MENU
Гаряча лінія з пошуку зниклих безвісти в Україні
Документування воєнних злочинів в Україні.
Глобальна ініціатива T4P (Трибунал для Путіна) була створена у відповідь на повномасштабну агресію Росії проти України у лютому 2022 року. Учасники ініціативи документують події, у яких є ознаки злочинів згідно з Римським статутом Міжнародного кримінального суду (геноцид, злочини проти людяності, воєнні злочини) в усіх регіонах України

ДЕЛО РАМИШВИЛИ И КОХРЕИДЗЕ против ГРУЗИИ

05.10.2015   
Полный текст решения Европейского суда по правам человека по делу Рамишвили и Кохреидзе против Грузии.

ВТОРАЯ СЕКЦИЯ

 

 

 

 

 

 

(Заявление № 1704/06)

 

 

 

 

 

 

 

РЕШЕНИЕ

 

 

 

СТРАСБУРГ

 

27 Января 2009

 

 

ФИНАЛ

 

27/04/2009

 

Это решение может быть отредактировано.

 

В деле Рамишвили и Кохреидзе против Грузии,

Европейский Суд по Правам Человека (Вторая Секция), заседая Палатой в составе:

Françoise Tulkens,  Председатель,
Ireneu Cabral Barreto,
Vladimiro Zagrebelsky,
Danutė Jočienė,
Dragoljub Popović,
András Sajó,
Nona Tsotsoria,  судьи,
и Sally Dollé,  Секретарь Секции,

Рассмотрев дело в закрытом заседании 6 января 2009 года,

Провозглашает решение, принятое в этот день:

ПРОЦЕДУРА

1. Данное дело основано на заявлении (№ 1704/06) против Грузии, поданном в Суд в соответствии со статьёй 34  Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – «Конвенция») гражданами Грузии, г-ном Шалвой Рамишвили (далее – «первый заявитель») и г-ном Давитом Кохреидзе (далее – «второй заявитель»), 9 января 2006 года.

2. Заявителя представляли г-н Александр Барамидзе и г-н Ганс фон Саксен-Альтенбург, 23 февраля 2007 года их сменили г-жа Лия Мухашаврия и г-н Вахтанг Вахтангидзе, адвокаты, практикующие в Тбилиси. Грузинское правительство (далее – «Правительство») представлял его уполномоченный, г-н M. Кекенадзе из Министерства Юстиции.

3. 8 февраля 2006 года Правительство было уведомлено о срочной подаче заявления в соответствии с Правилом 40 Регламента суда. 16 февраля 2006 года заявлению было дано первичное рассмотрение в соответствии с правилом 41 Регламента суда.  3 апреля 2006 года заявление было направлено правительству в соответствии с правилом 54 § 2 (б) Регламента Суда.

4. Заявители утверждали, что отношение к ним в здании суда во время их следственных слушаний и судебного процесса было ухудшено в значении статьи 3 Конвенции. Первый заявитель также обжаловал условия его содержания в изоляторе, в то время, как второй заявитель жаловался на переполненность его обычной камеры. В соответствии со статьёй 5 §§ 1 (c) и 4 Конвенции, заявители жаловались, что их содержание под стражей в период с 27 ноября 2005 года и 13 января 2006 года было незаконным и оспаривали справедливость и быстроту судопроизводства, основываясь на проблемах содержания под стражей.

5. 30 июня 2006 года Правительство подало свои замечания по приемлемости и по существу дела. Заявители ответили 29 августа и 19 сентября 2006 года. Ещё один набор замечаний был представлен Правительством и заявителями 9 и 30 ноября 2006 соответственно.

6. Решением от 26 июня 2007 года Суд признал заявление частично приемлемым.

7. Ни одна из сторон не воспользовалась правом на предоставление дополнительных письменных замечаний по делу (Правило 59 § 1 Регламента суда). Заявители подали требования о справедливой компенсации 3 сентября 2007 года. Несмотря на приглашение Суда, правительство не предоставило комментарии в ответ.

ФАКТЫ

I. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

8. Первый и второй заявители родились в 1971 и 1961 соответственно и живут в Тбилиси.

A. Как дело обстояло до его передачи 3 апреля 2006

9. Заявители были соучредителями и акционерами в частной медиа-компании («медиа-компания»), которой принадлежал телевизионный канал «TV-202» («канал»), вещающий в Тбилиси. Первый заявитель, как ведущий популярного ток-шоу “Debatebi” (Дебаты), часто выступал на тему политически чувствительных вопросов.

10. В соответствии с сервисным соглашением 25 апреля 2005 года, медиа-компания обязалась выпустить несколько документальных фильмов, сделанных “Studio Reporter”, частной кинокомпанией («кинокомпания»). Следовательно, в мае 2005 года кинокомпания начала работать над документальным фильмом о некоторой коммерческой деятельности г-на Б., парламентария из президентской политической партии («правящая партия»), которая занимала на тот момент большинство кресел в Парламенте. Темой документального фильма было обнародование предположительно незаконной коммерческой деятельности г-на Б. По данным Правительства, за исключением заявителей никто в медиа-компании не знал о создании компрометирующего фильма.

11. После того, как г-н Б. безуспешно пытался убедить журналистов из кинокомпании отказаться от проекта, он связался с первым заявителем. С мая по август 2005 года парламентарий делал многочисленные телефонные звонки, прося г-на Рамишвили блокировать фильм. В конце концов они договорились встретиться и обсудить вопрос.

12. Во время их первой встречи, которая состоялась утром 26 августа 2005 года, была достигнута договоренность, в результате которой первый заявитель не допустит показ фильма на его канале в обмен на  100, 000 долларов США (80, 000 евро [1]). Сразу после этой встречи г-н Б. Пожаловался Министерству Внутренних Дел, что первый заявитель шантажировал его. Он сообщил властям, что в случае попадания компрометирующего фильма в эфир последствия могут быть катастрофичными не только для него лично, но и для имиджа правящей партии.

13. В тот же день Министерство Внутренних Дел возбудило уголовное дело по подозрению в вымогательстве с целью обретения большой прибыли. Позже в тот же день г-н Б. Снова встретил первого заявителя. Они согласились, что последний получит сумму в два этапа: 30, 000 и 70, 000 долларов США (24, 010 и 56, 000 евро).

14. Утром 27 августа 2005 года, г-н Б. Сообщил в прокуратуру, что будет передавать первый взнос первому заявителю около полудня. Банкноты в 100 долларов США были обработаны невидимыми химикатами и отмечены специальным карандашом, а их серийные номера были записаны следственными органами. Генеральная Прокуратура («Генпрокуратура») издала постановление от 27 августа 2006 года в 11.00, разрешающая тайную видеосъёмку встречи без решения суда, в связи с «настоятельной необходимостью». Камера была спрятана на теле парламентария.

15. Встреча, во время которой г-н Б. Передал деньги первому заявителю, состоялась 27 августа 2005 года в полдень, в квартире их общего друга. Её также посетил второй заявитель. Разговор и передача денег были тайно сняты на видео (“видеосъёмка 27 августа 2005 года”) парламентарием. Когда заявители покинули встречу и сели в машину второго заявителя, они были арестованы и обысканы. 30, 000 USD и автомобиль, в котором они были найдены, были конфискованы. В тот же день Тбилисский городской суд узаконил тайную видеосъёмку.

16. 28 августа 2005 года г-н Б. Был признан в ходе расследования в качестве потерпевшего, и оба заявителя были обвинены в заговоре с целью совершения вымогательства. Они не признали свою вину и отказались давать показания в то время.

17. 29 августа 2005 года Тбилисский городской суд удовлетворил ходатайство прокурора и задержал заявителей под стражей на три месяца. Порядок отметил, что собранные доказательства – заявления парламентария, результаты обыска заявителей на месте, изъятые материалы и видеозапись от 27 августа 2005 года – подтверждали подозрения, что заявители  совершили преступление, в котором их обвинили. Суд отклонил довод прокурора о том, что заявители могли скрыться с учётом тяжести обвинения, как необоснованный. Тем не менее, он одобрил опасения, что они могут помешать установлению истины путём оказания давления на свидетелей, которые находятся под их иерархической властью в медиа-компании.

18. 31 августа 2005 года заявители обжаловали это решение, жалуясь, что их содержание под стражей не было законным по смыслу статьи 5 Конвенции, так как прокуратура не смогла доказать обоснованность применения такой меры. Они жаловались, в частности, что кроме заявлений парламентария прокуратура не представила никаких других доказательств, подтверждающих подозрение, что происшествие было совершено. Кроме того, они утверждали, что в нарушение статьи 18 Конвенции.

19. 31 августа 2005 года следователь вынес постановление, включающее в качестве доказательства в уголовном деле изъятые долларовые банкноты США, автомобиль второго заявителя и найденные там следы химикатов, а также отпечатки пальцев заявителей и некоторые другие результаты их обыска и ареста 27 августа 2005 года.

20. 2 сентября 2005 года Тбилисский областной суд отклонил жалобу заявителей на устном слушании. Дело содержало фотографии этого слушания, показывавшие, что заявители содержались на ограждённой решётками скамье подсудимых, в окружении нескольких охранников. Фотографии также показывают, что зал суда был чрезвычайно переполнен (для подробного описания слушания см. параграфы 52 - 65 ниже).

21. Решение от 2 сентября 2005 года одобрило рассуждение суда низшей инстанции касаемо того, что руководящие должности заявителей в медиа-компании могут стать причиной риска, что заявители могут повлиять на свидетелей. Оно подтвердило, что собранные доказательства – заявления парламентария, результаты обыска заявителей на месте и т.д. – подтверждают «с высокой степенью вероятности», что заявители совершили преступление.

22. 6 сентября 2005 года следователь включил видеозапись от 27 августа 2005 года и её стенограмму в качестве доказательства в уголовном деле. 29 сентября 2005 года следователь предоставил стенограмму заявителям. Поставив её подлинность под сомнение, заявители попросили удалиться для просмотра записи.

23. 19 октября 2005 года следователь сообщил заявителям в письменной форме, что предварительное следствие было прекращено. 11 ноября 2005 года материалы дела были предоставлены заявителям в тюрьме. Однако, так как на тот момент не было предоставлено соответствующее оборудование, только 14 и 16 ноября 2005 года заявители в присутствии своих адвокатов впервые смогли посмотреть видеозапись от 27 августа 2005 года.

24. 22 ноября 2005 года прокурор направил уголовное дело вместе с обвинительным заключением от 19 ноября 2005 года в Тбилисский городской суд.

25. 27 ноября 2005 года истёк срок трёхмесячного досудебного содержания под стражей без решения суда о его продлении.

26. 6 декабря 2005 года заявители подали жалобу в Тбилисский городской суд, требуя их немедленного освобождения. Они утверждали, что были лишены свободы в нарушение статьи 159 Уголовно-Процессуального Кодекса («УПК») и статьи 5 Конвенции, поскольку никаким судебным решением не было разрешено их содержание под стражей с 27 ноября 2005 года. Немедленный ответ из суда не последовал.

27. 11 января 2006 года администрация Тбилисской тюрьмы №5, где временно содержался первый заявитель, перевела его из обычной камеры в карцер площадью 5.65 квадратных метров, предназначенный для одиночного содержания, в качестве дисциплинарного наказания за использование мобильного телефона, последний инцидент произошёл впервые. По словам первого заявителя, в советские времена такие камеры отводились для содержания смертников. Камеру с заявителем разделял ещё один человек («второй заключённый»).

