(Заява українського комітету "Гельсінки-90")

16.04.2000 завершився референдум, на якому на голосування було винесено наступні питання:

1. Чи підтримуєте Ви пропозицію доповнити статтю 90 Конституції України новою третьою частиною наступного змісту:

"Президент України може також достроково призупинити повноваження Верховної Ради України, якщо Верховна Рада України протягом одного місяця не змогла сформувати постійно діючу парламентську більшість або у разі не затвердження нею протягом трьох місяців підготованого і поданого у встановленому порядку Кабінетом міністрів України державного бюджету України" - яка встановлювала б додаткові підстави для розпуску Президентом України Верховної Ради, і відповідне доповнення пункту 8 частини 1 статті 106 Конституції України словами " та в інших випадках, передбачених Конституцією України"?

2. Чи згодні Ви з необхідністю обмеження депутатської недоторканості народних депутатів України і виключенням у зв’язку з цим частини 3 статті 80 Конституції України: "Народні депутати України не можуть бути без згоди Верховної Ради України притягнуті до кримінальної відповідальності, затримані чи арештовані"?

3. Чи згодні Ви зі зменшенням загальної кількості народних депутатів України з 450 до 300 і пов’язаною з цим зміною частини 1 статті 76 Конституції України слів "чотириста п’ятдесят" на слово "триста", а також внесенням відповідних змін до виборчого законодавства.?

4. Чи підтримуєте Ви необхідність формування двопалатного парламенту в Україні, одна з палат якого представляла б інтереси регіонів України і відповідала б їх реалізації, і внесення відповідних змін до Конституції України та до виборчого законодавства"?

За даними Центрвиборчкому, у голосуванні взяло участь понад 83% громадян України, що мають право голосу. Результати голосування з кожного питання (у відсотках) наведено нижче:

Спостерігачі Українського комітету "Гельсінкі-90" уважно стежили за ходом підготовки та проведення референдуму. Підсумувавши наші спостереження, Комітет змушений констатувати: процедура підготовки та проведення так званого "всенародного" референдуму не мала нічого спільного із загальноприйнятими нормами демократії.

Найбільш вражає організована кампанія брехні, що від початку супроводжувала "народне волевиявлення". Так звана "народна ініціатива" - збір підписів за проведення референдуму - здійснювалася офіційними особами місцевих адміністрацій шляхом відвертого адміністративного тиску: посадовим особам погрожували звільненням з державної служби, якщо вони не змусять (тим же методом) достатню кількість своїх підлеглих підписатися за проведення референдуму. Зафіксовано численні випадки коли працівникам державних установ затримували виплату заробітної платні до того часу поки вони не зберуть потрібну кількість підписів. Оскільки зібрати треба було три мільйони підписів, кампанія "добровільно - примусового" збору підписів охопила всі регіони України і у ній прямо чи опосередковано брали участь тисячі посадових осіб різного рангу та державних службовців. Однак при цьому адміністрація Президента України жодного разу офіційно не оголосила себе ініціатором референдуму, всю відповідальність покладаючи на "добровільну ініціативу груп громадян"; наш Комітет ознайомився із списками так званих "ініціативних груп", що збирали підписи - ці групи майже повністю складалися із державних службовців місцевих адміністрацій та урядовців. Діяльність груп здійснювалася у робочий час цих посадових осіб, тобто фактично за рахунок грошей платників податків із державного бюджету.

Весь час збору підписів та агітації перед голосуванням за рахунок коштів державного бюджету проводилася агітація з метою переконати виборців дати позитивну відповідь на всі запитання. В багатьох школах, лікарнях, інших бюджетних установах агітація за позитивну відповідь на референдумі проводилася у вигляді офіційних зборів та нарад трудового колективу, відвідання яких було обов’язковим для всіх працівників. У державних засобах масової інформації (що в Україні мають найбільшу аудиторію) точка зору опонентів референдуму не була представлена зовсім, що ж до недержавних ЗМІ, то на них чинився потужний тиск з боку посадових осіб та державних інституцій, і абсолютна більшість з них також репрезентувала виключно точку зору прихильників референдуму. У електронних ЗМІ взагалі практично не згадувалася навіть сама наявність протилежної точки зору, не кажучи вже про надання можливості опозиції висловити свої аргументи. У друкованих ЗМІ точка зору опозиції була репрезентована трохи краще, але переважно за рахунок партійних газет опозиційних партій, що мають дуже незначні наклади. Більшість комерційних видань були змушені відверто підтримати позицію офіційної влади щодо референдуму або зовсім замовчати існування проблеми - причини такої позиції цілком зрозумілі, якщо згадати безпрецедентну розправу над незалежними ЗМІ, вчинену в Україні за останні роки (закриття кількох газет, теле- та радіостанцій, арешти редакторів, судове переслідування журналістів, доведення видань до банкрутства тощо - див. Звіти нашого Комітету та міжнародних правозахисних організацій за 1998 та 1999 роки). Таким чином, інформування виборців щодо змісту питань референдуму та його наслідків було однобічним і абсолютна більшість громадян була позбавлена можливості почути точку зору, відмінну від офіційної.

Під час голосування тиск на виборців досяг масштабу, досі не баченого в незалежній Україні. Спостерігачі Комітету зафіксували масове застосування наступної практики: керівники державних установ (а це зокрема всі школи та вищі учбові заклади, лікарні, неприватизовані підприємства тощо) примушували своїх підлеглих працівників брати участь у голосуванні під загрозою звільнення з роботи. Викладачі вищих шкіл були під загрозою звільнення з роботи змушені не лише голосувати самі, але й забезпечувати з’яву на вибори залежних від них студентів - таким чином професори, щоб не втратити роботу, примушували голосувати студентів, погрожуючи їм виключенням із університетів! В середніх школах ситуація досягла повного абсурду: вчителі під загрозою втратити роботу були змушені проводити батьківські збори, на яких батьків попереджали що якщо вони (батьки) не візьмуть участі у голосуванні, то за це буде покарано їхніх дітей у школі. У селах подібний тиск на селян чинили голови кооперативів (фактично досі не розформовані комуністичні колгоспи), причому вживалися загрози повного позбавлення засобів до життя - кормів для худоби, газу для опалення будинків тощо.

Слід також відзначити, що за самим ходом голосування практично не було реального громадського контролю. По-перше, процес голосування фактично тривав десять днів - з 06 по 16 квітня, тоді як незалежні спостерігачі допускалися на дільниці лише у "офіційний" день голосування - 16.04.2000. Процедура дострокового голосування дозволяється законами України як виняток для тих осіб, що в день голосування з поважних причин не можуть з’явитися на дільницю. Під час попередніх парламентських та президентських виборів число громадян, що скористалися правом дострокового голосування, ніколи не перевищувало одного відсотка від загального числа виборців. Під час референдуму попереднє голосування стало щоденною практикою, цілі колективи державних установ організовано примушували голосувати достроково. Зафіксовано випадки, коли директорам шкіл та інших установ керівні органи областей видавали спеціальну форму звітності, де треба було щодня вписувати число виборців, які проголосували достроково. Завдяки такому брутальному примусу та неможливості громадського контролю за достроковим голосуванням у більшості регіонів України було оголошено про те, що достроково проголосували понад третини від загальної кількості виборців - безпрецедентне число, що викликає безліч запитань та сумнівів. В останній день голосування, 16.04.2000 контроль незалежних спостерігачів за голосуванням формально було дозволено, однак його важко назвати ефективним - по-перше, більшість із понад 30 тисяч виборчих дільниць не контролювалися (контролювалися лише біля тисячі дільниць, а іноземних спостерігачів було лише 70 на всій Україні), але головне, що на тих дільницях, де спостерігачі (зокрема активісти нашого Комітету) зафіксували різноманітні порушення, починаючи від голосування однієї людини за всіх членів своєї родини включно із відвертим вкиданням до скриньок фальшованих бюлетенів, всі їхні заяви про порушення процедури голосування залишилися без жодної офіційної реакції. Ще одним шляхом голосування без контролю було голосування вдома - тобто процедура, коли працівники виборчих комісій ходили по домівках виборців із скриньками для голосування. За законом така процедура передбачена лише для інвалідів та тяжко хворих, що позбавлені можливості прибути на дільниці; але реально така практика застосовувалася масово і була цілком безконтрольною.

Таким чином, підсумовуючи результати референдуму, Комітет змушений зробити дуже невтішні висновки. В Україні відбувся безпрецедентний за масштабом фарс, що ставить під загрозу всі досягнення української демократії за останнє десятиріччя. Контроль влади за ЗМІ наблизився до тотального, на виборців чинився небувалий адміністративний тиск, процедура голосування повністю виведена з-під громадського контролю. Фактично референдум був ініційований та проведений президентською адміністрацією, причому вжиті протиправні методи тиску. Однак формально цьому примусовому голосуванню надано поверхневих ознак "демократич- ного волевияву українського народу". Таким чином в Україні утверджуються авторитарні методи керівництва під виглядом демократії. Головним наслідком цього вже зараз стало розчарування значної частини населення у демократичних інститутах та процедурах. Фактично до багатьох мільйонів людей повернувся призабутий за останнє десятиліття страх перед урядовцями та представниками влади. Стосунки між державою та громадянами повертаються до стереотипів комуністичних часів, коли громадянин боявся будь-яким чином висловити думку, відмінну від офіційної, а всі ініціативи керівників держави формально оголошувалися "народною ініціативою" і в примусовому порядку схвалювалися громадянами. До повного повернення України до тоталітаризму лишилося лише кілька кроків, і референдум 16.04.2000 однозначно є величезним кроком в бік, протилежний демократії.

