MENU
Гаряча лінія з пошуку зниклих безвісти в Україні
Документування воєнних злочинів в Україні.
Глобальна ініціатива T4P (Трибунал для Путіна) була створена у відповідь на повномасштабну агресію Росії проти України у лютому 2022 року. Учасники ініціативи документують події, у яких є ознаки злочинів згідно з Римським статутом Міжнародного кримінального суду (геноцид, злочини проти людяності, воєнні злочини) в усіх регіонах України

Лишённые права на жизнь и даже права быть погребёнными и помянутыми потомками… (причины и последствия Голодомора)

25.11.2010   
Виктор Колесник
Так был ли голод на Украине в 1932-33 годах? Да, несомненно! Был ли это голодомор? Судя по документам – да! А вот носил ли он характер геноцида? Каждый решает сам. Но только вот ёрничать над могилами и памятью невинно убиенных голодом людей не стоит. Точно также не надо высказывать обид и сарказма по поводу установленных памятников и крестов жертвам голодомора, по поводу свечей, зажжённых в минуту скорби.

Коллективизация проводилась против воли миллионов, вопреки желанию подавляющего большинства крестьян. Учитывая, что СССР в конце 20-х годов представлял собой крестьянскую страну (крестьяне составляли 120,7 млн. чел. или 82% населения страны), то можно утверждать, что коллективизация проводилась вопреки воле народа.

      В. Тихонов подчеркивал, что “к началу массового раскулачивания в деревне, после всех разделов хозяйств имелось не менее 26,0 млн. крестьянских дворов. К концу кампании – в 1934 г. – осталось 23,3 млн., 2,7 млн. крестьянских хозяйств – более 10% общего их числа – исчезло с лица земли. Раскулачивались, как правило, крупные хозяйства, имеющие от восьми и более десятин посевов (десятина – 1,093 га). Число душ в среднем на такую семью составляло от 7 до 9 на Украине и от 9 до 10 человек в России”[1]. Далее автор утверждает: “Если принять среднюю цифру по стране в целом 7,5 души на хозяйство, то это означает, что не менее 20 млн. человек сельских жителей были изгнаны из своих сел, отлучены от своих домов и своей земли”[2]. Для всех раскулаченных это был колоссальный стресс, а надежда выжить была весьма призрачной. Крестьяне и ранее не очень уважительно относившиеся к советской власти, настроенные по отношению к ней недоверчиво, подозрительно, критически и весьма скептически, возненавидели эту власть. Причем не только те, кто попал под пресс раскулачивания, а и многие другие, поскольку у всех раскулаченных были родственники, друзья, знакомые, приятели, избежавшие подобной участи, но хорошо понимающие всю абсурдность, глупость и несправедливость проводившейся политики. Массовое неприятие коллективизации, возмущение, негодование довольно часто перерастали в  различные формы протеста и даже вооруженные выступления и восстания. В марте 1932 г. на основе анализа практики проведения коллективизации М. Рютин подготовил весьма объемный документ под названием “Сталин и кризис пролетарской диктатуры” (платформа “Союза марксистов-ленинцев”), в котором подчеркивал, что “дутые потемкинские “успехи” коллективизации были достигнуты за счет невероятного террора в отношении основных масс деревни, что в стране прошла волна невиданных крестьянских восстаний середняцко-бедняцких масс, восстаний, в которых во многих случаях участвовали члены партии и комсомольцы, восстаний, которыми порой руководили члены партии с 1918 г., а в одном случае даже районный уполномоченный ОГПУ. Лишь крупных восстаний с тысячами участниками в каждом  в этот период по СССР было более 500, а мелких и того более”[3]. В статье “Кого считали кулаком в 1924-1925 годах?” А.Солопов проанализировал постановление СНК СССР от 21 мая 1929 г. “О признаках кулацких хозяйств, в которых должен применяться кодекс законов о труде” и сделал вывод о том, что “принятое постановление не только не прояснило, а, наоборот, усугубило вопрос и привело к всплеску протестов крестьян, вплоть до вооруженных восстаний. В 1929 году по стране было зарегистрировано около 1300 мятежей[4].