28. 13 января 2006 года заявители были доставлены для слушания о приемлемости в Тбилисский городской суд. Городской суд решил подвергнуть заявителей судебному разбирательству в соответствии со статьёй 417 § 1 УПК. Кроме того, он отверг их ходатайство от 6 декабря 2005 года об освобождении или замене досудебного содержания под стражей более мягкими мерами пресечения, постановлением в следующих выражениях:

“Защита неправильно ссылается на нарушение Конвенции в отношении того, что после истечения трёхмесячного срока содержания под стражей [заявители] не сразу предстали перед судом. [На самом деле] уголовно-процессуальное законодательство не требует после передачи дела в суд для слушания по существу принятия какого-либо процессуального решения на меры пресечения в отношении обвиняемого. В соответствии с Конвенцией, [национальный] должен принять решение в течение разумного срока. «Разумный Срок» определяется статьёй 680(4) § 8 УПК следующим образом. «в ходе слушания уголовного дела Районным (областным) судом, срок содержания под стражей не должен превышать 12 месяцев с даты, когда дело было подано в суд». Следовательно, время содержания под стражей [заявителей’] ещё не превысило легальный срок”.

29. В постановляющей части решения от 13 января 2006 года было отмечено, что заявление не было возможным.

30. В деле содержались фотографии, показывавшие, что заявители содержались на ограждённой решётками скамье подсудимых во время слушания 13 января 2006 года, и что в зале суда присутствовали охранники, вооружённые автоматами и носящие чёрные маски типа капюшонов.

31. 14 января 2006 года около 23.00, в карцер, где содержался первый заявитель, начал поступать ядовитый дым (позже власти объяснили, что он был вызван возгоранием матраса в соседней камере, см. параграфы 44 и 74 ниже). Из-за отсутствия вентиляции дым быстро заполнил камеру, из-за чего заявитель и второй заключённый начали страдать от вдыхания дыма, неспособности дышать и увлажнения глаз. По словам первого заявителя, они кричали и стучали в дверь в течение получаса, прежде чем тюремный охранник и выпустил обоих заключённых, пока дым не выветрился.

32. 15 января 2006 года первый заявитель был возвращён из карцера в его обычную камеру.

33. 19 января 2006 года второй заявитель, также временно содержавшийся под стражей в Тбилисской тюрьме №5, был переведён из своей камеры с шестью койками и шестью заключёнными в камеру с двенадцатью койками, где находились двадцать девять заключённых. Заключённые были вынуждены спать по очереди.

34. 20 января 2006 года первый заявитель подал жалобу как в Генпрокуратуру, так и в Министерство Юстиции («МЮ»), орган, управляющий пенитенциарной системой, обжаловав условия его карцера и законность его содержания там. Согласно жалобе, в карцере не было окна или вентиляции, и он был чрезвычайно сырым. Из крана постоянно и шумно текла вода 24 часа в сутки. Узкая труба в углу, расположенная всего в метре от койки, предназначалась в качестве туалета. Она была настолько узкой, что заключённым было сложно направлять мочу и экскременты прямо в отверстие; не было перегородки, отделявшей туалет от остальной части камеры, и в воздухе постоянно стоял дурной запах. Один заключённый не мог не видеть, что делает другой. В камере было полно тараканов, и по ней иногда пробегали крысы. Единственная койка, зараженная паразитами, не была достаточно широкой, чтобы вместить двух человек.

35. Первый заявитель утверждал, что в таких условиях не имел возможности нормально спать или питаться. В течение всего периода его заключения его ни разу не выпустили для прогулки или иной физической нагрузки. Он утверждал, что его ни разу не посетил врач, и ему не обеспечивали какой-либо другой уход.

36. с 20 января 2006 года слушания проходили почти ежедневно. В залах для слушания заявители всегда содержались в таких же условиях, как и 13 января 2006 года: находились на виду у публики на ограждённой решёткой скамье подсудимых, в окружении охранников в масках с автоматами.

37. На слушании 23 февраля 2006 года второй заявитель сообщил, что в тюрьме он был постоянно лишён необходимой медицинской помощи и питьевой воды. Он заявил о своём намерении начать голодовку. Судья не ответил. Вскоре после этого ещё шесть заключённых были помещены в уже переполненную камеру с 12 койками, где содержался второй заявитель, увеличив общее число содержавшихся там заключённых до 35.

38. 25 февраля 2006 года генпрокуратура сообщила первому заявителю, что приняла к сведению его жалобу от 20 января 2006 года. Она также сообщила ему, что, в соответствии с Управлением Пенитенциарных Учреждений МЮ условия в карцере полностью подходили «международным стандартам».

39. 27 февраля 2006 года, после того, как обвинение завершило свои представления в суде, заявители просили на основании статьи 140 § 17 УПК, чтобы их содержание под стражей до судебного разбирательства было заменено более мягкими мерами пресечения в связи с недавно открывшимися обстоятельствами. В этой связи заявители ссылались на то, что ни один из свидетелей, опрошенных обвинением, не находился под их иерархической властью, а что они были соучредителями медиа-компании. Тбилисский городской суд отклонил эту просьбу в тот же день. Судья признала, что этот факт действительно был «недавно обнаруженными обстоятельствами», но постановила, что это не являлось «существенным обстоятельством, которое может оправдать пересмотр выбранной меры пресечения». Судья продолжила, сказав «Это особенно верно, так как обвиняемые ещё не представили свои заявки и не были обследованы, а также не были оценены собранные доказательства…».

40. Заявители затем пожаловались на судью за предвзятость, поставив под сомнение её беспристрастность, но эта жалоба была отклонена как необоснованная, той же судьёй Тбилисского городского суда в тот же день. Протест против обоих решений 27 февраля 2006 года находился только в связи с протестом против окончательного вердикта.

41. 29 марта 2006 Тбилисский городской суд, признав их виновными в заговоре с целью совершения вымогательства, приговорил первого заявителя к четырём и второго заявителя к трём годам лишения свободы. 30 июня 2006 года Тбилисский Апелляционный Суд оставил приговор в силе.

42. После осуждения заявители были переведены из Тбилисской тюрьмы №5 в Руставскую тюрьму №6. Они оспорили апелляционное решение от 30 июня 2006 года в Верховном Суде. Дело не содержит информацию о любых дальнейших изменениях в уголовном судопроизводстве.

B. Последующие события в деле, как описано наблюдениями сторон

1. Ход дела в отношении содержания первого заявителя в карцере

43. 3 июля 2006 года Генпрокуратура сообщила первому заявителю, что 18 мая 2006 года она открыла уголовное дело в отношении его жалобы от 20 января 2006 года, касаемо его содержания в карцере, но после предварительного следствия решила 26 июня 2006 года закрыть его за отсутствием состава преступления.

44. Решение Генпропуратуры от 26 июня 2006 года отметило, что перевод первого заявителя в карцер был в соответствии с правилом 22 § 1 (б) Тюремных Правил, законное дисциплинарное наказание за использование мобильного телефона, действие, являющее собой грубое нарушение правил содержания под стражей. На основании заявления административного персонала Тбилисской тюрьмы 5, а также тюремного врача и второго заключённого, в решении было отмечено, что первого заявителя ежедневно посещал врач, и ему подавали пищу, идентичную той, которую подают в обычные камеры. В решении, однако, было отмечено, что согласно утверждениям первого заявителя, он отказался принимать пищу из-за антисанитарных условий в карцере. Что же касается инцидента с пожаром, созданным заключённым в соседней камере 14 января 2006 года, Генпрокуратура, опираясь на показания свидетелей, заявила, что первого заявителя сразу вывели из камеры, пока дым не выветрился, и что опасности его жизни не было.

45. Правительство предоставило протокол интервью со вторым заключённым 21 мая 2006 года. Последний отдельно заявил, что еда в карцере была удовлетворительного качества и что, в любом случае, он и первый заявитель были достаточно снабжены продуктами благодаря пищевым передачам их родственников, которые они взяли с собой из обычных камер.

46. Опираясь на результаты осмотра карцера, проведённого следственной комиссией 23 мая 2006 года решением генпрокуратуры от 26 июня 2006 года было также отмечено, что камера была оснащена надлежащей системой «фильтрации воздуха» и внутренним искусственным освещением, и что там был туалет, отделённый специальной перегородкой от остальной камеры.

47. В соответствии с протоколом осмотра карцера от 23 мая 2006 года, предоставленного Правительством, осмотр был проведен без участия первого заявителя или его адвокатов. Протокол также сообщил, что карцер располагался в подвале Тбилисской тюрьмы №5, его длина и ширина были 276 и 205 см, и койка была шириной 120 см. Что касается туалета, он состоял из дыры в полу и двух кирпичей для помещения ног. Раковины не было, и водопроводный кран был установлен чуть выше туалетного отверстия. Единственным источником освещения была электрическая лампочка. В соответствии с протоколом инспекции и прикреплённым планом камеры, отсутствовали окна с доступом к дневному свету.

48. С учётом вышеизложенных выводов Генпрокуратура решила 26 мая 2006 года, что тюремные власти не превысили и не злоупотребили своими полномочиями при переводе первого заявителя в карцер.

49. 18 июля 2006 года первый заявитель подал жалобу на это решение, утверждая, что осмотр не был эффективным или объективным. Он также жаловался, что в то время, как он подал свою жалобу 20 января 2006 года, Генпрокуратура открыла разбирательства только спустя пять месяцев, 18 мая 2006. Этого временного промежутка, по его мнению, более чем хватило тюремной администрации для полного ремонта камеры с целью сокрытия ужасных условий, в которых он содержался. В связи с этим он оспорил отказ Генпрокуратуры спросить о том, когда именно в карцере была установлена вентиляция, освещение и туалетное отделение. Первый заявитель также жаловался, что Генпрокуратура необъяснимо пренебрегла его утверждениями, что ни одно из вышеупомянутых условий не существовало во время его заключения, и одобрила утверждения тюремных сотрудников, которые, будучи потенциальными подозреваемыми, не могли считаться беспристрастными свидетелями. Он обжаловал тот факт, что несмотря на его заявления, что ему ни разу не оказали медицинскую помощь, Генпрокуратура поверила заявлениям тюремного врача, другого потенциального подозреваемого, не рассмотрев никакой другой источник информации (т.е. соответствующий тюремный журнал медицинских визитов). Он также утверждал, что второй заключённый, находящийся под полным контролем властей, которые были хорошо известны из-за нарушений в тюрьмах, мог легко быть принуждён дать ложные показания. Наконец, первый заявитель жаловался, что он и его адвокаты узнали о начале уголовного дела в отношении администрации тюрьмы только после того, как дело было прекращено 26 июня 2006 года. Следовательно, у них не было шанса принять участие в расследовании, чтобы обеспечить его объективность.

50. 24 июля 2006 года жалоба первого заявителя от 18 июля 2006 года была отклонена Тбилисским городским судом. В ответ на его жалобу, что уголовное дело было возбуждено только спустя четыре месяца после его жалобы от 20 января 2006 года, решение отметило, что «материалы дела не подтверждают подозрение, что камера была отремонтирована с начала дела 18 мая 2006 года». Также было отмечено, что Генпрокуратура уже должным образом оценила показания свидетелей, в том числе персонала тюрьмы и первого заявителя, и что ничто в материалах дела не указывало на то, что второй заключённый мог быть принуждён дать показания против первого заявителя.

51. Решение от 24 июля 2006 года было принято без устного слушания и вынесено заочно.

