MENU
Гаряча лінія з пошуку зниклих безвісти в Україні
Документування воєнних злочинів в Україні.
Глобальна ініціатива T4P (Трибунал для Путіна) була створена у відповідь на повномасштабну агресію Росії проти України у лютому 2022 року. Учасники ініціативи документують події, у яких є ознаки злочинів згідно з Римським статутом Міжнародного кримінального суду (геноцид, злочини проти людяності, воєнні злочини) в усіх регіонах України

Круги истории и пузыри сознания

20.05.2014   
Светлана Филонова
Воспоминание военного врача о депортации крымскотатарского народа и обоснование тезиса о том, что само существование крымских татар есть мощный удар по идеологии восстановления советских ценностей.

В январе 2003 года, Самуил Петрович Ярмоненко, 83-летний профессор, доктор биологических наук, закончивший войну майором медицинской службы, записал в своих воспоминаниях следующее.

 

Мне случайно пришлось быть непосредственным свидетелем той дикой расправы с целым народом, которая получила название выселения крымских татар. Это был конец войны, лето 44 года. Ситуация на фронте была оригинальная, ее очень мало описывали: Крым из источника постоянных острейших боев внезапно превратился в глубочайший тыл. Когда севернее войска уже подходили к границам Советского Союза, в Крыму еще продолжалась война, немцы там задержались сначала под Керчью, потом под Феодосией, а потом уже последние  бои были под Севастополем, наиболее тяжелые. Немцы пытались остатки своих войск эвакуировать на суда, наши расстреливали их, была дикая бойня. Так или иначе, нам достаточно просто удалось овладеть всем побережьем Крыма, и Крым  оказался в глубоком тылу, где-то в 300-400 км от боев, превратился в тыловой участок.  Из всей нашей Отдельной Приморской армии оставили одну–единственную дивизию на охрану побережья. 

Я к этому времени  был начальником полевого госпиталя, который находился в селении Коккозы, что означает “голубые глаза”, на  перевале Ай–Петри, в очень  красивом  горно-лесистом массиве, и неожиданно оказался как бы в тылу. Жил я в семье двух глубоких стариков татар, очень скромных, милых. Их сын, Герой Советского Союза, очевидно, мой ровесник, был на фронте. И они относились ко мне очень заботливо и нежно. Ничто не предвещало беды. Они не говорили ни слова по-русски, но мне было легко с ними общаться, потому что  в свое время я жил в Уфе и учил там в школе башкирский язык, а он очень близок к татарскому.

И вот однажды на рассвете, часов в пять–шесть я проснулся от того, что мне на лицо капает вода. Открыл глаза – надо мной  сидит “опа”, тетя,   и плачет. Я спрашиваю: “Что случилось?”  Она говорит: “Нас выселяют”. – “ Кто? Куда?” – “Вот нас выселяют...  военные пришли и выселяют”. Причем я с трудом разобрал,   потому что не настолько знал хорошо язык... Это я сейчас говорю “выселяют”, а как она тогда сказала, не помню... что-то вроде “выгоняют”...

 Я вышел, смотрю: по улицам поселка какое-то странное движение, вооруженные солдаты, телеги движутся взад-вперед, на них люди, происходит что-то совершенно непонятное. Я остановил первого же офицера – я к тому времени был майор, а остановил лейтенанта – и спрашиваю: “Что происходит?”  Он говорит: “Мы выполняем  приказ, выселяем всех крымских татар”. Кстати говоря, не только татар, все население из Крыма тогда выселялось,   за исключением русских. Там и греки попадали, и все. Среди прочих, были и советские чиновники, и партверхушка, они-то первые приехали, как только Крым освободили.

Я говорю: “Вот я живу у стариков, и их выселяют. У них сын – Герой Советского Союза. Куда их брать? Зачем?”  Он говорит: “Я сделать ничего не могу, единственное, что я вам обещаю: езжайте к нашему командиру батальона, который за этот сектор отвечает, он вам, наверное, покажет приказ, а мы ваших стариков не тронем, пока вы не вернетесь”.