      Любое восстание вне всякого сомнения представляло опасность для существующего в СССР политического режима. Но особая опасность исходила из Украины и Кубани. Во-первых, потому, что именно на Украине  и на Кубани было больше всего зажиточных крестьян. Во-вторых, на Украине и на Кубани во время гражданской войны и даже после ее официального окончания было оказано наиболее массовое и ожесточенное сопротивление советской власти. В-третьих, в начале 30-х годов наиболее массовыми были крестьянские волнения именно на Украине и на Кубани. Так, например, в 1930 г. количество  крестьянских волнений составило: на Украине – 4098, в Центрально-Черноземных областях – 1373, на Северном Кавказе – 1061, на Нижней Волге – 1003[5]. Таким образом, из 7535 волнений 5159 произошло на территории Украины и Кубани. В-четвертых, политика “украинизации”, проводившаяся на Украине и в местах компактного проживания украиноязычного населения за ее пределами (в том числе на Кубани), дала свои плоды в виде роста национального самосознания. Показательным является тот факт, что в станице Полтавской на Кубани в начале 30-х годов кубанские казаки пели песню “Ще не вмерла Україна…”[6] Одновременно с проявлением недовольства коллективизацией и советской властью на Украине все чаще высказывалось сожаление о том, что Украина не смогла отстоять свое независимое государство. А далее следовал логический вывод о необходимости воссоздания самостоятельного украинского государства. Идея украинской государственности витала в воздухе (подобную идею в разных вариациях приходилось слышать многократно на Украине даже в годы застоя среди разных категорий граждан, хотя тогда это было небезопасно). В-пятых, руководство СССР было убеждено, что Союз без Украины существовать не может[7]. В-шестых, в случае перерастания отдельных выступлений и восстаний во всенародное массовое крестьянское восстание (исходя из сложившейся ситуации, такое развитие событий представлялось советскому руководству вполне реальным), его подавление могло оказаться чрезвычайно сложной задачей. При этом удержать Украину в составе Союза при неблагоприятном развитии событий было бы невозможно. Особенно с учетом возможной помощи восставшим на Украине со стороны Польши, которая небезосновательно опасалась СССР и была заинтересована в его ослаблении, а также активности польских спецслужб, которую они проявляли на украинском направлении (о чем хорошо было известно ОГПУ). В Оперативном приказе по ГПУ УССР № 2 от 13 февраля 1933 г. указывалось, что ударно-оперативная группа “раскрыла контрреволюционное повстанческое подполье на Украине, которое охватило до 200 районов, около 30 железнодорожных станций и депо, ряд пунктов приграничной полосы. В процессе ликвидации установлена связь с заграничными украинскими националистическими центрами (УНР, “УВО”, УНДО) и польским Главштабом”[8]. Сейчас сложно судить о том, насколько соответствуют действительности указанные данные, ибо хорошо известно, что многие подпольные антисоветские организации придумывали сами органы ОГПУ, а затем НКВД и МГБ. Вместе с тем следует учитывать и то, что как репрессивные органы были заинтересованы в фабрикации дел (прежде всего с целью оправдать свое существование, особое положение и предназначение), точно так же органы, проводившие реабилитацию, заинтересованы были в замалчивании фактов противодействия советской власти и тем более организованного сопротивления. Ведь официальная пропаганда утверждала, что весь советский народ был беззаветно предан Стране Советов и ВКП (б).

В случае отрыва Украины от СССР существование последнего оказалось бы под большим вопросом. Именно поэтому восстание в любом регионе Союза можно было бы просто подавить, но восстание украинских крестьян, объединенных идеей  создания своей государственности, могло повлечь за собой катастрофические последствия для всего советского политического режима.

      Только учитывая все вышеуказанные факторы можно понять смысл опасений И. В. Сталина, высказанных им в телеграмме к Л. Кагановичу от 11 августа 1932 г.: “Самое главное сейчас Украина. Дела на Украине из рук вон плохи. Плохо по партийной линии… Плохо по линии советской. Чубарь – не руководитель. Плохо по линии ГПУ. Реденсу не по плечу руководить борьбой с контрреволюцией в такой большой и своеобразной республике, как Украина”. А далее следует вывод: “Если не возьмемся теперь же за исправление положения на Украине, Украину можем потерять”[9]. Возникает вопрос: как же можно потерять Украину в канун 15-й годовщины Советской власти и на 10-м году существования Союза ССР, мощного государства с многомиллионными Вооруженными Силами? Но, как оказывается, вождь-то писал своему соратнику вполне серьезно и искренне, а оснований для опасений было более чем достаточно. Далее в том же письме И. В. Сталин прямо указывает на причину своей озабоченности: “Имейте в виду, что Пилсудский не дремлет, и его агентура на Украине во много раз сильнее, чем думает Реденс или Косиор. Имейте также в виду, что в Украинской компартии (500 тысяч членов, хе-хе) обретается не мало (да, не мало!) гнилых элементов, сознательных или бессознательных петлюровцев, наконец – прямых агентов Пилсудского. Как только дела станут хуже, эти элементы не замедлят открыть фронт внутри (и вне) партии, против партии. Самое плохое это то, что украинская верхушка не видит этих опасностей. Так дальше продолжаться не может”[10]. Ранее, а именно 26 апреля 1932 г., И. В. Сталин в записке к С. В. Косиору  уже высказывал обеспокоенность делами на Украине: “Если судить по материалам, похоже на то, что в некоторых пунктах УССР советская власть перестала существовать. Неужели это верно? Неужели так плохо дело с деревней на Украине? Где органы ГПУ, что они делают?” К тому же И. В. Сталину неоднократно докладывали, что руководство  компартии Украины “заражено национализмом” и он соглашался с такими оценками.