2. Слушание от 2 сентября 2005 года

(a) Видеозапись, предоставленная правительством

52. В рамках своих замечаний по поводу приемлемости и по существу жалобы Правительство предоставило видеозапись разбирательства по жалобе заявителей на их задержание под стражей, состоявшегося в Тбилисском областном суде 2 сентября 2005 года. Заявители ответили, что эта запись не включает в себя сцены наибольшей суматохи и была значительно отредактирована, чтобы изобразить более благоприятный вид слушания, исключая, например, изображение вооружённых людей в зале суда. Они согласились, однако, что эта запись должна быть принята и использована в качестве источника информации о слушаниях. Заявители дополнительно предоставили аннотации к некоторым сценам.

53. Начальные сцены Правительственной видеозаписи показывали переполненный зал суда до начала слушания. Большое количество представителей СМИ и камер на штативах было расположено в центре зала. Скамья подсудимых была металлической клеткой с зарешёченным верхом, расположенной на дальнем конце и отделённой от остальной части зала суда. Аудитория состояла из гражданских лиц, с большим количеством женщин, большинство из которых могли быть определены как сторонники заявителей. Однако, присутствовали около пятнадцати мужчин в штатском, по словам заявителей, являвшиеся тайными агентами полиции. Более того, многие из этих людей были открыто определены как агенты сторонниками заявителей на месте. Сторонники затеяли жаркий спор с несколькими мужчинами в штатском, жалуясь на отсутствие места и неспособность государства обеспечить более крупный зал суда для слушания.

54. Четыре охранника в униформе и несколько человек в штатском провели заявителей в наручниках в зал суда. Когда судья сел, толпа всё ещё пыталась проникнуть в зал. Входная дверь была заблокирована мужчинами в штатском изнутри, в то время, как было видно, что несколько замаскированных и вооружённых охранников закрыли дверь снаружи. Судья потребовал, чтобы люди в зале успокоились. Судья особенно упрекнул представителей СМИ за их нарушение порядка.

55. Общий уровень шума в зале суда не снизился даже после того, как слушание было объявлено открытым. Судья предложил заявителям провести слушание дела за закрытыми дверями, но они отказались. В зале суда были слышны громкие мужские голоса, активно спорившие и произносившие вульгарные ругательства. Язык тела судьи выдавал раздражение, так как он не мог установить порядок.

56. Когда защитники говорили, они были ослеплены вспышками фотоаппаратов и галогенными лампами камер журналистов. Их выступления постоянно перебивали судья и публика, также был слышен постоянный стук в дверь зала суда снаружи и звуки строительных работ неподалёку. Время от времени звонили мобильные телефоны и люди разговаривали по ним. Связь между защитой, обвинением и судьёй, которая постоянно прерывалась из-за нежелательного вмешательства журналистов, стала возможной благодаря неоднократным просьбам к другим людям отойти или сесть на пол. Температура в зале суда была высокой, судя по поту на лицах людей. Лица, предположительно являвшиеся тайными агентами, и некоторые работники суда постоянно входили и выходили из совещательной комнаты судьи.

57. Чтобы увидеть, что происходит, ответить судье или быть услышанными, заявители вынуждены были встать на стул в зарешёченной скамье подсудимых, прижавшись, к металлической решётке, и кричать. Они неоднократно просили судью и прокуроров говорить громче, так как не слышали их. Отвечая на один из вопросов судьи, первый заявитель, держась за решётку и гримасничая, будто пытаясь подчеркнуть сказанное языком тела, сделал следующее замечание:

“...Правительство, возможно, что-то имеет против меня...это я могу [более или менее понять]...но [я не могу] понять, почему необходимо задерживать [второго заявителя] ... [если только, ] разумеется, Правительство не желает заполнить тюрьмы [cixeebi]!...[Что ж, ] я был там [в тюрьме]; там происходят невообразимые события!...Нет ни нужды для [второго заявителя]...ни места быть со мной, здесь, в этой клетке! [galiaSi]...Это моё заявление!”

58. Непосредственная близость прокурора к судье не представляла для них никаких препятствий для слышимости. Диалог вопросов и ответов между судьёй и прокурором не пострадал. Несколько человек, якобы бывших тайными агентами, были замечены за спиной прокурора и следователя.

59. Были эпизоды, когда прокурор отказывался отвечать на вопросы второго заявителя касаемо конкретных обстоятельств дела и вместо этого издевался над ним. Так, например, когда второй заявитель спросил о точном времени его ареста, прокурор ответил «Откуда мне знать?! Я там не был, когда вас арестовывали». На другой вопрос второго заявителя прокурор ответил: «Это нелепый вопрос…идите и спросите парламентария об этом!», и вопрос после этого был отклонён судьёй.

60. В другом эпизоде, когда второй заявитель спросил, “Не могли бы вы, пожалуйста, указать страницу и пункт в материалах дела, которые доказывают, что парламентарий...свидетельствовал против меня?”, прокурор в ответ начал смеяться и ответил с саркастичным тоном, “Какие материалы дела?! Какая страница?! Какой пункт?!” а затем пробормотал “этот человек ненормальный...” Судья вмешался и перефразировал вопрос следующим образом, “Инкриминируют ли показания парламентария [второго заявителя]?” Ответ прокурора «да» был принят судьёй как удовлетворительный.

61. В некоторых случаях, когда заявители или их адвокаты задавали вопросы, которые вызывали трудности у прокурора, судья либо непосредственно отвечал вместо него (т.е. путём нахождения необходимых доказательств в материалах дела), либо перефразировал вопрос таким образом, чтобы предложить прокурору подходящий ответ. Так, один из адвокатов спросил прокурора, почему было необходимо наложить предварительное заключение на три месяца, когда осталось опросить всего 8-12 свидетелей. Так как прокурор не мог ответить, судья перебил фразой «[Потому что] уголовно-процессуальное законодательство не предусматривает наложение ареста на меньший срок».

62. Когда судья удалился для обсуждения, публику сопроводили из зала суда охранники и мужчины в штатском. После обсуждения в зале было значительно меньше людей, чем до того. Состав публики изменился до практически исключительно мужской аудитории, избегавшей камер, демонстративно отворачиваясь от них и судьи. Когда судья зачитывал решение, мужчины в штатском стояли рядом с ним. Неизвестные постоянно входили и выходили из комнаты для обсуждений. Пару раз в кадр попали один или два охранника в чёрных масках типа капюшонов, находившиеся в зале суда у закрытой двери.

63. Заключительные сцены ненадолго показали большое количество предположительно тайных агентов в штатском. Несколько сторонников заявителей, которых вновь впустили в зал после обсуждения, жаловались, что агенты заняли почти все места. Они попросили оператора заснять присутствие агентов. После этого первый заявитель сказал, “Посмотри, вот они ...агенты (TanamSromlebi)!” и указал на людей в штатском. Были слышны следующие замечания: «Их присутствие было подавляющим! ...Больше агентов, чем родственников или друзей!»

64. В последней сцене, вооружённый, замаскированный мужчина в зале суда кивнул оператору, явно жестом требуя прекращения съёмки.

(b) The video recording submitted by the applicants

65. В материалах дела также содержалась видеозапись, предоставленная заявителями, показывавшая, как около 30-34 человек, опознанных на видеозаписи Правительства, как тайные агенты, покидали Тбилисский городской суд через тот же запасной выход, как и заявители в наручниках. Агентов встретили, как знакомых, на заднем дворе специальные силы безопасности, ожидающие заявителей. Некоторые из тайных агентов были засняты во время их переодевания из гражданской одежды в полицейскую форму. Заявителей сопроводили из здания суда в присутствии большого числа охранников, вооружённых автоматами, в чёрных масках.

3. Раннее освобождение второго заявителя

66. В письме от 11 июля 2007 года, второй заявитель сообщил суду о его досрочном освобождении из тюрьмы на основании президентского помилования 26 мая 2007 года. Он утверждал, что намерен продолжать судебные разбирательства.

II. СООТВЕТСТВУЮЩЕЕ ВНУТРЕННЕЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО И МЕЖДУНАРОДНЫЕ ДОКУМЕНТЫ

67. Уголовно-Процессуальный Кодекс («УПК»), на момент дела

Статья 12 § 7 “Безопасность личности, уважение человеческого достоинства...”

«В ходе следственного или судебного действия запрещается оказывать на человека физическое или психологическое давление...или подвергать задержанного человека условиям, посягающим на его или её человеческое достоинство.»

Статья 159 §§ 1 и 2 “Задержание”

«1. Никто не может быть арестован без приказа суда или иного судебного решения.

2. Суды, прокуроры и следователи обязаны немедленно освободить любого человека, задержанного незаконно.»

Статья 417 §§ 1 и 3 “Направление дела в суд”

«1. Там, где есть достаточное основание для рассмотрения дела, судья (суд), не предрешая суть дела, должен направить обвиняемого для судебного процесса...

3. Во время слушания о приемлемости, в дополнение к принятию решения о предании обвиняемого суду…, судья (суд) должен решить, следует ли ввести обвиняемому меру пресечения.»

Статья 419 “Сроки для решений по содержанию”

«Судья (суд) должен принять решение о предании обвиняемого суду в течение 14 дней или, в сложных случаях, в течение месяца с даты вынесения окончательного приговора на последнее уголовное дело, зарегистрированное тем же судьёй (судом).»

Статья 437 §§ 2 и 3 предписывает, что председательствующий судья является органом, ответственным за слушания. Он или она несёт ответственность за поддержание порядка в зале суда и выполняет все виды процессуальных действий, предусмотренных настоящим Кодексом. В дополнение, Статья 442 предписывает, что во время слушаний судья должен соблюдать все общие правовые принципы, содержащиеся в Главе II Части I Кодекса, частью которого является статья 12, приведенная выше.

68. Уголовный Кодекс

Статья 181 § 1 - “Вымогательство”

“Вымогательство, то есть требование передачи чужой вещи или имущественного права, либо имущественной выгоды, соединенное с угрозой применения насилия в отношении потерпевшего или его близких родственников, или уничтожения либо повреждения их вещи, или распространения позорящих их сведений или угроза распространения сведений,  которые могут причинить существенный вред их правам...”

69. Тюремные Правила, принятые приказом № 367 от 28 декабря 1999 года (на то время)

В соответствии с правилом 29 § 3 Тюремных Правил, в случае нарушения тюремных правил задержанный может быть подвергнут тюремной администрацией дисциплинарным мерам. Правило 29 § 8 перечисляет следующие дисциплинарные меры:

(a) предупреждение;

(b) выговор;

(c) короткосрочный или долгосрочный запрет посещений;

(d) заключение от 3 до 20 дней в карцере;

(e) запрет на получение передач.

Правило 30 § 1 отдельно запрещает задержанным брать пищу в карцер из своих обычных камер.

В соответствии с дополнением №. 1 к Тюремным Правилам, заключённым запрещалось использовать телефоны в тюрьме.

70. Отчёт от 30 июня 2005 года (КПТ/Inf (2005) 12) о визите в Грузию, осуществлённом Европейским Комитетом по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания («КПТ») с 18 до 28 ноября 2003 года и с 7 до 14 мая 2004 года

Соответствующие части отчёта:

a. Тюрьма №5, Тбилиси

67. В конце визита в 2001 году делегация КПТ попросила грузинские власти вывести из использования все камеры, расположенные в подвале главного корпуса содержания (т.е. карантинные, транзитные камеры и карцер). Эти меры, как сообщалось, были приняты вскоре после визита 2001 года. Однако, в результате увеличения числа заключённых в тюрьме №5, появилась необходимость вновь начать использовать камеры в подвале. В мае 2004 года около 17о заключённых содержались в подвале... Камеры были тёмными, плохо проветриваемыми, сырыми и отвратительно грязными. Кроме того, в некоторых камерах заключённые делились койками.

