Островок свободы

Три дня и четыре ночи простоял палаточный городок белорусской оппозиции в центре Минска – на Октябрьской площади, в прямой видимости резиденции президента Александра Лукашенко.

Должно быть, в крайнем раздражении подходил Александр Григорьевич к своим окнам, выходящим на проспект Независимости, чтобы увидеть сотни и тысячи демонстрантов, пришедших на площадь отстаивать свободу и справедливость в своей стране. Три дня – пустяковый отрезок времени даже для жизни одного человека, но эти дни перевернули страницу истории Белоруссии.

Митинг на Октябрьской площади начался на следующий день после президентских выборов, в понедельник 20 марта, в пол седьмого вечера. Поставили одну палатку. Сотрудники КГБ смяли ее. Поставили еще четыре и оцепили ее живым кольцом. К четвергу в городке было уже больше 30 палаток. Кольцо оцепления становилось все больше и по ночам в нем стояли в два, а то и в три ряда. Днем вокруг городка собиралось до 500-700 человек, а каждый вечер к 18-30, когда начинался митинг, демонстрантов собиралось до 3-5 тысяч.

Лжет официальная белорусская пропаганда, а вслед за ней и подпевающие ей некоторые российские СМИ, что интерес к городку быстро упал, и участников акции становилось все меньше. Сочувствующих белорусским оппозиционерам с каждым днем прибавлялось. Мало оставалось людей в городке только ночью, около 200-т человек. Но оцепление все равно стояло, при 10-12-градусном морозе, под мокрым снегом и ветром. В цепи – примерно 120 человек и окончательно замерзших приходили сменить те, кто успел хоть немного отогреться в палатках.

С 6 до 9 утра – самое тревожное время. С открытием метро часть людей из городка уезжает домой отогреваться и отсыпаться. Ряды защитников городка редеют, и все опасаются провокаций. Народ подтягивается только к 9-10 утра. Милиция, спецназ, ОМОН, СОБР и сотрудники КГБ в коротких черных куртках и черных вязанных шапочках («люди в черном») не уходят с площади с самого первого дня.

Палаточный городок – в экономической блокаде. Всех, кто идет в сторону городка с сумками, милиция останавливает, обыскивает, отбирает продукты, термоса с горячим чаем и кофе, теплую одежду. Но еду и вещи все равно проносят. Всех не обыщешь, и милиция сосредотачивается на молодых и интеллигентных. А вот какая-нибудь бабулька, типичная домохозяйка, возвращающаяся с рынка домой, спокойно проходит мимо милицейских кордонов и в последний момент – быстрый шаг к оцеплению городка - и у его жителей чай, продукты и одежда. Кто-то ухитряется обвязать себя под курткой гирляндой сосисок, как пулеметной лентой, и пронести их в городок; кто-то надевает на себя несколько свитеров, а одна женщина ухитрилась надеть на себя пуховую куртку под дубленку. Некоторых вышедших из городка, особенно в одиночку, милиция задерживает. Иногда жители городка выходят в ближайший магазин вместе с иностранными корреспондентами – при них милиция мародерствовать не рискует.

У многих, направляющихся к городку, милиция проверяет документы. Иногда это просто случайные люди, шедшие мимо по своим делам. Объяснять что-либо бесполезно – милицейский автобус, избиение дубинками, суд, административный арест. Уже в первый день было задержано около ста человек. На вечерних митингах зачитываются списки задержанных за предыдущий день. Прямо около палаточного городка троллейбусная остановка. Выходящих из троллейбуса молодых людей спецназ запихивает обратно в троллейбус. Единственный критерий – возраст.

Палаточный городок и в самом деле молодежный. В основном здесь студенты минских институтов и университетов, молодежь 18-25 лет. Но есть люди и более старшего возраста, есть и старшеклассники минских школ. Днем на площадь приходят люди с детьми, целыми семьями. В городке очень много девушек, они снуют между палатками, раскладывают еду и разносят пластиковые стаканы с горячим чаем и бульоном по городку и тем, кто стоит в оцеплении на периметре.

