтвержденные данные этого ведомства о наличии в Ираке оружия массового поражения следует считать двойным информационным скандалом. Конечно, американская победа отчасти смазывает эффект этого удивительного факта, но шила в мешке не утаишь, и вывод о том, что американская экономика умеет зарабатывать деньги, а спецслужбы – их бездумно тратить, напрашивается автоматически. Думается, и это мало радует Р.Петерса.
Разумеется, сказали бы марксисты, информация ЦРУ о наличии у Саддама Хусейна оружия массового поражения – это вообще не информация, а лишь информационный предлог к войне за нефтяные скважины и доминирование в ключевом регионе. Но дело, судя по всему, просто в никудышней разведке. В понятиях З.Фрейда – это самовнушение, в терминах У. Черчилля – „ошибка“.
Следует также признать, что прагматические аспекты американо-иракского конфликта оказались тесно связанными с его философскими аспектами. Если задаться простым вопросом, понизила ли победа в Ираке уровень ныне осознаваемой американцами опасности, то ответ очевиден. Уровень опасности не понизился и, может быть, даже перешел в синдром страха. Испуганная же Америка разочаровывает. Все это великой нации не к лицу.
Я помню американское телевидение в марте и апреле: домохозяйки покупают промышленный скотч и противогазы, а ветераны расконсервируют домашние бомбоубежища времен 60-х. Кроме того, полицейские патрули на углах правительственных кварталов в Вашингтоне и бетонные надолбы вокруг всех административных зданий. К Белому дому не подойти ближе аллей Лафайет сквера, все экскурсии в здание ФБР отменены, в музеях и картинных галереях установлены детекторы металла, а в фойе нью-йоркской Метрополитен-опера сумки и сумочки предъявляются к тщательному досмотру.
Что же касается концептуального видения и понимания предваривших войну трагических событий, то они, как мне представляется, были вполне приемлемо сформулированы еще в „Прозрачности зла“ и „Америке“ Ж.Бодрийара, а также „Власти“ Н.Лумана. Терроризм – как объективно прозрачная (понятная) реакция человека на избыток социальной дисциплины. Транснациональные корпорации, банки, газеты и Интернет – как символические репрезентации угнетения. Разум зажимают в тиски и заставляют повиноваться незримому коду...
Кроме того, говоря о субъективной стороне терроризма, нельзя не признать, что именно в своих крайних проявлениях он едва ли не „альтруистичен“. Террористы не стремятся выжить и победить. Они лишь максимально эффектным образом стараются обратить наше внимание на нечто для себя важное.
Насколько можно судить, в личности С.Перовской, В.Засулич или С.Халтурина не наблюдалось ровным счетом ничего демонического. Но все они очевидным образом обладали маргинальной способностью улавливать тончайшие флюиды грядущих катастроф.
Конечно, сегодня американцы выиграли свою войну. Но вряд ли это поможет кому-либо подавить всемирный террористический симптом завтра. Как мне кажется, теперь он только усилился. Недоступной нашему пониманию ярости самоубийц добавилось. И с точки зрения полицейского обеспечения городской безопасности это главное.
На гранитной стене недавно возведенного в Вашингтоне мемориала Рузвельта высечены впечатляющие слова наиболее причастного к Новейшей истории Американца. В них, в частности, говорится о необходимости положить конец не столько Второй мировой войне, сколько всем войнам, как проявлению человеческого безумия в мире. По иронии судьбы, я посетил это место в самый разгар новейших приготовлений. Над Потомаком в тот день цвела сакура.
С точки зрения права, месть за террористические акты посредством войны есть не что иное, как признание и оправдание принципа объективного вменения. Этот противозаконный способ сведения счетов широко применялся в XX в., достигнув своего апогея в атомных взрывах над Японией. Вопрос о вине, как известно, не ставился, над Хиросимой и Нагасаки не оказалось облаков, это и определило выбор.
В своих мемуарах Ю.Шерех сообщает, что так и не смог простить Черчиллю бессмысленных в военном отношении бомбардировок трех европейских городов, включая Дрезден. Кислород там полностью выгорел и сотни тысяч обывателей задохнулись в подвалах.
При всем этом Р.Петерсу присуща вера в аксиоматическую неспособность галла диктовать Риму. Но, думается, это у него просто истерическая метафора. Как заметил некогда по поводу геополитических амбиций А.Амальрик, нынче куры разгуливают по Колизею.
Еще в апреле „сахарная CNN“ сообщила, что за первых два дня войны США взорвали над Ираком бомб и ракет на полмиллиарда долларов. Логично, что дворцы и сам „двор“ были тут же превращены в сталебетонную массу. При этом доказательств прямой вины или косвенной причастности тирана к падению Всемирного торгового центра так и не было получено. Хоть международный терроризм сам по себе есть скверное средство, вести войну из слепой ярости не менее предосудительно.
Не случайно странная война посеяла смятение в умах и душах такого большого числа интеллектуалов. Поддавшись историческому авторитету и силе политической риторики „бастиона свободы“, войну оправдали и поддержали Г.Киссинджер и Ф.Фукуяма, В.Буковский и М.Попович.
Ее, однако, не смог принять американец Д.Сорос, равно как и его простые сограждане, с которыми я имел удовольствие общаться этой весной в Вашингтоне и Нью-Йорке. И это закономерно, ведь на наших глазах рушился действительно уникальный имидж. Америка вдруг поддалась эмоции мести вкупе с искушением поднять то, что плохо лежит.
Как убедительно продемонстрировал нам минувший век „мегасмерти“ (З.Бжезинский), практически любая страна мира, в силу тех или иных причин, рискует переродиться до неузнаваемости. Ныне отдаленная угроза политической метаморфозы нависла и над Соединенными Штатами. Вывод, разумеется, провинциальный и пессимистический. Но у него есть, как мне кажется, простое объяснение. В первую половину истории США Атлантику преодолевали пилигримы, жаждавшие, преимущественно, свободы. Вторую часть политической биографии США дописали экономические эмигранты, искавшие себе покоя и комфорта.
В итоге образовался конгломерат с параллельными интенциями к демократии и индустриальному гедонизму. Этот суммарный эффект мы и наблюдаем в столь странной американо-иракской войне.
Как я узнал недавно из рекламы в Интернете, топ-модель американского „Кадиллака“ получит двигатель в 1000 л.с., чего обычно хватает двум танкам. Позволить себе этот причудливый продукт сегодня сможет лишь новый Дориан Грей. По сравнению со старыми европейскими нациями США как раз им и являются. Существенное отличие от классического сюжета заключается, однако, в том, что шедевр Бэзила Холлуорда теперь нельзя спрятать в тайнике или чулане. И это, думается, есть последняя причина нервной реакции на войну и победу у Р.Петерса.