Правозащита и власть: "pro" и "contra"
Власть исходит от народа
Но куда она приходит?..
(В.Высоцкий)
Странное впечатление оставила статья Эд. Поляновского "Раскол. Правозащитники и власть", напечатанная в #103,104 "Известий", странное не только потому, что автор очень поверхностно судит о взаимоотношениях между российскими правозащитными организациями, допускает фактические ошибки (скажем, стукач Александр Петро-Агатов отнюдь не был автором текста "Темной ночи"), что им предельно упрощаются сложные геополитические процессы, протекающие на территории бывшего СССР, да и вообще в Восточной Европе и Азии, но и потому, что автор, явно сочувствующий правозащитному движению, как бы не понимает его основных приоритетов.
С чего начинаются все основные документы по правам человека?
Каждый человек имеет право на жизнь. Любой, кто считает себя правозащитником, обязан в первую очередь защищать именно это право. Упрекая Сергея Ковалева в том, что он пошел на сотрудничество с властью, автор как бы не замечает всех, кого это "сотрудничество" (весьма, кстати, для власти непонятное и неудобное) спасло в прямом смысле слова. Даже если бы гора трупов в Чечне стала больше на одного человека, то и тогда обвинять Ковалева в сотрудничестве с властью было бы просто неприлично.
Видимо, есть резон вспомнить некоторые общие закономерности. Говоря о взаимодействии правозащитных организаций с властью, необходимо иметь ввиду объективно обусловленный антагонизм между гражданским обществом и государством. Любое государство (в том числе и в цивилизованных странах), исходя из приоритетов стабильности и порядка, стремится расширить сферу своего влияния, увеличить зоны регулирования и регламентирования жизни людей, уменьшая свободу выбора. Такова природа государства. Государственный чиновник всегда считает, что он априори мудрее простого человека и лучше знает, как тому жить. Этой экспансии государства противостоит гражданское общество - совокупность всех негосударственных структур, самоосознающая себя, структурированная негосударственная часть народа. Его политический смысл состоит в самоотождествлении себя с доминирующим фактором общественного прогресса, в понимании своего природного верховенства над государством. Развитое гражданское общество, будучи интеллектуальным оппонентом государства, заставляет его ориентироваться на общественные интересы, общественное мнение в главных аспектах внутренней и внешней государственной политики. Правозащитные организации, будучи типичным продуктом развитого гражданского общества, делают объектом общественного внимания и анализа нарушения прав человека, т.е. того представления о справедливости, которое сложилось в данном обществе, и сводят эти нарушения до минимума. Их главная функция - контроль над действиями государственного аппарата в части реализации и обеспечения прав человека - основной обязанности государства. Заметим, что поэтому правозащитник не может не быть государственником.
И Россия, и Украина заявляют о своем стремлении стать правовыми демократическими государствами, они являются участниками большинства конвенций ООН по правам человека, членами Совета Европы, последнее обязывает следовать в законодательстве и законоприменительной практике нормам европейского права. И несмотря на всю декларативность этих заявлений и действий, они создают почву для сотрудничества. Поэтому старая формула правозащиты в тоталитарный период - "защита прав граждан от организованного насилия, осуществляемого государством" - должна быть дополнена: "и содействие государству в защите прав граждан". Взаимоотношения правозащитников и власти должны строиться путем диалога, и, что важно подчеркнуть, диалога нелукавого и толерантного по форме, и до тех пор, пока государство способно на диалог, правозащитные организации должны его вести. Тема его - реальное обеспечение прав человека, которые провозглашены властью главным приоритетом, а характер его очень, на мой взгляд, точно определил тот же Сергей Ковалев, написавший еще в 1988 г. о "честном сотрудничестве неединомышленников": во всем том, в чем я согласен с властью, я готов с ней честно сотрудничать, а когда она допускает ошибки, я буду противостоять ей, используя имеющиеся законные методы.
Исключительно важна независимость правозащитных организаций от государства. На мой взгляд, правозащитные организации не должны субсидироваться за счет государства и не должны получать какие-либо специальные льготы, кроме общепринятых для неправительственных организаций. Однако независимость не должна переходить в конфронтацию. Меня смущает прокурорский по отношению к государству тон многих правозащитников, их стремление во всем обвинить власти, и такое отношение Э.Поляновский явно считает единственно правильным. А ведь источник власти, источник нарушений прав человека - сам человек и те структуры, которые он создает. Мы имеем то государство, которое мы заслужили. Но людям свойственно искать причины своих бед где угодно, кроме в самих себе. И не менее нелепым, чем желание Кивы надеть на правозащитников чиновный мундир, выглядит и борьба г-на Э.Поляновского за чистоту диссидентской крови: есть чистые, они с властью не сотрудничают, а вот есть "нечистые", которые... Тут читатель должен представить себе лапу власть имущего, который щедро награждает... Сахарова? Ковалева? Мемориальцев? За что бы власти их так любить - за правду, рассказанную всему миру?
