Крымские правоохранители умеют «работать» с людьми не хуже, чем подручные Мюллера

Прошлым летом в Орловке, что под Севастополем, нашли тело охранника одной из “крутых” дач. Утонул. Но при этом был полностью одет — так что вряд ли смерть наступила во время купания. Подозреваемого, 23-летнего местного жителя, задержали в тот же день, когда был обнаружен труп. Следующим утром к зданию одного из севастопольских райотделов милиции была вызвана “скорая помощь”, которая увезла молодого человека в больницу. В медицинской карте записано: “диагноз при госпитализации — ушибы мягких тканей головы, шейного отдела позвоночника, ушных раковин, грудной клетки, сотрясение головного мозга”. Сейчас парень ожидает суда в севастопольском СИЗО, поскольку… подписал признание в убийстве. Интересно, что он скажет в суде?

“Чистосердечное” признание

Каждый день в Крыму происходит множество преступлений. Каждый день милиция задерживает людей, подозреваемых в совершении мошенничества, краж, грабежей. Дела расследуются и уходят в суд. Иногда там от человека, сидящего на скамье подсудимых, можно услышать: “Меня принудили дать показания”. Часто это заявление безосновательно. Редко человек может подтвердить фактами, что из него выбивали признание.

Еще реже люди, которые находятся на свободе, пытаются доказать, что их били или как-то издевались. Все-таки синяки пройдут, ссадины заживут — а дело будет тянуться долго. Лучше с милицией не связываться.

Крымские правозащитники считают, что именно такая позиция и приводит к тому, что человек в форме иногда считает лучшим способом убеждения кулак или “средство ПР” — резиновую палку. Иногда в ход идут и другие средства. Вот фрагменты из жалоб и обращений Европейский суд тех, кто подвергался пыткам на территории Крыма (“1К” располагает копиями официальных документов).

Из обращения в Европейский суд по правам человека (представитель потерпевшего — адвокат А. Лесовой):

“По утверждению Н., в отсутствие следователя и адвоката его заставляли становиться лицом к стене, широко расставив руки и ноги. В это время ему много раз в течение нескольких часов наносили удары в спину, в область почек коленом. Ему также приставляли к голове сзади толстый блокнот и через него наносили удары по голове, которые оглушали его. Также наносились удары кулаками в грудную клетку, руками по голове… Длительное время, около 2-3 суток, Н. содержали пристегнутым наручниками к батарее. Полученная травма почек вызвала заболевание почек”.

Из жалобы в Европейский суд по правам человека (представитель потерпевшего — адвокат А. Лесовой):

“Во время ареста Т. был несколько раз избит офицерами милиции. Избиения проводились днем и в ночное время, в избиении принимали участие одновременно 3 — 5 офицеров. При этом Т. были причинены телесные повреждения, которые позже были диагностированы врачами как сотрясение головного мозга, раны и кровоизлияния на лице. Во время избиения ему также угрожали тем, что передадут его членам преступной группировки — азербайджанской мафии, которые увезут его в лес, убьют и захоронят в никому не известном месте. Т. подвергся беззаконию, нападению, избиению, угрозам убийством не где-нибудь, а в государственном органе правопорядка и со стороны офицеров милиции. И эти офицеры открыто действовали в присутствии друг друга и помогали друг другу избивать арестованного и угрожать ему. Поэтому Т. не видел никакого выхода и никакой защиты от незаконных действий офицеров милиции, и он не знал, есть или нет у него шансы спастись от незаконного ареста, от незаконного насилия и угрозы своей жизни. Офицеры милиции потребовали от него написать заявление и сделать устное заявление с применением видеозаписи о том, что он не имеет жалоб против милиции и что сам причинил себе телесные повреждения. Из-за угрозы продолжения ареста, избиения, из-за угрозы своей жизни Т. согласился с этими требованиями. Его устное заявление было записано офицерами милиции на видеокамеру, и на этой видеозаписи, вероятно, также зафиксированы следы от побоев и испачканная кровью одежда”.

“Уговаривают” угрозами и ударами

Крымские адвокаты могут рассказать немало историй, когда их клиентов правоохранители “наставляли” методами, которые в цивилизованном мире называются не иначе, чем пытки. Бывает, что обходятся без физического воздействия — сломать человека можно и по-другому.