Обстановка в городке удивительная. Каждый готов поделиться с другим всем, что у него есть. Атмосфера дружелюбия и взаимопонимания необычайная. Никакой агрессивности, грубости и даже обычной раздражительности. Люди осознали себя свободными и преобразились. Открытые лица, воодушевление, уверенность в правоте, спокойствие, бесстрашие. Угрозы Лукашенко рассматривать демонстрантов как террористов никого не испугали. Исчез страх перед последним диктатором Европы, и это стало началом конца диктаторского режима. Это было необыкновенное состояние, которое участники городка наверняка запомнят на всю жизнь.

Как невероятно лгала белорусская правительственная пресса, что на Октябрьской площади собралась сотня бездельников, пьющих пиво и водку. Их обвиняли в том, что они нигде не работают и не учатся; что за каждый выход на площадь западные спецслужбы через своих людей в Минске платят им по 20 тыс. белорусских рублей (около 10 долларов); что в палатках они принимают наркотики и занимаются сексом. Всему этому вздору поверили только те, кто всеми силами старался оправдать либо режим Лукашенко, либо свое собственное бездействие.

Университетские профессора и преподаватели, приходившие на митинг, говорили, что здесь собираются не просто студенты, но самые успешные из них, отличники, будущее науки и цвет нового поколения белорусской интеллигенции. Больше всего студентов с филологического и исторического факультетов Белорусского государственного университета. Время от времени слышится скандирование «Фил-фак Бэ-Гэ-У!», «Ист-фак Бэ-Гэ-У!».

За два дня я не видел в городке не только пьяных, но даже подвыпивших людей. Только в последнюю ночь на территорию городка забрел слегка подвыпивший ирландец, который произнес зажигательную речь на английском, скандировал «Freedom! Freedom!», а затем из городка ушел. Обвинения в употреблении наркотиков и вовсе глупы: кто бы рискнул нести в городок наркотики при таких тотальных обысках, которые устроила милиция на подступах к Октябрьской площади?

Басни про плату за участие в митинге демонстранты встречали искренним смехом. В городок они несли свои вещи и продукты, тратили на его обустройство свои деньги. Этого не понять ни чиновникам нынешнего белорусского режима, ни его штатным пропагандистам. Бескорыстие не в их правилах, и людей готовых пожертвовать личным благополучием ради свободы, они почитают либо дураками, либо обманщиками.

Вообще в городке царит веселая, приподнятая атмосфера. Звукоусилитель с мощными колонками получает электропитание от переносного генератора, который удалось пронести в городок еще в первый день. Ди-джеи ставят песни популярной в Белоруссии и практически запрещенной рок группы «НРМ», песни Виктора Цоя, бардов, другую музыку. Музыкальные темы сменяются выступлениями ораторов, поэты читают свои стихи. Ведущие зачитывают приветствия, адресованные городку со всех концов мира. Зачитали и приветствие от Объединенного гражданского фронта, по-моему, единственное из России. Над городком день и ночь развеваются красно-белые национальные флаги (ныне запрещенные в Белоруссии), флаги Евросоюза, Украины, Польши, России, флаги белорусских оппозиционных организаций. Проезжавшие по проспекту машины, своими гудками приветствуют демонстрантов. Поначалу гаишники пытались останавливать такие машины, но их было так много, что вскоре эти попытки оставили.

Несмотря на всю серьезность ситуации, много шуток и смеха. Лукашенко назвал демонстрантов отморозками. «Да, мы отморозки, - соглашались ребята из оцепления, объясняя прохожим и новым участникам акции, - мы тут так замерзли за эти ночи». Постоянное мощное скандирование «Живе Беларусь!» сменяется время от времени вызывающим «Милиция с народом!». Милиционеры хмуро молчат. Приходят дворники убирать площадь – городок скандирует «Дворники с народом!». Пришли рабочие заваривать канализационные люки на площади – «Рабочие с народом!». Появились трактора расчищающие снег – «Трактора с народом!». И неизменно на призывы стоять на площади до победы - дружное: «Зас-та-ем-ся!» («остаемся»). Потом, уже в тюремных камерах в шутку кричали: «Застаемся!».

