MENU
Гаряча лінія з пошуку зниклих безвісти в Україні
Документування воєнних злочинів в Україні.
Глобальна ініціатива T4P (Трибунал для Путіна) була створена у відповідь на повномасштабну агресію Росії проти України у лютому 2022 року. Учасники ініціативи документують події, у яких є ознаки злочинів згідно з Римським статутом Міжнародного кримінального суду (геноцид, злочини проти людяності, воєнні злочини) в усіх регіонах України

Кафкарис против Кипра

20.08.2014   

Европейский суд по правам человека

БОЛЬШАЯ ПАЛАТА

(Заявление № 21906/04)

Решение

Страсбург
12 февраля 2008 года

В деле Кафкарис против Кипра,

Европейский Суд по правам человека, заседая Большой Палатой в составе судей:

г-н Жан-Поль Коста (Jean-Paul Costa), Председатель,

сэр Николас Братца (sir Nicolas Bratza),

г-н Боштьян М. Зупанчич (Boštjan M. Zupančič),

г-н Пэр Лоренцен (Peer Lorenzen),

г-жа Франсуаза Тюлькенс (Françoise Tulkens),

г-н Лукис Лукайдес (Loukis Loucaides),

г-н Иренеу Кабрал Баррето (Ireneu Cabral Barreto),

г-жа Нина Вайжич (Nina Vajić),

г-жа Снежана Ботучарова (Snejana Botoucharova),

г-н Анатолий Ковлер (Anatoly Kovler),

г-н Станислав Павловский (Stanislav Pavlovschi),

г-н Хавьер Боррего Боррего (Javier Borrego Borrego),

г-жа Элизабет Фура-Сандстрем (Elisabeth Fura-Sandström),

г-н Дин Шпильманн (Dean Spielmann),

г-н Сверре Эрик Ебенс (Sverre Erik Jebens),

г-жа Дануте Йочене (Danuté Jočiené),

г-н Ян Шикута (Ján Šikuta),

и г-н Майкл О’Бойл (Michael O’Boyle), заместитель секретаря секции, рассмотрев дело в закрытом заседании 24 января, 27 июня и 5 декабря 2007 года, прово­зглашает следующее решение, принятое в последний из этих дней:

ПРОЦЕДУРА

1. Данное дело основано на заявлении (№ 21906/04) против Кипра, поданном в Суд в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее — «Конвенция») гражданином Кипра г-ном Панайотисом Панайи, он же Кафкарис (далее — «заявитель») 3 июня 2004 года.

2. Заявителя, которому была оказана юридическая помощь, представлял г-н А. Деметриадес, адвокат, практикующий в Никосии. Правительство Кипра (далее — «Правительство») представлял его уполномоченный г-н П. Клеридес, Генеральный прокурор Республики Кипр.

3. Заявитель утверждал, что в связи с его приговором к пожизненному заключению и продолжающимся содержанием под стражей были нарушены статьи 3, 5, 7 и 14 Конвенции.

4. Заявление было передано на рассмотрение в Первую секцию Суда (Правило 52 §1 Регламента Суда). 2 ноября 2004 года Председатель этой Секции решил присвоить заявлению приоритет (правило 41), а 7 января 2005 года — уведомить о заявлении государство-ответчика (Правило 54 §2 (b)). 11 апреля 2006 года заявление было признано приемлемым Палатой этой Секции в составе: Христос Розакис, Лукис Лукаидес, Нина Вайич, Анатолий Ковлер, Ханлар Гаджиев, Дин Шпильман и Сверре Эрик Йебенс, судьи, и Серен Нильсен, секретарь секции. 31 августа 2006 года Палата отказалась от юрисдикции в пользу Большой Палаты; ни одна из сторон не возражала против этого (статья 30 Конвенции и Правило 72).

5. Состав Большой Палаты был определен в соответствии с положениями статьи 27 §§2 и 3 Конвенции и Правилом 24. 19 января 2007 года срок работы Люциуса Вильдхабера на посту Председателя Суда подошел к концу. Его сменил Жан-Поль Коста, который принял на себя обязанно­сти Председателя Большой Палаты в данном деле (Правило 9 §2).

6. Заявитель и Правительство подали меморандумы по существу дела. Заявитель также предъявил свои требования о справедливой компенсации. Правительство представило свои замечания по этому вопросу.

7. 3 января 2007 года заявитель представил дополнительные документы, касающиеся дела. 23 января 2007 года Правительство представило свои замечания в отношении этих документов.

8. Слушания по существу дела проводились публично во Дворце прав человека в Страсбурге 24 января 2007 года (Правило 59 §3).

 

Перед Судом предстали:

 

(a) со стороны Правительства

г-н      P. Clerides, Генеральный прокурор

            Республики Кипр,    Уполномоченный,

г-н      B. Emmerson QC,

г-н      S. Grodzinski, адвокат,

г-жа M. Clerides-Tsiappas, старший советник Республики,

Советники;

(b) со стороны заявителя

г-н A. Demetriades, адвокат, Советник;

г-жа J. Loizidou, адвокат,

г-жа S. Bartolini, Консультанты

 

Суд заслушал выступления г-на Димитриадиса и г-на Эммерсона, а также ответы представителей сторон на поставленные судьями вопросы. Правительства попросило, и получило разрешение составить ответ в письменной форме. Кроме того, заявитель попросил, и получил разрешение ответить на замечания Правительства от 23 января 2007 года.

9. Ответы сторон были получены 6 февраля 2007 года. В своем ответе заявитель предъявил дополнительные требования. 21 февраля 2007 года Правительство представило свои замечания по этому вопросу.

10. 30 апреля 2007 года Правительство представило дополнительную информацию об изменениях во внутреннем законодательстве. 15 мая 2007 года заявитель представил ответные замечания.

ФАКТЫ

I. конкретные ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

11. Заявитель родился в 1946 году. В настоящее время он отбывает наказание в виде пожизненного лишения свободы в Центральной тюрьме Никосии.

A. Предыстория

12. 9 марта 1989 года суд присяжных Лимассола признал заявителя виновным по трем пунктам обвинения в предумышленном убийстве, совершенном 10 июля 1987 года, на основании, в частности, статьи 203 (1) и (2) Уголовного кодекса (гл. 154). 10 марта 1989 года суд присяжных приговорил его к обязательному пожизненному заключению по каждому пункту. Заявитель заложил взрывное устройство под машину и взорвал его, что привело к гибели г-на П. Майкла и двух его детей в возрасте 11 и 13 лет. Некий человек, которого заявитель не назвал, обещал заплатить ему 10000 кипрских фунтов за убийство г-на П. Майкла.

13. В обвинительном приговоре суд присяжных Лимассола отметил, что обвинение предложило Суду проанализировать значение термина «пожизненное лишение свободы» в Уголовном кодексе и, в частности, уточнить, подразумевает ли он лишение свободы осужденного на оставшуюся часть жизни или только на двадцать лет, как предусматривают Тюремные правила (общие) 1981 года и Тюремные правила (общие) (поправки) 1987 года (далее — «Правила»), принятые в соответствии со статьей 4 Закона о тюремной дисциплине (гл. 286). В случае если суд признает применимость Правил, возникает вопрос, должны ли наказания исполняться последовательно или одновременно. Обвинение предложило последовательное исполнение.

14. Суд присяжных, в первую очередь, опирался на решение суда присяжных Никосии, принятое в 1988 году по делу The Republic of Cyprus v. Andreas Costa Aristodemou, alias Yiouroukkis (решение от 5 февраля 1988 года, дело № 31175/87), и, соответственно, заявил, что она не компетентен рассматривать обоснованность Правил или учитывать их любое возможное влияние на приговор. Суд присяжных постановил, что термин «пожизненное лишение свободы», используемое в Уголовном кодексе, означает лишение свободы на оставшуюся часть жизни осужденного. В этой связи, суд не счел необходимым рассматривать вопрос, будут ли наказания исполняться одновременно или последовательно.

