MENU
Гаряча лінія з пошуку зниклих безвісти в Україні
Документування воєнних злочинів в Україні.
Глобальна ініціатива T4P (Трибунал для Путіна) була створена у відповідь на повномасштабну агресію Росії проти України у лютому 2022 року. Учасники ініціативи документують події, у яких є ознаки злочинів згідно з Римським статутом Міжнародного кримінального суду (геноцид, злочини проти людяності, воєнні злочини) в усіх регіонах України

Андрій Шевченко — обличчя “5 каналу”

06.04.2004   

Александр Михельсон: Андрей Шевченко – одно из «лиц» «5 канала», появившегося в эфире на базе кабельного канала «Экспресс-Информ».

Если канал интересен тем, что его считают близким к члену «Нашей Украины» Петру Порошенко, а поэтому – чуть ли не единственным антивластным телеканалом Украины, то ведущий его вечерних эфиров утверждает, что старается быть не оппозиционером, а объективным журналистом. Тем не менее, с Андреем связано немало политических событий. Самым ярким стало его участие в слушаниях ВР по вопросам цензуры, где тогда еще ведущий «Нового канала» продемонстрировал депутатам знаменитые «темники». После этого кто-то считает Андрея исполнителем политических заказов оппозиции, а кое-кто – «оторванным от жизни» идеалистом. Сам журналист утверждает, что старается не обращать на это внимания, и уверен, что украинская тележурналистика находится «на пороге рассвета».

 — Андрей, чем ты сейчас занимаешься на «5 канале»?

 — Я – шеф-редактор информационного вещания. Кроме того, мы вместе с Романом Скрыпиным по неделе ведем программу «Час» в вечернем эфире.

 — Какая сейчас ситуация на канале? Ты доволен его развитием?

 — В принципе – да. Думаю, каналу под силу стать, во-первых, информационным игроком, а во-вторых – уникальным каналом честных новостей в этой стране. У нас есть лицензии на вещание в тринадцати или четырнадцати регионах, в кабеле мы представлены почти по всей территории. Есть команда. Теперь дальнейшее развитие – это вопросы технологий, творческой изобретательности и, конечно, инвестиций. Мы понимаем, что нашим информационным программам будет тяжело соревноваться с рейтинговыми каналами Украины из-за ограниченного покрытия и значительно меньшей ресурсной базы. Однако, думаю, мы можем заинтересовать «политических маньяков».

 — А есть такая аудитория?

 — Понимаешь, по разным исследованиям, каждый день смотреть новости готовы не более десяти процентов телезрителей. Из них тех, кто интересуется политикой, еще меньше. Однако мы думаем, что эта аудитория в последние годы очень недовольна, потому что не получает нормальной, сбалансированной информации о событиях в Украине. Обратная связь, которую мы сейчас получаем, яркий тому пример...

 — Андрей, ты говоришь о «честных новостях». Однако не секрет, что все украинские телеканалы, даже государственные, финансируются теми или иными лицами, которые имеют определенные политические цели. А «5 канал», финансируемый влиятельным членом «Нашей Украины», очевидно, отстаивает интересы Ющенко – и как это согласовывается с «честными новостями»?

 — Я отвечу словами Виктора Шендеровича, который был здесь не так давно в эфире. Он сказал, что в отношениях с владельцем канала очень важно провести «красную линию», пересечение которой означает отход от каких-то базовых принципов. Мы эту «красную линию» провели. Мы подписали Основы редакционной политики и соответствующее соглашение с собственником. Эту идею придумали мы с бывшим шеф-редактором «Нового канала» Игорем Кулясом, когда оба ушли с «Нового».

Я верю, что мы строим не оппозиционный канал. Я надеюсь, что это будет первый, но не единственный, сбалансированный канал. Мне кажется, мы смогли доказать владельцу, что это выгодно, в первую очередь, ему. А он, со своей стороны, был достаточно гибким, чтобы это увидеть. Он пока соблюдает условия соглашения. Есть ли гарантия, что политика канала не изменится в будущем? Нет. Как и в отношении чего бы то ни было в этом мире.