68. Условия на других этажах основного блока содержания оставались плохими. Многие из камер были чрезвычайно переполнены, вплоть до того, что на одного заключённого выделялся один квадратный метр жилого пространства. Количество заключённых часто превышало количество коек, тем самым заставляя заключённых спать в две, а то и в три смены (например, 46 заключённых в камере размером 45 м² с 28 койками). Ситуация усугублялась плохой вентиляцией и отсутствием естественного освещения...Санитарные условия тоже были совершенно недопустимыми: вплоть до 50 заключённых могли пользоваться одним и тем же ветхим и, как правило, грязным туалетом в общей камере. Кроме того, не было отопления, и оголённые электрические провода по всей жилой площади создавали высокий риск несчастных случаев...

...

72. Ситуация в отношении пищи не изменилась со времени визита 2001 года, на практике, заключённые в большой степени полагались на продовольственные передачи от семей.

Кроме того, как и в 2001 году, заключённые не получали никаких предметов личной гигиены и не было прачечных. Тюрьма отказалась от ответственности за обеспечение заключённых спальными принадлежностями, и многие заключённые спали в том, что можно было описать только как тряпки...

74. ...в конце визита в ноябре 2003 года делегация сделала три непосредственных наблюдения в отношении Тбилисской тюрьмы №5, требуя у властей Грузии: ...(ii) окончательно вывести из эксплуатации все камеры, расположенные в подвале главного блока содержания (в том числе изоляторы и карцеры); (iii) обеспечить, чтобы всем заключённым, в том числе находящимся в «карантинной» секции и камерах дисциплинарной изоляции, предоставлялось право минимум на час прогулок на свежем воздухе в день.

В связи с ухудшением ситуации, наблюдаемой в мае 2004 года, делегация повторила вышеуказанные срочные замечания...

75. На переговорах по истечению визита в мае 2004 года Министр Юстиции признал, что Тюрьма №5 была некачественной во всех ключевых аспектах...

...

c. Дисциплина

138. ...В Тбилисской тюрьме №5 дисциплинарные камеры, раскритикованные в отчёте о визите 2001 года, были выведены из эксплуатации и заменены девятью другими камерами, расположенными в другой части подвала главного корпуса содержания. Надо признать, что эти камеры были крупнее и были оснащены спальными платформами. Однако, камеры были некачественными во всех других отношениях; в частности, они не имели доступа к естественному свету и были непроветриваемыми, влажными и ветхими...

139. Во время второго периодического визита делегация с обеспокоенностью отметила, что заключённым, подвергавшимся дисциплинарной изоляции в посещённом заведении, всё ещё не полагалась прогулка на свежем воздухе... по истечению визита в ноябре 2003 года делегация сделала срочное замечание, требуя, чтобы власти Грузии обеспечили всем заключённым в дисциплинарных камерах во всех пенитенциарных учреждениях в стране как минимум час прогулок на свежем воздухе в день...КПТ повторяет [эту] рекомендацию...» 

71. Отчёт Human Rights Watch “Чрезмерные наказания: злоупотребление в отношении заключённых в Грузии.” (Том 18, № 8(D) сентябрь 2006)

Соответствующие части отчёта следующим образом:

«...Пространство, выделяемое для тюремных камер в Грузии – как в законе, так и на практике – значительно меньше, чем требуется по региональным стандартам в области прав человека... В своих рекомендациях правительству Грузии от 2001 года КПТ понизил этот стандарт, предложив, “Стандарт в 4 м² на заключённого – тот, к которому стоит стремиться.” Закон Грузии о тюремном заключении предписывает, что жилое пространство для каждого заключённого в камерах Пенитенциарного Департамента должно быть не менее двух квадратных метров. У каждого заключённого должна быть отдельная кровать...

Тбилисская тюрьма №5 датируется от 1912 года...Во многих частях Тбилисской тюрьмы №5 стены и полы рушатся и находятся в плохом состоянии. Электрические провода оголены в камерах и коридорах. В обычных камерах заключения находится столько двухъярусных металлических коек, сколько камера может вместить. В камерах не было стульев или столов во время визита Human Rights Watch. Заключённые должны были сидеть на кроватях или на полу во время бодрствования. Туалеты были отделены от остальной части камеры лишь невысокой перегородкой или иногда куском ткани или занавеской, которую заключённые повесили сами. Такая конструкция обеспечивает минимум приватности для тех, кто использует санитарные помещения. Из-за переполнения койки иногда расположены очень близко к туалетам. Туалеты испорченные и грязные. В нескольких камерах Human Rights Watch нашёл кучи мусора возле двери. Human Rights Watch считает, что условия, в которых заключённые размещены в этом заведении, нарушают запрет на бесчеловечное или унижающее достоинство обращение.

Все камеры Тбилисской тюрьмы №5, посещённые Human Rights Watch, сильно пахли человеческим потом, экскрементами и сигаретным дымом. Заключённые проводили подряд дни и недели в этих камерах без разрешения выйти... В камерах также было исключительно жарко, из-за переполнения и отсутствия вентиляции. Многие заключённые были вынуждены практически полностью раздеться, чтобы не страдать от жары...

Human Rights Watch обнаружил наиболее ужасающие условия в «карантинных» камерах в подвале Тбилисской тюрьмы №5...В камерах, которые посетил Human Rights Watch, не было естественного освещения или вентиляции, из-за их размещения в подвале, и было всего лишь одно маленькое окошко, закрытое заслонкой. Искусственное освещение обеспечивалось благодаря яркому светильнику над дверью. В умывальниках не было проточной воды. Пол в одной камере был залит стоячей водой. Остовы кроватей состояли из голых железных планок, не было матрасов, и было лишь несколько порванных одеял...

Заместитель директора Тбилисской тюрьмы №5 утверждал, что заключённые «моются раз в неделю.» Однако заключённые утверждали, что не имели возможности принимать душ раз в неделю, так как «здесь слишком много людей.»...

В Тбилисской тюрьме №5 Human Rights Watch обнаружил, что здание кухни находилось в разрушающемся состоянии. Вода переполняла некоторые контейнеры для приготовления пищи, из-за чего пол был залит водой...”

ПРАВО

I. ЗАЯВЛЕННОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 3 КОНВЕНЦИИ

72. В соответствии со статьёй 3 Конвенции, первый заявитель обжаловал условия его заключения в карцере Тбилисской тюрьмы №5, в то время, как второй заявитель пожаловался на переполненность этой же тюрьмы. Оба заявителя также утверждали, что обращение с ними в здании суда – содержание в «металлических клетках», в окружении устрашающих, замаскированных, вооружённых охранников, представление их независимому наблюдателю как «преступников» - было унизительным.

73. Статья 3 Конвенции предписывает:

 

«Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию..»

A. Содержание первого заявителя в карцере

1. Аргументы сторон

74. Правительство утверждало, что заключение первого заявителя в карцере с 11 до 15 января 2005 года было законной дисциплинарной мерой в рамках правила 29 §§ 3 и 8 тюремных правил и Дополнения I к ним. Они утверждали, что органы прокуратуры возбудили уголовное дело 18 мая 2006 года и провели всеобъемлющий внутренний опрос, результаты которого, основанные на показаниях сотрудников тюрьмы и второго заключённого, показали, что условия в карцере были вполне удовлетворительными (см. пункты 44-46 выше). Они особенно подчеркнули, что состояние здоровья первого заявителя было обследовано врачом каждый день, и что предоставленная пища была такого же качества, как и пища, предоставляемая в обычные камеры. Кроме того, правительство заявило, что первому заявителю было разрешено получать пищевые передачи от родственников, что помогало ему в поддержании надлежащего питания в карцере. Что касается инцидента с пожаром 14 января 2006 года, правительство утверждало, что власти действовали с должной тщательностью, немедленно выпустив первого заявителя из карцера, пока дым не выветрился.

75. Правительство утверждало, что ограниченный срок заключения в карцере, его цель и эффект, оказанный им на первого заявителя, должны быть приняты во внимание при оценке того, подходит ли мера жестокого обращения к смыслу статьи 3 Конвенции.

76. Первый заявитель ответил, что внутреннее расследование властей не может рассматриваться как «эффективное», так как оно было начато только через четыре месяца после его жалобы от 20 января 2006 года, и после того, как суд обратил внимание на его обращение к Правительству. Тот факт, что расследование было прекращено 26 июня 2006 года, незадолго до того, как Правительство предоставило свои первоначальные замечания по приемлемости и по существу жалобы, 30 июня, 2006 года, доказал, что органы прокуратуры руководствовались не обязанностью разумной осмотрительности, чтобы обеспечить первого заявителя возможностью разумного возмещения, но скорее желанием обеспечить Правительство дополнительными аргументами во время судебного разбирательства. Первый заявитель также утверждал, что в связи с запоздалым характером расследования у администрации тюрьмы было достаточно времени для улучшения условий в карцере. Например, администрация могла построить перегородку между туалетом и остальной частью камеры или починить кран. Так как ни ему, ни его адвокатам не позволили посетить карцер после его заключения там, он был не в состоянии обеспечить какие-либо дополнительные замечания. Первый заявитель особенно осудил в этой связи тот факт, что ни ему, ни его адвокатам не предоставили возможность принять участие в соответствующем уголовном деле и расследовании, и что органы прокуратуры опирались только на заявления тюремной администрации и второго заключённого – чья беспристрастность может быть поставлена под сомнение.

77. Первый заявитель также утверждал, что некоторые из выводов внутреннего расследования всё ещё раскрывали неприемлемые условия его заключения в карцер. Таким образом, власти признали, что в камере не было окна с доступом к дневному свету, что не было умывальника, и заключённые были вынуждены мыть лицо и тело над туалетным отверстием. Кроме того, на койке шириной в 120 сантиметров, существование которой подтвердили власти, не могли поместиться два взрослых человека. Первый заявитель отметил, что правительство не прокомментировало его жалобы о недоступности прогулок на свежем воздухе во время его заключения.

78. Наконец, первый заявитель утверждал, что перевод в карцер не был соразмерным оспариваемому нарушению тюремных правил, тем более, что судебное разбирательство должно было начаться через два дня.

2. Оценка Суда

79. Как неоднократно заявлял Суд, в соответствии со статьёй 3 Конвенции, государство должно обеспечить, чтобы лицо содержалось под стражей в условиях, совместимых с уважением к человеческому достоинству, чтобы способ и метод исполнения наказания не подвергал человека бедствию или трудностям, интенсивность которых превышает неизбежный уровень страданий, присущий во время заключения, и что, учитывая практические требования заключения, здоровье и благополучие человека должны быть должным образом защищены (см. Valašinas v. Lithuania, no.44558/98, § 102, ECHR 2001‑VIII; Kudła v. Poland [GC], no. 30210/96, § 94, ECHR 2000‑XI). При оценке условий содержания под стражей, необходимо учитывать их совокупное воздействие, а также конкретные утверждения заявителя (см. Dougoz v. Greece, no. 40907/98, § 46, ECHR 2001‑II).

80. Большинство аргументов правительства основаны на результатах внутреннего уголовного расследования, до того, что жалобы первого заявителя об условиях наказания не соответствовали действительности. Однако, суд не был удовлетворён этим выводом. Во-первых, расследование не могло считаться эффективным, поскольку оно было начато только через четыре месяца после того, как первый заявитель пожаловался в органы прокуратуры, таким образом дав администрации тюрьмы достаточно времени для ремонта камеры. Во-вторых, расследование не может серьёзно считаться объективным, поскольку оно было проведено без участия адвокатов первого заявителя, и его выводы были основаны главным образом на заявлениях тюремной администрации, на которую были поданы жалобы (см. среди многих других,  Gharibashvili v. Georgia, no. 11830/03, §§ 60-63, 29 July 2008; Barbu Anghelescu v. Romania, no. 46430/99, § 66, 5 October 2004; Corsacov v. Moldova, no. 18944/02, § 70, 4 April 2006).