15. В частности, в своем решении суд присяжных заявил:

«Закон, на основании которого обвиняемый был признан виновным по трем пунктам обвинения в предумышленном убийстве, гласит:

«Лицо, осужденное за умышленное убийство, наказывается пожизненным лишением свободы».

Таким образом, за совершение данного преступления пожизненное лишение свободы назначается судом в качестве обязательного наказания.

Г-н Киприану, от имени прокуратуры, обратился к суду с просьбой рассмотреть смысл пожизненного заключения, и решить, означает ли это лишение осужденного свободы на оставшуюся часть его жизни, или, как предусматривают Тюремные правила (общие) 1981 года и Тюремные правила (общие) (поправки) 1987 года (далее — «Правила»), принятые в соответствии со статьей 4 Закона о тюремной дисциплине (гл. 286), лишение свободы на двадцать лет. Г-н Киприану предположил, что в случае, если суд придет к выводу, что пожизненное заключение означает лишение свободы на двадцать лет, причем, если мы правильно поняли, суд считает это толкование правильным, то возникнет вопрос, должны ли наказания исполняться последовательно или одновременно. Наконец, г-н Киприану предположил (и это, фактически, было целью, с которой он поднял этот вопрос), что в данном деле, принимая во внимание особые обстоятельства совершения преступления, наказания должны исполняться последовательно.

Тот же вопрос, по сути, был поставлен перед судом присяжных Никосии в деле № 31175/87 The Republic of Cyprus v. Andreas Costa Aristodemou, alias Yiouroukkis. В этом деле суд присяжных, в своем подробном решении, которое ссылалось на общие принципы, регулирующие этот вопрос, и на юриспруденцию, пришли к выводу, что понятие пожизненного заключения четко сформулировано, и суд присяжных не имеет компетенции рассматривать обоснованность каких-либо положений или их возможное влияние на приговор. Мы полностью согласны с этим выводом. Что касается обоснованности Правил, возможно, Генеральный прокурор Республики может искать другие механизмы для решения этого вопроса, а компетентные органы только выполняют Правила. Мы не говорим здесь о конституционном праве Президента на помилование. Что касается замечания суда, что влияние таких положений, конечно, в случае признания их действительными, не принимается во внимание, мы хотим дополнительно сослаться на Anthony Maguire Frederick George Charles Enos 40 Cr. App. R. p. 92, Martin Derek Turner 51 Cr. App. R. p. 72 and R. v. Black (1971) Crim. L.R. 109.

Мы считаем, что пожизненное заключение означает лишение свободы на оставшуюся часть жизни осужденного. Поэтому нет смысла рассматривать вопрос, будут ли наказания исполняться одновременно или последовательно».

16. Когда заявитель прибыл в тюрьму для отбытия наказания, он получил письменное уведомление от тюремной администрации, что его освобождение назначено на 16 июля 2002 года. В частности, он получил форму F5 под названием «Личное дело осужденного», «ID No. 7176». В форме, под заголовком «Приговор» было указано «пожизненно», а затем «двадцать лет», под заголовком «Срок» было указано «С 17 июля 1987 года по 16 июля 2007 года», а под заголовком «Истечение срока» — «Обычное освобождение 16 июля 2002 года». Условием для освобождения заявителя было ​​его хорошее поведение и добросовестный труд в заключении. После совершения дисциплинарного проступка 6 ноября 1989 года, его освобождение было отложено до 2 ноября 2002 года.

17. Заявитель обжаловал свое осуждение.

18. 21 мая 1990 года Верховный суд отклонил апелляцию и оставил приговор в силе.

19. 9 октября 1992 года в деле Hadjisavvas v. the Republic of Cyprus (judgment of 8 October 1992, (1992) 1 A.A.D. 1134), Верховный суд, в контексте жалобы habeas corpus заключенного, который не был освобожден в день, указанный тюремными властями, объявил Правила неконституционными и ultra vires (см. пункты 50–51 ниже).

20. 3 мая 1996 года был принят Закон о тюрьмах 1996 года (Закон № 62(I)/96), который аннулировал и заменил Закон о тюремной дисциплине.

21. В письме от 16 марта 1998 года заявитель обратился, через главу Управления тюрем, к Президенту Республики с просьбой о помиловании или приостановлении оставшейся части срока заключения для ухода за женой, страдавшей лейкемией.

22. В письме от 30 апреля 1998 года Генеральный прокурор отклонил ходатайство заявителя. В частности, он сообщил заявителю, что после рассмотрения ходатайства он пришел к мнению, что рекомендация Президенту приостановить или смягчить наказание в соответствии со статьей 53 §4 Конституции не будет оправданной.

23. Заявитель не был освобожден 2 ноября 2002 года.

B. Производство habeas corpus в Верховном суде

1.         Производство в суде первой инстанции

24. 8 января 2004 года заявитель подал в Верховный суд (суд первой инстанции) жалобу habeas corpus, оспаривая законность своего содержания под стражей. В этом контексте он сослался на статью 3, статью 5 §4 и статью 7 Конвенции. 17 февраля 2004 года, рассмотрев вышеупомянутые положения, Верховный суд отклонил эту жалобу.

В своем решении Каллис заявил, в частности:

«...В данном деле огромное значение имеет принцип, изложенный в деле Hogben, а не различия в фактических деталях. Принцип, сформулированный в деле Hogben, состоит в том, что статья 7 применяется только к назначению наказания, а не к порядку отбывания наказания. Поэтому статья 7 не запрещает ретроспективное изменение закона или практики в отношении освобождения или условного освобождения заключенного из тюрьмы.

Я считаю в этой связи, что принцип, изложенный в деле Hogben, применим и в данном деле... В данном деле суд присяжных принял решение о наказании заявителя в виде пожизненного лишения свободы, и объяснил ему, что пожизненное заключение означает лишение свободы на оставшуюся часть его жизни. Вручение тюремной администрацией формы F5 представляет собой действия, связанные с исполнением приговора. После дела Hadjisavvas, Правила, на основании которых тюремные власти вручили заявителю форму F5, перестали применять, в результате чего вынесенный судом присяжных приговор к пожизненному заключению стал действительным. Произошло изменение правовых положений, касающихся времени освобождения заявителя. Как и в деле Hogben, статья 7 §1 Конвенции здесь неприменима.

...

Я поддерживаю принцип, изложенный в деле Hogben. Я считаю, что заявитель не может получить право на судебный пересмотр на основании статьи 5 §4 Конвенции в связи с предполагаемым изменением даты его освобождения из тюрьмы, которое не изменило правовую основу для его заключения. Следует подчеркнуть, что лишение заявителя свободы основывалось на приговоре к пожизненному заключению, который был вынесен судом присяжных, и, как ему было пояснено, представлял собой «лишение свободы на оставшуюся часть его жизни». Следовательно, что соответствующее заявление г-на Димитриадиса неверно и должно быть отклонено.

По этому случаю, я должен добавить, что решение Комиссии по вопросу о толковании статьи 5 §4 Конвенции согласуется с практикой Европейского суда по правам человека (см. De Wilde,Ooms and Versyp v. Belgium (‘Vagrancy’ cases) 18 June 1971, Series A no. 12)...

Тот факт, что решение по делу Hogben было принято Комиссией, не делает его менее убедительным. Это — решение специализированного органа с большим опытом толкования Конвенции. Поэтому оно обладает большим авторитетом и убедительностью. Я уверен в правильности решения Комиссии по делу Hogben, и одобряю его.

Кроме того, г-н Димитриадис заявил, что «наказание, наложенное на заявителя без возможности пересмотра Комиссией по досрочному освобождению, не соответствует статье 3 Конвенции.

...

Я поддерживаю изложенный выше подход [в деле Hogben]. Его суть состоит в том, что изменение политики освобождения не является нарушением статьи 3 Конвенции. Существование или отсутствие Комиссии по досрочному освобождению не являются частью решения. Это — ответ на заявление г-на Димитриадиса об отсутствии досрочного освобождения на Кипре. Следовательно, его заявление, основанное на статье 3 Конвенции, неверно и должно быть отклонено.