 — В том числе и в отношении того, что канал не станет исключительно временным проектом под президентские выборы?..

 — Абсолютно. Это дело собственника, дело инвесторов и, наверное, дело топ-менеджмента этого канала. Но мы можем гарантировать нашим зрителям, что в случае изменения редакционной политики мы об этом скажем. Скажем, что с такого-то момента не гарантируем сбалансированных новостей. После этого каждый, наверное, будет уже делать свой личный выбор... Я думаю, что это очень честный подход. Я думаю, что именно такого честного диалога всегда не хватало зрителям.

 — А ты действительно считаешь, что при помощи таких «технологий» как подписание соглашения с собственником, журналисты могут что-то изменить к лучшему?

 — Я думаю, что на самом деле ситуация очень проста. Рынок сложился. Есть ключевые прибыльные каналы, которые зарабатывают деньги. Сформированы команды, причем дико профессиональные, с кучей современного оборудования. И думать, что вот пройдут президентские выборы, или просто олигархи «одумаются» – и изменится ситуация, изменится редакционная политика... Это просто иллюзия. Изменений ни в собственности, ни в редакционной политике в ближайшем будущем не произойдет. Поэтому журналисты должны делать выводы. И не тешить себя мыслями, что вот надо еще немножко дожить, точнее, довыживать, а там мы начнем работать иначе, вспомним, как писать по-чесному, как давать разные точки зрения. Потому что через год-два выбора уже не будет...

 — Что ты имеешь в виду?

 — Я не думаю, что человек, годами нарушающий базовые стандарты подачи новостей, может так легко вернуться к нормальной работе. Это первое. Второе – я не думаю, что так легко отмыть имя. И в тусовке, и для зрителей. И третье – я думаю, очень тяжело «спрятать в кладовку» самоцензуру.

 — И что же делать? Вот Шевченко со Скрыпиным «сделали» себе «5 канал», и им хорошо. А если у кого-то нет возможности работать там, где хочется?

 — Думаю, для людей, которые заботятся о своем будущем, тактика должна быть очень проста. Надо «инвентаризировать» то пространство свободы, которая есть везде – и на телевидении, и на радио, и, конечно, в Интернете. И следует пытаться заходить в это пространство и его расширять. Локтями.

 — Но ведь далеко не все это делают.

 — У меня есть десятки друзей на других телеканалах. Я понимаю, что я сейчас скажу неприятные и, возможно, где-то жесткие вещи, но я уверен, что многие из них рискуют просто погубить свою творческую карьеру. Превратить свою жизнь в «прозябание». И люди, которые сейчас работают на телевидении, прекрасно чувствуют, что происходит что-то не то.

На днях говорил с друзьями с одного популярного канала, где в технику вложены миллионы. Где люди очень профессиональные. И при всем этом они говорят об очень серьезном творческом кризисе. О том, что люди разучились генерировать новые идеи, что люди разучились расти, разучились думать. Таких примеров много.

Поэтому, думаю, оставаться в этой старой системе координат – очень серьезный риск для журналиста. И сейчас подходит тот «момент Икс», когда сами журналисты это понимают. Возможно даже, он уже прошел.

 — Сейчас многие утверждают, что объективность в журналистике невозможна в принципе. Что любой журналист на самом деле является пропагандистом, что это нормально и даже хорошо, что люди нормально зарабатывают себе деньги... Ты можешь возразить?

 — На самом деле, даже не вижу предмета для дискуссии. Подавляющее большинство журналистов, о которых я говорил, прекрасно знают, что это предательство принципов журналистики, принципов сбалансированной подачи новостей...

 — А что, есть такие принципы? Они где-то записаны? Ведь манипуляции в СМИ есть и в Америке, да и в любом обществе...

