MENU
Гаряча лінія з пошуку зниклих безвісти в Україні
Документування воєнних злочинів в Україні.
Глобальна ініціатива T4P (Трибунал для Путіна) була створена у відповідь на повномасштабну агресію Росії проти України у лютому 2022 року. Учасники ініціативи документують події, у яких є ознаки злочинів згідно з Римським статутом Міжнародного кримінального суду (геноцид, злочини проти людяності, воєнні злочини) в усіх регіонах України

Репрессии и национальное сознание

04.11.2004   
Александр Даниэль, г.Москва
К дню политзаключенных.

Ровно 30 лет назад политические заключенные Мордовских и Пермских лагерей объявили день 30 октября Днем политзаключенного в СССР. В 1991 году Верховный Совет РСФСР постановил считать этот день Днем памяти жертв политических репрессий.

В этом, несколько измененном по сравнению с первоначальным, формате 30 октября в четырнадцатый раз официально будет отмечаться в России. Хороший повод поговорить о состоянии исторической памяти в наши дни.

В конце 1980-х вопросы новейшей истории внезапно оказались в центре общественного внимания. Та “правда о прошлом”, которую раньше можно было узнать лишь из диссидентского самиздата, внезапно выплеснулась на страницы центральных изданий, на радио и телевидение, соединилась с личной и семейной памятью о репрессиях.

Вокруг этой темы развернулись бурные дискуссии, и это неудивительно: по существу речь шла о легитимности или нелегитимности существующего режима. Историческая мифология, которая, в сущности, и была единственной опорой существующего режима, поползла и рассыпалась.

Лишившись этой опоры, строй в одночасье рухнул, а за ним развалился и сам Советский Союз. И сразу же резко уменьшилось внимание российского общества к истории террора – она перестала быть центральной политической проблемой.

Федеральная власть при Ельцине потеряла к ней всякий интерес; при Путине же все более отчетливо артикулируется желание видеть историю советского периода в целом как историю великих свершений, очищенную от “негатива” и излишней “политизации”, иными словами – от попыток смотреть правде в глаза и, тем более, давать этой правде нравственные и правовые оценки.

Но, в конце концов, не так уж важно, что думает о нашем прошлом начальство в Кремле. Важно, что мы сами думаем об этом прошлом.

Похоже, что мы теперь об этом вовсе не думаем. В отличие от конца 1980-х, память о терроре перестала быть сколько-нибудь значимым фактором общественного развития.

Более того, попытки нынешней администрации восстановить в слегка модернизированном виде старую имперскую историческую мифологию, лишь изъяв из нее наиболее одиозные элементы коммунистической доктрины, встречают довольно широкую поддержку.

Каким же образом это состояние умов пришло на смену общественным настроениям конца 1980-х? И куда при этом делась пробудившаяся было коллективная память о терроре? Частью национального сознания она так и не стала – это ясно.

Представление о коммунистическом терроре как об общенациональной катастрофе, то представление, к выработке и закреплению которого в национальном сознании мы были так близки в конце 1980-х, – не сложилось.

(Говоря о закреплении представлений в национальном сознании, я имею в виду формирование в нем неких концептов самого общего порядка, таких, как “в XIII-XV вв. Россия пережила татаро-монгольское иго”. Или: “мы победили в Великой Отечественной войне”. Т.е., нечто такое, с чем никто, кроме отъявленных эксцентриков вроде Гумилева и Фоменко, – я, разумеется, не равняю эти два имени, – не спорит. Утверждение “в XX веке Россия пережила беспримерную эпоху, главный смысл которой – подавление всяческой свободы и массовые убийства граждан государством” такой точкой общего согласия не стало).

Однако и к доперестроечной ситуации мы, слава Богу, не вернулись. Личная, семейная, приватная память о политических репрессиях перестала быть запретным и тайным знанием.

Но эта память, по ряду причин, так и не сделалась частью общенационального консенсуса, как это – надо сказать, не сразу, в несколько приемов, – произошло, например, в Германии. Эта память реализуется сегодня не на национальном, а на региональном уровне.

Вспомним, как ежегодно отмечаются в российской провинции (да и в столицах тоже) Дни памяти 30 октября. Стандартный сценарий выглядит примерно так.