...

Наконец, я должен отметить, что заявитель добивался своего освобождения посредством процедуры habeas corpus. Однако, как уже говорилось в деле Doros Georgiades (гражданский иск № 11355, 3 октября 2002 года), со ссылкой на соответствующую позицию английской юриспруденции (см. Doros Georgiades (Civil Appeal no. 11355, 3 October 2002) Halsbury’s Laws of England, 4th edition, Volume 11, §§1472 and 1473):

«В целом, habeas corpus не предоставляется лицам, которым был вынесен обвинительный приговор. Habeas corpus не предоставляется, если это требует пересмотра решения одного из высших судов, которые могли рассматривать апелляцию, или решения низшего суда или трибунала по вопросу о пределах его юрисдикции, либо если это оспаривает выводы суда, обладающего соответствующей юрисдикцией».

Следовательно, предоставление habeas corpus в данном деле было бы равносильно пересмотру приговора, который был вынесен судом присяжных, в то время как это могло бы быть сделано в контексте апелляции».

2.         Апелляционное производство

25. 26 февраля 2004 года заявитель подал апелляцию в Верховный суд (апелляционная инстанция).

26. В обосновании апелляции, заявитель оспорил интерпретацию термина «пожизненное лишение свободы», данную судом присяжных при вынесении ему приговора в 1989 году, на основании тюремных правил, действовавших в то время, и уведомления, полученного заявителем от тюремной администрации при его поступлении в тюрьму. Он утверждал, что тот факт, что он не оспорил приговор, не может быть истолкован как признание интерпретации судом присяжных термина «пожизненное лишение свободы». В отношении законности его продолжающегося содержания под стражей, он сослался, в частности, на статью 3, статью 5 §4 и статьи 7 и 14 Конвенции.

27. В отношении статьи 3 Конвенции, заявитель утверждал, что поведение властей противоречило этому положению. В частности, в обосновании 7 его апелляции говорится:

«Существование, во время, когда был вынесен приговор, Правил, которые определяли пожизненное лишение свободы как лишение свободы на двадцать лет, вручение уведомления F5, предположение, что заявитель был бы освобожден 2 ноября 2002 года, если бы вышеупомянутые Правила продолжали действовать, и внезапная отмена всего вышеперечисленного представляют собой бесчеловечное и унижающее достоинство обращение.

Республика не может вести себя подобным образом по отношению к тем, кто вынужден жить в состоянии такой неопределенности.

Вышеупомянутая замена двадцатилетнего лишения свободы пожизненным заключением вследствие ошибки Палаты представителей и/или Генерального прокурора Республики и/или Президента Республики составляет, без какой-либо вины со стороны заявителя, бесчеловечное и унижающее достоинство обращение, которое, в силу своей неопределенности, нарушает статью 3 Конвенции.

Вышеупомянутый переход от назначенного двадцатилетнего тюремного заключения к смертному приговору, который будет исполнен в неуказанное время, с учетом невозможности пересмотра дела, представляет собой бесчеловечное обращение в нарушение статьи 3 Конвенции. Это становится еще более очевидным, если учесть, что смертная казнь на Кипре отменена».

28. В отношении статьи 5 §4 Конвенции, в обосновании 6 своей апелляции заявитель отметил, что он не обращается с просьбой о судебном пересмотре его приговора в связи с изменением политики в отношении даты его освобождения, но с просьбой о рассмотрении вопроса законности его содержания под стражей, учитывая, что даже тюремные власти признали, что он должен был быть освобожден 2 ноября 2002 года. В этой связи, он жаловался на отсутствие механизма пересмотра законности его содержания под стражей.

29. Оспаривая интерпретацию Верховным Судом (первой инстанцией) статьи 7 Конвенции, заявитель проводит различие между его делом и делом Hogben v. the United Kingdom (no. 11653/85, Commission decision of 3 March 1986, Decisions and Reports 46, p. 231), поскольку дело Hogben касалось порядка исполнения наказания в связи с изменением политики досрочного освобождения, тогда как его дело связано с ретроспективным изменением закона в связи с его неконституционностью и увеличением срока заключения с двадцати лет до пожизненного. В связи с этим он подчеркнул, что на Кипре, в отличие от Англии, не существует досрочного освобождения.

30. 20 июля 2004 года Верховный суд отклонил эту апелляцию. Он заявил, в частности:

«По существу, заявитель поднял один вопрос. И его адвокат признал, что решение в отношении этого [вопроса] будет определяющим для выводов... Ниже мы резюмируем позиции апеллянта.

Он не ссылается на Правила как на автономное основание для его освобождения, тем более, что... они более не применимы. Кроме того, он не предлагает и не требует пересмотра решения суда присяжных, как это было ошибочно воспринято судом первой инстанции. Мы выступаем, объяснил он, не против решения суда присяжных, но против Республики в целом. Эти Правила были применимы в то время, и, поскольку суд присяжных не аннулировал их в связи с неконституционностью, мы приходим к выводу, что он считал эти Правила действительными. И так как закон не дает определения термина «пожизненное заключение», это было одним из элементов вынесенного приговора. Как выразился г-н Деметриадес, общая правовая ситуация на момент вынесения приговора подтверждала, что пожизненное заключение означает, в сущности, лишение свободы на двадцать лет. Кроме того, даже если бы существовали какие-либо сомнения, они должны были трактоваться в пользу заявителя. Таким образом, с учетом этого факта, не было никаких оснований обжаловать решение суда присяжных, тем более что заявителю было вручено уведомление F5.

...

Заявитель утверждает, что судебная оценка неконституционности или, точнее, мнение, что Правила являются ultra vires по отношению к закону, на котором они основаны, требует законодательных изменений в любой форме. Однако, как уже говорилось в других решениях (см. Georgios Mavrogenis v. the House of Representatives and Others (1996) 1 A.A.D. 315, at 341 and Alekos N. Clerides v. the Republic of Cyprus, 20 October 2000), судебная оценка обязательно оказывает ретроспективное влияние на закон или нормативный акт и, как гласит принцип разделения властей, не влечет за собой законодательного развития. Однако этот вопрос, ни в суде первой инстанции, ни в этом суде, не был затронут с этой точки зрения таким образом, чтобы повлечь во­просы о Законе № 62(1)/96.

В любом случае суд присяжных назначил заявителю наказание в виде пожизненного лишения свободы, прямо указав, что это означает лишение свободы на оставшуюся часть его жизни. Именно по этой причине он не рассматривал вопрос о возможных последствиях, и вывод заявителя, что суд присяжных признал Правила действительными, является неправильным. По сути, суд присяжных решил, что Правила не связаны с приговором, так как посчитал, что Правила не влияют на тот факт, что в соответствии с законом, заявитель был осужден к лишению свободы на оставшуюся часть его жизни.

Был ли этот подход неверным? Действительно ли закон, рассматриваемый как единое целое, даже в свете интерпретации, предложенной заявителем, который сравнил статью 7 §1 Конвенции со статьей 12 §1 Конституции, предусматривает лишение свободы всего на двадцать лет? Мы бы сказали, что в решении суда первой инстанции было правильно сказано, что эта ситуация соответствует ситуации в деле Hogben. Примененный принцип, а именно то, что статья 7 §1 Конвенции не касается исполнения приговора к пожизненному заключению, не вызывает сомнений. Правила были созданы на основании и для целей Закона о тюремной дисциплине, в то время как именно Уголовный кодекс, и ничто другое, определяет приговор, в данном случае — обязательное пожизненное заключение.

Тем не менее, мы не рассматриваем правильность решения суда присяжных, с чем согласился и г-н Деметриадес. Такое рассмотрение не входит в юрисдикцию [суда] в контексте процедуры habeas corpus.

...