 — Понимаешь... я сейчас рискую перевести разговор в такое «космическое» измерение. Но я скажу, что мы заходим в очень интимную сферу. Для журналиста писать свободно и говорить то, что от него ждут люди, а не владелец СМИ – это такое же большое счастье, как, скажем, для скрипача играть то, о чем поет его душа в данный момент. На самом деле, действительно, таких принципов нет четко выписанных. Но, думаю, каждый журналист понимает, что есть определенные довольно простые требования, которые являются, в первую очередь, требованиями к профессионализму. Это – сбалансированная подача новостей, достоверность фактов, разграничение личных суждений журналиста и фактов, фактов – от экспертных комментариев, представление разных точек зрения. Это – базовые вещи, которым учат на первом курсе Института журналистики (кстати, проблемы в нашей журналистике, как мне кажется, связаны еще и с тем, что очень мало людей имеет специальное образование). И эти базовые вещи сегодня нарушаются. Очень многие журналисты, в частности, телевизионщики, нарушая эти принципы, прекрасно понимают, что происходит.

 — Ты думаешь, это для них проблема?

 — Эти люди - на грани профессиональной шизофрении. Причем среди них – масса очень достойных людей. И они фактически каждый день прилагают просто титанические усилия, выигрывая маленькие битвы у своих редакторов – скажем, протащив синхрон какого-нибудь оппозиционера в сюжете, или поменяв какую-то формулировку, или не пустив в свой сюжет какую-то фразу из «темника»...

В принципе, я понимаю, что есть клинические случаи, когда журналист искренне ощущает себя пропагандистом, искренне проникается лишь интересами определенной партии. Что ж, с этим подходом к жизни я даже не берусь спорить. Это тоже очень хорошая работа – работа пропагандиста, и украинская журналистика подарила миру очень много звезд этого жанра. Но логика развития мировой журналистики показывает, что более эффективен другой подход.

 — Эффективней для кого? Или для чего?

 — И для самого журналиста, и для его карьеры, и для успеха его средства массовой информации, и, конечно, для общества.

 — Итак, ты веришь, что спрос на изменения есть. Но несколько минут назад ты говорил, что не видишь возможности для изменений в информационной политике украинского телевидения. Не произойдет ли так, что те, кто с тобой согласен, постепенно будут просто «вымыты» из журналистики? Ну не хотят они работать по-нынешнему, найдут себе другую работу. А пропагандисты останутся, и общество это будет устраивать...

 — Это – тоже сценарий. Вполне возможно, что и такое случится. С другой стороны... Для меня лично нет выбора, работать по-честному или нет. Я себе за последний год подарил такую привилегию – делать исключительно те вещи, которые я сам выбираю. Не все они приятны. Не все легки. Но это те вещи, с которыми я в согласии, с которыми я дружу. И могу сказать, что это большое счастье, и на самом деле это очень просто. Конечно, если большинство людей нашей профессии выберет другой путь, это может повернуть профессию в другое русло. В то же время, сама природа журналистики такова, что нельзя всех заставить думать одинаково. Даже если «темник» сделать законом, или поправкой к Конституции, все равно всех нельзя постричь под одинаковую длину волос. Всегда есть спрос на альтернативную информацию, и всегда есть люди, готовые так работать.

 — То есть ты не страдаешь чрезмерным оптимизмом?

 — Это – «черные сценарии». Но есть и оптимистичные. Ночь не может быть вечной (смеется). У меня сильное ощущение, что мы где-то на пороге рассвета. Большие каналы, которые «кормятся» за счет своих рейтингов, уже имеют определенные проблемы, связанные с кризисом доверия к ним. Новости – это убыточное, дотационное производство на всех каналах без исключения. Они делаются, чтобы завоевывать доверие к каналу, создать лицо. Я думаю, что мы подходим к точке, когда станет экономически выгодным давать честные новости. Ну, и есть какие-то конъюнктурные соображения – поскольку телевизионные менеджеры неизбежно должны класть яйца в разные корзины. И думать о допуске в эфир разных политических персонажей...

 — В свое время ты от имени журналистов обнародовал в Верховной Раде знаменитые «темники». Это, между прочим, была неплохая реклама – немало представителей лояльных к власти СМИ до сих пор ссылаются на тебя, публично утверждая, что видели «темники» «лишь когда их Шевченко показывал»...

...Который сам же их и нарисовал? (Смеется). Я их не рисовал, их рисовали в известных органах власти.

 — Продолжают ли их «рисовать» сейчас?