      Таким образом, по мнению И. В. Сталина, особую опасность на тот момент представляли не просто противники режима, не просто кулаки, не просто безликие крестьяне, а именно те из них, которые осознали себя национальной общностью. А таковыми были прежде всего украинские крестьяне как носители идеи украинской национальной государственности (по терминологии И. В. Сталина, “сознательные или бессознательные петлюровцы”). Именно поэтому политика “украинизации” как процесс возвращения украинского общества к истокам своей культуры и расширения использования украинского языка в разных сферах жизнедеятельности была существенно ограничена на территории Украины и резко прекращена в местах компактного проживания украинцев на территории других союзных республик. Эти меры фактически были синхронизированы с мерами по подавлению крестьянства путем лишения их средств к существованию.

      Искусственный характер голода, организованного в СССР в 1932-1933 гг., подтверждается многочисленными фактами. Особый характер голода, организованного на Украине и на Кубани, был предопределен, во-первых, запретом покидать соответствующую территорию. Во все века в случае продовольственных затруднений крестьяне перемещались в более благоприятные регионы, где обменивали вещи (семейные реликвии и т. п.) на продукты или устраивались на временную работу, а, заработав мешок зерна, возвращались и таким образом спасали своих родных. Цинизм советского режима состоял в том, что он запретил покидать территорию Украины. Тех же, кому удавалось вырваться за пределы республики чаще всего принудительно отправляли обратно, обрекая на голодную смерть, либо в лагерь. Во-вторых, на Украине и на Кубани был введен продовольственный штраф за неисполнение плана хлебозаготовок. А поскольку указанные планы были завышены, то и конфискация всего продовольствия приобрела массовый характер. Именно таким образом советский режим лишил значительное количество украинских крестьян средств к существованию. В-третьих, на Украине были стратегические запасы зерна (под Киевом, под Барвенково и др.), а также изъятое зерно, сваленное на многих сортировочных станциях. Цинизм советского режима состоял и в том, что это зерно гнило и прорастало, а в окрестных селах умирали от голода колхозники и единоличники, женщины и мужчины, старики и дети… И никто не мог принять решение о том, чтобы выдать это зерно голодающим, так как за любым подобным шагом следовали репрессии. В Купянском районе Харьковской области председатель колхоза с целью облегчить страдания голодающих и умирающих односельчан разрешил выдать по несколько килограммов гниющей свеклы. Вскоре его арестовали и из лагеря он не вернулся. В-четвертых, лишение украинских крестьян и кубанских казаков остатков продовольствия произошло одновременно с прекращением “украинизации”. Именно таким образом советский политический режим однозначно дал понять, что любое возвращение к украинским историческим и культурным корням как основе украинской идеи создания собственной государственности является недопустимым и контрреволюционным.