Три дня и четыре ночи победившая страх белорусская молодежь стояла на Октябрьской площади Минска, бросив дерзкий вызов режиму Лукашенко. И режим растерялся, не зная, как ответить. На исходе третьего дня обстановка вокруг городка накалилась. Какие-то истеричные и пьяные провокаторы пытались спровоцировать на драку людей из оцепления. Милиция реагировала вяло или делала вид, что ничего не замечает. Александр Милинкевич попросил иностранных журналистов, по возможности, остаться на эту ночь в городке. Но многие уже уезжали освещать выборы на Украине. Ночь обещала быть тревожной.

Часам к двум большинство корреспондентов телевидения сосредоточились со своими камерами метрах в двадцати от оцепления палаточного городка, на тротуаре проспекта Независимости. Ровно в три часа ночи со стороны Дома профсоюзов к городку подошла колонна примерно из тридцати милиционеров. Они начали оттеснять журналистов. Меня выпустили за оцепление, и я подошел поближе к группе журналистов. Генерал в папахе командным голосом велел журналистам держаться подальше и не выходить за милицейское оцепление, перекрывшее журналистам путь к палаточному городку. Я быстро вернулся обратно и рассказал об увиденном и услышанном одному из организаторов городка. Он тут же объявил об этом в микрофон и призвал всех мужчин встать в периметр городка, укрепить третье кольцо оцепления и быть максимально осторожными. Все поняли, что, отсекая журналистов от городка, власти решились на какую-то акцию.

На какую именно, стало ясно через несколько минут, когда к городку подъехали и встали вокруг него со всех сторон девять огромных милицейских фургонов – МАЗов защитного цвета, с решетками на фарах и прожекторах. Из них высыпало несколько десятков спецназовцев в черной униформе поверх бронежилетов, с надколенниками, в шлемах и с резиновыми дубинками в руках. На городок направили прожектора с милицейских машин. Включили свет. Тот же генерал проорал в микрофон, что всем дается 5 минут на то, чтобы покинуть место несанкционированного митинга.

В оцеплении произошло некоторое замешательство.
- Что делать?
- Уходим?
- Остаемся?
В этот момент кто-то крикнул в микрофон: «Садимся на землю!». Все сели, сцепившись руками. Так прошло минуты две – сидящие на земле в свете прожекторов молодые люди и девушки и стоящие напротив них, широко раздвинув ноги и поигрывая дубинками, милицейский спецназ. Какая-то женщина из палаточного городка взяла микрофон и умоляла милицию не применять силу, не бить демонстрантов.

Девушка лет двадцати стояла посреди городка и молилась в голос, молитвенно сложив руки на груди: «Господи, иже еси на небеси! Да святится имя твое, да придет царствие твое, да будет воля твоя на земле, как на небе! Господи, умоляю тебя, защити их, не дай свершиться насилию. Они хотят только правды и справедливости. Господи, умоляю тебя…». Она смотрела в ночное минское небо, подсвеченное прожекторами милицейских машин, и по щекам ее катились слезы…

Оцепление палаточного городка спецназ смял быстро. В драку с милицией никто не вступал. Нещадно матерясь и орудуя дубинками, спецназовцы хватали демонстрантов за руки и ноги и с размаху швыряли в милицейские грузовики. Не прошло и минуты, как в оцеплении были пробиты бреши и спецназовцы хлынули в городок, тесня женщин, журналистов и тех, кто отступил из оцепления внутрь городка. Их хватали и заталкивали в машины. Над городком стояли крики, мат спецназовцев, треск раздавленных палаток и коробок с продуктами. Из центра городка начал подниматься какой-то белый дым.

Через несколько минут все было кончено. На месте палаточного городка остались лишь смятые палатки и переломанная радиоаппаратура. Какой-то спецназовец с остервенением топтал разрисованный цветными карандашами плакатик «Весь мир с нами!».


Продолжение материала - 17 апреля.
www.prima-news.ru  &  www.novayagazeta.ru

27 марта 2006 года активисты белорусской оппозиции сообщили из зала Советского суда города Минска, что главный редактор информационного агентства ПРИМА-News, бывший политический заключенный, известный правозащитник Александр Подрабинек осужден на 15 суток административного ареста.

Александр Подрабинек был задержан 24 марта 2006 года при разгоне мирного митинга на Октябрьской площади в Минске, где находился как журналист.

В предоставлении адвоката Александру Подрабинеку было отказано. На суде не было представителей российского консульства. До суда Александр Подрабинек находился в милицейском приемнике-распределителе.

www.hro.org