С днем Победы – Белая Церковь!
Именно такими словами вчера поздравили автора этих строк жители города Белая Церковь. Город уже сутки празднует свою большую победу – 29 апреля был снят с должности прокурор Белой Церкви Александр Лупейко. Как сообщили «УК», по поводу этого события местный суд в полном составе выехал на пикник. А белоцерковчане пишут письма с благодарностью генеральному прокурору Васильеву. Пишут и нам.
Потому что и мы причастны к этому событию. И писали о белоцерковских «оборотнях» начиная с февраля 2003 года. За это время было опубликовано двадцать (!) статей посвященных деятельности Лупейко и его подручных. И вот, наконец, этот человек лишен возможности калечить людские судьбы и дискредитировать отечественную правоохранительную систему. И это, безусловная победа жителей Белой Церкви и тех людей, которые, столкнувшись с произволом «белоцерковского оборотня», нашли в себе мужество бороться с ним. В числе этих людей – адвокаты Сычевы, следователь прокуратуры Шкляр, милиционеры Гаркавенко и Мусиенко, нотариусы Магдич и Богдашевская. Кстати, нотариусу Богдашевской суд уже присудил 67 тысяч гривен в качестве компенсации за моральный ущерб, причиненный действиями Лупейко. И впереди еще множество таких же исков. Напомним читателю некоторые моменты из «правоохранительной» деятельности Лупейко, за которые ему еще придется нести ответственность.
Рассказывает следователь прокуратуры Александр Шкляр:
«А ночью началось. Меня вдруг вывели из карцера и я вижу что хлопцы-коридорные какие-то перепуганные. Подводят к какой-то комнате и останавливаются. И даже не заводят в двери, а просто показывают, мол в ту комнату иди. Я без всякой задней мысли открываю дверь и захожу. А там стоят двое в масках и еще четверо во главе с Лупейко. И сходу меня кто-то бьет ногой в живот. После этого как-то по-хитрому завернули руки за спину и за наручники подвесили на крюк. А потом начали бить и руками и ногами, куда попало. Потом надевали целлофановый пакет на голову и так держали пока я не задыхался. Продолжалось это часа три с половиной, четыре.
Потом меня сняли с крюка. Лупейко говорит: пиши как убивал прокурора, рассказывай о Сычевых, про Гудыка. И начинает диктовать. Я честно говоря, тогда от боли уже ничего не соображал. Понимал только, что если не напишу – убьют. И стал писать, хотя руки совершенно не слушались, одной рукой держал другую и выводил какие-то каракули. Интересно, что сейчас этой бумаги даже нет в деле. Наверное, слишком по ней понятно в каком состоянии я ее писал. Тогда мне отбили почки и поломали ребра. Когда все кончилось, коридорные потащили меня в общую камеру. Хотя по закону, меня как работника правоохранительных органов должны были содержать отдельно. Но расчет был видимо на то, что заключенные со мною расправятся. Открыли дверь, вбросили меня, следом кто-то из оперов крикнул в камеру: «Вот вам следак из прокуратуры».
Из тюремного дневника Павла Сычева:
2.12.98г. Среда. Восьмой день. После обеда приехали Фесун и Лупейко. Лупейко сказал, что у него сегодня почетная миссия – «колоть» адвоката. Фесун вынул из внутреннего кармана листки бумаги и говорит: «Вот повинное заявление твоего друга Кости. Он во всем сознался». Начал тыкать мне этим листком в лицо и кричать: «Ты понял, вам п..здец! Вы – трупы! Вас надо е..нуть, чтобы всем было проще!» Лупейко смотрел на это и ухмылялся. Я сказал: «Вы прекрасно знаете, что мы к этому непричастны». Фесун взорвался и с криками начал показывать мне «повинную». И я увидел, что это почерк не Кости. Фесун опять стал кричать, что мы допрыгались, что если я сам добровольно все не расскажу, то меня будут пытать до последнего. «А когда ты признаешься – тебя со спокойной душей е..нут или повесят. Я спросил у Лупейко, как он – представитель прокуратуры может допускать такое? Лупейко ответил: «Ничего страшного, я сам такие методы использую в своей практике. Я – сталинист и следователь-беспредельщик. И все свои незаконные действия облекаю в законные формы». А Фесун неожиданно успокоился и предложил мне переоформить на него свою дачу в Крыму. «Я там греться буду. А тебе она уже все-равно не понадобится.» Перед уходом я сказал, что не удивлюсь, если с Костей что-то случится. Лупейко ответил – посмотрим.» Павел не знал, что в это время Костя уже лежал в морге и санитар старательно гриммировал его изуродованное тело.
