Нужна ли Украине комиссия правды и примирения?
В последнее время как-то на второй план отошли дискуссии о необходимости люстрации политиков и госслужащих высокого ранга, которые велись еще полгода назад. Между тем опыт избирательных кампаний в других странах показывает, что часто предание огласке фактов сотрудничества кандидатов со спецслужбами имеет сокрушительную силу. Опасность компрометации будет нависать практически над каждым из наших политиков до тех пор, пока не будут открыты все архивы КГБ и СБУ для люстрационных комиссий и заинтересованных лиц.
Может ли Украина использовать заграничный опыт комиссий правды и примирения, которые ставили целью способствовать заживлению ран в обществах, переживших диктатуры? Такие попытки имели место в более чем двадцати странах – от ПАР и Сальвадора до Боснии и Восточного Тимора. Следовательно, имеем достаточно примеров для анализа, а, возможно, и для заимствования.
Польша: наследство военного положения
Вскоре после смерти Папы Ивана Павла ІІ польский горняк Ежи Вартак из знаменитой шахты «Вуек» сделал смелый шаг. Он поехал на разговор с генералом Войцехом Ярузельским о примирении. Когда 23 года назад этот генерал объявил военное положение, шахта «Вуек» забастовала, а Вартак тогда был одним из руководителей шахтерской Солидарности. Забастовку придушила милиция, убив 9 горняков. Вартак вместе с другими лидерами был поставлен перед судом и осужден на 3,5 года тюрьмы. В настоящее время осужденные горняки уже давно освобождены, о пацификации шахты «Вуек» можно свободно говорить и писать, но до сих пор не удалось привлечь к суду ни тех, кто давал распоряжения, ни тех, кто их исполнял.
Коллеги Вартака из шахты «Вуек» восприняли его жест прохладно. Как его расценить? Как благородный акт отваги или как доказательство наивности, будто генерал и другие функционеры ПНР сразу станут говорить правду о трагедии военного положения, а может, как акт измены памяти павших горняков?!
Идею о создании польской комиссии правды и примирения первым выдвинул архиепископ Юзеф Жицинский. Потом ее поддержали генерал Ярузельский и Лех Валенса.
В разных странах, где после падения диктатуры задумывались, что делать с грузом прошлого, такие комиссии вызывали сомнения и надежды. Забыть? Не удается. Простить? Но простить можно только лично. Осудить? Но как тогда избежать упрека, что это суд победителей, а следовательно – не совсем объективный? Универсального рецепта не существует.
Комиссии правды образовывались после падения режимов, на место которых приходила демократия или, по крайней мере, ее зародыш. Больше всего таких комиссий было образовано в странах Африки и Латинской Америки, меньше всего – в Европе. Первая из них появилась в 1974 году в Уганде. Идея комиссии правды – чего-то среднего между трибуналом и центром документации, что спасает от общей амнезии – могла реализоваться только в эпоху, когда на первый план вышли доктрина прав человека и сильные масс-медиа.
Западная Европа: наследство фашизма
Победителям гитлеровской Германии и Японии в 1945 году не могло прийти в голову доискиваться правды и виновных иным способом, чем суды над вождями побежденных армий. Однако уже тогда появились трудности, характерные для перехода от диктатуры к демократии: кого наказывать и насколько сурово, как сделать процессы справедливыми и честными, какое место в новой системе должны занять те, кто проиграл, а также коллаборационисты?
В гитлеровской национал-социалистической партии было восемь миллионов членов – такое число нельзя было исключить из нормально функционирующего общества. Суровые наказания получили, прежде всего, нацистские лидеры и функционеры, хотя далеко не все и не сразу. Элиту ІІІ Рейха судили на нюрнбергских процессах. Хотя их и критиковали как показательные, они предоставили достаточно доказательств о преступной сути гитлеризма. Благодаря этому обычные немцы могли почувствовать себя полностью освобожденными от какой-либо лояльности относительно своего прежнего государства и его институтов власти.