С утра в городе, допустим, Градове, в местном сквере у закладного камня, положенного лет 10-15 назад (на нем написано: “Здесь будет возведен памятник градовцам, погибшим от необоснованных репрессий таких-то годов” – и политическая смелость и прогрессизм авторов памятника определяется тем, какие годы на камне выбиты) собирается народ в лице: а) 45 градовских жертв политических репрессий и их потомков; б) школьников 8-го класса градовского гуманитарного лицея под водительством учительницы; в) семи с половиной активистов местного “Мемориала”, ежели в Градове есть “Мемориал”, или четырех с половиной активистов местной Ассоциации жертв политрепрессий, ежели “Мемориала” нет; г) третьего вице-мэра города по связям с общественностью и нескольких собесовских чиновников, отвечающих за выплату компенсаций.

Вице в своей речи призывает почтить минутой молчания память “НАШИХ ЗЕМЛЯКОВ”, павших жертвами ПРОИЗВОЛА И НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ (и еще иногда, если это – лагерно-ссыльный регион, каких-нибудь “строителей нашего славного города, не по своей воле прибывших на гостеприимную градовскую землю, тех, чей труд лег в основу индустриального развития нашего края”). Затем заместитель начальника собеса сообщает количество тех, кому в текущем отчетном году оказано единовременное пособие и бесплатно вставлены зубы.

Третий выступающий – председатель “Мемориала” или Ассоциации – в своей речи гневно клеймит власти города за волокиту с памятником или, соответственно, за задержки с выплатой компенсаций и предоставлением транспортных льгот, а также сообщает о том, что они совместно с местным музеем и при участии регионального УФСБ подготовили второй том Книги памяти по городу Градову и его окрестностям.

Затем настоятель местного православного храма служит молитву, после чего жертв кормят бесплатным обедом за счет мэрии в кафе “Жар-птица”. Все. После кина – танцы.

Вы можете представить себе мэра города Мюнхена, который, выступая в Дахау, скажем, 8 мая, произносит нечто вроде: “Мы собрались здесь, чтобы почтить память МЮНХЕНЦЕВ, ставших жертвами ПРОИЗВОЛА И НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ”? Память о жертвах нацизма – без упоминания о нацизме и той политической традиции, итогом которой стал нацизм?

Это и есть “регионализация памяти”. Хорошо это или плохо? Это и хорошо, и плохо.

Это хорошо по двум причинам. Во-первых – потому что региональная память непосредственно связана с приватной, личной и семейной памятью. Хорошо, потому что формируется то, что на Западе принято называть grass roots – “корни травы”, а корни – это, как известно, всегда хорошо. Во вторых, это хорошо, потому что дозволено начальством. Не знаю, кто как, а я лично люблю способствовать тому, что дозволено начальством и всегда чувствую себя некомфортно, делая то, что начальством не дозволено.

Почему это плохо? Это плохо потому, что историческое сознание подменяется (а не дополняется) краеведческим. Это плохо потому, что размывается и забывается масштаб и значение событий, о которых идет речь. Это плохо потому, что позволяет начисто забыть о терроре как национальной катастрофе и начисто снять вопрос о вине и ответственности.

Это плохо потому, что в умах укореняется представление о “политических репрессиях” (тоже ведь, между прочим, эвфемизм), как о стихийном бедствии, когда-то и откуда-то – неизвестно откуда – пришедшем на благословенную землю родного региона и отбушевав, исчезнувшем, как утренний туман.

Такая память, – без концов и без начал, без причин и следствий, – неадекватна и неактуальна. Она, в сущности, никому не нужна.

Итак, единая картина, центральным элементом которой является власть, террористическая в каждом своем проявлении (и в каждом своем достижении – даже вполне реальном), не успев сложиться в конце 1980-х, рассыпалась, разбилась на тысячу региональных осколков.

И, на мой взгляд, те общественные силы в России, которые отождествляют себя с антитоталитарным направлением развития, должны начать с того, чтобы вновь собрать целое из этих осколков. С того, чтобы вернуть национальному сознанию историческое измерение.

Пришло время больших общенациональных проектов, связанных с памятью о прошлом. Общественных проектов, разумеется.

Об авторе: Александр Даниэль – историк, правозащитник. Член Правления Международного историко-просветительского и правозащитного общества “Мемориал”.

 Поділитися