 — Я уже год не имею счастья видеть «темники», поэтому не могу сказать, изменились они как-то или нет. Но мои друзья утверждают, что продолжают их получать. В истории с «темниками», думаю, большой победой было то, что мы сделали эти факты публичными. Да, мы их не остановили. И вряд ли при нынешних телевизионных «раскладах» это было возможно. Но то, что можно было сделать, надо было сделать. Объяснить людям: то, что они видят в новостях – это манипуляция, корректируемая из одного центра, которым на тот момент была Администрация Президента. Дело в том, что около месяца редакторы всех каналов молча выполняли указания «темников». И эта тема была табу даже в частных разговорах. Когда редакторы разных каналов собирались, пили пиво и молча смотрели друг другу в глаза – так как говорить об этом считалось просто неприличным. Поэтому публичность этого явления, думаю, помогла журналистам расправить плечи.

 — Ты осознаешь, что у многих оппозиционных СМИ тоже есть свои «темники»? То есть, те или иные проявления цензуры, и часто жесткой, там присутствуют?
 —
Да, я об этом знаю. К сожалению, наша оппозиция во многом пошла путем власти. Можем говорить и о нескольких газетах, которые превращены в пропагандистские рупоры, и об определенной телевизионной работе, когда оппозиция просчитывает пути, мало чем отличающиеся от тех, которыми действуют, например, те же социал-демократы...

 — Какие пути? Ведь у оппозиции нет собственного телевидения, или речь идет о «5 канале»?

 — Есть и другие способы распространения телевизионных материалов. Я просто знаю, что сейчас среди оппозиции серьезно обсуждается то или иное телевизионное производство, которое будет строиться на пропагандистских основах. Это все, что я могу сказать. И это очень грустно. Так как вынуждает серьезно поставить вопрос о том, что будет со страной после президентских выборов. Даже если власть изменится. И это нам, журналистам, дает еще одну подсказку, что надо уже сейчас четко договариваться о правилах игры. И, очевидно, в оппозиционных СМИ тоже надо проводить «красную линию» – только с другой стороны. Я верю, что это возможно.

 — Тебе не кажется, что сегодня уже борьба за свободу слова не имеет ничего общего ни с журналистами, ни с их аудиторией, ни с собственно свободой слова?

 — Честно говоря, такая формулировка, как «борьба за свободу слова», по-моему, является весьма размытой и общей. По крайней мере, я за последний год старался ее избегать. Я знаю, что такое борьба за стандарты, и что такое эти стандарты профессиональности. А свобода слова – это что-то очень эфемерное. Конечно, мы, журналисты, тогда подарили политикам прекрасную тему, на которой можно спекулировать. И они это делают, однозначно, с разных сторон. При всем при том есть же изменения в журналистской среде. Есть профсоюз, который развивается не так быстро, как нам хотелось бы, но развивается... Есть принципиально другой уровень честности между самыми журналистами – сейчас они намного лучше понимают, что происходит...

 — Как появился Независимый медиа-профсоюз, который ты возглавлял?

 — Идея обсуждалась годами. Это тот случай, когда история просто «искала повод», чтобы проявиться...

Профсоюз сейчас, возможно, меньше присутствует в информационном поле. Но это никак не свидетельствует об уровне его организованности. Более того – к концу осени состоится всеукраинский съезд профсоюза. Сергей Гузь, сейчас возглавляющий профсоюз, в конце концов, создал аппарат, который может эффективно работать. Хотя более детально я не знаком с этим вопросом сегодня, поскольку, перейдя на «5 канал», сложил из себя полномочия его главы.

 — Чем занимается профсоюз вне политики? Какие у журналистов проблемы, для решения которых он необходим?

 — Это экономические проблемы, ничем не отличающиеся от существующих и в других отраслях по всей Украине. Это и «черные» зарплаты, и отсутствие гарантий, нормальных трудовых соглашений и медицинского страхования.