Во Франции и Италии народ линчевал фашистов и коллаборационистов. «Вождя» Муссолини схватили и застрелили партизаны, а тело выставили перед публикой. Потом начались аресты и процессы – в Италии или Австрии значительно реже, чем во Франции или Голландии. Во Франции к суду были привлечены руководители режима Виши, маршал Петэн – герой битвы под Верденом (1916 г.) – был приговорен к смертной казни, и только учитывая его почтенный возраст, генерал де Голль изменил приговор на пожизненное заключение.
В Голландии для обвинения в коллаборационизме было достаточно доноса, что этого человека видели с немцем в ресторане или что он выписывал нацистскую периодику. В Австрии чистки и наказания были значительно скромнее. Здесь после первой волны правосудия наступила тишина.
В Германии до 60-х годов, а во Франции вплоть до 90-х к теме вины и наказания не возвращались. Это позволило демократическим правительствам сосредоточиться на будущем, но через годы опять разгорелись острые конфликты, когда молодое поколение начало добиваться полной правды о временах диктатуры. Обезображенная и не осужденная история может быть бомбой с часовым механизмом.
Теория и практика: Аргентина, Греция, Испания и Чили
Присцилла Хайнер, которая научно занимается комиссиями правды и примирения в разных странах, насчитывает четыре главные черты такой институции. Эта государственная организация призвана исследовать нарушения прав человека, происходившие в недалеком прошлом. Исследуются действия и документы всех сторон конфликта – как режима, так и его противников. Во-вторых, она больше стремится воспроизвести механизм совершения преступлений, чем выяснить какой-то отдельный особенно трагический случай, а предоставленный ей мандат определяет, какими именно годами она должна заниматься и в каких масштабах проводить следствие. В-третьих, комиссии правды образуются на определенное время – как правило, от полгода до двух лет – и ожидается, что результатом их деятельности будет итоговый отчет. В-четвертых, поскольку комиссии действуют как уполномоченные государством, им обеспечивается доступ к информации, условия для деятельности и гарантии безопасности.
Итоговый отчет может стать основанием для действий правительства: совершенствование правовой системы, распространения знаний о вине и жертвах старой системы, для передачи прокуратуре с целью выдвижения кому-то обвинений. Это теоретически, а на практике, конечно, все значительно сложнее. После падения диктатуры новая система редко является достаточно сильной, чтобы взяться разбирать преступления. И даже если она возьмется за это, то ее могут заставить прекратить следствия.
Одна из самых известных комиссий правды была образована в Аргентине в 1983 году. Под властью военной хунты (1976-1983) там происходили страшные вещи. Хунта пришла к власти под лозунгами защиты государства от коммунизма, анархии и терроризма, но сама прибегла к террору. Тогда погибло около 20 тыс. человек, а часть арестованных пропали без вести. Выяснения их судьбы требовали матери, устраивавшие молчаливые демонстрации на площади Дес Майос в Буэнос-Айресе.
Оказалось, что около 2 тысяч исчезнувших были выброшены в море с военных самолетов. Хунта споткнулась о ненужную войну с Великобританией за Фолклендские острова (1982 г.), которую она проиграла. Режим согласился на возвращение демократии при условии неприкосновенности войска и полиции. В действительности трое руководителей хунты пошли под суд и в тюрьму, но армии следовало остерегаться, и гражданское правительство пошло на компромисс.
Комиссия правды под руководством уважаемого писателя Эрнесто Сабато собрала доказательства преступлений, совершенных более чем тысячей аргентинских офицеров, но правительство объявило амнистию всем, кто имел звание ниже полковника, и толпа потенциальных обвиненных сразу растаяла.
В лучшей ситуации очутились греки, которым история также послала правительство «черных полковников» (1967-1974), но когда ему пришел конец, парламент и народ так объединились, что хунта была сразу осуждена за преступления, подобные действиям аргентинской хунты. Но и в Греции после того, как демократия укрепилась, приговоры были ослаблены. Во всяком случае, Греция не создавала специальной комиссии для исследования правды.