О масштабах трагедии на Украине свидетельствуют многочисленные документы и воспоминания. Приведу лишь два документа. В докладной записке начальника Харьковского областного управления ГПУ УССР от 5 июня 1933 г., направленной начальнику ГПУ УССР В. Балицкому, указывается, что в связи с продовольственными затруднениями в Харьковской области увеличилось количество возбуждения уголовных дел в связи с… людоедством. И если на 1 марта 1933 г. таких случаев было 8, то на 1 июня их количество увеличилось до 221. Учитывая, что это латентное преступление, можно с уверенностью утверждать, что в действительности таких случаев было намного больше (и это только в одной Харьковской области!). Оказавшись свидетелем массовой, ежедневной, жуткой и страшной гибели от голода родственников и односельчан, испытывая дикий ужас от неминуемой смерти, безысходности и отчаяния, крестьяне осознавали, что их не только лишили права жить, но и права быть отпетыми и похороненным по-христиански в соответствии с вековыми традициями, что несомненно усиливало их страдания. В связи с недоеданием люди теряли человеческий облик, их охватывали умопомрачение, апатия, безразличие, страх, ужас и безумие. Ужас усиливался и от того, что многие люди не имели уже сил не только передвигаться в поисках чего-либо съедобного, но даже и шевелиться, а жизнь еще теплилась в их телах. В той же докладной записке утверждается, что в селе Волчья Яма Балаклейского района Харьковской области за последние два месяца умерли 800 человек, что составляло треть всех жителей. Но ведь люди умирали и до того, и после!

Многие исследователи обращают внимание на особый характер голода 1932-1933 гг. именно на Украине. В. Тихонов, анализируя голод 1920-1921 гг. указывает: “Никогда ранее и ни разу позднее (за исключением искусственно созданного голода на Украине в 1932-1933 гг.) основные регионы страны не испытывали таких несчастий”[11]. В той же работе автор обращает внимание на то, что “не менее жестокими мерами отбирали продовольствие на Украине. Пухнущие от голода люди пытались пробраться в смежные области РСФСР, Белоруссии. По указанию Сталина и Молотова на границах против них выставляли заградотряды, ловили, возвращали назад, на мучения и голод, на смерть”[12]. Об этом же свидетельствуют и многочисленные воспоминания очевидцев.

Но обратимся к документам. В Сообщении от 31 марта 1934 г. Центрального управления народнохозяйственного учета СССР о естественном движении населения в 1933 г. (документ предназначался для служебного пользования) указывается следующее: “Интересно произвести сопоставление превалирующей роли Украины в отрицательном приросте сельского населения по Союзу с данными сельскохозяйственного учета… по некоторым республикам процент уменьшения населения по данным учета с.х. налога далеко неодинаков и в значительной мере корреспондирует результатам учета движения населения (по Белоруссии на 0,4%, по РСФСР на 3,65%, по Украине на 13, 6%, а по Закавказью (без Азербайджана) даже увеличение на 1,2%; всего из 5,6 млн. уменьшения населения по данным с.х. налогового учета по всему Союзу на Украину (с 20% населения СССР) падает  более 3 млн”[13]. Таким образом, составляя всего лишь пятую часть населения Союза, уменьшение населения УССР составило 54% от общих (общесоюзных) потерь. Получается, что на 4/5 населения Союза (без Украины) приходилось 46% уменьшения населения! Такой вывод был сделан не “националистами” и не в начале ХХI века, а московскими специалистами из Центрального управления народнохозяйственного учета СССР еще в марте 1934 г. При этом следует иметь в виду, что сельскохозяйственный налог взимался одновременно и с колхоза (либо совхоза), и с колхозного двора либо со двора единоличника. Возможно не все из тех 5,6 млн. погибли от голода, кому-то видимо удалось найти работу на промышленных предприятиях, стройках, железной дороге и т. д. Однако таких в условиях всеобщей подозрительности и массового доносительства вряд ли могло быть много. С потерей главы семьи большинство домочадцев были обречены. Есть множество свидетельств (и документальных, и воспоминаний очевидцев) о том, что от голода погибали целыми семьями. Но кому-то все же удавалось выжить. Поэтому, применяя подход академика В. Тихонова (который он использовал для вычисления количества жертв раскулачивания), следует умножить 4,6 млн. (предположим, что 1 млн. крестьян удалось найти работу в городах и поселках и тем самым спастись) на 4 (В. Тихонов умножал на усредненный показатель 7,5, но мы предполагаем, что части членов семьи погибшего от голода плательщика сельхозналога удалось выжить). Получим в итоге 18,4 млн. жертв голода в масштабах всего Советского Союза, а 54 %  составит 9,9 млн. Это ли не свидетельство колоссального удара прежде всего по сельскому населению Украины, которое было носителем и хранителем традиционной украинской культуры.