На окрему згадку заслуговують висловлювання Президента України Л.Д.Кучми, зроблені ним після оголошення результатів референдуму. Деякі з них неможливо трактувати інакше, ніж прямі погрози опозиції, зроблені у вкрай неетичній формі. Зокрема він заявив що "на референдумі народ недвозначно висловив своє ставлення до тих партій, що виступали проти референдуму. Хай вони тепер переглянуть свою позицію і звірять її з позицією народу України". Також він назвав усі аргументи противників референдуму "інсинуаціями" і сказав, що "невпевнений, чи можна взагалі вважати авторів цих інсинуацій українцями". Подібний тон політичних дискусій добре знаний за часів комуністичного тоталітаризму.

Гадаємо, нема потреби у цьому документі пояснювати небезпеку встановлення в Україні авторитаризму. Закликаємо усіх бути пильними і висловити публічно свою оцінку проведеного в Україні антидемократичного фарсу, поки ще не пізно запобігти його найстрашнішим наслідкам.

Голова Українського комітету "Гельсінкі-90" Юрій МУРАШОВ

Виконавчий директор Комітету Євген ДИКИЙ

"Российско-украинский бюллетень", издаваемый Центрально-европейским информационным агентством, предложил более, чем 20 экспертам из Украины и России, в том числе 5 членам Харьковской правозащитной группы, ответить на вопросы, касающиеся языковой политики в Украине. В обсуждении различных аспектов этой проблемы, связанной с взаимоотношениями личности, социума и государства приняли участие: Николай Рябчук, Сергей Набока, Ярослав Дашкевич, Виктор Дзеревяго, Юрий Андрухович, Мирослав Попович, Александр Винников, Георгий Почепцов, Мирослав Маринович, Евгений Захаров, Виктор Яковлев, Николай Шульга, Евгений Головаха, Тарас Махринский, Михаил Белецкий, Виктор Малахов, Зиновий Антонюк, Александр Руденко-Десняк, Константин Затулин, Вячеслав Игрунов, Людмила Алексеева.

Мы публикуем представленные вопросы и ответы членов и сотрудников Харьковской правозащитной группы 1.

Чем, по Вашему мнению, объясняется негативная реакция общественных организаций, выражающих интересы русскоязычных граждан Украины, на Решение Конституционного Суда Украины о толковании 10-й статьи Конституции и на проект Постановления Кабмина "О дополнительных мерах по расширению сферы функционирования украинского языка как государственного"? 2.

Считаете ли Вы, что меры, предусмотренные этими документами, нарушают права личности и национальных меньшинств в Украине? 3.

На каком уровне и какими средствами должны, по Вашему мнению, решаться проблемы функционирования русского языка в Украине? 4.

Как должны, по Вашему мнению, определяться задачи государственного управления в области развития украинского языка?

- Александр Винников, г.Киев

(Право на самоопределение - все имеют, но не хотят)

Дискуссия о нормативных актах относительно статуса государственного языка и языков меньшинств в Украине, принятых за последние месяцы, интересна, в первую очередь, тем, что ведется не только на уровне озвучивания официальных точек зрения. Последние, конечно, легко узнаваемы, но адресуются все-таки рядовым гражданам, а не другим столоначальникам. Возможно, в дискуссии появятся новые грани, если подробнее проанализировать некоторые оставшиеся пока в стороне международно-правовые документы, регулирующие статус языков меньшинств. Конвенция об обеспечении прав лиц, принадлежащих к национальным меньшинствам, подписанная Украиной в Минске 21 октября 1994 г., относит к национальным меньшинствам лиц, постоянно проживающих на территории государства и имеющих его гражданство, которые по своему этническому происхождению, языку, культуре, религии или традициям отличаются от основного населения данного государства (статья 1). Если следовать этой логике, то украинец, например, по этническому происхождению, как представитель "основного населения" может принадлежать сразу к нескольким меньшинствам: российскому по языку, атеистам по религии (хотя уж не атеисты ли по религии "основное население" постсоветских государств?), а уж по культуре и традициям быть поклонником японской старины.

Причем все это признается вопросом его индивидуального выбора (статья 2), что уже привело к исключению из официальных документов указаний на этническое происхождение. Конвенция, впрочем, подчеркивает, что уважение прав таких лиц подразумевает выполнение ими своих обязанностей перед государством (статья 3 ч.3) и что меры по сохранению и развитию самобытности таких меньшинств не должны приводить к ущемлению прав других граждан данного государства (статья 4 ч.2), а представители меньшинств должны уважать права и свободы других лиц (статья 12 ч.2). Поэтому государство вполне может самостоятельно определять, не будет ли "позитивная поддержка" происходить за счет неправомерного пренебрежения правами и свободами представителей основного населения, которые, например, лишены доступа к книгам или газетам на родном языке вопреки своему "индивидуаль- ному выбору".

Острая реакция "меньшевиков" вызвана, как представляется, и подозрениями в том, что возглавляемые ими общественные организации могут быть ограничены в пользовании общественными зданиями, телевидением и другими средствами массовой информации (статья 5 ч. 2 п. 2), а также получении помощи от государственных и общественных организаций других государств (статья 9).

Весьма характерным представляется и регулирование Конвенцией практических мер по сохранению языковой самобытности. Это создание условий там, где это возможно и необходимо, для использования языков меньшинств в контактах с официальными властями (статья 7 ч. 2); с учетом необходимости изучения государственного языка и имеющихся потребностей создавать условия для изучения меньшинствами родного языка и получения на нем образования в учреждениях различных уровней; способствовать сотрудничеству с другими государствами по вопросам обеспечения учебными материалами на этом языке и подготовке соответствующих специалистов (статья 10).

Рамочная конвенция о защите национальных мень- шинств (Страсбург, 18 апреля 1995 г.) требует от государств - членов Совета Европы не очень много. Это гарантии равенства перед законом и равной защиты со стороны закона, а также поощрение там, где это необходимо и с учетом конкретных обстоятельств, действенного равенства меньшинств и основной национальной группы во всех областях (статья 2). Требуется также воздерживаться от политики или практики, направленных на ассимиляцию представителей меньшинств вопреки их воле (статья 5 ч. 2). Признается право без вмешательства государства получать и обмениваться информацией на родном языке и иметь равный доступ к средствам массовой информации (хотя статья 9 не препятствует государству требовать лицензирования данных средств массовой информации). Апогеем же заботы о языковых правах национальных меньшинств на современном этапе конвенция признает стремление государств-участников в районах, где традиционно или в значительном количестве проживают лица, принадлежащие к национальным меньшинствам, если эти лица просят об этом и если такие просьбы отвечают реальным потребностям, обеспечивать, насколько это возможно, условия для использования языка меньшинства в отношениях между этими лицами и административными органами (статья 10 ч. 2).

Эта же норма воспроизведена в отношении возможности получения образования на языке меньшинства: в районах, где традиционно или в значительном количестве проживают лица, принадлежащие к национальным меньшинствам, в случае достаточной потребности, государства-участники стремятся обеспечить, насколько это возможно, надлежащие возможности обучаться языку своего меньшинства или обучаться на этом языке без ущерба для изучения официального языка или обучения на нем (статья 14 ч.ч. 2 и 3). Попробуем абстрагироваться от выполнения жестких норм этой и других международных конвенций об обеспечении адекватного перевода на государственный или, наоборот, понятный лицу язык (не обязательно, кстати, родной) в отношениях с судебными и правоохранительными органами. Сразу же напрашивается вывод, что суверенное государство-участник приступило к оценке "реальных потребностей и возможностей", исходя из принципа недопущения ущерба для официального языка и продолжающейся ("традиционно и в значительном количестве") дискриминации основной национальной группы. Выбор пунктов Европейской хартии региональных языков или языков меньшинств, подлежащих применению в Украине, свидетельствует как раз об этом вполне правомерном стремлении.

Охотно признаю, что украинское государство не использует всех "возможностей" для сохранения и развития русского языка в Украине. Однако это обстоятельство никак не обосновывает обвинения в дискриминационном подходе именно к русскому языку.

Во-первых, "реальные потребности" в подобной поддержке несравненно хуже удовлетворяются в отношении других языков, включая и язык основной национальной группы. Более того, некоторым группам (а именно, украино-, гагаузо- и татароязычным гражданам) ни одно другое государство помогать в сохранении и развитии их языков юридически не обязано. Так что же, как писал известный российский классик: всему миру провалиться, а чтобы мне завсегда чай пить?

Во-вторых, права человека в негативном понимании (то есть защиты от вмешательства государства) защищены в максимально высокой степени именно для русскоязычного меньшинства, включая российские и местные русскоязычные средства массовой информации. Напомним, что и средства массовой информации - юридические лица являются субъектами основных свобод, о чем свидетельствуют многочисленные решения Европейского суда. Подчеркнутое невмешательство украинского государства в языковую политику, видимо, было вполне объяснимо и оправданно, но какие именно законы направлены на ограничение или иную дискриминацию использования русского языка в Украине, ни один знаток классики пока не объяснил. Если, конечно, не считать таковыми законами не очень внятные декларации о намерении расширить использование украинского языка.

