20 лет обществу «Мемориал»

В январе 1989 года несколько сотен делегатов, представлявших около 250 организаций и групп, собрались в Доме культуры Московского авиационного института и учредили Всесоюзное добровольное историко-просветительское общество «Мемориал».

 Самое в те годы массовое общественное движение превратилось в организацию; если быть точными, – в союз региональных организаций. Впоследствии, в 1992 года к определению «историко-просветительное» были добавлены слова «и правозащитное», а эпитет «всесоюзное» был заменен на «международное», ибо Советского Союза более не существовало.

Был принят Устав общества, избрано правление и его исполнительный орган – Рабочая коллегия. Общество «Мемориал» начало свое существование.

Но можно ли Учредительную конференцию 28-30 января 1989 года считать началом "Мемориала" ?

* * *

Конечно, нет, хотя бы потому, что за три месяца до нее состоялась не менее представительная Подготовительная конференция. Откровенно говоря, именно на этой конференции планировалось учредить общество «Мемориал»; сделать это не удалось из-за противодействия ряда «официальных» учредителей, инспирированного, как мы теперь знаем, Политбюро ЦК КПСС. Но и Подготовительная конференция была не первой вехой в истории создания «Мемориала».

Может быть, началом следует считать «выборы» Общественного комитета «Мемориала» в июле-августе 1988 года? Это были очень странные, на сегодняшний взгляд, выборы. Активисты движения вышли на улицы и площади больших городов и провели блиц-опрос населения: кого из общественных деятелей, ученых, писателей и т.п. хотели бы вы видеть в составе такого комитета? Было заранее решено, что в состав комитета из 15 человек будет предложено войти людям, набравшим наибольшее количество голосов. Характерно, что публика на улицах с охотой участвовала в опросе, как правило, даже не спрашивая, о чем, собственно, идет речь, – все тогда знали, что такое «Мемориал», и какие задачи он перед собой ставит. Характерно и то, что из числа «победителей», – а таковыми, естественно, стали наиболее известные «властители дум» эпохи перестройки, – почти никто не отказался войти в состав Общественного комитета (единственным «отказчиком» стал А.И.Солженицын, который сообщил, что, находясь в изгнании, он не видит возможности полноценно участвовать в работе «Мемориала»).

На своем первом заседании Общественный комитет избрал председателя – А.Д.Сахарова (впоследствии он стал первым председателем Общества «Мемориал»). Тогда же из числа активистов мемориальского движения был сформирован Оргкомитет, который приступил к подготовке Учредительной конференции.

Создание Общественного комитета и формирование Оргкомитета- важная веха в истории «Мемориала». Движение встало на путь, ведущий к созданию общественной организации – первой массовой неполитической общественной организации в новейшей истории нашей страны. Но это – тоже не начало «Мемориала», а лишь начало нового этапа его становления, ибо само движение к августу 1988 году уже существовало и было, как видно из сказанного, достаточно широким и популярным.

С чего же, в самом деле, начинался «Мемориал»?

 * * *

Перенесемся еще на несколько месяцев назад, в сентябрь 1987 года, в эпоху, когда по всему Советскому Союзу, как грибы после дождя, возникали многочисленные «неформальные», как их тогда называли, организации. За этим странным термином скрывалась простая реальность: на заре перестройки не санкционированная свыше гражданская инициатива перестала считаться уголовным преступлением, подлежащим немедленной каре – и мгновенно, в считанные месяцы, страна покрылась сетью общественных клубов, молодежных ассоциаций, самодеятельных организаций и культурно-просветительских обществ самых разных толков и направлений. В одном из таких клубов, известном под названием «Демократическая перестройка», была создана историко-просветительная секция. Сегодня уместно, пожалуй, перечислить поименно основателей этой секции: Н.Брагинская, А.Вайсберг, Е.Жемкова, А.Зверев, П.Кудюкин, В.Кузин, Д.Леонов, О.Орлов, Л.Пономарев, Ю.Самодуров, Ю.Скубко.

Что же за идея вдохновляла участников работы секции? В чем состоял пафос этой идеи?