Из практики адвоката Виктории Митько:

Это произошло в Севастополе в марте этого года. Парень провожал свою девушку домой. Уже у подъезда молодые люди почувствовали запах дыма, подошли к подвалу, увидели, что там действительно что-то загорелось. Видимо, виновником пожара оказался живший в подвале бомж. Ребята вытащили его, чтобы не задохнулся в дыму, и пошли вызывать милицию и пожарных. Прибывшие правоохранители заверили их, что бездомного человека куда-нибудь определят, и молодые люди ушли, оставив свои данные. Их задержали на следующий день по обвинению в нанесении тяжких телесных повреждений, повлекших смерть. Допрашивали в райотделе, девушку “вразумляли” с помощью Уголовного кодекса, били тяжелым томом по голове. Парень просил не трогать ногу, которая только восстановилась после перелома, — его били по этому месту. Экспертиза показала, что бомж скончался от переохлаждения, а еще в его крови была обнаружена ударная (и, возможно, смертельная для обычного человека) доза алкоголя.

Из практики адвоката Александра Лесового:

За границей существует такое понятие: презумпция виновности государства. Если человек заявляет, что был подвергнут пыткам, чиновники должны доказывать, что не виноваты. У нас же люди вынуждены собирать доказательства того, что их били, подвергали истязаниям, принуждали оговорить себя. Например, 64-летняя жительница Симферополя уже много месяцев пытается найти правду: ее избили милиционеры, которые пришли задерживать ее дочь. Поскольку дочери дома не было, досталось матери.

Иногда и само содержание человека под стражей в невыносимых условиях можно приравнять к пыткам. В ИВС Алушты 4 или 5 месяцев просидел гражданин С. с открытой формой туберкулеза. И умер там же — постоянное пребывание в духоте и тесноте ускорило течение болезни. Тем не менее работники изолятора считали, что о здоровье заключенного заботились достаточно: его, больного туберкулезом, “гуляли по автостоянке”, так как прогулочный дворик в заведении отсутствовал.

Свидетельницу по уголовному делу пытались заставить дать показания против обвиняемого. Ее... на 5 суток посадили в мужскую камеру, где уже находилось 7 или 8 человек. Еще одного задержанного по этому же делу взяли в России и из Белгорода в Симферополь доставили в… багажнике автомобиля.

Как допрашивали свидетеля

Жительница Симферопольского района Д. не совершила никакого преступления: следствию она понадобилась как свидетельница по уголовному делу. В половине седьмого утра ее “пригласили” на допрос: милиционеры просто задержали всех, кто находился в доме, и доставили в отделение. Был бы у женщины выбор — она бы никуда не пошла: ее полуторагодовалый ребенок болел. Поэтому Д. забрали на допрос вместе с малышом, у которого была высокая температура.

Тот, кто помнит знаменитый эпизод допроса радистки Кэт из “Семнадцати мгновений весны”, оценит сообразительность милиционеров.

Из жалобы в Европейский суд по правам человека жительницы Симферопольского района Д.:

“При аресте Д. разлучили с ее малолетним тяжело больным ребенком и заявили, что она не будет допущена к ребенку до тех пор, пока не даст показания… Ребенка оставили в отдельном от матери помещении РОВД без медицинского контроля. Д. в течение всего дня запрещали видеть отобранного у нее ребенка, знать о его состоянии здоровья, оказывать ему необходимую помощь. В течение всего дня Д., будучи под арестом в РОВД, не имела информации о самочувствии своего малолетнего больного ребенка, с которым ее умышленно разлучили”.

Вы можете представить себе состояние женщины, которая не может думать ни о чем другом, как о малыше, который сейчас где-то исходит криком? И точно так же трудно представить тех, кто сидел рядом с этим несчастным ребенком, — ведь были же среди них не просто милиционеры, а отцы. В жалобе, конечно, это описывается другим, сдержанным языком: “В течение длительного времени Д. страдала из-за страха за безопасность жизни и здоровья отобранного у нее малолетнего ребенка, будучи беспомощной позаботиться о ребенке, испытывая безысходность из-за произвола властей, не имея шансов защитить себя и ребенка от опасности, не имея в течение более 10 часов информации о самочувствии отобранного у нее больного ребенка…”

В райотдел вызывали “скорую” — видимо, кто-то испугался, что больному малышу стало хуже. Врач диагностировала у мальчика ОРЗ, трахеит, аллергическую реакцию, ввела жаропонижающее лекарство, успокоительное и обезболивающее. Но ребенка матери не отдали.

Отпустили Д. только вечером. Маленькая деталь: по словам потерпевшей, с момента задержания ни ей, ни ребенку не давали еды. Они провели в райотделе больше 10 часов, которые запомнились матери как самое страшное время в ее жизни.

А ведь, как справедливо бы заметили милиционеры, здесь их и пальцем не тронули.

Если правоохранительные органы заинтересовали данные пострадавших и обстоятельства, которые послужили причиной обращения в Европейский суд, “1К” готова сообщить их.

(“Первая Крымская”, №77, 10-июня 2005 г.)