81. Суд также отметил, что некоторые из утверждений первого заявителя были либо не оспорены, Правительством, либо даже подтверждены результатами вышеупомянутого внутреннего расследования. Таким образом, например, правительство ничего не сказало по поводу отсутствия доступа к прогулкам на свежем воздухе, и признало, что в карцер, расположенный в подвале, не поступал солнечный свет. Дальнейшие подтверждения описания карцера, составленного первым заявителем, можно найти в отчётах о посещении Тбилисской тюрьмы №5, составленных КПТ и  Human Rights Watch в соответствующее время (см. пункты 70 и 71 выше; Dougoz v. Greece, no. 40907/98, § 46, ECHR 2001-II; Kehayov v. Bulgaria, no. 41035/98, § 66, 18 January 2005; Ostrovar v. Moldova, no. 35207/03, § 80, 13 September 2005).

82. Что касается аргумента Правительства о том, что заключение первого заявителя в карцере было в рамках соответствующих внутренних правил, Суд повторяет, что предметом жалобы первого заявителя в соответствии со Статьёй 3 Конвенции является не незаконное использование силы тюремным персоналом, и не законность наложения этого дисциплинарного взыскания, а скорее несовместимость общих условий в карцере Тбилисской тюрьмы №5 с требованиями статьи 3 (см.. Рамишвили и Кохреидзе против Грузии (реш.), № 1704/06, 26 июня 2007). Мера дисциплинарного заключения может не быть сама по себе нарушением этих требований. Скорее пропорциональность её наложения и условия заключения могут быть сомнительными в соответствии с вышеуказанным положением (см. с необходимыми поправками,  Rohde v. Denmark, no.69332/01, §§ 96-98, 21 July 2005, и Mikadze v. Russia, no. 52697/99, §§ 110-127, 7 June 2007).

83. Тем не менее, Суд отмечает, что среди нескольких доступных дисциплинарных санкций, предусмотренных за нарушение тюремных правил (см. пункт 69 выше), администрация избрала наиболее строгую – заключение в карцере. По видимому, внимания не уделили таким фактам, как, например, характер проступка первого заявителя, его личности и тому факту, что это было его первое нарушение такого рода. Суд напоминает в этой связи, что пропорциональность дополнительной меры наказания, наложенного на заключённого, имеет значение при оценке того, был ли превышен неизбежный уровень страданий, присущий заключению (см. с необходимыми поправками, Renolde v. France, no. 5608/05, §§ 120-129, 16 October 2008, и Mathew v. the Netherlands, no. 24919/03, §§ 197‑205, ECHR 2005‑IX).

84. Что касается условий в карцере, Суд отмечает, что, по признанию Правительства, пространство камеры составляло 5.65 квадратных метров для двух заключённых (см. пункт 47 выше). Суд отметил в этой связи что уже в 2001 году КПТ рекомендовал Правительству Грузии стремиться к минимальному стандарту в 4 квадратных метра на одного заключённого (см. пункт 71 выше). Следует напомнить, что отсутствие личного пространства, обеспеченного заключённым, может быть настолько чрезвычайным само по себе, чтобы оправдать установление нарушения статьи 3 Конвенции. Так, например, в ряде случаев Суд нашёл нарушения этого положения исключительно на основании того, что заявителям было предоставлено менее трёх квадратных метров личного пространства (см. например,  Lind v. Russia, no. 25664/05, § 59, 6 December 2007; Kantyrev v. Russia, no.37213/02, §§ 50-51, 21 June 2007; Andrey Frolov v. Russia, no. 205/02, §§ 47-49, 29 March 2007; Labzov v. Russia, no. 62208/00, § 44, 16 June 2005; Mayzit v. Russia, no.63378/00, § 40, 20 January 2005).

85. В деле Пирса даже большая камера (7 квадратных метров для двух заключённых) стала важным фактором в нахождении нарушения, в сочетании, как в данном случае, с отсутствием вентиляции и дневного света (см. Peers v. Greece, no. 28524/95, § 70-72, ECHR 2001‑III, и Trepashkin v Russia, no. 36898/03, § 94, 19 July 2007). Суд также отметил, что во время его заключения заявителю не позволяли гулять на свежем воздухе. Этот фактор усугубляет проблему недостаточного пространства в камере для заключённого (см. Karalevičius v. Lithuania, no. 53254/99, § 36, 7 April 2005).

86. Требование достаточного личного пространства предполагает также, в соответствии со статьёй 3 Конвенции, что заключённый должен иметь возможность пользоваться основной конфиденциальностью в его или её повседневной жизни (см. с необходимыми поправками,  Belevitskiy v. Russia, no. 72967/01, §§ 73-79, 1 March 2007; Valašinas, упомянутое выше, § 104; Khudoyorov, упомянутое выше, §§ 106 и 107; Novoselov v. Russia, no. 66460/01, §§ 32, 40-43, 2 June 2005). Так как первый заявитель был вынужден разделять 120-сантиметровую койку с незнакомцем и не мог даже справить нужду в «туалете» без его наблюдения, условия явно не допускали какой-либо элементарной конфиденциальности (см. Kalashnikov v. Russia, no. 47095/99, § 99, ECHR 2002‑VI).

87. Санитарные условия в карцере (см. пункт 34 выше) также не могли считаться приемлемыми. По признанию Правительства, первый заявитель даже отказался потреблять пищу из-за антисанитарных условий в камере (см. пункты 34, 35 и 44 выше). Что касается проблемы питания, Суд также отмечает, что Правительство, по-видимому, было довольно признать, что первый заявитель мог полагаться на пищевые передачи его родственников в карцер (см. пункт 74 выше). Однако, разрешение потреблять свою собственную пищу не может быть заменой для соответствующих условий питания, так как обязанностью государства остаётся обеспечение благосостояния лиц, лишённых свободы (см.  Stepuleac v. Moldova, no. 8207/06, § 55, 6 November 2007; Kadiķis v. Latvia (no. 2), no. 62393/00, § 55, 4 May 2006; Valašinas, упомянутое выше, § 109).

88. Вышеуказанные факторы являются достаточными для вынесения вывода Суда без исследования дальнейших аспектов жалобы, что во время заключения в карцере в Тбилисской тюрьме №5 с 11 по 15 января 2006 года, первый заявитель содержался в бесчеловечных и унижающих достоинство условиях, в нарушение статьи 3 Конвенции.

B. Условия содержания второго заявителя

1. Аргументы сторон

89. Несмотря на приглашение Суда, Правительство не стало комментировать по приемлемости и по существу жалобы второго заявителя относительно условий его содержания под стражей.

90. В ответ второй заявитель поддержал свои жалобы и заявил, что молчание Правительства приравнивается к молчаливому признанию нарушения.

2. Оценка Суда

91. Суд отмечает, что Правительство не оспаривало жалобу второго заявителя на условия его содержания под стражей в Тбилисской тюрьме №5. Составленное последним описание этих условий совпадает с соответствующими записями КПТ и Human Rights Watch (см. пункты 70 и 71 выше).

92. Здесь точкой преткновения является перевод второго заявителя в переполненную камеру 19 января 2006 года. Изначально он разделял камеру, где было всего 12 коек, с 29 другими заключёнными. После того, как он поднял этот вопрос в суде 23 февраля 2006 года, в его камеру подселили ещё шестерых заключённых, повысив общее количество заключённых до 35. Заключённые были вынуждены спать по очереди (см. параграфы 33 и 37 выше). Такое переполнение само по себе являлось нарушением Статьи 3 (см. Среди многих других,  Kalashnikov, упомянутое выше, §§ 96-97), более того, ограниченное пространство для сна не было компенсировано свободой перемещения в дневное время с прогулками на свежем воздухе (см. и наоборот, Valašinas, упомянутое выше, §§ 103 и 107, и Nurmagomedov v. Russia (dec.), no. 30138/02, 16 September 2004). Содержание второго заявителя в условиях такой переполненности продолжалось, в соответствии с материалами дела, как минимум до 29 марта 2006 года, даты его осуждения, после чего он был переведен из Тбилисской тюрьмы №5 в Руставскую тюрьму №6 (см. пункты 41 и 42 выше).

93. В свете приведённых выше наблюдений Суд приходит к выводу, что имело место нарушение Статьи 3 Конвенции в связи с содержанием под стражей второго заявителя в переполненной камере в Тбилисской тюрьме №5.

C. Обращение с заявителями в здании суда

1. The partiesarguments

94. Несмотря на предложение Суда, Правительство не предоставило объяснения или оправдания для размещения заявителей на ограждённой решётками скамье подсудимых в ходе общественных слушаний. Оно ограничило свои замечания представлением видеозаписи судебного рассмотрения содержания заявителей под стражей от 2 сентября 2005 года (см.  пункт 52 выше), в поддержку заявления, что в зале суда было всего четверо охранников в униформе, за исключением «сил особого назначения»

95. Заявители ответили, во-первых, что молчание Правительства по поводу их жалобы на размещение на скамье подсудимых, напоминающей клетку, должно быть интерпретировано, как молчаливое признание этого факта. Во-вторых, заявители утверждали, что даже видеозапись Правительства, несмотря на то, что она отредактирована, по-прежнему показывает вооружённых и замаскированных людей внутри и снаружи зала суда. Более того, опираясь на другую видеозапись, показывающей помещение Суда 2 сентября 2005 года, заявители повторили свои жалобы на присутствие большого количества замаскированных и вооружённых людей, ожидавших снаружи зала суда, которые вселяли в здании суда чувство страха и напряжённости (см. пункты 52-65 выше).

2. Оценка Суда

96. Суд повторяет, что мера пресечения, как правило, не приводит к возникновению проблемы в рамках статьи 3 Конвенции, если эта мера была наложена в соответствии с законным задержанием и не влечёт за собой применение силы, или обнародование, исключая те случаи, когда такие меры необходимы. В этой связи важно рассмотреть, например, есть ли опасность, что заинтересованное лицо может скрыться или причинить вред или ущерб (см., среди многих других,  Ранинен против Финляндии, 16 декабря 1997, § 56,  Отчёты о постановлениях и решениях 1997‑VIII).

97. Суд напоминает, что нарушение статьи 3 Конвенции было найдено в деле, когда заявитель, который не был общественным деятелем, был необоснованно закован в наручники в ходе общественных слушаний, и последняя мера была менее строгой, чем те, на которые жалуются в данном деле (см. Gorodnichev v. Russia, no. 52058/99, §§ 105-109, 25 May 2007). Даже в отсутствии публичности данное обращение всё ещё может быть унизительным, если жертва посчитает себя униженной (см. Tyrer v. the United Kingdom, 25 April 1978, § 32, Series A no. 26). Таким образом, заковывание заявителя в наручники в приватной обстановке всё ещё может стать нарушением статьи 3 Конвенции в ситуации, когда не может быть доказано существование серьёзных угроз безопасности (см. Henaf v. France, no. 65436/01, §§ 51 и 56, ECHR 2003‑XI; Istratii and Others v. Moldova, nos. 8721/05,  8705/05 и 8742/05, §§ 57 и 58, 27 March 2007).