Вспомним, что 1987 год был годом снятия более чем двадцатилетнего фактического цензурного запрета на публикации, посвященные главной российской трагедии XX века – сталинскому террору, унесшему жизни миллионов граждан и искалечившему судьбы десятков миллионов других. Собственно, слово «снятие» не вполне подходит, потому что на самом деле речь шла лишь об определенных цензурных послаблениях, при сохранении довольно жестких рамок дозволенного: по времени (только сталинская эпоха) и по концептуальному осмыслению событий (ничего, ставящего под сомнение «социалистический выбор»). Но этого оказалось достаточно: со страниц журналов на ошеломленную страну хлынул поток публикаций, рисующих кошмарную картину произвола, бесправия и жестокости, царивших в сравнительно недавнем прошлом. Происходящее отчасти напоминало времена хрущевской «отттепели», – но лишь отчасти, ибо в годы правления Хрущева не было высказано и десятой доли той правды о прошлом, которая обрушилась на наших сограждан. Конечно, со стороны «архитекторов перестройки» было бы наивностью полагать, что в условиях освобожденной гражданской инициативы этим потоком удастся управлять, направляя его в подходящее русло. История, как это уже было в хрущевские времена, становилась общественно-политической проблемой.

Активисты-"неформалы» кстати вспомнили о решении XXII съезда КПСС – о том, что следовало бы воздвигнуть жертвам сталинских репрессий памятник в Москве. В интерпретации 1987 года эта идея превратилась в проект мемориального комплекса, включающего в себя общедоступные музей, архив и библиотеку, где будут собраны свидетельства эпохи террора. (Кажется, впервые эта формулировка прозвучала в июле 1987 года, в заметке В.Игрунова, помещенной в одном из тогдашних «неформальных» изданий.) Продвижение этого проекта и стало главной задачей историко-просветительской секции, которая вскоре отделилась от клуба «Демократическая перестройка» и назвала себя «группой «Мемориал"«.

Несколькими месяцами раньше, группа, объединившаяся вокруг подобной идеи, вероятно, просто обратилась бы с соответствующей петицией в ЦК и к правительству. Но к осени 1987 года уже наметился некоторый разрыв между правительственной политикой и общественными ожиданиями. И участники группы приняли решение: не просто обратиться «наверх», а заручиться поддержкой общественного мнения, которое, как они прекрасно понимали, будет на их стороне. И не просто заручиться, а превратить это в публичную демонстрацию. В начале ноября активисты «Мемориала» вышли на улицы Москвы – собирать подписи под воззванием, призывающим власти приступить к созданию мемориального комплекса.

Московская инициатива буквально в считанные дни была подхвачена в нескольких крупных городах Союза (раньше всего, естественно, в Ленинграде). Процесс сбора подписей объединил людей – в этих городах возникли собственные мемориальские группы. В течение следующих месяцев мемориальское движение охватило, без преувеличения, всю страну. Надо заметить, что противодействие публичной подписной кампании со стороны властей было еще более слабым, чем ожидали инициаторы: дело ограничилось несколькими случаями приводов в милицию, демонстративным наблюдением, оперативной съемкой. Правда, кое-где в провинции, куда медленно просачивались новые веяния, у мемориальских активистов бывали и серьезные неприятности по службе.

Разумеется, подписи собирались не только на улицах городов или в фойе театров и концертных залов; подписные листы распространялись старым самиздатским способом – передаваясь из рук в руки и размножаясь на ходу. К июню будущего года XIX партийной конференции (этот адрес выглядит сейчас наивным, но в то время он казался большинству мемориальцев естественным) было передано около 50 тысяч подписей.

* * *

Петиция принесла ожидаемые плоды. Сам Горбачев, выступая на конференции, сформулировал мемориальские предложения о памятнике (не упоминая, правда, ни о «Мемориале», ни о музее, архиве и библиотеке). Но, в конце концов, было очевидно, что при определенной настойчивости можно будет добиться от власти и этого.