Заявитель находится под стражей на основании решения суда присяжных, который приговорил его к пожизненному заключению, определенному как лишение свободы на оставшуюся часть жизни. Таким образом, он находится под стражей на законном основании, и его ходатайство об освобождении было правильно отклонено с окончательным замечанием, что «предоставление в habeas corpus в данном случае было бы равносильно пересмотру приговора, вынесенного судом присяжных, в то время как это могло бы быть сделано в контексте апелляции».

II. СООТВЕТСТВУЮЩЕЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ
ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО И ПРАКТИКА

A. Пожизненное заключение

31. В соответствии с законодательством Кипра, умышленное убийство влечет обязательное наказание в виде пожизненного лишения свободы.

32. Статья 203(1) Уголовного кодекса (гл. 154) (с изменениями, внесенными в 1962 году в соответствии с Законом № 3/62) гласит:

«Любое лицо, вызвавшее умышленную смерть другого лица своими неправомерными действиями или бездействием, является виновным в умышленном убийстве».

33. Статья 203(2) Уголовного кодекса (гл. 154) (с изменениями, внесенными в 1962 году в соответствии с Законом № 3/62) гласит:

«Любое лицо, которое может быть осуждено за умышленное убий­ство, наказывается лишением свободы на пожизненный срок».

Перед внесением поправок Законом № 86/83, вышеупомянутая статья предусматривала обязательное наказание в виде смертной казни за умышленное убийство.

34. Статья 29 Уголовного кодекса (с исправлениями, внесенными Законами №№ 86/83 и 15(1)/99) предусматривает, что, за исключением умышленного убийства и государственной измены (статьи 36 и 37 Уголовного кодекса), в случаях, когда человек был признан виновным в других тяжких преступлениях, которые караются пожизненным тюремным заключением, например, убийстве (статья 205(3) Уголовного кодекса), или тюремным заключением на любой другой срок, суд, рассматривающий дело, может по своему усмотрению вынести приговор в виде лишения свободы на более короткий период или назначить наказание в денежной форме, в размере, не превышающем сумму, которую суд уполномочен налагать.

35. В деле Politis v. the Republic of Cyprus ((1987) 2 C.L.R. 116), Верховный суд рассмотрел конституционность статей 29 и 203 Уголовного кодекса (в то время смертная казнь еще существовала), также заявил:

«Первая цель статьи 7 §2 [Конституции] состоит в том, чтобы санкционировать смертную казнь за ограниченный класс тяжких преступлений, перечисленных в ней. Второй целью является наделение законодательного органа компетенцией зафиксировать такую ​​меру наказания, как обязательную при осуществлении его законодательных полномочий... Выражение «закон может предусматривать» в части второй статьи 7 §2 означает свободу усмотрения законодательной власти установить, в рамках законодательной политики, смертную казнь как наказание за умышленное убийство. Законодательные органы не обязаны, но могут сделать это, если сочтут целесообразным. Они могут установить другую обязательную меру наказания, включая, конечно, наказание в виде пожизненного лишения свободы... Очевидно, что конституционное законодательство выделяет преступления, указанные в статье 7 §2, в отдельный класс, с учетом их тяжести и последствий для благополучия общества. В случае умышленного убийства, элемент преднамеренности усугубляет тяжесть преступления и делает его особенно отвратительным. Соглашаясь с судом присяжных, мы приходим к выводу, что статьи 29 и 203(2) Уголовного кодекса не являются неконституционными, и как таковые делают приговор к пожизненному заключению обязательным наказанием за умышленное убийство».

B. Положения, регулирующие освобождение заключенных

1. Конституция

36. Статья  53 Конституции гласит:

«1. Президент или вице-президент Республики имеют право использовать право помилования в отношении лиц, принадлежащих к соответствующим общинам, которые были приговорены к смертной казни.

2. Если потерпевший и преступник являются членами разных общин, такое право помилования является предметом договоренности между президентом и вице-президентом Республики, а в случае несогласия между ними, преимущественную силу имеет голосование по вопросу помилования.

3. Если право на помилование применяется согласно пункту 1 или 2 настоящей статьи, смертный приговор должен быть заменен на пожизненное заключение.

4. Президент и вице-президент Республики, по единогласной рекомендации Генерального прокурора и первого заместителя Генерального прокурора Республики, могут сократить, приостановить или отменить любой приговор, вынесенный судом Республики во всех остальных случаях».

37. После событий 1963 года, в частности, вывода турков-киприотов из правительства и последующей оккупации северной части Кипра турецкими войсками, решение о смягчении, приостановке или отмене любого приговора в соответствии со статьей 53 §4 стало приниматься Президентом Республики с согласия Генерального прокурора Республики.

38. Генеральный прокурор может давать рекомендации или советы Президенту Республики относительно досрочного освобождения лиц, приговоренных к пожизненному заключению. Однако эти советы или рекомендации не являются обязательными для Президента.

2. Закон о тюремной дисциплине (Гл. 286)

39. Соответствующие положения Закона о тюремной дисциплине 1879 года, применявшиеся на момент вступления в силу Тюремных правил (общих) 1981 года (см. пункт 40 ниже), гласят.

Статья 4 — Положения о тюремной дисциплине

«Генерал-губернатор может издавать положения в отношении надлежащего содержания под стражей и обращения с заключенными, в отношении характера и объема выполняемой ими работы, в отношении классификации заключенных в зависимости от их приговоров, в отношении наказания за правонарушения, совершенные заключенными, и в отношении поддержания порядка и дисциплины в тюрьмах. Все эти положения, до их вступления в силу, должны быть опубликованы в Бюллетене».

Статья 9(1) — Освобождение за хорошее поведение

«Положения, упомянутые в статье 4, могут, при определенных условиях, предусматривать, что наказание в виде лишения свободы может быть сокращено за добросовестный труд и хорошее поведение, и лицо может быть освобождено из тюрьмы в рамках такого смягчения наказания».

Статья 11(1) — Освобождение под расписку лиц,
отбывающих пожизненное лишение свободы

«Губернатор в любое время может, если он считает это целесообразным, освободить под расписку лицо, отбывающее наказание в виде пожизненного лишения свободы, в случае соблюдения условий, установленных губернатором».

3.         Тюремные правила (общие) 1981 года
(Нормативный акт 18/81)

40. Соответствующие Тюремные правила (общие) 1981 года, основанные на статье 4 Закона о тюремной дисциплине (гл. 286), гласит:

Правило 7 — Освобождение заключенного

«Ни один осужденный не может быть освобожден из тюрьмы до истечения срока наказания, за исключением случаев, предусмотренных в статье 53 §4 Конституции Республики Кипр».

Правило 94 — Освобождение от наказания за хорошее поведение

«Любому заключенному, отбывающему наказание в виде лишения свободы на срок девять лет и более, может быть предоставлено освобождение от половины наказания, на основании хорошего поведения и добросовестного труда».

Правило 96( c) — Расчет срока освобождения для пожизненно
заключенных

«В случае пожизненного лишения свободы или замены смертного приговора на пожизненное заключение, сокращение наказания рассчитывается на основании тюремного заключения в течение двадцати лет».

Правило 97 — Дата истечения срока заключения

«Дата истечения срока заключения и самая ранняя возможная дата освобождения должны быть занесены в личное дело каждого заключенного и книгу освобождений, хранящуюся в тюрьме, а директор тюрьмы должен проверять личные дела и книги освобождения с интервалом, достаточным для того, чтобы обеспечить строгое соблюдение положений настоящих Правил».

Правило 99 — Заключенные, отбывающие пожизненное
заключение

«Директор подает министру, для передачи Генеральному прокурору Республики, имена всех заключенных, приговоренных к пожизненному заключению, которые отбыли десять лет такого приговора, и всех заключенных, приговоренных к наказанию, превышающему пятнадцать лет, которые отбыли восемь лет срока, которые достигли, или предположительно достигли 60-летнего возраста, для рассмотрения их дел. Директор должен уведомить об этом правиле каждого такого заключенного. Заключенные должны быть ясно проинформированы, что подача их имени министру ни в коей мере не означает, что им будет обязательно предоставлено освобождение».