98. Возвращаясь к обстоятельствам данного дела, Суд отмечает, что заявители были людьми, пользовавшимися публичным почтением; они были соучредителями и акционерами телеканала. Первый заявитель пользовался более широкой репутацией, будучи ведущим популярного телевизионного ток-шоу, которое выходило в эфир почти ежедневно. Оба заявителя были на суде впервые, и по обвинению в вымогательстве – платы в обмен на недопущение к эфиру смущающего документального фильма о якобы коррумпированном парламентарии.

99. Рассмотрев соответствующие фото и видеоматериалы, Суд отмечает, что в ходе судебного рассмотрения вопроса об их задержании 2 сентября 2006 года, общественность наблюдала заявителей на ограждённой решётками скамье подсудимых, очень похожей на металлическую клетку, отделённую от остальной части зала суда, и с зарешёченным потолком. Тяжеловооружённые охранники в чёрных масках типа капюшонов постоянно присутствовали в здании суда. На нескольких фотографиях такие охранники видны в зале суда. По признанию Правительства, слушание транслировалось в прямом эфире по всей стране (см. пункт 119 ниже).

100. Суд разделяет обеспокоенность заявителей, что такой жёсткий и враждебный вид судопроизводства может заставить среднего наблюдателя считать, что судили «чрезвычайно опасных преступников». Помимо подрыва принципа презумпции невиновности, спорное обращение в зале суда унижало заявителей в их собственных глазах, если не в глазах общественности. Суд также принимает утверждение заявителей, что спецназ в зале суда вызывал в них чувство страха, тоски и неполноценности (см. V. v. the United Kingdom [GC], no. 24888/94, § 71, ECHR 1999‑IX; Tyrer, упомянутое выше, § 32). Такое жестокое обращение могло легко повлиять на способность заявителей к концентрации и их умственную активность во время разбирательства, основываясь на таком важном вопросе, как их физическая свобода, таким образом, призывая к непосредственной проверке Судом (см. Khudoyorov, упомянутое выше, § 119).

101. Суд отмечает, что вопреки статусу заявителей, как общественных деятелей, отсутствию прежних обвинительных приговоров и их спокойному поведению во время разбирательства, Правительство не предоставило никаких оснований для их помещения  на зарешёченную скамью подсудимых во время общественных слушаний и использования «спецназа» в здании суда. Ничто в файлах дела не свидетельствует о том, что был малейший риск, что заявители, хорошо известные, и по-видимому, совершенно безобидные люди, могли скрыться или прибегнуть к насилию во время их передачи в суд или на слушания (см. Sarban v. Moldova, no. 3456/05, §§ 88 и 89, 4 October 2005).

102. В свете вышеизложенного Суд приходит к выводу, что наложение таких жёстких и унизительных мер на заявителей не может быть оправдано в данном деле. Соответственно, было нарушение статьи 3 Конвенции в отношении обращения с заявителями в ходе слушания 2 сентября 2005 года.

II. ЗАЯВЛЕННОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 5 § 1 (c) КОНВЕНЦИИ

103. В соответствии со Статьёй 5 § 1 (c) Конвенции, заявители оспаривали законность их содержания под стражей после того, как судебный приказ от 29 августа 2005 года истёк 27 ноября 2005 года. Положение опиралось на чтения в соответствующей части, а именно:

“1. ... Никто не может быть лишён свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом: ...

(c) законное задержание или заключение под стражу лица, произведённое с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом по обоснованному подозрению в совершении правонарушения или в случае, когда имеются достаточные основания полагать, что необходимо предотвратить совершение им правонарушения или помешать ему скрыться после его совершения...”

1. Аргументы сторон

104. Правительство утверждало, что не было никакой необходимости, чтобы суд разрешал досудебное задержание под стражей после истечения трёхмесячного срока содержания 27 ноября 2005 года, так как к тому времени их дело уже было передано в суд. Правительство заявило, что в рамках соответствующих положений УПК, тот факт, что дело было передано в суд, уже достаточен для подпадания задержания под рамки «судебного расследования», и таким образом, полного подчинения Статье 5 § 1 Конвенции.

105. Заявители ответили, что их содержание под стражей с 27 ноября 2005 года до 13 января 2006 года было незаконным, поскольку оно не было покрыто каким-либо допустимым решением суда.

2. Оценка Суда

106. Суд отмечает, что нарушение Статьи 5 § 1 (c) Конвенции было найдено в ряде дел, касающихся практики удержания подсудимых под стражей исключительно на основании того, что обвинительное заключение было подано в суд первой инстанции. Задержание обвиняемых без определённого правового основания или чётких правил, регулирующих их положение – в результате чего они могут быть лишены свободы на неограниченный период времени без судебного разрешения – несовместимо с принципами правовой определённости и защиты от произвола, которые являются общими темами всей Конвенции и верховенства закона (см., среди прочих,  Gigolashvili v. Georgia, no. 18145/05, §§ 32-36, 8 July 2008; Ječius v. Lithuania, no. 34578/97, §§ 60-64, ECHR 2000‑IX; Grauslys v. Lithuania, no. 36743/97, §§ 39-41, 10 October 2000; Baranowski v. Poland, no. 28358/95, §§ 53-58, ECHR 2000‑III; Khudoyorov, упомянутое выше, §§ 146-147).

107. Суд отмечает, что настоящая жалоба не отличается от дел Gigolashvili или Ječius,  процитированных выше, в связи с аналогичными недостатками в уголовно-процессуальном законодательстве Грузии и практики в данный период.

108. Особенно, в соответствии со статьёй 417 §§ 1 и 3 УПК, когда обвинение прекратило расследование и передало уголовное дело в суд с юрисдикцией, последний может провести слушание о приемлемости и решить, стоит ли предавать обвиняемого суду, и было ли необходимым наложить меру пресечения на этого человека.

109. Однако, возникла проблема со сроками таких слушаний. В соответствии со статьёй 419 УПК, слушание о приемлемости должно было быть проведено в течение четырнадцати дней или, для «сложных дел», в течение месяца с вынесения окончательного решения по последнему, не связанному уголовному делу, возбуждённому тем же судьёй, но последний не имел никаких временных ограничений в принятии решения по «последнему делу». УПК также не требовал, чтобы в то время был издан судебный приказ, разрешающий содержание обвиняемого под стражей, а также не обозначал любые законные ограничения на данном этапе задержания. Такие пробелы в законе привели к практике задержания обвиняемых без какого-либо судебного решения (см. также Absandze v. Georgia (dec.), no. 57861/00, 20 July 2004).

110. Отсюда следует, что между 27 ноября 2005 года и 13 января 2006 года, в течение месяца и семнадцати дней, не было судебного решения, разрешающего задержание заявителей. Тот факт, что уголовное дело было направлено вместе с обвинительным заключением в суд, не делает оставшийся период содержания под стражей «законным» по смыслу Статьи 5 § 1 Конвенции (см. Gigolashvili, упомянутое выше, § 36, и Nakhmanovich v. Russia, no. 55669/00, § 68, 2 March 2006).

111. Таким образом, имело место нарушение Статьи 5 § 1 (c) Конвенции в отношении этого периода содержания под стражей.

III. ЗАЯВЛЕННОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 5 § 4 КОНВЕНЦИИ

112. Заявители жаловались, что судебная проверка законности их содержания 27 августа и 2 сентября 2005 года нарушала гарантии, предоставленные статьёй 5 § 4.

113. В частности, они жаловались, что обвинение не сделало доступной для их адвокатов копию видеозаписи от 27 августа 2005 года до первоначального рассмотрения их задержания 27 августа и 2 сентября 2005 года.

114. В частности, ссылаясь на то, как было проведено слушание 2 сентября 2005 года, и оценив его по отношению к ситуации в судебной системе, сложившейся в Государстве-ответчике в то время (см.. Рамишвили и Кохреидзе против Грузии, решение, упомянутое выше), заявители утверждали, что вопрос их задержания не был предметом справедливого разбирательства независимого и беспристрастного суда. Заявители также утверждали, что, будучи помещёнными в «металлические клетки» во время этого слушания, для любого независимого наблюдателя они могли казаться виновными на основании их внешнего вида. Более того, судье, возможно, было сложно оставаться беспристрастным в присутствии в здании суда такого большого количества тайных агентов и замаскированных, вооружённых людей.

115. Что касается рассмотрения 13 января 2006 года, заявители жаловались, что оно не было быстрым ответом на их жалобы 6 декабря 2005 года. Они также утверждали, что их адвокаты были уведомлены о дате слушания только за два дня до его начала.

116. Статья 5 § 4 Конвенции предписывает следующее:

“Каждый, кто лишён свободы в результате ареста или заключения под стражу, имеет право на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу и на освобождение, если его заключение под стражу признано судом незаконным.”

1. Аргументы сторон

117. Правительство заявило, что судебное рассмотрение 29 августа 2005 года было проведено в установленные законом сроки, в течение 72 часов после ареста заявителей 27 августа 2005 года. Соответственно, разбирательство было скорым. Что касается рассмотрения от 13 января 2006 года, тот факт, что Тбилисский городской суд рассмотрел жалобу заявителей от 6 декабря 2005 года, по мнению Правительства, удовлетворяло требования Статьи 5 § 4 Конвенции.

118. В ответ на жалобы об отсутствии видеозаписи от 27 августа 2005 года в материалах уголовного дела в начале уголовного процесса, Правительство утверждало, что заявители получили доступ к её стенографической расшифровке 29 сентября 2005 года, что они просмотрели запись 16 ноября 2005 года, и что, в любом случае, видео было показано сторонам во время слушания по существу дела.

119. Что касается пересмотра задержания под стражей 2 сентября 2005 года, Правительство повторило свой аргумент в соответствии со Статьёй 3 Конвенции, а именно, что в зале суда было всего четверо охранников в форме, исключая присутствие любых замаскированных и вооружённых людей. Они утверждали, что присутствие четырёх охранников было необходимым для обеспечения порядка и не делало слушания нечестными. Что касается переполнения зала суда, Правительство отметило, что судья предложил заявителям возможность проведения слушания за закрытыми дверями, но они отказались. В любом случае, по словам Правительства, связь между обвиняемыми заявителями и судьёй не пострадала из-за беспорядка в зале суда. Более того, заявители могли обращаться к судье в письменной форме. Правительство также добавило, что хоть в то время и не хватало залов суда подходящего размера из-за ремонта здания суда, власти не были обязаны предоставить более крупное помещение. Отмечая, что слушание транслировалось в прямом эфире по всей стране, правительство добавило, что принцип публичности был соблюдён.

120. Наконец, Правительство заявило, что опора заявителей на утверждения бывших судей Верховного Суда Грузии в поддержку своего заявления о неэффективности судебной системы была неэффективной (см.. Рамишвили и Кохреидзе, решение, упомянутое выше). Те судьи были уволены с должности за «грубое нарушение закона», и, следовательно, их комментарии не могут быть признаны беспристрастными.

121. Заявители ответили, что собственная видеозапись Правительства доказала тот факт, что 2 сентября 2005 года им было отказано в справедливом разбирательстве независимым и беспристрастным судом. Несмотря на большое количество сотрудников службы безопасности в начале, и даже большее количество в конце слушания, суд не смог поддерживать порядок. Обвинение сидело значительно ближе к судье, чем защита. Что касается заявителей, они были помещены в клетку в дальнем конце зала суда. Они были вынуждены стоять на стульях в клетке и даже цепляться за решётку, чтобы следить за ходом процесса хотя бы визуально. Способность адвокатов слушать заявления прокурора была значительно уменьшена, а заявителям иногда и вовсе было не слышно из их отдалённого расположения. Нельзя было ожидать от властей выделения более крупного зала суда, но они должны были обеспечить эффективное и честное участие заявителей и их адвокатов в слушании. Ссылаясь на соответствующие эпизоды видеозаписи, заявители утверждали, что в присутствии людей с автоматами в зале суда и за его дверями, а также большого количества агентов в униформе и в гражданском, свободно входящих и выходящих из комнаты для совещаний, ведущий слушание судья обязательно был подвержен стороннему влиянию в принятии его решения от 2 сентября 2005 года.