Вот недавно произошла история на одном из общенациональных каналов, которая освещалась в некоторых СМИ. Там людям раздали трудовые соглашения, или контракты, которые фактически превращают сотрудников в крепостных. Например, это соглашение предусматривает только один вариант прекращения его действия по инициативе сотрудника – если ему своевременно не выплачивают зарплату. Ни по каким другим соображениям такой сотрудник уйти с работы не может. А мы же знаем, что зарплата часто на бумаге составляет сто двадцать гривен, и этим можно человека шантажировать. В целом, этот документ содержит явные нарушения и элементарной логики, и КЗОТа, и даже Конституции Украины. А людей и дальше заставляют подписывать эти контракты, так как они даже не имеют механизма, который мог бы их защитить. В то же время, профсоюз такой механизм дает. Есть положительный опыт на НТКУ, когда людей заставляли уйти с работы и, думаю, не в последнюю очередь благодаря профсоюзу удалось их защитить...

 — И что, никто не старался сделать профсоюз инструментом политического влияния?

 — За тот период, пока я там был, мы никогда не брали деньги в обмен на какие-то политические гарантии. И не думаю, что это может произойти сейчас. При этом некоторые политики нам помогали, но никогда не выдвигали политических «пожеланий». Вся информация об этом является открытой, и я очень признателен этим людям...

 — Много говорится, что люди, получающие деньги от иностранных правительств или даже общественных организаций, становятся агентами влияния этих государств. Речь идет преимущественно о США.

 — Я за последний год слышал очень много разговоров о «грантоедстве». И очень мало слышал о людях, которые реально живут на гранты. Я знаю единичные примеры, ярчайший, наверное – это «Телекритика». И как профессионал, я могу лишь снять шляпу перед тем, что они делают. Сам факт существования «Телекритики» стимулировал очень сильно дискуссию о телевидении и в тусовке, и в обществе. Относительно возможных каких-то интриг, то, по-моему, логика очень проста. Если журналист пишет объективно, сбалансированно, то зрителю или читателю абсолютно все равно, откуда пришли деньги – от Порошенко, от Суркиса, от Деркача или же от американского посольства. Если же эти принципы нарушаются, то читателю одинаково неприятно – независимо от того, кто стоит за конкретным СМИ.

 — Какова судьба твоего фильма о событиях 2001 года «Лицо протеста»?

 — Мы уже проехали с ним Львов, Ровно, Луцк, Ивано-Франковск, Одессу, Харьков, Запорожье, на эти выходные поедем в Сумы...

Фильм вышел в эфир в нескольких областных центрах, уже шесть региональных каналов его показали, — для нас это очень большая победа. В конечном счете, мы, думаю, все-таки выйдем в общенациональный эфир.

 — Есть ли какие-то проблемы с этими показами?

 — Есть сильное тревожное отношение местной власти. Одна из последних историй – когда мы показывали фильм в Харькове, во время просмотра под то помещение, где все происходило (в Доме культуры) подогнали отряд милиции. Правда, ребята постояли, откомандировали нескольких в зал, те там остались до конца просмотра, а отряд потом ушел. Или, например, был показ в Одессе, где тяжело пришлось местных чиновников убеждать, что единственной нашей целью было дать людям возможность обсудить разные точки зрения. Были случаи другого плана. Когда мы, скажем, показывали фильм в Ивано-Франковске, туда пришли представители местной власти. И несмотря на то, что люди под конец фильма начинали кричать «Кучму геть!», эти чиновники выходили перед залом, делились своими впечатлениями – и часто совсем не такими, как хотелось залу. Тогда мы чувствовали, что на наших глазах рождается какой-то диалог...

 — Видишь, ты говоришь, что с тобой на показы фильма оппозиционные депутаты ездят. И ты считаешь этот фильм неполитическим?

Я считаю его очень политическим! Но моя миссия в нем – журналистская: показать разные точки зрения. Мы показываем то, чего никто не мог увидеть три года назад. Ведь тогда страна так и не увидела ни палаточного городка, ни пешего похода людей на Киев из Житомира, ничего. Все, что она видела – это сухие сообщения в выпусках новостей: акции протеста начались, закончились, возобновились, решения суда. Когда мы начали это снимать, мы увидели, что на самом деле это – живые люди, любовь и ненависть, надежда и все, что хочешь...

(«Главред», 10/10/03)

 Поділитися