4.         Тюремные правила (общие) (поправки) 1987 года
(Нормативный акт 76/87)

41. Тюремные правила (общие) (поправки) 1987 года вступили в силу 13 марта 1987 года и внесли изменения в Тюремные правила (общие) 1981 года.

42. В правило 2 было внесено следующее определение «пожизненного заключения»:

«В настоящих Правилах:

...

«пожизненное заключение» означает лишение свободы на двадцать лет.

...»

43. Правило 93, которое регулирует досрочное освобождение заключенных, отбывающих наказание в виде пожизненного лишения свободы, гласит:

«(i)        Каждому заключенному, отбывающему наказание в виде пожизненного лишения свободы, может быть предоставлено сокращение приговора на основании хорошего поведения и добросовестного труда, не превышающее, в общей сложности, четверти такого приговора.

(ii)         Решение о сокращении срока наказания, а также о размере такого сокращения для каждого такого заключенного, принимается только по отбытии заключенным пятнадцати лет его срока».

44. Правило 96(c) было отменено.

5.         Национальное прецедентное право и практика

45. В деле Malachtou v. the Attorney-General of Cyprus ((1981) 1 C.L.R. 543), Верховный суд заявил в отношении подзаконных актов, в частности, следующее:

«...Полномочия принимать подзаконные акты должны, по своей природе, строго основываться на положениях соответствующего закона. Любой другой подход будет представлять собой посягательство на законодательные полномочия Палаты представителей, органа, который, согласно нашей Конституции, исключительно наделен законодательными полномочиями. Подзаконные акты, принятые без должных оснований, будут ultra vires... Орган, имеющий законодательные полномочия, должен опираться на положения соответствующего законодательства; любые попытки обойти или преступить установленные пределы будут признаны ultra vires. Законодательная деятельность должна осуществляться исключительно в рамках, четко установленных законом. Любое отклонение от такого подхода, несомненно, подорвет систему разделения властей, которая является основой нашей правовой системы и отражена в Конституции».

46. В деле Triftarides v. the Republic of Cyprus (1985, решение от 16 октября 1985), Верховный суд, рассмотрев сокращение срока заключения Президентом в соответствии со статьей 53 §4 Конституции по отношению к заключенному, отбывающему десятилетний срок, заявил:

«...В соответствии со статьей 53 §4 Конституции, Президент Республики сократил приговор, вынесенный Судом, а не приговор, который должен отбываться согласно Правилу 94. Это ясно из формулировки статьи 53 §4, которая, в соответствующей части, гласит, что «Президент... сокращает... любой приговор, вынесенный судом Республики...».

47. В своем решении от 5 февраля 1988 года по делу The Republic of Cyprus v. Andreas Costa Aristodemou, alias Yiouroukkis (case no. 31175/87) суд присяжных Никосии, при назначении наказания за умышленное убий­ство в соответствии с Уголовным кодексом, заявил, в частности:

«Обвиняемый был приговорен к пожизненному заключению по­сле того, как он был признан виновным в умышленном убийстве. Это наказание было наложено судом в обязательном порядке; так как это — единственное наказание, предусмотренное Уголовным кодексом, гл. 154, с изменениями, внесенными Законом № 86/83, который также вносит изменения в статью 29 Уголовного кодекса, суд не может назначить другое наказание за умышленное убийство. После отмены этим Законом смертной казни, законодательство предусматривает вышеупомянутое наказание, которое соответствует статье 53 §3 Конституции. Эта статья предусматривает замену смертного приговора на пожизненное лишение свободы, в случае, если Президент Республики осуществляет свое право помилования на основании §1 этой статьи.

...

Адвокат обвиняемого заявил, что Суд должен постановить, что приговор к пожизненному заключению, вынесенный обвиняемому, должен применяться одновременно с уже отбываемым им приговором.

...

...в поддержку своего заявления он сослался на дело R v. Foy (1962) 2 All E.R. 246.

...Напротив, г-н Киприану заявил, что Суд должен постановить, что вынесенный приговор должен быть применен после отбытия обвиняемым уже имеющегося наказания, так как, в соответствии с Правилами 1987 года (Официальный Бюллетень Республики, Приложение 3, Часть 1 от 13/3/87), которые были изданы Советом Министров и опубликованы в Официальном Бюллетене Республики после их представления в Парламенте, термин «пожизненное заключение» интерпретируется как «лишение свободы на двадцать лет». Правило 93 этих Правил предусматривает, что лицу, приговоренному к пожизненному заключению, может быть предоставлено сокращение срока заключения на основании хорошего поведения и добросовестного труда, не превышающее, в общей сложности, одной четверти этого срока. Таким образом, продолжил г-н Киприану, приговор к пожизненному заключению определен как лишение свободы на двадцать лет, или на пятнадцать лет, если осужденное лицо демонстрирует хорошее поведение. Следовательно, утверждение Лорда Паркера в деле R v. Foy, на которое ссылается адвокат обвиняемого, здесь неприменимо. Г-н Киприану также выразил свою озабоченность, как старший юрисконсульт Республики, в связи с возможными случаями, такими как настоящее дело, когда один человек совершает несколько убийств, но получает только один срок тюремного заключения длительностью пятнадцать или двадцать лет.

По нашему мнению, ни г-н Киприану, ни г-н Клиридис не трактуют этот юридический вопрос правильно.

...

На основании всего сказанного Лордом Паркером [в деле R v. Foy (1962) 2 All E.R. 246], пожизненное лишение свободы означает лишение свободы на оставшуюся часть жизни заявителя. Соответственно, и поскольку обвиняемый был приговорен к пожизненному заключению, за этим приговором не может следовать никакой другой. Г-н Клиридис предполагает, однако, что суд должен принять такое решение, потому что он также учитывает Правила 1987 года и обеспокоен тем, что, поскольку эти Правила вступили в силу, обвиняемый, возможно, будет выпущен через пятнадцать лет, и, таким образом, ему не грозит отбытие другого срока заключения в течение пятнадцати-двадцати лет, если второй приговор последует за первым.

Статья 12 §1 Конституции предусматривает, что суд не может назначить более длительный срок заключения, чем это предусмотрено законом на момент совершения преступления. Уголовный кодекс действительно предусматривает, что приговор к пожизненному заключению является обязательным и единственным приговором по обвинениям в умышленном убийстве. По нашему мнению, приговор «пожизненное заключение» означает именно то, что означают эти простые греческие слова, то есть лишение свободы на оставшуюся часть биологического существования осужденного. Эта интерпретация была также дана Апелляционным судом Англии в деле R v. Foy... Как мы уже говорили, статья 203(2) Уголовного кодекса является единственным положением о назначении наказания в виде пожизненного лишения свободы в качестве обязательного, и соответствует положениям статьи 53 §3 Конституции. Правила 1987 года были составлены на основе Закона о тюремной дисциплине (гл. 286), который до сих пор применяется на основании положений Конституции, хотя он был принят тогда, когда Кипр стал английской колонией. Положения этого закона, однако, должны применяться таким образом, чтобы они соответствовали явным положениям Конституции. Нам интересно, являются ли эти правила неконституционными, и является ли интерпретация термина «пожизненное заключение» в Конституции и Уголовном кодексе, означающая «двадцать лет», произвольной. Мы говорим «нам интересно», поскольку этот вопрос перед нами не ставился, и, таким образом, мы не имеем права высказывать свое мнение по этому вопросу в рамках этой процедуры. Однако здесь следует отметить еще одну вещь: создается впечатление, что составители Правил, даже если они являются действительными, не заметили специального положения статьи 11 указанного Закона (гл. 286), которое касается жизни заключенных и предусматривает, что они могут быть освобождены под расписку по решению «губернатора», которое может быть отменено. В вышеупомянутом законе специально предусмотрено, что пожизненное заключение должно продолжаться в течение жизни, по аналогии с английской правовой системой. Вот почему Лорд Паркер сказал слова, которые мы цитировали выше. Возникает еще один вопрос, пусть даже для целей научных дискуссий: насколько закон или нормативный акт может предусматривать сокращение, приостановление или смягчение приговора с точки зрения четких положений статьи 53 §4 Конституции, которая наделяет такими полномочиями Президента Республики с согласия Генерального прокурора.