Из тюремного дневника Павла Сычева:
3.12.98 г. Четверг. Девятый день. После обеда приехал Фесун – показал фото Кости на носилках. Говорит: «Одному уже п..здец, тоже самое ожидает и вас. Только Костя сделал это быстро, а вас будут долго пытать.» Обещал вывезти из ИВС, надеть кулек на голову, подвесить за ребро, «опустить», советовал самому повеситься.
4. 12. 98 г. Пятница. Десятый день. Приехал Лупейко, говорил то же, что и Фесун. Добавил, что адвокатов мне не видать, что он меня тут сгноит, что лучше мне повеситься. Напоследок сказал мне, что мама повесилась, у меня был нервный срыв.
5.12. 98 г. Суббота. Одиннадцатый день. Перед обедом приехал Фесун, начал разговор о повинке, начал опять угрожать: «Мы вас е..нем, лоб – зеленкой, до суда не доживешь. А если и доживешь – суд наш, приговор один – расстрел или на этапе задушим. А если кто-то вмешается сверху и дело пойдет в другую сторону, то есть люди, которые с вами расправятся. Мы будем стрелять, вешать, казнить всех – адвокатов, судей, прокуроров!!! Всех кто будет стоять нам поперек дороги. Время сейчас ментовское – что хотим, то и делаем!
Из письма супруги Константина Роги Ирины президенту Украины Леониду Кучме:
25 ноября этого года друг моего мужа Павел Сычев попросил Константина отвезти его по служебным делам в г.Белая Церковь. В этот день у Кости в 15:00 был зачет (у него сессия в академии) и уезжая он сказал, что прямо из Белой Церкви поедет на занятия, а вечером заедет за мной на работу. Больше я своего Костю не видела. В последние несколько дней все мои и Костиных близких попытки выяснить его судьбу ничего не дали: ДТП с его участием не зарегистрировано, в больницу не поступал, в морге нет... Только вечером 28 ноября, то есть на четвертые сутки после исчезновения, позвонила какая-то женщина и сказала, что Костя задержан белоцерковской милицией, скоро будет дома и, если мы не хотим ему навредить, то ничего не должны предпринимать. После этих слов она положила трубку. В таком неведении я и Костины родные находились до 1-го декабря, когда сотрудники милиции приехали с обыском к родителям Константина. Но и тогда они сообщили лишь то, что Костя задержан и находится у них, ничего более не объясняя – сослались на тайну следствия. На следующий день был обыск и в моей квартире. И снова никаких объяснений, в чем виновен мой муж. А вечером 2-го декабря опять звонок таинственной незнакомки. Тот же голос сказал, что Косте нужно привезти теплые вещи, продовольственную передачу, зубную щетку... И снова не представившись быстро положила трубку.
На следующий день, 3-го декабря я с передачей для мужа была в Белой Церкви и дежурный по ГОВД направил меня к младшему советнику юстиции Лупейко А.В., который допрашивал моего мужа и который мне «все объяснит». Лупейко ничего объяснять не стал, сообщил только, что Константин мертв и что завтра, 4-го декабря я могу забрать его тело из морга... На следующий день, 4 декабря мне отдали обезображенное тело моего мужа, вернее то, что от него осталось. Смерть Константина наступила в здании ГОВД г.Белая Церковь, куда он вошел живым и здоровым и откуда его вынесли изуродованным и мертвым. Перед смертью его зверски пытали. У Кости сломаны пять ребер (некоторые в нескольких местах), сломан позвоночник, левая рука и нога, голова проломлена в нескольких местах и с разных сторон, фаланги пальцев на руках изуродованы так, словно их зажимали в дверной проем, все тело покрыто бесчисленными ссадинами и кровоподтеками, на теле множество следов (особенно на пальцах рук) свидетельствующие о том, что его жгли сигаретными окурками, внутренние органы превращены в кровавое месиво – легкие и почка отбиты, порвана селезенка. Перед смертью мой муж испытывал такие нечеловеческие страдания, что наручники врезались в кости рук. Убийцы с целью сокрытия преступления попытались инсценировать самоубийство, выбросив уже мертвое тело Кости из туалета на пятом этаже. По словам следователя Босенко Ю.Г. допрашивали Константина на третьем этаже, и выводили его в туалет, расположенный на третьем этаже в наручниках и под усиленной охраной. Ни на четвертый, ни тем более на пятый этаж его не выводили. Одежда, в которую был одет Костя, его личные вещи и автомобиль, оставленный им у входа в прокуратуру родственникам возвращены не были.