Но к тому моменту внутри мемориальского движения начали вызревать совсем новые тенденции. Мемориальцы стали задаваться вопросом: а точно ли наша роль только в том и состоит, чтобы добиться от государства, как тогда любили выражаться, «покаяния» в виде обещания построить жертвам репрессий мемориальный комплекс? Да и дело ли государственной власти – возводить памятник тем, кого эта же власть некогда убила? Настолько ли она изменилась, чтобы такой памятник не превратился в кощунство над памятью погибших? Да и что за памятник построит Коммунистическая партия своим жертвам – не помпезный ли мемориал «верным сынам отечества, необоснованно репресированным в годы нарушений социалистической законности», мемориал, за рамками которого останутся и миллионы раскулаченных крестьян, и жертвы «красного террора» времен Гражданской войны, и тысячи инакомыслящих хрущевской и брежневской эпох? Можно ли доверить дело восстановления исторической памяти народа – государству, которое в течение всего своего существования только и делало, что лгало о настоящем и фальсифицировало прошлое? Где гарантия, что государственный мемориал не станет новой фальсификацией, более тонкой и изощренной, чем все предыдущие?

И, самое главное: следует ли поручать правительству то, что должно совершаться силами всего общества? Собирая подписи под мемориальским воззванием, мы поняли, что наша страна и ее история принадлежат не правительству, а нам – гражданам; нам и нести ответственность и за историю, и за страну. Вероятно, многие из тех десятков тысяч, что поставили под этим воззванием свои имена, чувствовали нечто подобное. Вправе ли мы теперь переложить эту ответственность на начальство?

Сегодня, по прошествии десяти с лишним лет, эти аргументы кажутся очевидными и сами собой напрашивающимися; но в 1988 году представление о гражданской ответственности только-только начинало формулироваться в общественном сознании (максимы диссидентской этики оставались достоянием немногочисленных уцелевших и не уехавших из СССР диссидентов). Пожалуй, непосредственным импульсом к переосмыслению целей мемориальского движения были более простые и приземленные соображения: вот, мы собрали подписи. И что теперь делать – отдыхать?

Так или иначе, но еще весной 1988 года в мемориальских группах возникло намерение самим заняться восстановлением прошлого и увековечением памяти жертв репрессий. В московской, питерской и нескольких других группах появились люди, которые принялись организовывать сбор сведений о репрессированных. Вслед за воззванием «Мемориала» явилась и все тем же самиздатским способом начала распространяться анкета «Мемориала», разработанная самими мемориальцами, чтобы облегчить бывшим репрессированным, их родственникам и друзьям возможность зафиксировать на бумаге информацию о себе и об ушедших. Собранные тогда десятки тысяч заполненных анкет и стали зародышем будущего архива «Мемориала».

Все больше мемориальцев приходило к осознанию того, что памятник – это, конечно, важная задача, но главной задачей будущего «Мемориала» должен стать не памятник, а память. Именно тогда и стало окончательно понятно: «Мемориал» должен превратиться во всесоюзную общественную организацию, задача которой – самостоятельно, независимо от государства и государственных учреждений, заниматься восстановлением исторической памяти народа. Архив, библиотека, музей? – да! Но только мы сами соберем этот архив, этот музей, эту библиотеку. И сделаем их общедоступными и бесплатными. И развернем собственные исторические исследования. И будем организовывать документальные и художественные выставки, снимать фильмы, готовить и выпускать книги, устраивать вечера, – делать все, чтобы собранная нами информация не осталась мертвым грузом, чтобы память о терроре стала частью общественного сознания.

И до сего дня мы не считаем эту задачу полностью выполненной. Но мы все же полагаем, что серьезные шаги в правильном направлении – сделаны.

Сегодня историко-просветительское направление работы «Мемориала» реализуется в целом ряде мемориальских центров, действующих в разных регионах страны. Координирует эту работу московский Научно-просветительский Центр «Мемориал», в рамках которого созданы и архив, и музей, и библиотека. Кроме того, НИПЦ «Мемориал» развивает ряд собственных исследовательских программ и поддерживает аналогичные исследования в регионах. А сравнительно недавно начало работать организованное НИПЦ издательство – «Звенья».