Судебным прецедентом было установлено, что, когда суд назначает наказание, он не должен принимать во внимание правила, даже когда они применимы, которые позволяют сократить приговор, если осужденный демонстрирует хорошее поведение. Правила 1987 года были составлены для того, чтобы служить целям, которых суд никак не касается при вынесении приговора, и которые устанавливаются на основании норм действующего законодательства и Конституции. Поэтому компетентные органы, когда и если вопрос поднимается в соответствующее время, должны принимать во внимание то, что мы уже упоминали выше в виде юридических наблюдений. Мы уже вынесли обвиняемому приговор, предусмотренный законом, то есть пожизненное заключение, и нам больше нечего добавить».

48. 16 октября 1991 года, в письме на имя Директора тюрем, через Генерального директора Министерства юстиции, Генеральный прокурор заявил в отношении заключенного г-на Йиурукиса следующее:

«В ответ на Ваше письмо от 26 сентября 1991 года и материалы дела № F162/2/a, сообщаю Вам, что осужденный Андреас Аристодиму Йиурукис, которого касается Ваше письмо, был приговорен к пожизненному заключению судом присяжных Никосии 5 февраля 1988 года по уголовному делу № 31175/87, и в постановлении суда присяжных было указано, что этот приговор означает лишение свободы на всю оставшуюся биологическую жизнь.

Этот правовой подход, касающийся природы пожизненного заключения, был также использован 10 марта 1989 года судом присяжных Лимассола в деле № 23069/87.

В связи с вышеизложенным, продолжительность лишения свободы в случае вынесения приговора в виде пожизненного заключения не определяется и не уменьшается в соответствии с Правилом 2 и Правилом 93(1) Тюремных правил (общих) 1981 и 1987 годов соответственно, но приговор может быть сокращен или приостановлен Президентом Республики, в соответствии со статьей 53 §4 Конституции, который, при осуществлении своих полномочий, может учитывать, среди прочего, дух вышеупомянутых Правил 2 и 93(1)».

49. 2 января 1992 года, в письме на имя Генерального директора Министерства юстиции, Генеральный прокурор заявил в отношении заключенного г-на Йиурукиса следующее:

«В ответ на Ваше письмо от 3 декабря 1991 года и материалы дела № Y D. 12.7.01 в отношении продолжительности пожизненного заключения осужденного Андреаса Аристодиму Йиурукиса, я отмечаю:

...

В настоящем деле суд присяжных Никосии, приговорив вышеупомянутого осужденного к наказанию в виде пожизненного лишения свободы, интерпретировал статью 203(2) Уголовного кодекса, гл. 154 (с изменениями, внесенными для этой цели Законом № 86/83) и постановил, что пожизненное лишение свободы означает лишение свободы на всю оставшуюся часть биологического существования осужденного. Следовательно, существует решение суда в отношении срока наказания конкретного осужденного, которое не было отменено по апелляции, имеет обязательную силу и является обязательным для всех органов власти Республики.

Интерпретация соответствующего положения Уголовного кодекса, данная судом присяжных Никосии, была позднее поддержана... судом присяжных Лимассола, и так как это толкование не было оспорено другим судом присяжных и не было отменено Верховным судом, оно должно считаться правильным судебным толкованием настоящего положения уголовного кодекса и применяться в будущем во всех делах, когда обвиняемый приговаривается к пожизненному заключению, даже если в судебном решении не будет указано, что такое лишение свободы означает лишение свободы на всю оставшуюся часть биологического существования.

...

Никакие вопросы, связанные с неравным обращением с заключенными, отбывающими наказание в виде пожизненного лишения свободы, по сравнению с заключенными, отбывающими наказание в виде более коротких сроков, не могут возникать, поскольку приговор к пожизненному заключению, по своей природе, в корне отличается от любого другого лишения свободы, а проблемы неравного обращения могут возникнуть только при сравнении похожих явлений.

Кроме того, нет возможности применения подзаконных актов, таких, как Тюремные правила (общие) 1981 и 1987 годов, если это противоречит первичному законодательству, такому как соответствующие положения Уголовного кодекса. Именно поэтому, там, где указанные правила конфликтуют с соответствующим положением Уголовного кодекса, как оно было интерпретировано судом, они не могут применяться.

...

...Если Президент Республики, совместно с Генеральным прокурором, рассматривает возможность освобождения от наказания в соответствии со статьей 53 §4 Конституции, в делах, когда осужденный отбывает наказание в виде пожизненного заключения, он должен иметь в виду, что приговор, если он не будет сокращен, означает лишение свободы на оставшуюся часть биологического существования осужденного, и должен действовать соответствующим образом в свете обстоятельств дела».

50. 9 октября 1992 года Верховный суд (первая инстанция) в деле Hadjisavvas v. the Republic of Cyprus (см. пункт 19 выше) признал Правила неконституционными и ultra vires. В этом деле подсудимый был также признан виновным в умышленном убийстве и приговорен к пожизненному заключению. Он подал заявление habeas corpus в Верховный суд, когда он не был освобожден в день, указанный ему тюремными властями. Верховный суд отклонил его ходатайство и подтвердил, что термин «пожизненное заключение» в соответствии с Уголовным кодексом означает лишение свободы на оставшуюся часть жизни осужденного. В частности, суд заявил:

«Уголовный кодекс предусматривает обязательное наказание за умышленное убийство: «...приговор к пожизненному заключению (см. статью 203(2) Уголовного кодекса в редакции Закона № 86/83). Конституционность этого положения была рассмотрена в деле Politis v. Republic (1987) 2 C.L.R. 116, и оно было признано правильным в свете положений статей 7 §2 и 12 §3 Конституции. Приговор к пожизненному заключению не приравнивается законом к тюремному заключению на любой срок, ни когда он выносится в качестве обязательного наказания на основании статьи 203(2), ни когда он выносится в качестве дискреционной меры в соответствии со статьей 29 Уголовного кодекса, гл. 154. В любом случае это будет противоречить положениям этих двух статей Уголовного кодекса, так как пожизненное лишение свободы является обязательным наказанием за умышленное убий­ство, тогда как для целей статьи 29, согласно которой пожизненное заключение является дискреционной мерой, суд имеет право по своему усмотрению выносить приговор более на короткий срок. Лишение свободы на срок короче пожизненного может превышать двадцатилетний срок, к которому приравнивается пожизненное заключение на основании Правила 2 Тюремных правил. В деле Georghios Aristidou v. Republic (1967) 2 C.L.R. 43 Апелляционный суд назначил наказание в виде лишения свободы на двадцать пять лет после замены обвинения апеллянта в умышленном убийстве на обвинение в непредумышленном убийстве.

Г-н Пургуридес [адвокат заявителя] предположил, что принятие Тюремных правил (общих) (поправки) 1987 года (нормативный административный акт 76/87) Советом Министров с одобрения Парламента, как это предусмотрено соответствующим Законом о представлении в Палату представителей постановлений, издаваемых в соответ­ствии с Законом 1985 года (№ 51/85) и Законом о тюремной дисциплине (поправки) 1983 года (№ 85/83), привело к внесению поправок в соответствующие положения уголовного Кодекса, так что приговор к пожизненному заключению стал означать лишение свободы только на двадцать лет. В поддержку своей позиции он сослался на Bennion, Statutory Interpretation, 2-е издание, стр. 154-55, где говорится, что в Соединенном Королевстве внесение поправок в подзаконные акты парламентом влечет за собой их превращение в основное законодательство.