Также не создавали комиссий ни Испания, ни Португалия. В Испании путь от режима генерала Франко к демократизации (1979 г.) проходил через постепенную либерализацию. Франкисты, либералы, левица, церковь – все политические силы искали мирного выхода из застоя. Так была создана формула, символом которой являются установленные в Мадриде недалеко друг от друга памятники генералу Франко и его заклятым политическим противникам – социалистам, которые умерли в эмиграции. Улицы испанских городов носят имена героев обоих общественно-политических лагерей времен гражданской войны.
За такую концепцию национального согласия испанцы заплатили, как пишет социолог Виктор Перез-Диаз, частичным сознательным забвением отдельных фрагментов новейшей истории, а также изменением их интерпретации: «Франкистское прошлое было не развенчано, а замолчано. Почти не вспоминают о личном участии в гражданской войне, символы как победителей, так и побежденных игнорируются или потеряли свое значение. Церковь забыла о своих крестовых походах, а коммунисты и анархисты – о своих революционных целях. Была запрещена смертная казнь, и страна делает все, чтобы предстать миролюбивой, готовой к диалогу, единению и взаимной толерантности. Испанцы соединили подражание лучшим западным моделям с уроками собственного опыта».
Такими были дела еще десять лет назад, когда Перез-Диаз писал свой труд «Возвращение гражданского общества в Испании». Но с того времени что-то нарушилось даже в этой стране, которая для Запада была образцом мирной демократической трансформации. Социалисты премьера Запатеро, пришедшие к власти в прошлом году, решили убрать памятник Франко из центра Мадрида, а знаменитый судья Балтазар Гарзон (который добился ареста в Лондоне чилийского диктатора Аугусто Пиночета) поддержал идею создания испанской комиссии правды.
Итак, в Испании есть люди, готовые возвращаться к, казалось бы, забытому прошлому – времен гражданской войны и режима Франко. Судья Гарзон никого не хочет ставить перед судом – в конечном итоге это было бы невозможно – ведь преступные действия функционеров прежней системы подпали под амнистию 1977 года, но он стремится вернуть испанцам историческую память. Гарзона вдохновляла, по-видимому, комиссия правды, созданная в Чили после устранения от власти генерала Пиночета, а также ее отчеты о нарушении прав человека во время его руководства страной.
Пиночет отрекся от власти в 1990 году. Подобно Испании или Польше, переходу к демократии здесь предшествовали переговоры правительства с демократической оппозицией по методу круглого стола. Чилийская трансформация считалась образцовой. Уже весной 1991 года здесь появляется комиссия правды. Ее возглавляет всеми уважаемый человек, который стоит над партийно-политическими делениями, 81-летний юрист Рауль Реттиг. В комиссию вошли люди разных идейных ориентаций, консерваторы и бывшие оппозиционные политические эмигранты (обязательное условие, чтобы комиссия получила доверие общества).
Армия, как только могла, усложняла деятельность комиссии. Когда же наконец от военных были получены материалы, которых добивалась комиссия, в них оказалась информация о терроризме левых сил, списки жертв служб безопасности, видеокассеты с сюжетами о преступлениях террористов. Следовательно, армия представила свою версию правды, правду генерала Пиночета. Поняв, что нельзя рассчитывать на честное сотрудничество с армией, комиссия сама перешла к работе. В шести томах итогового отчета, который комиссия торжественно вручила президенту, были представлены политический фон переворота, анализ деятельности спецслужб и судебных органов, а также список свыше двух тысяч жертв нарушений прав человека. Работа комиссии базировалась на принципе «мягко по форме, жестко по содержанию». И все же правые упрекали отчет комиссии в недооценке коммунистической угрозы, а левые – в выборочности.
По-видимому, так же было бы и в Украине, если бы у нас появился такой отчет о десятилетиях коммунистического тоталитаризма. Левые сетовали бы на недооценку угроз национализма и мирового империализма, а правые – на слишком мягкую трактовку преступлений коммунизма. И все же пройти этот тяжелый и болезненный путь необходимо. Дочь президента Альенде Изабель, ставшая после падения диктатуры председателем нижней палаты парламента Чили, говорит: «Народ без памяти не будет уметь строить свое будущее. Нужно согласие, по крайней мере, в том, что больше никогда, ни под одним предлогом нельзя допустить свержение демократии».