Не менее важно обратить внимание и на результаты такого уничижительного удара. Во-первых, в искусственно созданной атмосфере всеобщей подозрительности многим повсюду мерещились националисты. В этот период на Украине можно было угодить в категорию националистов (и соответственно поплатиться за это лишением свободы) лишь просто высказав озабоченность о сокращении сферы использования украинского языка, либо даже за распевание украинских частушек на вечерницах. В таких условиях желание вспоминать об украинском независимом государстве (как в историческом аспекте, так и в плане возможной перспективы) было искоренено на многие годы вперед. Во-вторых, параллельно со свертыванием “украинизации”, развернулись преследования деятелей украинской культуры и особенно писателей и поэтов. В одном только 1934 г. из 193 членов Союза писателей Украины было репрессировано 97. Но ведь репрессии осуществлялись и до, и после 1934 г. А в ноябре 1937 г. “в честь 20-летия Октябрьской революции” в Соловецком лагере были расстреляны более 100 представителей украинской творческой интеллигенции (хотя изначально были приговорены к различным срокам лишения свободы). Украина лишилась элиты “украинской по духу” процентов на 80, а может быть и на все 90! И только единицам удалось выжить в ГУЛАГе и вернуться к литературному творчеству (Например, Остапу Вишне). В-третьих, несмотря на то, что образ жизни и соответственно прирост населения среди восточных славян – русских, украинцев и белорусов – будто бы должен был быть одинаковым, статистические данные демонстрируют удивительнейший феномен. Так, если по итогам переписи населения СССР 1926 г. в стране проживало 77,7 млн. русских, 31,1 млн. украинцев и 4,7 млн. белорусов, то по итогам переписи населения СССР 1939 г. русские составляли уже 99,5 млн., украинцы – 28,1 млн., белорусы – 5,2 млн. Обращает на себя внимание тот факт, что через 13 лет количество русских увеличилось почти на 21,8 млн. чел., количество белорусов – на 500 тыс., а количество украинцев не только не увеличилось, но даже уменьшилось на 3 млн. (и это через 6 лет после голодомора!). Получается, что количество русских возросло на 22%, белорусов – на 9,6%, а количество украинцев уменьшилось на 9,6%. Вот вам пример “развития наций и расцвета их национальных культур в советский период”. Если бы темпы прироста украинцев были такими же, как и русских, тогда численность украинцев должна была бы составлять в 1939 г. 39,8 млн. чел. Однако в действительности она составила 28,1 млн. чел. Таким образом, потери украинцев, обусловленные голодом начала 30-х годов и связанным с этой трагедией замедлением темпов прироста населения, составили 11,7 млн. чел.

И от этого удара, организованного “эффективным менеджером” совместно с исполнителями всех уровней, украинцам так и не удалось оправится. Если в 1926 г. в масштабах СССР украинцев было в 2,4 раза меньше, чем русских, то через 13 лет в 1939 г. украинцев было уже в 3,5 раза меньше. В дальнейшем несмотря на присоединение Западной Украины, Буковины, Закарпатья (что существенно увеличило численность украинцев), это соотношение оставалось приблизительно таким же и в 1989 г. составило 3, 2.

Так был ли голод на Украине в 1932-33 годах? Да, несомненно! Был ли это голодомор? Судя по документам – да! А вот носил ли он характер геноцида? Каждый решает сам. Но только вот ёрничать над могилами и памятью невинно убиенных голодом людей не стоит. Точно также не надо высказывать обид и сарказма по поводу установленных памятников и крестов жертвам голодомора, по поводу свечей, зажжённых в минуту скорби. Важно понять, что палачи, организовавшие голод и уничтожившие миллионы людей страшной мученической голодной смертью, лишили их не только права жить, но и права быть погребенными по-человечески, а также права быть помянутыми. Родственники погибших от голода в течение многих десятилетий не имели права приходить на могилы своих родителей, детей, братьев, сестер и поминать их, что в свою очередь усиливало страдания переживших ту страшную трагедию. И сейчас, раздражительно восклицая: “Хватит!.. Надоело!.. Сколько можно вспоминать о голодоморе?..”, очень многие фактически закрывают глаза на правдивое изложение истории (об объективном изучении которой они якобы заботятся), действуя при этом в соответствии с алгоритмом поведения, разработанным организаторами голода. Тем самым фактически подыгрывая палачам, которые как раз очень хотели и делали всё возможное для того, чтобы изъять из памяти народа любое упоминание об этой трагедии, чтобы и современники, и потомки ничего не узнали об этой страшной, обратной стороне так называемой коллективизации.

А какова же юридическая квалификация этого деяния?