В-третьих, требования "позитивной поддержки", то есть осуществления государством определенных действий в поддержку сохранения и развития основных элементов самобытности меньшинств, в условиях Украины опять же наименее обоснованны в отношении языка русского. Получается, что защитники прав языка, который, по данным ООН, занимает второе место в мире после английского по численности носителей, принадлежащих к другим этническим группам, и является одним из шести рабочих языков упомянутых ООН, не уверены в своей способности сохранить (развить не каждому дано) данный язык на территории, куда свободно проникают поп-звезды и прочие средства массовой информации из государства, где этот язык является единственным официальным и пользуется впечатляющей "позитивной поддержкой"?

Эта позиция тем более неприглядна, что расходы предполагается возложить не на превентивных защитников русского языка, от МИД Российской Федерации до г-на Базилюка включительно, а на украинских налогоплательщиков в целом. "Позитивная поддержка" даже в отношении дискриминируемых ранее групп, как, например, чернокожих или коренных жителей США, принимает зачастую спорные и откровенно уродливые формы. В случае же с упомянутыми правозащитниками речь может идти только о претензиях на сохранение ис- ключительного статуса, основанных на комбинации проективных страхов (как бы с ними не поступили так же, как поступили [бы] они - Эмские указы вместо кровавых мальчиков в глазах, что свидетельствует о непонимании ими объективной невозможности для Украины принять данную стратегию в обозримом будущем) и недостатка интеллектуальной честности, ибо суть этих претензий сводится к парафразе слов экс-спикера: наш язык в государстве не первый, но и не второй. На "высшем уровне" эта идея воспроизведена в части третьей статьи 10 Конституции, где говорится о гарантиях использования и защиты "русского, других языков национальных меньшинств Украины". То есть как бы и меньшинство, но можно прочитать и обратное. Видимо, прочесть очень хочется.

Но это плод вынужденного компромисса. Пресловутыми защитниками предлагается также компромисс с позиции "силы закона": попросту объявить русский язык вторым государственным или официальным. Правда, основным обоснованием тут служит не "индивидуаль- ный выбор", а "исторически сложившиеся условия" - вынужденная ассимиляция украинского меньшинства в СССР. А это нечто весьма далекое от прав человека и обязанности каждого не посягать на права других, как декларирует статья 68 Конституции Украины и многочисленные международные соглашения. Повседневная практика официального многоязычия отнюдь не так идиллична даже в Швейцарии или Бельгии, упоминаемых по каждому поводу и без оного. Публичное употребление одного из языков "на чужой языковой территории" не всегда воспринимается как тактичный шаг, и даже язык общения в семье не учитывается статистикой как родной (видимо, в силу типичных и для Украины межэтнических браков). На родном языке без каких-либо ограничений, оказывается, можно только думать.

Вот в Норвегии, например, одним из двух литературных языков давно является датский суржик, и это не повод, как говорится, пророчить культурную катастрофу для датского языка. Катастрофой является скорее то, что только 20% норвежцев в состоянии писать на родном (или наиболее приближенном к таковому) языке. В двуязычной Ирландии, по "понятным причинам", результаты примерно такие же. Причем речь идет о государствах, самостоятельно и демократически развивающихся с начала ХХ века. Можно предположить, что такие же результаты даст внедрение официального двуязычия в Украине через одно-два поколения. Но наши правозащитники, думается, не зря постоянно оперируют идеей славянского единства. Обратимся к более близким этнически, ментально и стадиально (по времени самостоятельного государственного развития) соседним славянским государствам. Официальное двуязычие не предотвратило распада Чехословакии, а уж носители не менее близких сербского и хорватского языков в Югославии и вовсе подали пример уважения прав и человека, и национальных меньшинств. В Белоруссии, также двуязычной, публичное использование одного из официальных языков зачастую расценивается как проявление политической оппозиции с вытекающими отсюда административными последствиями. Отношение же к языкам других, неславянских меньшинств, например, албанского в Македонии или турецкого в Болгарии, также оставляет желать слишком много лучшего. Во всяком случае, некое славянское единство действительно можно усмотреть в стремлении к установлению явной иерархии или старшинства, в том числе и в языковой сфере. Но при чем тут культурный плюрализм и равное уважение к правам всех людей? Не будем обманываться: славянские этносы, особенно в странах с преобладанием православия, - явное меньшинство по своим правовым традициям и культуре в относительно демократической Большой Европе, и вопрос, когда и как состоится добровольная ассимиляция, все еще открыт.

Вот здесь-то мы переходим к четвертому измерению, или так называемым правам человека третьего поколения. Это, собственно говоря, права групповые, которые индивид сам осуществить не в состоянии. Среди них главное право - право каждого народа на самоопределение. Применительно к нашему случаю, речь идет о самостоятельном установлении политического статуса и свободном культурном (читай - языковом) развитии. Такие задачи, действительно, не под силу даже отдельным правозащитникам. Поэтому напрашивается вывод, особенно естественный для людей, воспринявших патерналистскую культуру и традиции: не может каждый по отдельности обеспечить свои права - давайте объединимся и самоопределимся! Вот последний довод королей к простолюдинам, которых притесняют фрондирующие вассалы. Но бросить клич - только полдела. Чтобы объединиться, надо сначала предложить приемлемый критерий или цель такого объединения, причем он должен быть и достаточно простым (общепонятным), и предлагать каждому достаточно значимые перспективы. Для меня ключевое слово в решении Конституционного суда и полемике в целом - "государствообразующий" применительно к украинской нации. Когда армия короля Пьемонта захватила Рим, граф Кавур сказал: "Италию мы создали, теперь нужно создавать итальянцев". Проблема, кажется, в том, что судьи Конституционного суда воспринимают украинскую нацию как нечто данное, как группу людей или коллективов, которые уже устойчиво идентифицируют себя как некую государствообразующую целостность.

Так ли это? Предположим, что да. Какие атрибуты позволят каждому соотнести себя с нацией ("густота супа" и тривиальное проживание на определенной территории тут для простоты не рассматриваются)? Монархия или иное персонифицированное воплощение политической власти? Нет королей в нашей Пруссии, а в выборные атаманы умные люди идут в крайнем случае. Конституция как некий светский вариант Священного писания? Эпоха Просвещения уже в прошлом. Традиционная религия? Нет ни государственной церкви, как в Англии или скандинавских монархиях, ни даже единства в стане наиболее многочисленной деноминации (не учитывая атеистов и прочих агностиков, каковых еще больше). Иные традиционные позитивные ценности? Статья 29 Африканской хартии прав человека и народов, например, относит их сохранение и укрепление к обязанностям каждого, но еще древними сказано: о вкусах не спорят. Если прошлое и настоящее не всех устраивает, то, может быть, предпочтительнее участие в трудовом коллективе по построению светлого будущего каждого Homo sapiens’а по его потребностям? Глобалистские или универсалистские утопии именно потому утопии, что нигде не осуществились, а доверие к ним у бывших строителей коммунизма нужно долго восстанавливать - и не с нашим госбюджетом. Любой здравомыслящий режим в Украине едва ли будет искать в указанных атрибутах способ массовой идентификации подданных (или сограждан, если угодно).

Происхождение? Заманчиво, конечно, объявить Украину моноэтническим славянским государством (к славянам относится около 98% населения), да только "славяне" группа не антропологическая, а как раз языковая. Арийцами, кстати, тоже сначала называли носителей определенных языков. И слишком часто среди предков наиболее достойных носителей отмечены то ли пленные арапы, то ли иные сомнительные личности. И вот приходит спасительная мысль, подсказанная еще немецкими романтиками: первой границей нации служит море, второй - язык.

Спасительность этой мысли в том, что она традиционно выступает катализатором мощной цепной реакции: если наши единоязычные (едино- кровные, верные и т.п.) сохранили свою идентичность во враждебном окружении, то как же нам не объединиться на основе этого атрибута и, при случае, потеснить враждебное окружение для защиты ближних своих?

Откровенная вторичность полемики о правах русскоязычного меньшинства в странах "ближнего зарубежья" (страны, в которых нет российских военных баз, предусмотрительно отнесены к зарубежью "дальнему") видна уже в более масштабных дискуссиях о самоопределении россиян как политической нации (именно так, а не русских как этноса). Прагматически настроенная элита с самого начала дистанцировалась от движений, исповедующих принцип "Россия для русских", поскольку отлично осознает бесперспективность такой стратегии в условиях реальной полиэтничности и поликонфессиональности России. Но вот язык - другое дело. Пусть и с трудом, но овладеть русским языком (как, впрочем, и любым другим) способен даже негр преклонных годов. И вот уже защиту "первой границы" - например, берегов Индийского океана - доверяют Жириновским, а реальные центры принятия решений делают выбор в пользу "второго рубежа" и всячески демонстрируют и даже принимают конкретные меры по сохранению и развитию русского языка как основного атрибута "го- сударствообразующей" нации, к каковой зачисляют представителей любых этносов, проживающих где угодно (Брайтон-Бич вполне русскоязычная территория) и в силу разных причин овладевших русским языком на уровне средней школы. Тот факт, что другими языками овладеть этим людям ранее было сложно или невозможно по причине отсутствия средних школ или - еще чаще - институтов с другими языками обучения, во внимание можно не принимать.

И как часто бывает, в пылу дискуссии может произойти подмена понятий, которая лишает саму дискуссию смысла. Например, языковое и национальное мень шинство отождествляются. Национальное меньшинство, в свою очередь, отождествляется с "соотечествен- никами" в смысле "согражданами", имеющими некую правовую связь с государством, обязанным защищать их права и свободы от посторонних посягательств. А это, при известном внешнеполитическом раскладе, может превратить ближнее зарубежье в еще более ближнее: зона влияния (в России постоянно слышатся жалобы на некие нарушения блоком НАТО границ сфер влияния, зафиксированных во времена объединения Германии) может легко превратиться в заурядную провинцию.