122. Что касается слушания 13 января 2006 года, хоть их жалоба от 6 декабря 2005 года и была принята, нельзя сказать, что ответ был быстрым и защищённым гарантиями справедливого слушания.

123. Наконец, заявители отметили, что по поводу ситуации в судебной системе выразили сожаление не только бывшие судьи Верховного Суда Грузии, но и такие независимые и компетентные международные наблюдатели, как Европейские судьи и Прокуроры  за Демократию и Основные Права (“Magistrats européens pour la Démocratie et les Libertés – MEDEL”) (см. Рамишвили и Кохреидзе, решение, упомянутое выше).

2. Оценка Суда

(a) Что касается невозможности получения доступа к видеозаписи от 27 августа 2005 года в ходе первоначального рассмотрения досудебного задержания заявителей

124. Суд напоминает, что в соответствии со Статьёй 5 § 4 Конвенции, концепция законности содержания под стражей не ограничивается соответствием процессуальным требованиям, изложенным во внутреннем законодательстве, но также касается обоснованности подозрений, на почве которых был проведен арест, легитимности цели, преследуемой арестом и обоснованием последующего задержания. Таким образом, информация, которая имеет важное значение для оценки правомерности задержания, должна быть в соответствующем порядке доступна адвокату подозреваемого (см., среди других властей,  Lamy v. Belgium, 30 March 1989, § 29, Series A no. 151, и Garcia Alva v. Germany, no. 23541/94, §§ 39-43, 13 February 2001).

125. В данном деле Суд отмечает, что заявители были взяты с поличным с деньгами парламентария. Одного этого факта хватило для поднятия обоснованного подозрения в совершении вымогательства. Кроме того, даже без копии видеозаписи от 27 августа 2005 года материалы уголовного дела содержали много других доказательств – долларовые банкноты США, результаты обыска, автомобиль второго заявителя, отпечатки пальцев и т.д. – к тому времени, как приказ о задержании от 29 апреля 2005 года был рассмотрен апелляционным судом и судом последней инстанции 2 сентября 2005 года (см. Рамишвили и Кохреидзе, решение, упомянутое выше).

126. Таким образом, отсутствие видеозаписи от 27 августа 2005 года в материалах уголовного дела на момент начала уголовного процесса, что могло быть обусловлено соображениями эффективности расследования или быстротой процедуры habeas corpus (см.,  Shishkov v. Bulgaria, no. 38822/97, § 77, ECHR 2003‑I (выдержки); см.. Galuashvili v. Georgia (dec.), no. 40008/04, 24 October 2006), не могло сделать невозможным для внутренних судов рассмотрение законности содержания заявителей под стражей.

127. Суд приходит к выводу, что не было нарушения Статьи 5 § 4 Конвенции в связи с вышеуказанной жалобой.

(b) Касаемо слушания 2 сентября 2005 года

128. Суд напоминает, что хоть процесс в соответствии со статьёй 5 § 4 не всегда обязан подпадать под те же гарантии, которые требует Статья 6 для уголовного или гражданского судопроизводства, он должен иметь судебный характер и предоставлять гарантии, соответствующие виду лишения свободы в вопросе (см., например,  Assenov and Others v. Bulgaria, 28 October 1998, § 162,  Reports 1998‑VIII; Włoch v. Poland,  no. 27785/95,  § 125, ECHR 2000‑XI; Megyeri v. Germany, 12 May 1992, § 22, Series A no. 237‑A). В связи с резким воздействием лишения свободы на основополагающие права заинтересованного лица, судопроизводство, проводимое в соответствии со Статьёй 5 § 4 Конвенции, в принципе, должно в максимально возможной в обстоятельствах идущего расследования степени соответствовать основным требованиям честного суда (см. дело Shishkov, упомянутое выше, § 77). Процесс должен быть состязательным и всегда обеспечивать “равенство средств” между сторонами (см., среди других,  Nikolova v. Bulgaria [GC], no.31195/96, § 58, ECHR 1999-II, и Schiesser v. Switzerland, 4 December 1979, §§ 30-31, Series A no. 34).

129. Рассмотрев соответствующие фото и видеоматериалы, Суд выражает сожаление по поводу того, каким образом было проведено слушание 2 сентября 2005 года. Он отмечает, что заявители были помещены на ограждённую решётками скамью подсудимых в дальнем конце зала суда в полном беспорядке, в окружении охранников. Они с трудом могли общаться со своими адвокатами, не могли нормально слышать обвинителя и судью и вряд ли могли разобрать их постановления из-за беспорядка в зале суда. Чтобы участвовать в слушании, заявителям приходилось стоять на стульях в зарешёченной скамье подсудимых, цепляясь за металлические решётки, и кричать. Связь в зале суда была постоянно затруднена нежелательными вмешательствами журналистов, постоянным звоном мобильных телефонов, людьми, жарко спорившими друг с другом и грязно ругавшимися, и т.д., и судья либо не желал, либо не мог установить порядок.

130. Суд также отмечает, что в отличие от прокурора, адвокатов заявителей во время их заявлений защиты ослепляли вспышки фотоаппаратов и галогенные лампы камер. Их заявления были едва слышны. Напротив, из-за непосредственной близости места прокурора к судье, диалогу из вопросов и ответов между ними ничто не мешало и не предоставляло преград для слышимости (см. пункты 52-64).

131. Суд считает, что устное слушание в таких беспорядочных условиях едва ли может способствовать трезвой судебной экспертизе. Он не может согласиться с доводом Правительства о том, что возможность письменных заявлений могла смягчить вышеупомянутый беспорядок. Он отмечает, что устные слушания должны создать такие условия, чтобы словесные ответы и аудиовизуальный обмен между сторонами и судьёй в зале суда протекал в приличном, динамичном и невозмущённом виде.

132. Суд повторяет, что заключение заявителей на зарешёченной скамье подсудимых, похожей на металлическую клетку, и присутствие «спецназа» в здании суда наносило ущерб их способности к концентрации, необходимой для проведения эффективной защиты (см. пункт 100 выше). Суд также соглашается с заявителями, что такие унизительные и неоправданно жёсткие меры пресечения во время общественных слушаний, которые транслировались в прямом эфире по всей стране, пятнают презумпцию невиновности, уважение к принципам которой имеет первостепенное значение на каждой стадии уголовного судопроизводства, в том числе в процессах, основанных на законности содержания под стражей в ожидании суда (см., например,  Iłowiecki v. Poland, no. 27504/95, § 76, 4 October 2001, и Lebedev v. Russia, no. 4493/04, § 95, 25 October 2007).

133. Суд напоминает, что даже без чёткого обозначения этих условий в Статье 5 § 4 Конвенции, было бы немыслимо предположить, что положение, которое закрепляет право “на рассмотрение судом”, не предусматривает, в качестве основополагающего требования, независимость и беспристрастность этого суда (см. Neumeister v. Austria, 27 June 1968, § 24, Series A no. 8; D.N. v. Switzerland [GC], no. 27154/95, § 42, ECHR 2001‑III; Bülbül v. Turkey, no. 47297/99, §§ 26-28, 22 May 2007).

134. В данном деле, личное поведение судьи, председательствовавшего в судебном слушании 2 сентября 2005 года, по мнению Суда, не могло считаться лишённым предвзятости. Таким образом, Суд не может избежать наблюдения, что судья явно помогал обвинителю во время слушания, либо прямо отвечая на вопросы защиты вместо него, либо перефразируя эти вопросы более выгодным для обвинителя видом (см. пункты 60-61 выше).

135. Что касается требуемой «независимости», она, несомненно, была запятнана большим количеством тайных агентов и даже «спецназа», присутствовавшего во время слушания 2 сентября 2005 года. Суд не мог даже претендовать на независимость, когда тайные агенты, казалось, обладали большим контролем над ситуацией в зале суда, чем сам слушающий судья, и когда в комнату для совещаний последнего, которая должна быть частной и неприкосновенной, имели свободный доступ посторонние (см. пункты 53-54 и 62-65 выше).

136. Приведенные выше соображения являются достаточными для Суда, чтобы сделать вывод, что судебный пересмотр 2 сентября 2005 года не соответствовал основополагающим требованиям справедливого судебного разбирательства. Таким образом, пересмотр проводился в нарушение прав заявителей в соответствии со Статьёй 5 § 4 Конвенции.

(c) Касаемо слушания 13 января 2006 года

137. Суд отмечает, что, в то время, как заявители подали жалобу о незаконности их содержания без действительного приказа суда 6 декабря 2005 года, Тбилисский областной суд ответил только 13 января 2006 года, т.е. 38 дней спустя. Правительство не объяснило эту чрезмерную задержку. Ничто не говорит о том, что это может быть связано с заявителями.

138. В таких обстоятельствах суд приходит к выводу, что судебное рассмотрение 13 января 2006 года не может рассматриваться в качестве «быстрого» ответа на их жалобу от 6 декабря 2005 года. Таким образом, имело место нарушение Статьи 5 § 4 Конвенции (см., например,  Kadem v. Malta, no. 55263/00, §§ 43-45, 9 January 2003, где Суд признал период семнадцати дней для рассмотрения апелляции против задержания слишком долгим, и Rehbock v. Slovenia, no. 29462/95, §§ 82-86, ECHR 2000‑XII, где два таких периода в 23 дня были слишком долгими).

139. Как раскрывается утверждениями заявителей, их жалоба в соответствии со Статьёй 5 § 4 Конвенции про слушания 13 января 2006 года была нацелена на обжалование отсутствия быстрого судебного ответа (см. пункт 122 выше). Ввиду полученных результатов, приведённых выше, Суд не считает необходимым рассматривать в том же контексте «скорости» неразвитое утверждение заявителей о том, что их адвокатов уведомили о пересмотре всего за два дня (см.,  с необходимыми поправками, Mitev v. Bulgaria, no. 40063/98, §§ 125 и 126, 22 December 2004).

IV. ПРИМЕНЕНИЕ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ

140. Статья 41 Конвенции предусматривает:

«Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне»

A. Компенсация вреда

1. Материальный ущерб

141. Первый заявитель не предоставил заявление в отношении возмещения материального ущерба. Соответственно, Суд считает, что нет необходимости присуждать ему какую-либо сумму на этот счёт (см. Fadıl Yılmaz v. Turkey, no. 28171/02, § 26, 21 July 2005).

142. Второй заявитель утверждал, что он заболел кожной болезнью во время его содержания под стражей в Тбилисской тюрьме №5, Руставской тюрьме №6 и Руставской тюрьме №2. После его освобождения из тюрьмы 27 мая 2007 года (см. пункт 66 выше), он посетил дерматолога, который диагностировал у него, в июне 2007 года, нейродерматоз, предположительно, неизлечимое и хроническое заболевание.

143. В поддержку своей медицинской жалобы второй заявитель предоставил медицинское заключение. Рассмотрев это заключение, Суд отмечает, что помимо повторения утверждения заявителя, оно не устанавливает независимо как минимум приблизительную причину и дату возникновения заболевания. Заключение также утверждает, что вместе с определённым видом лекарств, второй заявитель нуждается в санаторном лечении на курорте с сухим климатом (т. Е. Мёртвое Море).