Это предположение не учитывает:

(a)         тот факт, что тюремные правила создавались в рамках полномочий, предоставленных Законом о тюремной дисциплине, а не на основе Уголовного кодекса;

(b)         прямую связь между Правилами 1987 года и полномочиями, предоставленными статьей 4 гл. 286, а также тот факт, что полномочия на их создание вытекали исключительно из положений этого закона;

(c)          четкое разделение полномочий, существующее на Кипре, и ограничение права исполнительной власти принимать подзаконные акты на основании явных полномочий, установленных в основном законодательстве (см. Police v. Hondrou & Another, 3 R.S.C.C. 82; Malachtou v. Attorney-General (1981) 1 C.L.R. 543, and Payiatas v. Republic(1984) 3 C.L.R. 1239).

Принятие позиции г-на Пургуридеса могло бы повлечь, в частности, вовлечение исполнительной власти в принятие основного законодательства в нарушение статьи 61 Конституции и принципа разделения властей. В President of Republic v. House of Representatives (1985) 3 C.L.R. 2165 и President of Republic v. Houseof Representatives (1986) 3 C.L.R. 1159, он отметил, что участие парламента в создании подзаконных актов не превращает их в основное законодательство.

В Republic v. Sampson (гражданский иск 8532, решение от 26 сентября 1991 года) полный состав Верховного суда имел возможность изучить правовой статус тюремных правил по отношению к основополагающему закону, Закону о тюремной дисциплине, гл. 286. В начале мы отметили, что этот закон был принят в 1879 году и, как и любые другие колониальные законы, которые действовали на момент провозглашения Республики, положения гл. 286 остались применимыми, при корректировке с целью «соответствия Конституции в должной степени» (статья 188 §1 Конституция). Эта корректировка, как мы уже указывали, находится в компетенции судебных органов (см., в частности, Diagoras Development v National Bank (1985) 1 C.L.R. 581, и United Pibles Societies (Gulf) v. Hadjikakou (гражданский иск 7413, решение от 28 мая 1990 года).

Корректировка положений гл. 286 обеспечивает ее совместимость с принципом разделения властей, который означает судебную власть в лице единственного судьи для наказания преступников (см., в частности, Politis (cited above) and The District Officer of Nicosia v. Hadjiyiannis, R.S.C.C. 79; The District Officer of Famagusta v. Demetra Panayiotou Antoni, 1R.S.C.C.84; The Superintendent Gendarmerie of Lefka v. Christodoulos Antoni Hadjiyianni, 2 R.S.C.C. 21; Morphou Gendarmerie v. Andreas Demetri Englezos, 3 R.S.C.C.7; The District Officer of Nicosia v. Michael Ktori Palis, 3 R.S.C.C. 27; The District Officer of Famagusta v. Michael Themistocli and Another, 3 R.S.C.C. 47; Nicosia Police v. Djemal Ahmet, 3 R.S.C.C. 50; The District Officer of Kyrenia v. Adem Salih, 3 R.S.C.C. 69; Miliotis v. The Police (1975) 7 J.S.C. 933).

Следовательно, поскольку статья 4, в сочетании со статьей 9, гл. 286 наделяла несудебный орган полномочиями определять продолжительность тюремного заключения, она противоречила Конституции и перестала быть действительной после провозглашения Республики. Кроме того, наделение Директора тюрем полномочиями сокращать приговор за хорошее поведение и добросовестный труд, в соответствии с Правилом 93, противоречит принципу разделения властей, который исключает участие исполнительного или административного органа в определении наказания правонарушителя. Единственным органом, который, согласно Конституции, может приостановить или сократить тюремный срок, является Президент Республики, действующий совместно с Генеральным прокурором. Рассмотрение полномочий принимать подзаконные акты, предусмотренных статьями 4 и 9 гл. 286, непосредственно не требуется в данном деле, так как ни одно из этих двух положений не касается отбывания наказания в виде пожизненного лишения свободы. Отбытие пожизненного заключения специально регулируется положениями статьи 11 гл. 286, из которой следует, что пожизненное лишение свободы означает лишение свободы на оставшуюся часть жизни осужденного, с учетом предоставленного Президенту Республики права сократить срок на период времени, который может быть установлен для освобождения осужденного под расписку. Статья 11 гл. 286 соответствует Конституции и сохранила свою силу после провозглашения Республики, поскольку она согласуется с полномочиями, возложенными на Президента Республики согласно статье 53 §4 Конституции».

51. Таким образом, Верховный Суд пришел к выводу, что не было показано, что господин Хаджисаввас должен был быть освобожден в указанный или любой последующий день, и, следовательно, апелляция habeas corpus была отклонена.

52. В 1993 году девять пожизненно заключенных (восемь из которых отбывали обязательное пожизненное заключение, и один — дискреционное пожизненное заключение) были освобождены на основании статьи 53 §4 Конституции. Их приговоры были заменены лишением свободы на срок двадцать лет, а затем сокращены, чтобы обеспечить их немедленное освобождение. Все эти заключенные были освобождены в соответ­ствии с одной и той же процедурой. Приведенный ниже пример касается одного из этих заключенных:

53. В письме от 28 сентября 1993 года на имя Президента Республики, Генеральный прокурор Республики заявил в отношении одного из пожизненно заключенных:

«Уважаемый господин Президент,

Анастасис Савва Политис (заключенный № 7035 Центральных тюрем) был приговорен судом присяжных Никосии к пожизненному заключению за умышленное убийство.

На основании действующих Тюремных правил (общих) 1981 и 1987 года, было решено, что пожизненное заключение приравнивается к лишению свободы на двадцать лет, и заключенному было объявлено, на следующий день после провозглашения приговора, что его приговор представляет собой двадцать лет лишения свободы, начиная с 26 декабря 1986 года.

В то же время его срок был сокращен до восьми лет лишения свободы в связи с президентской амнистией в отношении одной пятой приговора (четыре года), по случаю избрания нового Президента Республики в 1988 году, и в связи с сокращением срока заключения до восьми лет за хорошее поведение и добросовестный труд, в соответствии с Тюремными правилами (общими), и дата его освобождения была определена как 25 декабря 1994 года.

5 февраля 1988 года суд присяжных Никосии, в другом деле, постановил, что пожизненное заключение распространяется на оставшуюся часть биологического существования осужденного, и, соответственно, 29 января 1992 года я выразил мнение, что в таком случае соответствующие Правила не могут быть применены таким образом, чтобы автоматически сократить пожизненное заключение до двадцати лет лишения свободы.

В свете всего вышесказанного, я полагаю, что приговор этого осужденного должен быть заменен на тюремное заключение в течение двадцати лет и сокращен на четыре года на основании президентской амнистии 1988 года, а также на такой дополнительный срок, чтобы он мог быть немедленно освобожден.

Пожизненные заключенные Андреас Сотириу Лемонас, Димитрис Хаджисаввас и Димитрис Милиотис подверглись такой же процедуре, первые двое — в апреле 1993 года, а последний — недавно.

Я пользуюсь этой возможностью, чтобы предложить, по гуманитарным соображениям, чтобы приговоры всех пожизненно заключенных, чья дата освобождения, установленная на основании Тюремных правил (общих) 1981 и 1987 годов, приходится на 1993 и 1994 годы, были заменены на двадцать лет тюремного заключения и сокращены таким образом, чтобы они могли быть освобождены немедленно, а не находились в состоянии мучительной неопределенности, подпадут ли они, в конце концов, под эту процедуру.

Исходя из вышеупомянутых Правил, следующая дата освобождения пожизненно заключенного назначается на 2000 год.

Если Вы согласны с моим предложением, соответствующий приказ для Вашего подписания прилагается».