Но если российская элита решает традиционные проблемы, при этом в основном традиционными методами, то элита украинская, со свойственной ей консервативностью, просто дрейфует в том же русле - с поправкой на некоторое отставание во времени и радикализме методов. Выбор в пользу государственного языка как основного атрибута украинской нации в сложившихся условиях представляется единственно возможным для большинства представителей правящей элиты, каковая по способностям вряд ли уступает упомянутым неграм (подзабывшим язык родного племени еще в миссионерской школе), и при наличии реальной перспективы или угрозы для себя готовой выучить любой официальный новояз. Парадоксально другое: чтобы избежать столкновения с идущим на параллельном курсе близким и более сильным государственным кораблем, как случилось со многими постсоветскими государствами, украинская элита вынуждена искать союзников (реально это как раз НАТО). И чем ожесточеннее будут дискуссии о защите русского языка и русскоязычных граждан Украины, тем больше будут усиливаться позиции пока немногочисленных представителей украинской элиты, ориентирующихся как раз на неоглобалистские проекты (европейской интеграции, например, или некого "партнерства ради мира"). А это как раз противоречит интересам России, ибо тогда оба ее потенциальных украинских союзника ("глобалисты" против "хуторян" или наоборот) превратятся в противников, да еще вынужденных объединиться.

Конечно, в любой политике (включая языковую) неустраним элемент непредсказуемости и неопределенности. Но в долгосрочном плане осуществляется наиболее вероятный сценарий. И определить его можно, в частности, путем дискурсного изучения возможных стратегий украинской языковой политики как формы осуществления украинским народом права на самоопределение. И не будем подменять защиту групповых прав избавлением от необходимости индивидуального выбора или, если угодно, индивидуального самоопределения. Иначе снова будем самоопределяться индивидуально как можно лучше, а получится - как всегда. То есть никак.

- Виктор Дзеревяго, г.Харьков

Хочу отметить, что мое мнение о "языковой ситуации" в Украине базируется на наблюдениях за взаимоотношением языков исключительно в городах центра и востока страны. Т.е. его нельзя рассматривать, как исчерпывающее. Однако, именно из этих регионов постоянно исходят заявления о "насильственной украинизации". Предлагаю альтернативную точку зрения.

1. Исключительно тем "осадным положением", в котором лидеры этих организаций воображают себя и то "русскоязычное население", интересы которого якобы представляют. Все они - люди в Украине заметные: деятельные, шумные, обычно имеют на удивление широкую прессу (особенно - в региональных русскоязычных изданиях, на коммерческих теле- и радиоканалах, которые в большинстве своем русскоязычные). Они явно и активно не хотят возрождения украинских языка и культуры, то ли усматривая в этом возрождении крах своих надежд на реанимацию империи, то ли опасаясь мести за то, что та империя делала с нашей культурой и ее носителями. Видимо считая, что лучшая защита - в нападении, они, на мой взгляд, перегибают палку. Их постоянные резкие заявления про "вытаптывание русского языка и русской культуры" и про "насильственную украинизацию" настолько не соответствуют действительности и так несправедливы, что большинство моих сограждан (в том числе - и их "подзащитных") считает их экстремистами и фанатиками. Свидетельством тому - мизерная электоральная база возглавляемых ими (или поддерживающих их) политических партий вроде "Союза" или "Партии славянского единства", которые на очередных парламентских выборах набрали на харьковских избирательных участках по 1-2 голоса из (в среднем) 2000 возможных. И это в одном из наиболее русифицированных городов Украины!

Авторитет "прорусскоязычных" общественных организаций явно подупал. И тут - такой повод для патетики и упражнений в красноречии! Уже одних только названий документов КС и Кабмина оказалось достаточно для рассуждений о том, что бедных граждан Ук- раины "заставляют уже не только говорить, но и думать по-украински", а дети "если и будут читать Пушкина, то в украинском переводе"! Все это - явная чушь, но для эпатажа - то, что надо.

2. Никоим образом! Более того, и Решение КС, и готовящееся Постановление Кабмина - это попытка добиться большего уважения к правам личности и Закону со стороны, в первую очередь, представителей органов власти. Почему-то, рассуждая о "лингвисти- ческих" правах личности в Украине, все постоянно забывают о том, что кроме "русскоязычного населения" тут живут и "украиноговорящие" граждане. И что их право общаться с представителями власти удобным ДЛЯ СЕБЯ языком ничуть не меньше такого же права "русскоязычных". В то же время, именно это их право, по моим наблюдениям, недопустимо часто ставится под сомнение государственными чиновниками всех уровней (и в этом с них берет пример директорат, в первую очередь, госпредприятий). Нередко от посетителей (и от подчиненных) требуют чуть ли не "говорить по-челове- чески", мотивируя свои требования провозглашенным местным Советом "двуязычием" региона (города, поселка), незнанием украинского, недостаточной собственной языковой практикой. Доходит до смешного: в харьковских судах, бывает, от свидетелей требуют давать показания по-русски, т.к. "секретарь не знает украинского", или предлагают "нанять частным образом переводчика"! Рассматриваемые документы призваны положить конец такому произволу чиновников. Согласно решению КС чиновничество обязано знать, а также уметь (см. текст "Решения") украинский язык. Проект Постановления Кабмина предусматривает мероприятия, позволяющие всем желающим (в том числе - и чиновникам) усовершенствоваться во владении государственным языком, чтобы чиновничество не могло в дальнейшем оправдывать свое действительное или наигранное невежество в украинском языке отсутствием условий для его изучения. Действительно, некоторые положения проекта Постановления можно трактовать, как содержащие элементы принуждения. Однако, принуждения здесь не больше, чем в мероприятиях, проводимых, примером, автоинспекцией с целью снижения аварийности на дорогах, когда водителям помогают изучить правила движения и требуют четкого их соблюдения. Да, встречаются в проекте несуразности, способные вызвать раздражение и опасения. Например, "дерусификация. спорта и туризма" или "приведение сети дошкольных детских учреждений и средних общеобразовательных школ в соответствие с этническим составом населения в регионах". Но на то и проект, чтобы "выловить" недостатки.

3. Для частных лиц и их объединений никаких проблем функционирования русского языка в Украине не вижу. Преимущественно русский звучит на улицах боль- шинства городов (включая столицу - Киев), в учреждениях, в торговых заведениях. Более того, часто приходится наблюдать, как прохожие, перед тем общавшиеся между собой по-украински, переходят на русский при необходимости обратиться к посторонним или в случае обращения к ним по-русски. По сообщениям прессы, до 95 процентов распространяемой в Украине печатной продукции - российская или русскоязычная местного издания. Объясняется это в первую очередь необдуманно предоставленными этой литературе налоговыми преимуществами, которые делают печатание на украинском языке экономически невыгодным. Собственные мои наблюдения подтверждают правдоподобность упомянутой цифры. Негосударственные электронные средства массовой информации (а они по объему вещания значительно превосходят государственные) - преимущественно также демонстративно - русскоязычные. Аналогичное издательскому и положение в украинском шоу-бизнесе. На необлагаемых налогами гастролях российские исполнители проводят в Украине, кажется, больше времени, чем в своей федерации. Ясно, что выступления их - на русском языке. Собственные же наши "звезды" (в том числе, правда, и русскоязычные) высокими налогами вытеснены с украинских концертных площадок. Образование в высшей школе осуществляется также преимущественно на русском языке. Даже там, где формально перешли на преподавание на украинском, преподаватели зачастую "демократично" предлагают студентам выбрать язык общения, и по результатам "миниреферендума" возвращаются к привычному им русскому языку. Вот и получаем новые и новые выпуски специалистов, не владеющих украинской терминологией и не имеющих опыта ее практического применения. Как видим, в Украине можно родиться, выучиться, успешно сделать профессиональную карьеру - то есть, прожить всю жизнь - не прочитав и не произнеся ни слова по-украински. То, что частное лицо имеет такое право и, главное, реальную возможность им при желании воспользоваться - признак цивилизованности нашего государства (правда, такой возможности по отношению к русскому языку практически лишены "украиноговорящие" граждане Украины, но не очень-то и хотелось). Тут самое время сказать о существовании все-таки определенных субъективных проблем. Но не функционирования русского языка, а самоощущения в украинском государстве части русскоязычных моих сограждан, преимущественно - активистов "прорусско- язычных" партий и общественных организаций. Складывается впечатление, что им не достаточно возможности не читать, не писать и не говорить по-украински: они уверены в святом своем праве еще и не слышать вокруг себя украинского языка, как это было возможно во времена СССР. Иначе как объяснить их прямо бешеную реакцию во всех случаях, когда государство ли, общественные ли организации делают попытку хоть чем-то помочь украинскому языку, положение которого объективно более тяжелое, чем русского (в силу целенаправленного удушения имперскими центрами в прошлом). Субъективные проблемы - самые трудноразрешимые, для их преодоления необходимы значительные усилия самого субъекта; извне тут можно лишь доброжелательно и терпеливо не мешать разобраться с собою (ни в коем случае, правда, не потакая). Украинское общество с традиционной незлобливостью ждет, когда же наши профессиональные "защитники русского языка" станут относиться к украинскому языку так же толерантно, как и большинство их рядовых соотечественников. И, надеюсь, таки дождется.