Еще одним важным направлением работы НИПЦ и региональных исследовательских групп является выявление мест массовых казней и лагерных кладбищ. Архивный поиск здесь сопровождается опросами местного населения и разведывательными экспедициями на местности. Когда обстоятельства возникновения массового захоронения установлены документально и подтверждены юридически, возникает новая, еще более сложная задача – установить имена тех, кто похоронен в безымянной братской могиле. Иногда это удается сделать, и люди, которые никогда не знали, где похоронены их отцы и деды, получают возможность положить цветы на могилы своих близких.

Потом «Мемориал» добивается от местных властей установки на месте массового захоронения памятного знака. Кое-где удается поставить обелиск или даже организовать мемориальное кладбище. Сейчас в России, на Украине и в Казахстане воздвигнуты десятки таких знаков, обелисков, мемориалов.

Говорят, что война не кончена, пока не преданы земле останки последнего солдата. Мы надеемся, что своей работой по отысканию и мемориализации мест захоронений приближаем день, когда истребительную войну государства против собственного народа можно будет считать окончательно отошедшей в прошлое.

<...>

И все же у «Мемориала» появился собственный «главный памятник». Это Соловецкий камень – гранитный валун, привезенный с территории Соловецкого лагеря особого назначения и установленный в День политзаключенного, 30 октября 1990 года, на Лубянской площади в Москве в память всех жертв тоталитарного режима.

А день 30 октября стал главной мемориальской датой (назвать его «праздником» – было бы странно). Днем политического заключенного провозгласили его не мы – это задолго до нас, еще в 1974 года, сделали заключенные Мордовских и Пермских политлагерей. И, честно говоря, совпадение этого дня с датой завершения Подготовительной конференции «Мемориала» в 1988 году было чистой случайностью. Но в следующем году мы, уже вполне сознательно, отметили эту дату акцией, запомнившейся многим москвичам: мемориальские активисты при участии большого количества сочувствующих окружили здание КГБ на Лубянке живой цепочкой и зажгли поминальные свечи по миллионам погибшим.

Установка Соловецкого камня сделала эту дату традиционной. А еще через год, одновременно с принятием Закона о реабилитации, Верховный Совет Российской Федерации официально провозгласил 30 октября Днем памяти жертв политических репрессий. В этот день во многих городах проходят траурные митинги, организуемые местными «Мемориалами». В Москве 30 октября члены «Мемориала» и Объединения лиц, пострадавших от политических репрессий собираются, как и раньше, у Соловецкого камня.

* * *

Мемориальское движение было начато молодежью и людьми среднего возраста. Но, по мере того как оно расширялось и становилось все более заметным явлением в общественной и культурной жизни страны, его участниками становились люди самых разных возрастных и социальных категорий, с различным жизненным опытом и общественным темпераментом.

В него влились тысячи людей старшего поколения, по чьим судьбам прошелся каток государственного террора. И мемориальские активисты осознали: было бы безнравственно и лицемерно говорить об увековечении памяти о погибших, не говоря о восстановлении справедливости по отношению к живым. Тем, кто подвергся репрессиям, но выжил и дожил до времени, когда об их трагических судьбах заговорили в полный голос. Тем, чьих родителей перемолола мясорубка террора, приговорив заодно детей к сиротству, мытарствам по родственникам и детдомам, к позорному клейму «детей врага народа» на всю оставшуюся жизнь.

Чем мы могли помочь этим людям?

Прежде всего – мы могли помочь им объединиться. Во всех региональных «Мемориалах» или рядом с ними возникли общества бывших жертв необоснованных политических репрессий и членов их семей. Это естественно: людей сходной судьбы тянет друг к другу; кроме того, собравшись вместе, им легче определить свои нужды и бороться за свои права. Кое-где бывшие репрессированные, объединяясь, становились структурной частью региональной организации «Мемориала»; кое-где они предпочли создать собственные отдельные организации. Но и в последнем случае им требовалась консультативная и организационная помощь.