В 1932-33 годах миллионы граждан Украины были лишены жизни. Способом совершения этого деяния стало лишение людей средств к существованию (путем изъятия необходимых продуктов питания; лишения возможности добыть продукты питания за пределами соответствующего региона; неоказания помощи голодающим при наличии такой возможности), что однозначно должно быть квалифицировано как особо тяжкое преступление. И никакая государственная необходимость (индустриализация, усиление обороноспособности в условиях окружения недружественными государствами) не может быть оправданием этому злодеянию.

В целях более точной квалификации указанного преступления проведем параллель. Если хулиган в драке наносит удар ножом в жизненно важные органы человека (например, в область сердца или в голову), то утверждение виновного о том, что он якобы не намеревался убивать, не должно повлиять на квалификацию этого преступления именно как умышленного убийства. О его намерении убить человека свидетельствует направление удара и орудие преступления. Теперь относительно интерпретации событий 1932-1933 годов на Украине. Никто из тогдашнего советского руководства не говорил о намерении уничтожить часть именно украинцев и прежде всего украинцев. Подтверждение о подобных намерениях до сих пор не обнаружены и в доступных исследователям документах. Но на практике “уничтожающий удар” был направлен и фактически осуществлен прежде всего в отношении миллионов украинских крестьян, общественное сознание которых питало истоки украинской культуры и основы идеи независимой украинской государственности. Сломав “хребет” украинского крестьянства, остановив процесс “украинизации” и ликвидировав украинскую творческую интеллигенцию (все эти процессы происходили на удивление согласованно и синхронно), советский режим прекратил естественное движение к украинскому национальному возрождению и национальному осознанию, уничтожил ростки возрождающегося стремления к независимой украинской государственности, вынудил многих надолго отказаться от родного языка, забыть историю и культуру предков. Уничтожив значительную часть носителей и хранителей “украинского духа” и “украинской идеи”, существующий политический режим вынудил подавляющее большинство остальных заботиться только о выживании, о поисках форм приспособления к режиму (а не о противостоянии ему) и сформировал тем самым миллионные шеренги конформистов. Фактически режим сломал “украинскую национальную идею” (идею независимой украинской государственности) и тем самым обезопасил себя от мощного украинского национально-освободительного движения и возможного восстания, от опасности развала страны на многие годы вперед.

 


 

 

[1] Тихонов В. У истоков //Погружение в трясину. Анатомия застоя. – М.: Прогресс, 1991. – С. 68.

 

 

[2] Тихонов В. У истоков //Погружение в трясину. Анатомия застоя. – М.: Прогресс, 1991. – С. 84.

 

 

[3] Сталин и кризис пролетарской диктатуры // Реабилитация: Политические процессы 30-50-х годов. – М.: Политиздат, 1991. – С. 345.

 

 

[4] Солопов А. Кого считали кулаком в 1924-1925 годах? // Трудные вопросы истории: Поиски. Размышления. Новый взгляд на события и факты / под ред. В. В. Журавлева. – М. : Политиздат, 1991. – С. 100.

 

 

[5] Голодомор 1932-1933 рр. як геноцид: труднощі усвідомлення. – К.: Наш час, 2008. – С. 139.

 

 

[6] История Красноармейской (Полтавской) 1777-1943 гг. Часть III [Электронный ресурс] : http://stanpoltan.info/?q=node/160

 

 

[7] Подобное ошибочное утверждение позже высказывал и М.С.Горбачев, хотя при наличии политической воли Советский Союз мог продолжить свою историю и после 1991 г. даже в составе двух союзных республик (например, Российской Федерации и Казахстана).

 

 

[8] Голод-геноцид 1932-1933 років в Україні. – С. 297.

 

 

[9] Сталин и Каганович. Переписка 1931-1936 гг. – С. 331.

 

 

[10] Сталин и Каганович. Переписка 1931-1936 гг. – С. 331.

 

 

[11] Тихонов В. У истоков //Погружение в трясину. Анатомия застоя. – М.: Прогресс, 1991. – С. 69.

 

 

[12] Тихонов В. У истоков //Погружение в трясину. Анатомия застоя. – М.: Прогресс, 1991. – С. 85.

 

 

[13] Экспонаты историко-документальной выставки “Голод в СССР. 1929-1934 гг. Новые документы”.

Сообщение ЦУНХУ СССР о естественном движении населения в 1933 г. Подлинник. 31 марта 1934 г. [Электронный ресурс] – http://rusarchives.ru/evants/conferences/hunger-f/86.shtml

 

 

 

 Поділитися