144. Основываясь на этом медицинском заключении, второй заявитель утверждал, что для того, чтобы избежать дальнейших осложнений состояния его кожи, он будет вынужден тратить 10.000 евро в год, чтобы оплатить медицинские консультации, медикаментны и курортное лечение. Он попросил Государство-ответчика обязаться выплачивать ему вышеуказанную сумму ежегодно в течение следующих пятнадцати лет.

145. Суд напоминает, что должна быть чёткая причинно-следственная связь между материальным ущербом, заявленным заявителем, и нарушением Конвенции. Точный расчет суммы, необходимой для осуществления полной компенсации (restitutio in integrum) в соответствии с материальными потерями, от которых пострадали заявители, может быть предотвращён неопределённым характером ущерба, вытекающим из нарушения. Вопрос, который должен быть решён в таких случаях, состоит в оценке уровня справедливой компенсации в отношении прошлых и будущих материальных потерь. Определение этого вопроса лежит в пределах рассмотрения Суда и должно быть справедливым (см. Z and Others v. the United Kingdom [GC], no. 29392/95, § 120, ECHR 2001‑V).

146. Возвращаясь к обстоятельствам данного дела, Суд прежде всего отмечает, что он установил нарушение Статьи 3 Конвенции не по отношению к общему сроку содержания под стражей второго заявителя, покрывая все возможные плохие условия во всех тюрьмах, где он мог содержаться, но только по отношению к конкретному факту его размещения в переполненной камере Тбилисской тюрьмы №5 с 19 января до 23 марта 2006 года (см. пункт 92 выше). Однако, материалы второго заявителя не установили с необходимой степенью уверенности, что переполненность стала непосредственной причиной его болезни кожи.

147. Следовательно, Суд считает, что вторым заявителем не была чётко установлена причинно-следственная связь между заявленным материальным ущербом и найденным нарушением. Кроме того, что касается требования о компенсации за медицинские расходы, которые могут возникнуть у второго заявителя в течение следующих пятнадцати лет, Суд повторяет, что чем больший промежуток времени задействован, тем более неопределённой становится связь между нарушением и ущербом (см. Sunday Times v. the United Kingdom (no. 1) (Article 50), 6 November 1980, § 15, Series A no. 38, и Smith and Grady v. the United Kingdom (справедливое удовлетворение), nos. 33985/96 и 33986/96, §§ 18-19, ECHR 2000-IX). Эта неопределённость усугубляется неспособностью второго заявителя доказать необходимость заявленной суммы, состоящую в том, что он не составил перечень приблизительных цен на лекарства и лечение.

148. В свете вышеизложенного Суд отклоняет требование второго заявителя о компенсации материального ущерба.

2. Нематериальный ущерб

149. Заявители утверждали, что в результате нарушения их прав, предусмотренных  Конвенцией, они были подвергнуты чувству страдания и тревоги. Указывая на то, что они были хорошо известными общественными деятелями, пользующимися высоким социальным уважением, они утверждали, что их хорошая репутация была значительно повреждена произвольными и унизительными действиями властей в ходе уголовного разбирательства против них. Каждый из них требовал 80.000 евро в качестве возмещения морального ущерба.

150. Суд не сомневается, что заявители испытывали душевные страдания в связи с нарушениями, выявленными выше. Принимая во внимание различные факторы и основывая свою оценку на справедливой основе, Суд присуждает каждому из заявителей 6000 евро на этой основе.

B. Компенсация расходов и издержек

1. Внутренние судебные разбирательства

151. Во внутренних судебных разбирательствах заявители были представлены адвокатами из двух отдельных юридических фирм – Andronikashvili, Sachsen-Alternburg, Baramidze & Partners и Svanidze & Partners.

152. Опираясь на договор о юридических услугах от 30 августа 2005 года и счёт-фактуру, датируемый 30 сентября 2005 года, заявители требуют 1062 доллара США (830 евро), в сумму которых входит 18% НДС в соответствии с налоговым законодательством Грузии, в качестве компенсации оплаты услуг юридической фирмы Andronikashvili, SachsenAlternburg, Baramidze & Partners за представление их интересов во время судебного рассмотрения 2 сентября 2005 года.

153. Заявители также предоставили договор о юридических услугах, датируемый 6 июля 2006 года, в соответствии с которым они обязаны были заплатить фирме Svanidze & Partners 3600 лари (1987 евро), к сумме которых должен быть добавлен 18% НДС, за представление их интересов во всех уголовных и административно-правовых разбирательствах против них.

154. Наконец, заявители утверждали, что их родственники потратили около 10.000 евро на поставку им надлежащего питания в тюрьму. Ни один документ или материал доказательства в пользу последнего требования не был предоставлен.

155. Суд повторяет, что когда было обнаружено нарушение Конвенции, он может присудить заявителю расходы и издержки, состоявшиеся до национальных властей, для предотвращения или возмещения за нарушение (см., среди других властей,  Papon v. France, no. 54210/00, § 115, ECHR 2002-VII, и Patsuria v. Georgia, no.30779/04, § 158, 6 November 2007). Такое заявление всегда должно быть детализировано и представлено в письменной форме вместе с соответствующими подтверждающими документами или квитанциями, в противном случае суд может отказать в удовлетворении требования полностью или частично.

156. Ввиду своих выводов по отношению к судебному пересмотру 2 сентября 2005 года (см. пункты 102 и 136 выше), Суд присуждает заявителям совместно 830 евро в отношении представления их интересов юридической фирмой Andronikashvili, Sachsen-Alternburg, Baramidze & Partners на основании договора об оказании юридических услуг от 30 сентября 2005 года.

157. Что касается утверждения о представлении интересов заявителей второй фирмой,  Svanidze & Partners, Суд отмечает, что основной договор о предоставлении юридических услуг был подписал только 6 июля 2006 года, т.е. то есть, уже после того, как сопутствующие внутренние средства правовой защиты, направленные на предотвращение или прекращение нарушений статьи 3 и Article 5 §§ 1 (c) и 4 Конвенции были использованы заявителями. Материалы дела показывают, что после появления этого второго юридического договора была лишь одна внутренняя жалоба, датируемая 18 июля 2006 года, направленная на утверждение прав первого заявителя в соответствии со Статьёй 3 Конвенции (см. пункт 49 выше). Однако, должным образом рассмотрев жалобу от 18 июля 2006 года, Суд отмечает, что она была составлена и подана юристом из первой фирмы,  Andronikashvili, Sachsen-Alternburg, Baramidze & Partners. В свете изложенных выше соображений Суд отклоняет требование, сделанное на основе договора го предоставлении юридических услуг от 6 июля 2006 года как необоснованное.

158. Поскольку никакие документы в поддержку расходов, связанных с пищевыми продуктами в тюрьме, не были предоставлены, т.е. записи из тюремного журнала, подтверждающие факт получения «пищевых передач» заявителями, Суд отклоняет требование заявителей в 10.000 евро, как необоснованное.

2. Разбирательство в Суде

(a) Представление г-ном Александром Барамидзе и г-ном Гансом фон Саксен-Альтенбургом

159. Заявители требовали 25.007 лари (13.803 евро) в отношении их представления в суде г-ном Александром Барамидзе и г-ном Гансом фон Саксен-Альтенбургом в 2006 году. В поддержку этого требования они предоставили счёт-фактуру от 31 декабря 2006 года, расписывающий все предоставляемые услыги по часам и платежам, и показывающий необходимость оплаты вышеуказанной суммы, которая включает 18% НДС в соответствии с законами Грузии. Заявители предоставили и другой счёт, от 26 сентября 2006 года, в соответствии с которым они заплатили этим представителям 110 лари (61 евро) за дополнительные телефонные и почтовые расходы.

160. С учётом указанных выше финансовых документов Суд считает требование оправданным и присуждает заявителям 13.864 евро совместно, в отношении их представления в суде г-ном Александром Барамидзе и г-ном Гансом фон Альтенбургом.

(b) Представление г-жой Лией Мухашаврией и г-ном Вахтангом Вахтангидзе

161. Два других представителя заявителей, г-жа Лия Мухашаврия и г-н Вахтанг Вахтангидзе, также потребовали 4600 евро за предоставленные ими услуги. Представители утверждали, что потратили 92 часа на судебные разбирательства по цене 50 евро в час. Никакие счета, квитанции, договоры или иные документы не были предоставлены в поддержку вышеуказанного требования.

162. В соответствии с прецедентным правом Суда, заявитель имеет право на возмещение расходов и издержек только в том случае, когда можно доказать, что они действительно имели место и были разумными по размеру. В данном деле, принимая во внимание отсутствие каких-либо юридических или финансовых документов в поддержку соглашения заявителей выплатить вышеуказанную сумму г-же Лии Мухашаврии и г-ну Вахтангу Вахтангидзе, и тот факт, что за исключением подачи требований о справедливой компенсации, все основные представительские работы – подачу первоначальной заявки и двух наборов наблюдений по приемлемости и по существу – были проведены изначальными представителями заявителей, Суд отклоняет это требование.

C. Пеня

163. Суд считает разумным, что пеня должна быть основана на предельной кредитной ставке Европейского центрального банка с добавлением трех процентных пунктов.

ПО ЭТИМ ОСНОВАНИЯМ СУД ЕДИНОГЛАСНО

1. Постановляет,  что была нарушена Статья 3 Конвенции в отношении заключения первого заявителя в карцер в Тбилисской тюрьме №5;

 

2. Постановляет,  что была нарушена Статья 3 Конвенции в отношении содержания второго заявителя в переполненной камере в Тбилисской Тюрьме №5;

 

3. Постановляет,  что была нарушена Статья 3 Конвенции в отношении поведения с заявителями в здании суда 2 сентября 2005 года;

 

4. Постановляет,  что была нарушена Статья 5 § 1 (c) Конвенции в отношении отсутствия действительного приказа, разрешающего содержание заявителей под стражей в период с 27 ноября 2005 года и 13 января 2006 года;

 

5. Постановляет,  что не была нарушена Статья 5 § 4 Конвенции в отношении неспособности заявителей получить ранний доступ к видеозаписи от 27 августа 2005 года;

 

6. Постановляет,  что была нарушена Статья 5 § 4 в отношении того, каким образом проводилось судебное рассмотрение 2 сентября 2005 года и в отношении отсутствия быстрого ответа на жалобу заявителей 6 декабря 2005 года;

 

7. Постановляет

(a) что государство-ответчик должно выплатить заявителю в течение трёх месяцев с даты, когда судебное решение станет окончательным в соответствии со Статьёй 44 § 2 Конвенции, следующие суммы, в переводе в национальную валюту государства-ответчика по курсу, действующему на день выплаты:

(i) EUR 6, 000 (шесть тысяч евро) каждому заявителю, с добавлением любых налогов, которые могут быть начислены на эту сумму, в качестве компенсации нематериального вреда;

(ii) EUR 14, 694 (четырнадцать тысяч шестьсот девяносто четыре евро) заявителям, совместно, с добавлением любых налогов, которые могут быть начислены на эту сумму, в качестве компенсации расходов и издержек;

(b) that from the expiry of the above-mentioned three months until settlement simple interest shall be payable on the above amounts at a rate equal to the marginal lending rate of the European Central Bank during the default period plus three percentage points;

 

8. Отклоняет оставшуюся часть требований заявителей относительно компенсации.

Составлено на английском языке и провозглашено в письменном виде 27 января 2009 года, в соответствии с Правилом 77 §§ 2 и 3 Регламента Суда.

Салли Долле Франсуаза Тулкенс
Секретарь Председатель

 

Перевод Харьковской правозащитной группы

 Поділитися