 Ну, я сел в машину, помчался  в Карасу- Базар, райцентр, километрах в 15 -20, где был штаб батальона. Там оказался майор, приятный парень, командир одного из батальонов московской дивизии НКВД, ей  была поручена экзекуция. Когда я к нему пришел и рассказал, он говорит: “Я ничего не могу поделать. Вот, смотри...” И показывает мне  приказ, где все четко написано. Одновременно шла эвакуация из четырех мест. Всех сгоняли  к четырем крымским железнодорожным станциям: в Симферополь, Керчь, Феодосию и...  уж не помню,   что четвертое... Джанкой, кажется. А там  всех должны были погрузить на эшелон и куда-то увезти. Между прочим, для меня  это была уже вторая подобная акция... до этого  при мне – хотя я не был непосредственным свидетелем – выселяли чеченцев, ингушей и осетин на Кавказе.

Так вот, я опять объяснил, что речь идет о родителях героя, который воюет на фронте, это же дикость, я могу, если угодно, дать любую справку, подписать бумагу. “Нет, –  майор говорит, – ничего не выйдет. Есть инструкции: совершенно категорически, никаких поручительств, ни одного невыполнения приказа, все должно быть очищено. Одно могу тебе посоветовать. Им разрешается с собой брать  пятьдесят килограммов груза на человека, а они все теряются и  берут всякую ерунду. Кто орехов набивает наволочку, кто подушки тащит. А надо постараться дать кормежки, потому что маловероятно, чтобы они вскоре ее получили“.

Ну, все, я ничего не мог больше сделать, примчался обратно. Действительно, мои старики, ожидая меня, и орехов в наволочку наложили,   и подушки взяли... Да у них ничего больше и не было. Было две козы, молоком которых они меня поили и сыр из него делали, вот и все богатство этих людей.  Я вызвал своего начальника продовольственного снабжения и говорю ему: “Давай-ка быстренько на 50 кг набьем им с собой еды”. Но, когда мы начали это делать, вспомнили, что они татары, а у нас еда-то какая была: свиная тушенка, это тоже невозможно. Но набили все же, нашли там какую-то курятину в желе, американцы прислали нам, еще  что-то, сахар в конце концов, масло топленое в металлических банках, тоже американское...

Ну и все... усадили мы их, плачущих, в повозку, и их увезли.

Ужасно и то, что происходило в последующие три или четыре дня. Дело в том, что Крым из населенного благодатного края превратился в пустыню... Ни одного человека не осталось, все население угнали. А скот весь остался. И вот по всему полуострову бродили недоеные коровы, некормленые куры. Это страшное зрелище..  Как-то стали их военные приручать, а еще чуть позднее стали приезжать первые переселенцы из средней Руси, из Воронежа, Курска и проч. С чего они начали? С того, что стали искать вино... Действительно, татары  держали вино в бочках либо в подполах, либо в глинобитном полу террас.  Разбивали полы... Все превратилось в пьяную оргию. Такой был кошмар: бродячий скот и пьяная оргия... Еще через пять–шесть дней  я получил назначение на 4-й Украинский фронт и уехал в действующую армию.

Из рассказов я узнал, что было в Крыму дальше. Там ведь рос виноград, а  приехавшие крестьяне не знали, как за ним ухаживать. Зато в Крыму не было картофеля. Вот они все перепахали, все прекраснейшие виноградники, и засадили картошкой. Крым очень долгое время приходил в себя.

Как объясняли выселение татар? До нашего сведения довели через политорганы, что в Крыму была какая-то организация, которая якобы сотрудничала с немцами в период оккупации. И преимущественно ее членами были татары, что очевидно, поскольку  они преимущественно и жили там.

 

Интересно, они кричали «Крым наш»?

Вчера, в 70-ю годовщину описанных выше событий, на улицах Симферополя появились БТРы, автозаки, вооруженные люди; над головой летали вертолеты и еще какие-то железяки в таком количестве, что за ними неба не было видно. Всё это гремело, лязгало, угрожающе рычало.  В таком антураже прошли, несмотря на запреты, траурные мероприятия.  Не там, где обычно, - не на главной площади Симферополя, а на площади перед мечетью, но прошли.

