Найдено неизвестное письмо Василя Стуса.
“ 10 февраля провели обыск у Василя Стуса, отбывающего ссылку на Колыме. (Хр. 45-47). Обыск шел 10 часов. Забрали копию обвинительного заключения и выписки из его “дела” 1972 г., его стихи, письма А.Болонкина, М.Коцюбинской, Л.Попадюк (матери политзаключенного Зоряна Попадюка), М.Мариновича, И.Кандыбы. Изъяли также машинописные выдержки из Заключительного акта Европейского совещания, записную книжку с адресами, черновики неотправленных писем к П.Г.Григоренко, Расулу Гамзатову (как коллеге-поэту и члену Президиума Верховного Совета СССР). После обыска Стуса три дня допрашивали в районном центре Усть-Омчут, Стус отказался отвечать на вопросы. Он потребовал, чтобы материалы этого обыска, а также материалы “дела” Лукьяненко 1961 г. и процессов 1965 и 1972 гг. на Украине были направлены на Белградское совещание и в Комиссию по правам человека ООН”.
Мы публикуем письмо Василя Стуса в ПЛ с любезного разрешения “Мемориала”.
Евгений Захаров
Матросово,
5.02.1978 г.
Уважаемый Андрей
Дмитриевич!
Хотел бы поделиться с Вами некоторыми личными новостями.
10 февраля я работал в штольне с утра. Около 11 часов меня срочно вызвали в отдел кадров. Оказалось, меня ждал наряд работников КГБ – из Усть-Омчута, Магадана и, кажется, Киева. Магаданский следователь Устинов предъявил мне ордер на обыск в комнате общежития, где я проживаю. Ордер подписан прокурором Черниговской области в связи с затребованием нач. следств. отдела Чернигов. УКГБ Полунина. Фамилии Левка Лукьяненко упомянуто не было.
При обыске у меня были изъяты мои стихи, копия обвинительного заключения, выписки из следствен. дела 1972 г., письма ко мне А.Болонкина, М.Коцюбинской, И.Кандыбы (подельника Левка Л. по “делу” 1961 г.), Любомиры Попадюк, матери п/з Зоряна Попадюка; фотокопию “сосновского” текста о В.Морозе – малоприятного из-за внутризонных склок содержания, мои черновые наброски писем к П.Г.Григоренко и Расулу Гамзатову – как писателю и правителю. Последние два – неотосланные, неоконченные, безобидного свойства, хотя речь идет в них об очень больных для меня вопросах общественного свойства. Изъята и записанная книжка с адресами лиц, с кем я обмениваюсь письмами. Обыск производился с 11.30 до 9.30 вечера. К финалу я собрал вещи – белье и сухари, но получил лишь повестку – в КГБ для дачи показаний в качестве свидетеля.
Формально меня допрашивали 3 дня – 11, 12, 13 февраля. Речь шла о Лукьяненко (кстати, его письма ко мне обнаружены не были) и об Украинском комитете содействия (Укр. наглядовий комітет).
Конечно, отвечать я отказался, кроме тех случаев, где мой отказ был бы хуже ответа. Например, писал ли мне Л.Л. (?)о желании выехать за границу. Отказавшись отвечать в целом на вопрос поддерживал ли я с ним переписку, на вопрос о таком письме я ответил: нет.
Конечно, о деятельности Укр. наглядового комітету я отвечать отказался, а в конце протокола потребовал, чтобы материалы т. наз. дела Лукьяненко 1961 г., полит. репрессий на Украине 1965 и последующих годов были направлены в Белград К.Вальдхайму и в Комиссию ООН по правам человека.
Не удержался я и от того, чтобы заявить: Л.Л. – человек, своей тяжкой участью доказавший преданность идеалам гуманизма, добра и справедливости.
Возможные варианты: меня могут судить “за отказ от дачи показаний; могут “пустить” по статье 187-190 (полит. статья до 3-х лет), могут “раскрутить” на ст. 70 ч. 2. Ко всему я готов, ибо это – их выбор, а не мой, как говорил Иисус Христос: да минует меня чаша сия, но не как я хочу, а как Ты. Позицию свою на время второго тура я объявил: отказ от участия в следств. и судебном фарсе; требование открытого суда с приглашением представителей Комитета по наблюдению из Москвы и Украины, представителей междунар. организаций по правам ч-ка и т. д. При отказе удовлетворить требование – объявляю голодовку на все время суда, полное молчание на суде. Заговорю лишь в т. наз. последнем слове.
Прошу москвичей, как и киевлян: если у меня начнется второй тур – не оставить в беде моих родных (на случай, если жена останется без работы, пока она работает и ее скромные потребности вполне удовлетворяются). Я имею в виду в первую очередь – моральную поддержку.
Почти все письма ко мне (на 60-75%) не доходят. Поэтому я не пишу и сам, то есть пишу минимально.
В страшной беде и полном одиночестве оказалась Надя Лукьяненко (имел от нее слезное письмо). Ответил, стараясь успокоить и подбодрить, вспоминая судьбу Н.Г.Чернышевского и его письма к жене – из тюрьмы.
Сегодня получил еще письмо от И.Кандыбы, чьи письма доходят ко мне одно из трех. У него тоже был обыск, как и у Любы Попадюк. 27.1 его вызывал следователь Левка Л. Капитан Сапек (?). Оказывается, Л.Л. предъявлена ч. 2 ст.70 (Укр. 62 ч. 2). Обвиняют за статьи “Год свободы” – о П.Рубане, из-за вопроса об эмиграции украинцев, то есть, по-видимому, о специфике эмиграцион. политики и по отношению к украинским движениям; в обвинении против Л.Л. – обращение к Белград, совещанию. Ну, а главное, видно,– участие в Группе содействия.
Считаю, что предэтапное положение – и у него, И.Кандыбы, может, и у Саши Болонкина, может и у Л.Попадюк (судя по изыманиям).
Уважаемый Андрей Дмитриевич!
Очень прошу Вас – задумайтесь хотя бы над тем, почему так предвзято (сравнительно) относятся к украинцам органы КГБ, почему такая же (иного, правда, толка) предвзятость существует и со стороны москвичей (хотя бы некоторых).
Неужели мы заслуживаем роли париев?
Послал письмо Ир. Влад. Корсунской – в виде ценной бандероли – 26.12.1977 г. Его вручили матери Ир. Влад., Черноухой, 2 февраля!
Думаю, письмо, адресованное господу Богу, дошло бы быстрее!
Всего Вам доброго.
Кланяюсь Елене Георгиевне.
При возможности – большой привет Эдуарду К., с которым я почти месяц “сосуществовал” в больнице Дубравлага и о котором у меня самые лучшие воспоминания.
Р.S. Несмотря на очень тяжелое состояние здоровья моих престарелых родителей (отцу – 82, матери – 77 лет), мне запретили навестить их – хотя бы на день-два, ибо я “плохо себя веду”.
Желая Вам здоровья и чувства крепнущего оптимизма –
Василь Стус
15 февраля 1978 года