Рассказывает бывший начальник Белоцерковского городского отдела внутренних дел, полковник милиции Петр Федорович Мусиенко:
Начиная с конца весны 2002 года у Лупейко начались проблемы. Несколько дел, инициатором которых был белоцерковский прокурор в судах «лопнули». И люди начали обращаться с исками на Лупейко о возмещении морального и материального ущерба. В том числе и нотариус Татьяна Магдич. Последовала соответствующая реакция и со стороны прокуратуры области. Начались проверки. И под Лупейко серьезно зашаталось кресло. И вот, однажды, ко мне пришел адвокат Татьяны Магдич и сказал, что Лупейко в областной суд предоставил справку о том, что следствие по делу Магдич возобновлено. В этом случае производство по гражданским делам приостанавливается до вынесения приговора по уголовному делу. Адвокат обратился в штаб, чтобы ему дали справку о движениях по этому уголовному делу. Штаб ему отказал. Я понял, что запрос адвоката абсолютно справедлив, дал указание начальнику штаба и тот подготовил ему выписку. В справке значилось, что никаких движений по уголовному делу не было. То есть, Лупейко, с целью уйти от ответственности и от уплаты иска фальсифицировал свою справку о том, что по делу Магдич ведется следствие. На самом деле, дело было закрыто по отсутствию состава преступления. Я понимал, что будет крупный скандал, но не мог отказать адвокату, потому что требование его было совершенно законным. Но фактически получилось, что я подставил Лупейко под статью. Но прокурор тогда от ответственности ушел, возбудив новое дело по тому же эпизоду.
Однако, положение Лупейко все-равно оставалось шатким. В сентябре 2002 года по городу прошел слух о том, что он готовит на себя покушение. Я посмеялся и не поверил. До тех пор, пока ко мне не обратился человек, которому непосредственно предлагали поучаствовать в этом лжепокушении. Фамилию человека я назвать не могу. Это бизнесмен, у которого до этого возникла конфликтная ситуация со своим партнером. И ему последовало предложение от друга Лупейко подполковника милиции старшего оперуполномоченного ГУБОПа Валерия Козуба. Он предложил помочь бизнесмену, если тот заявит на своего бывшего партнера.
Разговор с этим свидетелем я на всякий случай записал на диктофон. Через какое-то время ко мне приходит старший группы внутренней безопасности Станислав Штучный. И сообщает, что действительно Лупейко готовит покушение на самого себя. И что Валерий Козуб ищет для этого людей, уже даже нанимает кого-то. Лупейко вся эта афера нужна была для восстановления своей репутации. Чтобы пошли разговоры и статьи о таком принципиальном прокуроре, на которого даже покушались. Я после этих двух заявлений серьезно задумался и понял, что в результате этого лжепокушения получу как минимум «строгача», а в отделе появится «висяк», который никогда не раскроем. Кроме того, из-за этого бреда всему личному составу пришлось бы месяцами не спать. Это меня просто возмутило. Я посоветовался с сотрудниками службы внутренней безопасности и отправил об этом рапорт на имя начальника областной милиции генерала Зарубенко. Как он поступил с этой информацией, я не знаю, но знаю, что Лупейко после этого вызвали в прокуратуру области и посоветовали не заниматься ерундой. Сказали, что насчет его планов все известно и если покушение произойдет, то будут приняты соответствующие меры.