Нелепыми также представляются утверждения о невозможности работы в комиссиях по правам человека. Как будто есть универсальное лекарство от всех болезней! В огромной России в разных регионах ситуация может кардинально различаться: в одних работа в такой комиссии и нормальный диалог с администрацией вполне возможны, в других - совершенно исключены, и тогда можно было бы создать альтернативные общественные комиссии, что, собственно, и предлагала Московская хельсинкская группа. Однако Э.Поляновский об этом и не упоминает.
Совершенно понятно, что наше гражданское общество еще не сформировалось, не осознало своих интересов и возможностей. Еще слабее оно было в 1991-93 гг., когда демократические институты еще только зарождались и, условно говоря, все делились на тех, кто за ГКЧП и коммунистов, и тех, кто против. Наивно думать, что общество далеко ушло от тех времен. Поэтому странно выглядят упреки автора Сахарову и Ковалеву, которые пытались сделать так, чтобы власть не играла в демократию, а становилась демократической. Судя по реакции на выступления Сахарова в Украине, очень многие люди, далекие ранее от политики, вышли на митинги против ГКЧП 19 августа именно под влиянием выступлений Сахарова на Съезде. О роли Ковалева в борьбе против войны в Чечне уже было сказано. Наше общество медленно и с отступлениями осознает свои интересы. Даже грамотная вербализация этих интересов - для нас уже благо. Главная беда сейчас состоит в том, что не только гражданское общество, но и государства у нас слабые, не развившие свои институты, не создавшие системы противовесов внутри своих структур.
Поэтому так трудно занять определенную, постоянную позицию по отношению к тем или иным представителям власти. Это отношение все время в движении. Около Ельцина в августе 1991 года правозащитники были на месте, не правда ли? В 1993 году альтернативы не было, хотя обе стороны, мягко говоря, не восхищали. А после Чечни?
И тут я хочу подчеркнуть еще один момент, который, мне кажется, автор статьи не продумал совсем. В числе московских правозащитников, которых автор упрекает в сотрудничестве с властями (российскими), он называет и Семена Глузмана, который живет и работает в Киеве, в Украине. Но ведь в наших странах совсем не идентичные ситуации! После распада СССР прошло около шести лет. За это время процессы в разных странах СНГ и Балтии, при ряде общих тенденций и черт, существенно расходятся. Украина имеет власть слабую и лукавую, стремящуюся скрыть свою слабость и создать видимость соблюдения международных правовых норм. Но, в отличие от России, у нас силовыми методами парламент не разгоняли, не бомбили его, войска в Крым, когда тот решил обзавестись собственным президентом, не посылали. В Украине (особенно после высказываний господ Лужкова, Жириновского, Затулина, Зюганова и других) все время возникает впечатление, что Россия ставит под сомнение ее территориальную целостность (а пример Чечни никого не вдохновляет), причем эти опасения на западе страны гораздо острее, чем на востоке. Тем не менее, по данным опросов общественного мнения ответы на вопрос о принадлежности Крыма у львовян и жителей, например, Донецка совпадают до единиц процентов (89:81). В такой ситуации для украинских правозащитников вопрос о том, насколько оппонировать власти, а насколько ее поддерживать, стоит особенно остро. Любой здравомыслящий человек в Украине прекрасно понимает, что посягательство на суверенитет страны неминуемо вызовет такие глубокие потрясения, с которыми и война в Чечне не сравнится. Поэтому украинские правозащитники просто не могут себе позволить уйти в полную оппозицию власти до тех пор, пока она сохраняет мир и межнациональное согласие в стране и идет на диалог с правозащитными организациями. Однако, это условное согласие постоянно нарушается то одной, то другой сторонами по конкретным поводам.
Думаю, что слабость и коррумпированность госструктур, как в Украине, так и в России, - основной источник нарушений прав человека в наших странах. Это очень опасно, так как слабое государство легко (и часто парламентским путем, как продемонстрировала Беларусь, а за полвека до нее - Германия) срывается в диктатуру. Чем скорее развивается гражданское общество, тем меньше опасность диктатуры и, как следствие, военных конфликтов. Поэтому слабое государство, вернее, чиновники, которые осознают недостаточность и недейственность государственных структур, часто вполне искренне пытаются найти точки соприкосновения с неправительственными организациями, - не для того, чтобы купить правозащитников, а чтобы понять, как то же самое делается в других странах, или чтобы третий сектор помог им решить определенные проблемы, не решаемые государством. И такое бывает часто.
Поэтому, на наш взгляд, сейчас самое главное - не становиться в заранее заданную позу, не надевать белую тогу и с высоты непонятно откуда взявшегося у автора пьедестала, не судить о "чистоте" диссидентской крови. Решение, которое в наше сложнейшее время принимают правозащитники или правозащитные организации, только тогда ответственно, когда оно индивидуально и исходит из конкретной обстановки в стране, регионе, городе, мире. Иногда честно только одно: жесткая оппозиция. Иногда то же решение не честно и даже губительно. Период, когда все знали, кто свой, кто чужой, - миновал. Хотелось бы, чтобы навсегда.