Затем необходимо было добиться восстановления гражданских прав тех, кого не успели реабилитировать в годы правления Хрущева (в брежневские времена процесс реабилитации почти остановился). Многие не дожили до перестройки; но у их родственников все равно оставалась моральная потребность в реабилитации своих близких. И эта реабилитация должна была проходить не так, как практиковалась при Хрущеве: извините, случилась судебная ошибка, и Вы (или Ваш отец) ни в чем не виновны. Нет, речь должна теперь идти не о «жертвах судебных ошибок», а о жертвах государственного произвола и политического террора, жертвах преступлений, сознательно совершенных властью. И этот факт должен быть зафиксирован специальным законодательным актом, где государство признает свою историческую вину перед своими гражданами. И признание моральной вины должно сопровождаться определенной материальной компенсацией. Конечно, возместить ущерб в полной мере невозможно. Какими, в самом деле, деньгами может советское государство или его правопреемники расплатиться за смерть близких, за годы мучений и десятилетия унижений? Но правовая реабилитация должна быть подкреплена хотя бы символической денежной компенсацией – знаком признания юридической вины государства.

Заставить даже перестроечную власть принять подобный законодательный акт оказалось нелегким делом. Правительство СССР так до конца и не решилось на это, хотя и сделало несколько робких шагов в этом направлении (организовало ряд правительственных комиссий, приняло несколько постановлений, касающихся определенных категорий репрессий и т.п.).

Мы пошли по иному пути. В марте 1990 года на территории Российской Федерации впервые в истории России прошли демократические выборы в парламент. «Мемориал» не участвовал в этих выборах в качестве политического объединения, поскольку он таковым не является. Но в ряде мест он поддерживал демократически настроенных кандидатов, брал на себя организацию их избирательных кампаний, агитировал за них. Надо сказать, что в те годы известность и авторитет «Мемориала» среди населения были достаточно высоки: почти все кандидаты, которым он оказывал поддержку, стали депутатами нового Верховного Совета. Один из «мемориальских» депутатов, Сергей Ковалев, стал вскоре Председателем парламентского Комитета по правам человека и сразу же занялся разработкой проекта Закона о реабилитации. В работе над законопроектом приняли активное участие эксперты «Мемориала». Впрочем, даже в российском Верховном Совете прохождение закона встретило серьезные препятствия, и лишь через два месяца после августовских событий, 18 октября 1991 года, Закон Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий» был одобрен парламентом, подписан Президентом и вступил в законную силу.

Конечно, усилия «Мемориала» по восстановлению прав лиц, пострадавших от политических репрессий, не сводятся только к лоббированию этого Закона и дальнейших поправок и дополнений к нему. Не менее важной является постоянная работа нашего общества над конкретными ситуациями и правовыми коллизиями, возникающими в ходе осуществления Закона о реабилитации. В Московском Мемориале действует общественная юридическая приемная, где оказывается консультативная помощь бывшим узникам ГУЛага и членам их семей. Аналогичные консультации организованы и во многих региональных «Мемориалах».

К сожалению, социальная работа наших организаций к консультациям, в основном, и сводится. Чтобы организовать, например, медицинское и патронажное обслуживание для бывших узников ГУЛага, нужны немалые денежные средства. Собственные же финансы «Мемориала» (т.е., те деньги, которыми мы можем распорядиться по своему усмотрению) равны нулю – общество существует на целевые пожертвования благотворительных фондов, в основном зарубежных, для реализации конкретных проектов. Кое-где (например, в Петербурге) «Мемориал» научился организовывать благотворительные концерты, средства от которых идут на помощь лицам, пострадавшим от репрессий. Увы, петербургский опыт пока не удается распространить на другие мемориальские организации. В большинстве случаев все, что они могут делать, – это договариваться с отдельными медицинскими учреждениями о бесплатном приеме и консультациях для бывших зеков, да еще лоббировать для них различные муниципальные льготы.

* * *

В конце 1980-х гг. и пафос восстановления исторической правды, и сострадание по отношению к жертвам репрессивной политики вовсе не были монополией мемориальцев. Наоборот, массовая поддержка мемориальского движения показывает, что эти чувства разделялись значительной частью населения страны. Россия, да и весь Советский Союз переживали редкий в мировой истории момент, когда вопросы, связанные с прошлым, кажутся людям чуть ли не более актуальными, чем злободневные вопросы общественной жизни. Собственно говоря, это и был самый злободневный вопрос: в какой стране мы жили? Не разрешив этой проблемы, невозможно было отдать себе отчет ни в том, в какой стране мы живем сейчас, ни в том, в какой стране мы намерены жить.