А потом начались ваши публикации. Все ждали, что последует за этим. Ждали и реакции Лупейко. В Белой Церкви опять пошел слух о том, что его снимают, люди начали роптать, в прокуратуре прошел ряд увольнений. Начались проверки. А 20 июля вечером Лупейко позвонил мне и попросил зайти. Приезжаю, а он сразу начинает: «Ты все это закрутил, ты включишь заднюю, чтобы все оставалось на своих местах.» Я не могу понять, о чем он говорит и спрашиваю: «Что закрутил?» Он отвечает: «Все эти публикации и весь пресс на меня. Я все проанализировал и вынужден был серьезно заняться этим делом, потому что я считаю, что не заслужил того, чтобы меня снимали с должности.» Я пытался убедить его в том, что не имею никакого отношения к публикациям и посоветовал обратиться к психиатру. Тогда он мне дает несколько страниц какого-то текста. Это было заявление бывшего милиционера Одрыны о том, что в сентябре месяце 2002 года он получил от меня 40 тысяч долларов и указание организовать физическую ликвидацию Лупейко.
И это далеко не все люди, пострадавшие от деятельности старшего советника юстиции, бывшего белоцерковского прокурора Лупейко. Сейчас они уже свободны от страха за свою жизнь. Потому что до последнего дня своей работы на посту прокурора Лупейко всячески пытался мстить тем, кто осмеливался протестовать против его беспредела. Уже в этом году он пытался «прессовать» родственников Татьяны Магдич с тем, чтобы она отказалась от иска, пытался «бороться» и с нотариусом Богдашевской.
Как могло случиться, что пять лет прокурором крупного города был человек, не дружащий не только с законностью, но, видимо и с головой? Как могли «проходить» в судах явно сфабрикованные им дела? Как множество прокурорских следователей и сотрудников милиции могли исполнять явно незаконные приказания Лупейко? Почему никто за все время следовательской и прокурорской работы Лупейко не обратил внимания на его мягко говоря, странности? Все просто. С одной стороны, Лупейко устраивал систему, давая хорошие показатели раскрываемости. С другой – «отстегивал» кому нужно долю из разграбленного имущества подследственных. И, наконец, самое главное – Лупейко был не один. У него были могущественные покровители в генеральной прокуратуре и в прокуратуре области. У него были «ручные», прикормленные судьи. С ним в одной «банде» работали и некоторые сотрудники милиции. Прокурорская проверка деятельности Лупейко, насколько нам известно, еще не закончена. И будет очень печально, если она ограничится выводами в отношении только бывшего белоцерковского прокурора. Потому что такой беспредел не мог твориться без пособничества других сотрудников правоохранительной системы. И для того, чтобы эту систему приводить к норме – нужны не только терапевтические методы, но и скальпель хирурга. Сегодня в Генеральной прокуратуре должна состояться расширенная Коллегия, на которой будет рассматриваться деятельность прокуратуры Киевской области. Есть информация о том, что на ней будет больше «хирургии», чем консервативных методов лечения. Видимо, процесс зашел слишком далеко.
И в заключение, несколько слов о прессе. Лупейко, прощаясь со своими подчиненными в Белой Церкви, заявил, что он стал «жертвой интриг и подводных течений в генпрокуратуре». Однако, мы все-таки надеемся, что Александр Васильевич стал жертвой собственной преступной деятельности. И мы, пресса, исполнили свой долг, рассказав об этом. Интересно, что за этот год, за все время написания белоцерковского сериала, к нам обращались только жертвы. Преступники упорно избегали контактов. Когда автор этих строк звонил Лупейко и предлагал встретиться и записать интервью – Александр Васильевич отказывался и говорил, что не может сделать этого без разрешения прокурора области Юрия Гайсинского. Попытки получить комментарий от Гайсинского также не увенчались успехом. Соратник Лупейко судья Киевского апелляционного суда Шевченко требовал лишь прекратить публикации и подал иск о возмещении морального ущерба размером в 50 тысяч гривен против автора публикаций. «Они» очень боятся света, боятся огласки. «Они» сильны в камерах, в своих кабинетах и в «своих» судах. На свету «они» все-таки дохнут. И это главный вывод из всей этой истории. Правоохранители не могут сами реформировать правоохранительную систему. Даже если захотят. Сделать систему действительно правоохранительной могут только те, чьи права она должна охранять, то есть все мы, не облеченные властью и погонами. И в Белой Церкви уже сделан первый шаг на пути к этой цели. Первый, и, надеемся, не последний.