4. Мне кажется, что касающиеся языковой сферы действующие законы Украины в основном базируются на здравом смысле и достаточно справедливы; они позволяют, объективно не ущемляя прав других сущих в Украине языков, занять украинскому языку подобающее ему место "генетического кода нации". Но это возможно лишь при соблюдении этих законов. К сожалению, сегодня они нарушаются и полностью игнорируются значительной частью чиновничества.

Одновременно необдуманная налоговая политика ставит сейчас языки в Украине в неравное и несправедливое положение: даются экономические преимущества более благополучному русскому языку и полностью обирается поднимающийся с колен украинский.

От государства жду, чтобы оно наконец заставило собственных чиновников следовать законам в языковой сфере, а также устранило описанные выше экономические перекосы в отношении языков в Украине.

В свете этих ожиданий считаю рассматриваемые Решение Конституционного Суда и готовящееся Постановление Кабмина необходимыми, адекватными и на сегодня достаточными мерами государственного управления в области развития украинского языка.

- Евгений Захаров, г.Харьков

1-2.Административное давление в языковой сфере может восприниматься только негативно. Ведь язык неразрывно связан с естеством человека. Покушение на родной язык не менее тяжко по своим последствиям, чем покушение на свободу мысли, - оно меняет природу человека. Поэтому появление нормативных актов, регулирующих сферу функционирования языка, включает в сознании сигнал тревоги независимо от содержания этих документов. Такая реакция характерна и для украиноязычных - когда горсовет какого-либо восточноукраинского города принимает решение о введении русского языка как официального на соответствующей территории ("закріплення панівного статусу російської мови"), и для русскоязычных - при появлении указанного постановления ("новая волна украинизации"). А последствия таких решений на самом деле связаны с их реальным содержанием и характером их исполнения, ведь именно характер администрирования определяет меру принуждения. Заметим, что до сих пор все меры по расширению сферы украинского языка, которые иные авторы представляют как "оголтелую украинизацию", носили фактически рекомендательный характер, и если навязывание украинского языка и имело место, то только как результат действий ретивых чиновников на местах.

Для того, чтобы сделать заключение о новых нормативных актах в языковой сфере, нужно сначала рассмотреть проблему соблюдения национальных прав более общо. Жесткая политика русификации и искоренения украинского национального самосознания привела к ослаблению титульного этноса. Поэтому типичная для западных государств модель "национальное большинство - национальные меньшинства" применима у нас только для западного региона. На востоке и юге русские не могут себя психологически ощущать национальным меньшинством, им скорее являются украинцы, которые по переписи 1989 года составляют здесь боль- шинство населения. Таким образом, на Украине можно ожидать нарушения национальных прав в двух плоскостях: если на Западе могут нарушаться права национальных меньшинств - русских, евреев, поляков и т.д. (например, при приеме на работу), то в остальных регионах Украины мы можем стать свидетелями нарушений национальных прав этнического большинства - украинцев (например, права дать своим детям образование на родном языке). Права национальных меньшинств будут надежно защищены только тогда, когда будут удовлетворены национальные права титульного этноса. Выход здесь - в гармонизации межнациональных интересов, в гарантировании всем без исключения гражданам Украины гражданских и политических прав, а также права культурной автономии для национальных групп, и государственной поддержке развития украинской культуры с целью компенсации ее искусственного ослабления в минувшем. Исходя из этого, нецелесообразно введение русского языка как второго государственного, поскольку это фактически будет означать продолжение политики русификации (ведь боль-шинство русскоязычных на востоке и юге Украины - этнические украинцы!). В то же время нельзя допускать никакого насилия в национальной сфере: вводить в административном порядке преподавание на украинском языке независимо от предпочтений обучающихся, ставить в зависимость от знания украинского языка определение квалификационных категорий работников сферы образования и т.д. Вообще, вмешательство государства в национальную сферу должно быть минимальным и ограничиваться протекционистскими мерами, направленными на утверждение и развитие украинского языка.

С точки зрения изложенной позиции решение Конституционного Суда об официальном толковании статьи 10 Конституции Украины представляется неудачным и, более того, просто вредным. Можно согласиться с особым мнением судьи Мироненко О.М.: государство не может навязывать украинский язык как обязательное средство общения при осуществлении полномочий органами государственной власти и органами местного самоуправления; объявление украинского языка языком обучения в дошкольных, общих средних, профессионально-технических и высших государственных и коммунальных учебных заведениях Украины есть искажение 10 статьи и несет угрозу возникновения конфликтов. В то же время наличие вторых частей в п.1 и п. 2 решения о возможности применения русского и иных языков национальных меньшинств, на мой взгляд, в какой-то ме- ре сводит на нет положения первых частей об обязательности украинского языка и делает все решение в целом бессмысленным.

Проект постановления Кабинета Министров Украины фактически переводит в практическую плоскость решение Конституционного Суда, его полномасштабная реализация в духе советского администрирования может привести к серьезным нарушениям прав человека.

Весь текст постановления написан в воинственном стиле, обозначает чуть ли не врагов, мешающих утверждению украинского языка как государственного: "медленно переходят к преподаванию учебных дисциплин на украинском языке ВУЗы. систематические нарушения языкового режима имеют место в работе электронных СМИ, в частности, со стороны негосударственных телерадиоорганизаций", "негативный баланс в поль зу русскоязычной продукции сложился на рынке украинской прессы и книги, все более обостряется ситуация в области книгоиздания", и наконец, "некоторыми поли- тическими силами. навязывается порочная идея государственного двуязычия, делаются попытки воспрепятствовать утверждению украинского языка как основного и обязательного средства общения на всей территории Украины, приуменьшить его роль как важного фактора консолидации общества". Ничего порочного в идее двуязычия нет, а вот идея "усиления общественно-консо лидирующей роли" языка как раз, на мой взгляд, порочна, корни ее - в тоталитарном представлении о необходимости объединения всех для решения важной проблемы по рецепту тех, "кто знает, как надо". Общество же может консолидироваться только для защиты свободы личности, во всем остальном важна как раз наоборот множественность информационных позиций и свободная атмосфера их обсуждения. В обострении ситуации в книгоиздании виновно в первую очередь само государство, не только почти ничего не делающее для развития "украинской прессы и книги", а, наоборот, разоряющее издательское дело. Ведь при прочих равных условиях себестоимость украинской книги на 30-40% больше, чем российской. Кстати, "украин- ская пресса и книга" - это вся полиграфическая продукция, выпускаемая украинскими издателями для жителей Украины, а не только газеты, журналы и книги на украинском языке. Наконец, "утверждение украинского языка как основного и обязательного средства общения" есть не что иное, как грубое вмешательство государства в жизнь общества. Государственность украинского языка означает, что он является рабочим языком именно государственных органов, т.е. языка официальных актов и государственной документации, и не более того. Не вызывает никаких сомнений, что знание украинского языка должно быть обязательным для госслужащих и что изучение его должно быть обязательным в средних и высших учебных заведениях. Навязывание же языка общения в публичной сфере недопустимо, оно приведет только к обратному эффекту: язык станет средством разъединения.

Авторы постановления делают также серьезную ошибку, желая привести сеть дошкольных детских учреждений и средних общеобразовательных учебных заведений в соответствие с этническим составом населения в регионах. Ведь этнические группы и языковые группы не совпадают! Есть немало этнических русских, родным языком которых является украинский язык, и наоборот, много этнических украинцев (особенно на востоке и юге страны), думающих и говорящих по-русски. Русскоязычные и украиноязычные группы в дошкольных учреждениях, первые классы в школах должны формироваться исключительно исходя из желания родителей. Разумные администраторы так и поступают, и, например, в Харькове количество детей в первых классах с украинским языком обучения растет независимо от этнического состава и административного усердия. Кстати, эти действия государственных органов нарушают и принцип личного национального самоопределения, согласно которому определение национальности есть частное дело каждого индивида.

В целом можно заключить, что новые нормативные акты описывают тоталитарную модель решения языкового вопроса и что таким образом вместо уважения к украинскому языку можно вызвать только раздражение и иные негативные реакции, в том числе, усиление политических сил, спекулирующих на "насильственной украинизации".

3. Проблема функционирования русского языка в Украине, на мой взгляд, надуманна, ее просто пока не существует. Но она может возникнуть, если украинский язык будет насильно внедряться в общественной сфере, это приведет к угнетению русского языка. Соответственно, должны быть исключены - искусственное сужение каналов информации на русском языке, административные меры по сужению сферы преподавания на русском языке против желания обучаемых и преподавателей, совершенно недопустимо административное давление за применение русского языка. То же самое следует сказать и в отношении украинского языка, носители которого подвергаются дискриминации на востоке и юге страны: всякий остракизм за использование украинского языка и агитацию за переход к нему недопустимы.

Вообще мне представляются странными взаимоотношения украиноязычной и русскоязычной интеллигенции в Украине, которые как будто не замечают друг друга. Я не могу согласиться с теми, кто полагает, что в исторической перспективе один язык вытеснит другой, мне кажется, что будет происходить взаимообогащение и взаимопроникновение украиноязычной и русскоязычной части одной украинской культуры. Но эта тема заслуживает специального рассмотрения.

4. В отношении украинского языка государство должно играть определенную позитивную роль: оно должно разработать и реализовать программу поддержки и развития украинского языка и украинской культуры с целью ликвидировать последствия советской национальной политики (то же самое относится к крымскотатарскому языку), приведшие к искусственному ослаблению украинского языка. Во многих областях науки и техники отсутствует терминология на украинском языке, не написаны учебные пособия по многим предметам, существует очень много "белых пятен" в гуманитарной сфере - литературе, истории и т.д. Поэтому нужны специальные усилия, чтобы преодолеть это отставание.