Падение коммунистического режима и распад СССР, возможно, стали ответом на эти мучительные вопросы. Возможно же, эти события и особенно их развитие в последующие годы были признаком того, что ни на один из них общество не захотело ответить себе до конца. Так или иначе, несомненным фактом является резкое падение в начале 1990-х общественного внимания к истории. Публика как-то сразу потеряла интерес к «мемориальской» тематике, и дискуссии о прошлом сменились жгучим интересом к текущей политике.

<...> И, тем не менее, мемориальское движение сохранило свою внутреннюю целостность. За счет чего? Ведь в эти годы распалось множество других общероссийских и общесоюзных организаций, рожденных перестройкой.

Мы полагаем, что «сухой остаток» Мемориала скрепило общее мировосприятие, заимствованное нами у наших предшественников на пути к гражданскому обществу – советских диссидентов.

Еще в 1988 году к «Мемориалу» примкнули многие профессиональные гуманитарии – историки, филологи, литераторы. Среди них были и те, кто еще в доперестроечные времена пытался искать и публиковать правду о прошлом, но встретил непреодолимые препятствия, воздвигнутые государственной цензурой. Иные из этих людей, не найдя возможности прорваться через цензурные запреты и не желая поступаться своей профессиональной честностью, пошли по пути, проложенному диссидентами, и публиковали свои работы в самиздате или за рубежом.

Да и вообще, для диссидентов любого толка проблемы новейшей истории всегда были отнюдь не академической, а собственной, выстраданной и кровной темой. Борьба 1960-1970-х гг. против брежневской модификации сталинизма в духовной жизни общества, против современного произвола и современных политических преследований была естественно и неразрывно связана с борьбой за историческую правду – о сталинском терроре, о «красном терроре», о раскулачивании, том, как складывалась и развивалась система, основанная на попрании прав и свобод личности. Предшественниками мемориальцев были и Евгения Гинзбург, и Варлам Шаламов, и Рой Медведев, и Марк Поповский, и редакция самиздатского исторического сборника «Память». И, разумеется, Александр Солженицын, нанесший своим «Архипелагом ГУЛаг» смертельный удар круговой поруке молчания о преступлениях прошлого.

Поэтому кажется естественным, что многие из бывших диссидентов включились в мемориальское движение. Достаточно вспомнить, что первым председателем Всесоюзного «Мемориала» – и председателем совсем не номинальным, а активно работающим, был А.Д.Сахаров. Одним из авторов «Нравственных принципов «Мемориала"« – документа, ставшего, наряду с Уставом, частью мемориальской «конституции», был М.Я.Гефтер. В 1992 году сопредседателем общества был избран С.А.Ковалев.

Диссиденты принесли в мемориальское движение собственный важный опыт. И это был не столько отрицательный опыт противостояния государственному насилию (хотя впоследствии и эти навыки нам очень пригодились), сколько положительный опыт независимой культурной и гражданской инициативы, опыт отстаивания прав человека и общественной свободы.

«Мемориал» ведь с самого начала не воспринимал себя как изолированное явление в общественной жизни страны. Мы не могли сосредоточиться исключительно на событиях 30-40-70-летней давности, когда в Карабахе стреляют, в Тбилиси рубят женщин саперными лопатками, в Вильнюсе танками давят свободу.

А собственно говоря, почему не могли? Почему бы «Мемориалу» не оставаться в пределах собственной «экологической ниши»? Почему он все время вылезает на общественно-политическую арену?

Страсть к политике? Определенно, нет. К политике как таковой «Мемориал» относится сдержанно и старается соблюдать равноудаленную дистанцию от различных политических партий и движений, выступая со своим мнением лишь тогда, когда политические события затрагивают определенные аспекты общественной жизни?