С редким в наши дни благородством крымские татары подчеркнуто не говорят о тех своих проблемах, которые не были решены независимой Украиной, - о том, что многие до сих пор живут во временных хижинах, а статус коренного народа крымские татары получили только недавно. Напротив, подчеркивают, что четверть века они могли жить свободно и говорить открыто то, что думают, и это – ценность,  Но мы-то знаем, что было много такого, чего не впишешь в славные страницы украинской истории. Оправданием – довольно слабым – может служить разве что тот факт, что Украина, реши они проблемы крымских татар, заплатила бы по чужим счетам.

Теперь, когда «крымнаш», Россия, преемница СССР, не может не признать своими и старые неоплаченные  долги. Причем – дважды не может. И потому, что считает крымских татар своими гражданами, и потому, что они – жертвы преступления, совершенного СССР. К  слову, русских в Крым тоже не ветром надуло. РФ в  ответе и перед теми,   явно не понимавшими, во что они ввязались, кого свезли в Крым из разных русских областей и поселили в чужих домах. Точнее, теперь уже – перед их потомками, но от этого ситуация легче и проще не становится.

В пятницу, во время встречи с представителями крымских татар, Путин, упомянув о скорбном юбилее 18 мая, тут же подчеркнул, что русские пострадали от репрессий больше всех других народов.

Странно было бы, если бы он этого не сказал. С тех пор, как прибалтийские историки и общественность буквально вырвали у ЦК КПСС признание в том, что  секретный протокол пакта Молотова-Риббентропа  все-таки существовал; а затем, выбирая из многих зол наименьшее, советское руководство решило сознаться  в катынском преступлении, эта фраза, как магическое заклинание, звучит постоянно.  Она является обязательной частью разговора с поляками о Катыни, с украинцами о голодоморе и коллективизации, с народами Прибалтики – о советизации. Ну и так далее. Каждый знает, что список  народов, ставших жертвами преступлений СССР, очень длинный.

Бесспорно, число жертв, принесенных народом-гигантом, было наибольшим. В процентном  отношении дело выглядит иначе. Во время депортации погибло сорок процентов крымских татар , а были народы, которые в годы коммунистического правления просто перестали существовать, то есть их жертвы составили 100 процентов. Такого с русским народом, слава Богу, не случилось.

Но к чему эта дурацкая арифметика?  Разве преступление становится большим или меньшим в зависимости от того, сколько человек пали жертвой другого, такого же преступления? Разве  одним злодеянием можно оправдать другое?

Четверть века я безуспешно пыталась постичь смысл этой фразы, и вот недавно он стал зримым, выкристаллизовался в безобразную картину – вооруженные мужчины творят беззакония, прячась за спинами женщин и детей. Как и предсказывал государственный лидер РФ. Точно так же 25 лет пытаются прикрыть преступников народом, который «пострадал больше всех». Вы же не станете стрелять в народ. В многострадальный. Даже стрелами морального осуждения. Убедить, что речь не о народе, а о совершенно конкретных преступниках, невозможно – народ и партия едины, как вы знаете.

Разорвать это единство самому многострадальному  народу легко. Надо просто заявить: «Они – не мы, мы – не они», Но сделать этого за него не сможет никто. Говорю об этом потому, что предвижу в ближайшее время активные действия мощной идеологической армии РФ на крымско-татарском фронте. Пророческий дар здесь не нужен. Разговор о депортации крымских татар 1944 г. невозможен в жанре оды непорочным рыцарям света, ведущим бой со вселенским злом. А именно так, и только так и надлежит – теперь уже практически на законодательном уровне, – говорить об участии СССР во Второй мировой войне. Само существование крымских татар есть мощный удар по идеологии восстановления советских ценностей, реставрации былой имперской мощи СССР, поскольку эта идеология, как известно, зиждется на беатификации последней войны.

Больше всего Владимиру Владимировичу Путину сейчас хотелось бы, чтобы Ярош продолжил свои разговоры о необходимости партизанской войны в Крыму «с использованием татарского фактора». Никакой партизанской войны, конечно, не было бы, но это позволило бы из самых благих побуждений начать массовые репрессии против крымских татар. Почти как 70 лет назад…

Будем надеяться, однако, что горький опыт последних месяцев заставил нас несколько поумнеть. Правда, опыта действий с умом у нас маловато, но… Будем стараться.

 

 Поділитися