Представляется целесообразным создание гимназий и лицеев с украинским языком обучения и углубленными программами изучения отдельных предметов, в которых работали бы преподаватели соответствующих вузов, готовя своих будущих студентов еще в школе, издание книг лучших украинских писателей ХХ века, развитие украиноязычных ресурсов в Интернете, перевод на украинский язык и издание ведущих современных авторов в гуманитарной сфере, проведение конкурсов для выявления талантливой молодежи и дальнейшая поддержка лауреатов конкурсов.

Программа такой государственной поддержки должна быть обсуждена обществом, чтобы гарантировать ее ненасильственный характер. Ее выполнение должно сопровождаться общественным контролем, чтобы не допустить ее превращения в систему привилегий для отдельных организаций и лиц.

- Роман Романов, г. Севастополь

1. Прежде хочу отметить, что организации, выражающие интересы русскоязычных граждан Украины, в своем абсолютном большинстве выражают свою негативную реакцию на любые решения и начинания, меняющие или стремящиеся изменить сложившийся status quo в отношении использования языков, который фактически предусматривает доминирование русского языка.

При всем этом стоит, на мой взгляд, отметить, что эта реакция не носит каких-либо форм ее активного проявления. Мне как жителю города Севастополя, являющегося, пожалуй, наиболее чувствительным регионом Украины к любым изменениям языкового режима, это достаточно очевидно. Думаю, что решение Конституционного Суда вообще прошло бы незамеченным, если бы не активная "раскрутка" этой темы российскими СМИ, которые традиционно оказывают серьезное влияние на общественно-политические события в Украине. Разве может оставить равнодушным к проблеме русского языка в Украине, например, телесюжет Натальи Кондратюк, где дети в кадре рассказывают о том, как их заставляют учить стихи Пушкина на украинском языке.

В противном случае подобные обсуждения вообще вряд ли бы выходили за рамки традиционных интеллектуальных дискуссий на страницах специализированных изданий и научных конференций. Причин такой пассивности, на мой взгляд, существует несколько. Я бы выделил следующие:

- во-первых, в последние годы произошла значительная эволюция в отношении русскоязычной части населения Украины к государству. После обретения независимости эта часть населения, в основном на юге и востоке Украины, а особенно в Крыму, вообще отказывалась каким-либо образом идентифицировать себя с украинским государством. Например, можно вспомнить негативную реакцию русскоязычных граждан на процедуру проставления отметок в паспортах о принадлежности к гражданству Украины и последующую замену паспортов. Сейчас, на мой взгляд, можно утверждать, что этот психологический барьер преодолен. Постепенно растет число людей, которые вполне осознанно идентифицируют себя с Украиной и относятся к этому как к реальной действительности, а не временному стечению обстоятельств. Это, конечно, не исключает сохранившегося у многих из них негативного отношения к Украине, ее государственности, языку, символике…

Снятие с повестки дня вопросов о статусе Крыма и Севастополя фактически уничтожило русское движение в Крыму как активную общественно-политическую силу. Этот пример свидетельствует о том, что большинство таких организаций, отстаивающих интересы русскоязычных граждан Украины, реальной целью своей деятельности ставят не создание условий для существования и развития своего меньшинства (в данном случае это слово использую в качестве термина, а не для обозначения количественных характеристик), а возвращение Украине статуса колониального придатка империи (вне зависимости от ее названия). Главное, чтобы столицей была Москва, а языком - русский.

Следующий фактор, обуславливающий столь вялую реакцию русскоязычных на последние решения органов государственной власти Украины в отношении использования языков - это сложнейшее экономическое положение большинства населения Украины. И если в обычных условиях это является раздражителем, приводящим к всплеску общественной активности, то в Украине все по-другому. Люди больше заняты тем, как выжить в нынешних условиях, а потому отключение электроэнергии, отсутствие теплообеспечения и повыщение стоимости коммунальных услуг, проезда в общественном транспорте, увеличение цен на продукты, в значительно большей степени волнует население.

Однако, сами по себе решение Конституционного Суда и проект постановления Кабмина содержат в себе целый ряд правовых конструкций и толкований, весьма сомнительных с точки зрения соблюдения личных прав. Но я склонен считать, что основная причина все же не в этом. Скорее эти решения восприняты как знаковое явление, означающее приход новых людей и выбор новой политики в государстве в отношении использования языков. Ожидается новая волна - наступление на позиции русского языка в Украине.

2. Если внимательно изучить эти документы, то можно сделать вывод, что проблемы нарушения личных прав все же есть.

Можно утверждать, что в последнее время в Украине становится довольно заметным стремление власти вмешаться в ситуацию с использованием языков. Эти процессы, безусловно напрямую связаны с назначением на ключевые посты в этой области Ивана Драча и Николая Жулинского. Главной целью своей деятельности на государственной службе они считают и будут считать расширение сферы использования украинского языка. "Я буду делать все, что в моих силах, чтобы сделать информационную сферу насколько возможно украинской", - заявил Иван Драч (Kyiv Post, 23 марта 2000г.) Украинские национал-демократы (которые представлены в правительстве вышеуказанными лицами) убеждены, что наибольшая опасность для Украины и ее независимости - это российская информационная экспансия.

Мне известны случаи, когда граждане Украины рус- ской национальности подавали жалобы о том, что им отказывали при выдаче паспортов граждан Украины в сохранении русской транскрипции написания имен и даже фамилий. Вместо "Саблина" записывали "Шаблi- на", вместо "Николай" - "Микола" и т.д. Если общегражданский паспорт в Украине содержит информацию на двух языках - русском и украинском, то заграничный паспорт - только на украинском и английском и транскрипция имен и фамилий латиницей записывается с украинского. В результате многие русские отказываются идентифицировать себя с их новыми именами в украинской транскрипции. Думаю, что в Украине необходимо гарантировать свободный выбор имен и фамилий (что, кстати предусмотрено ст.10 п.5 Европейской Хартии о региональных языках или языках меньшинств). Это совершенно не та сфера отношений, где государство может навязывать свою волю гражданам.

Думаю, что регламентация использования украинского языка "в иных сферах общественной жизни", изложенная в решении Конституционного Суда Украины, является неправомерной с точки зрения Европейской Хартии. Государство не вправе устанавливать формы и язык общения граждан вне пределов деятельности своих органов. Статья 10 Хартии также предусматривает обязанность государства "обеспечить населению наличие административных документов и бланков широкого использования , составленных на региональных языках или на языках меньшинств либо в двуязычном варианте". На самом же деле можно проследить четкую тенденцию, направленную на перевод бланков, документации исключительно на украинский язык. С другой стороны, думаю, что требование переаттестации государственных служащих на предмет знания украинского языка является вполне обоснованным.

Вместо того, чтобы снять налоговый пресс с книгоиздательства в Украине проект постановления Кабмина предлагает использование новых "налоговых рычагов в отношении печатной продукции, которая поступает на рынок Украины из-за рубежа".

Отношение власти к гражданскому обществу и нормативному регулированию отношений в негосударственном секторе наглядно демонстрирует включение в число ответственных за реализацию положений постановления Кабмина (включая контрольные функции) всеукраинского общества "Просвита", имеющего статус общественной организации. Даже при условии частичного государственного финансирования общественной организации ее деятельность должна носить свободный и добровольный характер и находиться вне сферы непосредственного государственного управления и регулирования.

Сам текст Постановления содержит недопустимые на мой взгляд характеристики, например, оценка идеи государственного двуязычия как "порочной". Украинский язык называется "основным и обязательным средством общения на всей территории Украины". То есть принудительный характер предполагаемых мер особенно не скрывается.

Проект постановления Кабинета Министров сам по себе выдержан в духе советского формализма. Мне совершенно непонятно, каким образом правительство собирается проводить, как сказано в п.11, дерусификацию в сфере туризма. Авторы этого документа исходят из неприемлемого, на мой взгляд, подхода о необходимости защиты "национального культурно-информа- ционного пространства". Надо сказать, что это довольно популярная точка зрения. В Верховную Раду уже внесен законопроект, которым предусматриваются меры по защите "информационного суверенитета и безопасности Украины",грубо нарушающие свободу информации, гарантированную 34 статьей Конституции.

3. На мой взгляд, следует признать совершенно очевидным фактом, что, за редким исключением, украиноязычные информационные продукты не способны на сегодняшний день выдерживать свободную конкуренцию с русскоязычными.

Причин тому множество и лежат они в различных плоскостях: уже круг потенциальных потребителей, мень шие финансовые ресурсы, стремление государства поставить под свой контроль все источники информации. Однако, стоит также принимать во внимание и объективные последствия многовековой русификации. Потому, особые меры по поддержанию широкого использования украинского языка нужны, но есть несколько возможных вариантов их осуществления. Либо пытаться путем жестких мер административного характера повернуть процесс вспять и заменить русификацию принудительной украинизацией. Но такой подход никак не соответствует тем приоритетам, которые определены Конституцией Украины: свобода, демократия, соблюдение прав человека. То, что могли себе позволить руководители страны Советов, где, как писал Игорь Губерман, "так вольно, смирно и кругом", - не может допускать современная Украина. Потому, поддержка украинского языка необходима, но она должна носить такие формы, чтобы не нарушать личные права граждан.

Не могу согласиться с тем, что борьба с последствиями отсутствия независимости Украины может оправдывать насилие над личностью в отношении использования языков. Все люди имеют человеческое достоинство и равные права, а потому, если речь идет об ущемлении прав так называемого гомо советикуса - той общности народов, которую искусственно взращивали на 1/6 части суши в течение многих лет, тем не менее их права и свободы также подлежат защите.