Какие же аспекты общественной жизни «Мемориал» счел своими? И что за мироощущение объединяет тех, кто увлеченно копается в архивах, выискивая правду о прошлом, и тех, кто не менее увлеченно бегает под автоматными очередями, стараясь добраться до правды о сегодняшних событиях?

Одно время мы сами не могли сформулировать основу нашего единства. Но в конце концов нам пришлось заняться самоанализом, чтобы определить собственное место в общественной и культурной жизни. И вот тут нам очень пригодился тот диссидентский опыт, о котором говорилось ранее. На языке этого опыта сразу стало понятно, что нас в равной степени интересуют массовые и грубые нарушения прав человека в прошлом и настоящем. Более того, мы склонны рассматривать сегодняшние нарушения такого рода именно в неразрывной связи с прошлым.

Правозащитный Центр «Мемориал" был образован несколько позже, чем Научно-информационный и просветительский Центр. Но правозащитная работа в «Мемориале» началась достаточно рано, еще в 1989 году. В настоящее время «Мемориал», пожалуй, даже более известен широкой публике как правозащитная организация, чем как историко-просветительское общество.

Мемориальские правозащитники начали с заявлений и пикетов, откликающихся на сообщения масс-медиа. Но очень быстро пришли к необходимости самим добывать достоверную информацию о происходящих событиях. Так начались экспедиции «Мемориала» в горячие точки. К сегодняшнему дню за спиной мемориальских правозащитников – работа в Карабахе, Баку, Южной Осетии, в Приднестровье, Таджикистане, в зоне осетино-ингушского конфликта Не говоря уже о Москве сентября-октября 1993 года.

Кульминацией этой деятельности стала наблюдательная миссия на Северном Кавказе, действовавшая в течение обеих чеченских войн. В ней принял участие целый ряд гуманитарных общественных объединений и групп, но организатором миссии и основным координатором работы наблюдателей был все же ПЦ «Мемориал». Мы можем с уверенностью и без ложной скромности сказать: если бы не «Мемориал», то пресса, а через нее – страна и мир знали бы об этой войне много меньше, чем сейчас; и, главное, информация о ней была бы куда менее достоверной.

 Разумеется, работа ПЦ не ограничивается горячими точками. Он расследует случаи массовых нарушений прав человека в районах межнациональной напряженности (например, в Краснодарском крае). В его составе работает специальная группа, занимающаяся положением беженцев и вынужденных переселенцев в Российской Федерации. Он отслеживает случаи политических преследований в странах СНГ. Но все же узкая специальность мемориальских правозащитников – это мониторинг ситуации в районах вооруженных конфликтов и предание гласности нарушений прав человека и гуманитарного права в ходе этих конфликтов.

* * *

Итак, что же такое «Мемориал»?

Это историко-просветительское общество, одушевленное общественным идеалом восстановления справедливости и рассматривающее трагедии прошлого прежде всего как попрание прав человека.

Это правозащитное движение, активисты которого делают свое дело дотошно и обстоятельно, не позволяя себе поддаваться политическим страстям, со скрупулезностью, характерной не для общественных функционеров, а для ученых-гуманитариев.

Это благотворительная организация, практически лишенная возможности оказывать материальную помощь своим подопечным и сосредоточившая свою социальную работу на улучшении их правового статуса.

Это ассоциация специализированных правозащитных и историко-исследовательских центров, организованных непрофессионалами – не юристами и не историками, но добившихся, по общему признанию, высокого уровня профессионализма в своей работе.

Это союз жертв произвола, исследователей, восстанавливающих правдивую историю этого произвола, и активистов, борющихся против произвола сегодня. Союз, основанный на взаимопонимании, взаимопомощи и человеческой солидарности.

Это конфедерация региональных обществ из нескольких государств – России, Украины, Латвии, Германии. Они действуют абсолютно независимо друг от друга, в пределах единого Устава, но постоянно координируют свою деятельность с ведущими мемориальскими центрами и между собой.

История «Мемориала» только начинается. Старейшее массовое неполитическое общественное движение еще очень молодо. У него все впереди.

С полным текстом статьи можно ознакомиться на сайте http://hro1.org/node/4370