Считаю, что не имеют под собой оснований заявления многих российских чиновников и экспертов, включая известного "украиноведа" Сергея Караганова, что вытеснение русского языка однозначно означает культурное отставание и изоляцию Украины. Можно привести примеры высокоинтеллектуальных украиноязычных информационных продуктов. Живя в Севастополе, я всегда получаю большое удовольствие от чтения львовского журнала "Ї", киевских "Дух и літера", "Політика и культура". Информация российского происхождения, что потребляется в Украине, чаще всего связана с таким понятием как "массовая культура". Вот именно в этой области действительно есть большой разрыв и отставание украиноязычной продукции. В своем большинстве она очень мало рассчитана на массового потребителя. Потому, вся Украина слушает примитивные российские песенки, читает бесконечные русскоязычные детективы и плачет над женскими романами.

4. Граждане Украины должны самостоятельно определять на каком языке им общаться. Однако в обязанности государства должно входить создание условий для этого. В данном случае речь идет не только о языках меньшинств, но и о государственном языке. Я уже несколько лет тому назад сам добровольно перевел документацию своей общественной организации на украинский язык. При этом очень часто приходится сталкиваться с тем, что госслужащие в Севастополе не способны с ней работать. А ведь преамбула Европейской Хартии о региональных языках или языках меньшинств предусматривает, что "охрана и развитие регио- нальных языков или языков меньшинств не должны препятствовать официальным языкам и необходимости их изучать".

Эффективность государственного управления состоит не в том, чтобы заставлять, обязывать навязывать свою волю, наказывать за нарушения предписаний чиновников, а создать систему стимулов, чтобы, реализуя свои собственные права, интересы, устремления, гражданин при этом развивал направления государственной политики. Поэтому важно сделать использование украинского языка выгодным и престижным.

Я бы предложил создать несколько учебных заве-дений в традиционно русскоязычных регионах Украины, учащиеся которых смогли бы получить образование высокого уровня.

Важным, на мой взгляд, является развитие украинских Интернет-ресурсов. Отставание в этой области непременно пагубно скажется на развитии информационной сферы в Украине и ограничит использование украинского языка. Государство должно сделать Интернет как можно более доступным.

Необходимо сломать стереотип о том, что украинский язык - это неперспективный "суржик", на котором разговаривают преимущественно малообразованные деревенские жители. Сделать это можно лишь усилиями гражданского общества при поддержке государства. Можно вспомнить удачный, по-моему, пример первых музыкальных фестивалей "Червона Рута". Русскоязычная молодежь Крыма, Харькова, Донбасса, соревновалась в знании украинского. Для многих участников конкурса "Червона Рута" стала первым серьезным знакомством с украинским языком. Причем, совершенно добровольным, без давления со стороны государства.

Настоящий комментарий составлен применительно к русскому переводу текста Решения Конституционного Суда Украины, который опубликован в "Российско-Украинском бюллетене", № 5, 2000 г., стр. 61. Автор комментария ссылается также на русский вариант "Особого мнения" судьи Конституционного Суда Украины О.М.Мироненко, которое приводится на стр. 62-67 того же выпуска "Бюллетеня".

1. В п. 1 резолютивной части Решения Конституционного Суда Украины изложено толкование ч. 1 ст. 10 Конституции Украины, т.е. нормы о том, что: "Государ- ственным языком в Украине является украинский язык". Толкуя данную норму, Конституционный Суд пришел к выводу, что "украинский язык как государственный является обязательным средством общения на всей территории Украины при осуществлении полномочий органами государственной власти и органами местного самоуправления".

Данный тезис вызывает возражение, так как Решение Конституционного Суда безосновательно навязывает применение государственного языка органам местного самоуправления, которые не являются частью государственного аппарата. Местное самоуправление и его органы являются общественными, а не государственными институтами.

Как утверждается в ст. 2 Всемирной декларации о местном самоуправлении (принята Всемирной ассоциацией местного самоуправления 26 сентября 1985 г. в Рио-де-Жанейро), "местное самоуправление - это право и обязанность местных органов власти регулировать и вести общественные дела под свою персональную ответственность и в интересах населения".

В Европейской хартии о местном самоуправлении от 15 октября 1985 г. (Преамбула) местному самоуп- равлению предоставляется также право участия в уп- равлении государственными делами. При этом в ст. 3 Хартии подчеркивается, что такое участие должно осуществляться в интересах местного населения. Понятно, что иное уничтожало бы смысл и предназначение местного самоуправления.

Следует отметить, что и в Конституции Украины органы местного самоуправления трактуются как "орга- ны самоорганизации населения", которые призваны "самостоятельно решать вопросы местного значения" (ч. 1, ч. 6 ст. 140). Что же касается связи местного самоуправления с государством, то на основе ч. 3 ст. 143 Конституции Украины "Органам местного самоуправления могут предоставляться законом отдельные полномочия органов исполнительной власти". При этом Конституция отмечает, что органы местного самоуправления подконтрольны органам государственной исполнительной власти лишь по вопросам осуществления ими делегированных законом полномочий (ч. 4 ст. 143).

Вышеизложенное позволяет сделать вывод о том, что закрепленная в международных правовых документах и усвоенная Конституцией Украины политическая и правовая логика существования и функционирования органов местного самоуправления не позволяет трактовать последние в качестве государственных или квазигосударственных органов. Наоборот, такие органы имеют статус общественных институтов, которые в отдельных случаях и на основании закона могут принимать участие в управлении государственными делами. Как утверждается в ст. 38 Конституции Украины, право на участие в управлении государственными делами имеют также все граждане Украины. Однако из этого права автоматически не вытекает их обязанность общаться на государственном языке. Не может вытекать из данного права подобная обязанность и для органов местного самоуправления.

Нельзя усомниться в том, что, делегируя органам местного самоуправления осуществление отдельных государственных полномочий, основанный на Конституционной норме закон исходит из презумпции, что подобное делегирование будет иметь смысл лишь тогда, когда данные полномочия будут реализовываться именно в местных условиях, включая местный язык и иные местные особенности. В трактовке же резолютивной части решения Конституционного Суда де-факто предполагается, что органы местного самоуправления должны "подстраиваться" под государство. Данное обстоятельство игнорирует и даже демонтирует утвердившиеся в демократическом мире представления о миссии институтов местного самоуправления. Фактически за ним проглядывает убежденность украинских конституционных судей в том, что. "сначала государство и его права", а не характерное для судьи в правовом и демократическом государстве убеждение в том, что. "сначала индивид и его права".

В ч. 2 ст. 3 Конституции Украины говорится, что "права и свободы человека и их гарантии определяют содержание и направленность деятельности государства". При этом право говорить на том языке, посредством которого происходит наиболее полное и комфортное самовыражение личности, является самоочевидным, элементарным правом человека (перечень прав человека в Украинской Конституции не является исчерпывающим). Естественно, что это право сохраняется и на уровне функционирования институтов местного самоуправления. Правовое и демократическое государство - не хозяин, а слуга народа. Поэтому невозможно принять аргументы, принуждающие хозяина общаться на языке собственного слуги.

Что же касается языка, на котором функционирует государственный аппарат, то он закономерно должен быть государственным, т.е. украинским. Ведь большинство граждан Украины говорит именно на этом языке. Подчиняясь большинству, государство одновременно осуществляет функцию социального умиротворения, ведь в противном случае его языковая политика порождала бы намного больше конфликтов, чем это следует из украинской этнической ситуации.

Следует заметить, что применение термина "об- щение" в п. 1 резолютивной части Решения Конституционного Суда является также неудачным. Этот термин не имеет четкого юридического значения (не дает исчерпывающего перечня его применений и Конституционный Суд). В общеупотребительном же смысле данное существительное охватывает множество видов служебной коммуникации (разговоры по телефону, в ресторане во время обеденного перерыва, в коридорах министерств и департаментов, курительных комнатах и т.п.). Очевидно, что, принуждая именно "общаться" на государственном языке агентов государства, Конституционный Суд предпринял попытку регулирования нерегулируемого по природе.

Что же касается утверждения Конституционного Суда о том, что "украинский язык как государственный является обязательным средством общения. также в других публичных сферах общественной жизни", то здесь можно согласиться с критическими замечаниями, изложенными в "Особом мнении" судьи О.М.Миронен- ко. Если выражение "публичные сферы общественной жизни" является тавтологическим, то Решение Конституционного Суда действительно вторгается в сферу приватной коммуникации гражданского общества, и потому является противоправным (в демократическом и правовом государстве). Если же предположить, что Конституционный Суд считает данную сферу коммуникации тоже государственной, тогда непонятно, зачем дважды (абзац первый и второй п. 1 резолютивной части Решения) писать об одном и том же.

Более внимательный анализ Решения Конституционного Суда, однако, показывает, что на самом деле его авторы пытались распространить обязанность применения государственного языка на "окологосудар- ственные" или "квазигосударственные" сферы. Не имея ясного представления о последних, Конституционный Суд облегчил свою миссию ссылкой на то, что "публичные сферы общественной жизни" должны определяться законом. В результате Конституционный Суд не столько прояснил, сколько юридически запутал ситуацию. Ведь в его Решении в дополнение к государственной и негосударственной сферам жизни общества неявно материализовалась полугосударственная или "публично-общественная" сфера.

2. Что касается анализа текста п. 2 резолютивной части Решения Конституционного Суда, то его правовая и политическая логика явно следует логике пункта первого того же Решения.

Хотя в данной ситуации речь идет о применении государственного языка в сфере образования, Конституционный Суд и в этом случае необоснованно отождествил государственное с негосударственным (комму- нальным). Так, Конституционный Суд решил, что коммунальные учебные заведения всех уровней должны находиться в том же языковом режиме, что и государственные. Между тем, на основании ч. 1 ст. 143 Конституции Украины имуществом, находящимся в коммунальной собственности, управляют исключительно органы местного самоуправления. Именно они на основании конституционных и иных норм создают, реорганизуют и ликвидируют коммунальные предприятия, учреждения и организации, именно им принадлежит право контроля за их деятельностью.

Проще говоря, коммунальные учебные заведения потому и коммунальные (а не государственные), что в их работе должен реализоваться местный, а не всеобщий (государственный) культурный интерес. Нет необходимости специально доказывать, что местный интерес в образовательной сфере чаще всего определяется языком преподавания и изучения. Ведь именно в этом, прежде всего, проявляют себя местные особенности, именно из этого обстоятельства вытекает норма о местном контроле над объектами, находящимися в коммунальной собственности.

В итоге, своим решением Конституционный Суд осуществил противоречащую духу и букве Конституции нормотворческую экспансию в, так называемые, "куль- турно чувствительные зоны" (Д.Истон) украинского социума, вторгся в неподвластные государственному регулированию сферы жизнедеятельности гражданского общества. Конечно, действия Конституционного Суда объясняются не только юридическим позитивизмом, в злоупотреблении которым О.М.Мироненко обвиняет своих коллег. Причина коренится также и в том, что в сознании даже конституционных судей по-прежнему господствует идея о доминировании государства над индивидом (человеком и гражданином). Этот последний тезис позволяет мне предложить в заключение несколько более общих замечаний.

3. Как показывает анализ в целом, резолютивная часть Решения Конституционного Суда является наглядным и поучительным примером посттоталитарного синдрома в сознании юристов самого высокого ранга и квалификации.

Содержание Решения достаточно последовательно свидетельствует о том, что в менталитете лучших правоведов страны преобладает уверенность в том, что конституция по своей природе является документом не столько гражданского общества, сколько государства. Именно обеспечению приоритетов последнего посвящен основной регулятивный конституционный потенциал.

Между тем, в искушенных историей и опытных политически демократиях конституция давно рассматривается как основной закон гражданского общества, сдерживающий и ограничивающий государство и его агентов. По своим историческим обстоятельствам и ис- токам возникновения лучшие конституционные образцы связаны с гражданской свободой. Иначе говоря, современная конституция - это не средство "консолидации нации", а гарант индивидуальной свободы и культурного многообразия. Как считали классики конституционализма, основной закон служит цели достижения ограниченного правления, он есть "уздечка для вождей и народов" (П.А.Гольбах), его главная функция - обеспечение свободы (А.Шайо).

Как утверждает превалирующая сегодня либеральная конституционная теория, государство объединяет и ограничивает людей лишь постольку, поскольку это выгодно для их собственной свободы. С точки зрения современной политической науки, общество - это не ассоциация граждан с едиными интересами, а собрание людей, для которых общей является лишь цель сохранения и обеспечения индивидуальных прав. Попытка же трактовать конституционализм в качестве некой метатеории социальной солидарности является продуктом "порабощенного разума" (Ч.Милош).

Разумеется, обстоятельства, в которых составлялась и принималась Украинская Конституция, не могли не сделать ее идейно противоречивой. Именно человек, индивид провозглашен в ч. 1 ст. 3 Конституции Украины высшей социальной ценностью. С другой стороны, как утверждается в ч. 1 ст. 7 Конституции, государство "содействует консолидации и развитию украинской нации". Закономерно, что данная биполярность не могла не отразиться и в анализируемом Решении.

Это проявилось как в его идейном содержании, так и на уровне юридической техники. Однако именно потому, что Решение юридически противоречиво, оно сравнительно "безопасно". Если абзац первый п. 1 резолютивной части Решения проникнут идеей языковой консолидации, то абзац второй этого же Решения существенно сужает перспективу государственного моноязычия. Ведь органам местного самоуправления, в итоге, все же разрешено делать исключения из правила.

Аналогичную ситуацию мы наблюдаем в п. 2 резолютивной части Решения. Здесь абзац второй п. 2 разрешает заинтересованным субъектам игнорировать требования абзаца первого. С одной стороны, языком обучения повсеместно провозглашается государственный язык. С другой стороны, как это следует из Решения, обучаться можно и на языках национальных меньшинств.

В заключение остается говорить лишь о тенденции. По-видимому, следует признать, что тенденция к огосударствлению культуры в данном Решении Конституционного Суда Украины превалирует над тенденцией защиты культуры от необходимости "целовать металлическую холодность государства" (С.Вейль). Превалирующей в Решении остается и неявно выраженная идея культурного подчинения неукраинского меньшинства украинскому большинству. Как интеллектуальный продукт реально униженного в прошлом великого народа она понятна, хотя либеральной ее назвать трудно. Наше общество, Конституционный Суд и наша же Конституция балансируют пока на тонкой грани между прошлым и будущим. Но с каждым днем этот эквилибриум выглядит все менее оправданным.

Важливою частиною діяльності будь-якої громадської організації є її робота з пресою. Українська асоціація Міжнародна Амністія (УАМА ) провела 7-8 квітня в Донецьку регіональний семінар для журналістів східного регіону "ПРАВА ЛЮДИНИ ТА ЖУРНАЛІСТИКА". В семінарі взяли участь майже 30 журналістів з Донеччини та сусідніх областей, а також представники облдержадміністрації, адвокати, представники місцевих громадських організацій. Олесь та Ніна Кусайкіни розповіли про історію поняття права людини, про діяльність правозахисних організацій в Україні. Учасники семінару були ознайомлені з практикою Європейського Суду щодо позовів журналістів. Особливий інтерес викликало спілкування з Олегом Панфіловим з Центру екстремальної журналістики, Москва. Олег підкреслив, що аналіз конфліктів ЗМІ та влади свідчить, що майже в половині випадків винними є журналісти, а тому небезпечно будь-який конфлікт за участю журналістів видавати за утиски преси. Журналісти Донеччини відмітили слабку корпоративну солідарність колег, що ускладнює існування незалежних ЗМІ. Розповідь про діяльність УАМА була проілюстрована акцією, в якій взяли участь й журналісти - збором підписів на захист в’язнів сумління з Саудівської Аравії, Судану та Китаю.

Кожен учасник семінару отримав добірку спеціальної літератури.

Семінар відбувся при підтримці Харківського "Освітнього центру прав людини" та за сприяння "Донецького Меморіалу" і Донецької облдержадміністрації.

Тернопільська обласна Спілка політв’язнів і репресованих звернулася до Державної Думи Російської Федерації з вимогою прийняти в законодавчому порядку закон про виплату компенсацій громадянам України, які були вивезені в примусовому порядку протягом ЗО - 50-х років у Росію. Жахливі, нелюдські умови концтабірного утримання поєднувалися з підневільною, рабською працею в’язнів в освоєнні багатств Сибіру, якими і нині розпоряджається Росія.

Радянський Союз, значиться у листі до російського парламенту, був тоталітарно-репресивною системою, яка застосовувала жорстокі умови і методи проти народів, що проживали на його території, а саме: розстріли безневинних людей, голодомори, тюрми, концтабори, примусову працю і масові депортації.

Безпрецедентного етноциду зазнав й український народ, який чи не найбільше відчув на собі усі жахи більшовицьких репресій, починаючи з 1930 до 1990 року. Мільйони українців працювали на каторжних роботах у Воркуті, на Уралі, Соловках, а також на освоєнні неосяжних просторів Сибіру (Норильськ, Колима, Камчатка, Чукотка, Нова Земля, Красноярський край і т. п.). Радянська імперія використовувала їх підневільну безплатну працю для зміцнення економіки колишнього союзу. Політв’язні будували рудники, шахти, електростанції, заводи, шосейні та залізничні дороги, добували корисні копалини, заготовляли дерево у тайзі. Усією цією, створеною в’язнями матеріальною базою, нині користується Росія, зміцнює свою національну економіку.

Варто нагадати, що тільки протягом ЗО-х - 60-х років, за попередніми даними, в ГУЛАГах колишньої імперії на каторжних роботах щорічно знаходились 12-15 мільйонів політв’язнів, серед яких 40-50 процентів були українці. Таку цифру підтверджує й російський правозахисник О. Солженіцин.

Більша частина в’язнів українського походження загинули на "ударних будовах комунізму", а ті, хто залишилися живими - нині старі, змордовані важким життям і рабською працею, хворі, які потребують підтримки і матеріальної допомоги. Враховуючи те, що Російська Федерація оголосила себе правонаступницею колишнього СРСР, колишні в’язні радянських таборів вважають закономірним розраховувати на виплату Росією їм і їхнім дітям матеріальних компенсацій.

Знаючи про те, що Російська Федерація знаходиться нині у скрутному фінансовому становищі, - наголошують автори листа, грошові виплати можна замінити природним газом, іншими енергоносіями. Добрий приклад у цьому відношенні показує Федеративна Республіка Німеччина, котра вибачилась перед остарбайтерами.

Наприкінці автори листа відзначили, що така благородна акція російських властей буде сприяти поліпшенню взаєморозуміння і стосунків між українським та російським народами і обома державами.