54. 28 сентября 1993 года Президент Республики заявил в отношении этого пожизненно заключенного:

«Поскольку осужденный Анастасис Саввас Политис (№ 7036) 27 января 1987 года был приговорен судом присяжных Никосии к пожизненному заключению за умышленное убийство по уголовному делу № 537/87, и

Поскольку Генеральный прокурор Республики, принимая во внимание особые обстоятельства дела, рекомендовал, на основании статьи 53 §4 Конституции, смягчить приговор до лишения свободы на двадцать лет и сократить его таким образом, чтобы заключенный мог быть немедленно освобожден;

По этой причине, по рекомендации Генерального прокурора Республики, настоящим Приказом, на основании статьи 53 §4 Конституции, приговор осужденного будет заменен на лишение свободы на срок двадцать лет и сокращен таким образом, чтобы заключенный мог быть немедленно освобожден».

55. 29 сентября 1993 года было провозглашено решение об освобождении шести пожизненно заключенных, соответствующая часть которого гласила:

«Президент Республики, на основании соответствующих рекомендаций Генерального прокурора Республики, и по поводу первой годовщины независимости Республики Кипр во время его президентского срока, решил сократить приговоры, для немедленного освобождения, следующих пожизненно заключенных, которые, если бы их приговоры оценивались как лишение свободы на двадцать лет, были бы освобождены в 1993 или 1994 годах:

Ян Майкл Дэвисон

Абдель Хаким Саадо Эль-Халифа

Халет Абдель Кадер Эль Хатиб

Саадельдин Мохаммад Идресс

Ахиллеас Георгиу Авраам

Анастасис Савва Политис».

6.         Закон о тюрьмах 1996 года (Закон № 62(I)/96), с поправками

56. 3 мая 1996 года был принят Закон о тюрьмах 1996 года (Закон № 62(I)/96), который отменил и заменил Закон о тюремной дисциплине (гл. 286).

57. Соответствующая часть статьи 9(1), регулирующей освобождение заключенных, гласит:

«Ни один заключенный, отбывающий наказание в виде лишения свободы, не может быть освобожден, пока он не отбыл наказание в соответствии с положениями настоящего Закона, за исключением случаев, предусмотренных статьей 53 §4 Конституции Республики или любым другим действующим законом».

58. Статья 12(1) Закона о тюрьмах 1996 года предусматривает, что, за исключением лиц, отбывающих пожизненное заключение, приговор может быть сокращен, если заключенный демонстрирует хорошее поведение и добросовестный труд. Соответствующая часть этой статьи гласит:

«В соответствии с положениями настоящего Закона, лицу, отбывающему тюремное заключение, может быть предоставлено сокращение срока заключения, если оно демонстрирует хорошее поведение и добросовестный труд, за исключением пожизненно заключенных».

59. Статья 14 Закона (с изменениями, внесенными Законом № 12(I)/97), регулирующая условное освобождение заключенных, гласит:

«1. В соответствии с положениями Конституции, Президент Республики, с согласия Генерального прокурора Республики, может издать указ об условном освобождении заключенного в любое время.

2.  Заключенный, условно освобожденный в силу этого положения, может до истечения своего срока находиться под наблюдением и надзором со стороны лица, назначенного указом об условно-досрочном освобождении, и должен соблюдать любые другие условия и ограничения, изложенные в этом указе.

3.  Президент Республики, с согласия Генерального прокурора Республики, может в любое время, посредством нового указа, изменить или аннулировать условия и ограничения, содержащиеся в указе, изданном в соответствии с п. 1 выше.

4.  Если до истечения срока приговора заключенного, освобожденного в соответствии с вышеописанной процедурой, Президент Республики, при согласовании с Генеральным прокурором Республики, считает, что это лицо не выполнило любые условия или ограничения, изложенные в указе, он может издать новый указ об отмене условно-досрочного освобождения осужденного и его возвращении в тюрьму для отбытия оставшейся части заключения.

5.  После возвращения осужденного в тюрьму, он может иметь право на льготы, предусмотренные статьей 12 настоящего Закона, только по истечении одного года, начиная с даты его возвращения в тюрьму, и при условии, что в течение этого года он продемонстрировал добросовестный труд и хорошее поведение.

6.  Период с момента издания указа об освобождении заключенного на основании настоящей статьи до даты его возвращения не включается в срок лишения свободы, отбываемого заключенным.

7.  Заключенный, нарушивший указ об отмене его освобождения, считается лицом, скрывающимся от законного заключения под стражу».

C. Дополнительные соответствующие положения Конституции

60. Соответствующие положения Конституции гласят.

1.         Часть II: Основные права и свободы

Статья 7 §2

«Никто не может быть лишен жизни, за исключением исполнения наказания, наложенного решением компетентного суда за преступление, за которое законом предусмотрено такое наказание. Закон может предусматривать такое наказание лишь в случаях преднамеренного убийства, измены Родине, пиратства согласно трактовке международного права, а также проступков, караемых смертной казнью согласно военно-уголовному законодательству».

Статья 8

«Никто не может быть подвергнут пыткам, бесчеловечному и унизительному наказанию или обращению».

Статья 12§1

«Никто не может быть обвинен в каком-либо преступлении, связанном с действием или бездействием, которое не являлось преступлением на момент его совершения; никто не подвергается за какое-либо правонарушение такому наказанию, которое было бы более строгим, чем то, которое предусматривалось законом, действовавшим на момент его совершения».

Статья 12 §3

«Закон не может предусматривать наказание, не соответствующее тяжести преступления».

2.         Часть IX: О Верховном Конституционном суде

Статья 144

«1. Любая из сторон, участвующих в конфликте, имеет право на любой стадии разбирательства, включая судопроизводство в апелляционной инстанции, возбудить дело о несоответствии закона, постановления или определенного их положения Конституции, если этот закон, постановление или положение имеют существенное значение для выяснения рассматриваемого Судом дела. Суд, перед которым возбуждается такой вопрос, обязан немедленно передать дело Верховному Конституционному суду и приостановить продолжение судопроизводства до тех пор, пока Верховный Конституционный суд не вынесет свое решение по этому вопросу.

2. Заслушав стороны, участвующие в конфликте, Верховный Конституционный суд разбирает переданное ему дело и выносит свое решение, направляя его тому суду, который передал возбужденное дело на рассмотрение Верховного Конституционного суда.

3. Решение, вынесенное Верховным Конституционным судом в соответствии с пунктом 2 настоящей статьи, является обязательным как для обратившегося с запросом в Суд, так и для противоположной стороны, и, если такое решение признает, что закон, постановление или определенное их положение действительно противоречат Конституции, это влечет за собой приостановление в данном судебном процессе применения оспариваемого закона, постановления или определенного положения».

3.         Часть VI: О независимых должностных лицах Республики

61. В соответствии с Конституцией Генеральный прокурор является независимым должностным лицом Республики. Соответствующие части статьи 112 Конституции гласят:

«1. Президент и вице-президент Республики совместно назначают двух лиц из числа обладающих качествами, требуемыми для назначения на должность членов Верховного суда: одного — на должность Генерального прокурора Республики и другого — на должность заместителя Генерального прокурора Республики.

     ...

2.  Генеральный прокурор Республики возглавляет юридическую службу Республики, а заместитель Генерального прокурора является в ней вторым лицом. Юридическая служба Республики независима и не подчиняется какому-либо министерству.

     ...

4.  Генеральный прокурор Республики и заместитель Генерального прокурора Республики являются членами постоянной юридиче­ской службы Республики и ведут свою работу в том же порядке, что и члены Верховного суда, кроме его председателя; их увольнение осуществляется так же, как увольнение упомянутых судей.

     ...»

62. В соответствии со статьей 113 Конституции, Генеральный прокурор является юридическим советником Республики и Президента:

«1.         Генеральный прокурор Республики, пользующийся помощью заместителя Генерального прокурора Республики, является юридическим консультантом Республики, Президента Республики, вице-президента Республики, Совета министров и министров, а также осуществляет любую другую власть, любые другие действия, и выполняет другие обязанности, определенные или возлагаемые на него Конституцией или законом.

2.  Генеральный прокурор Республики обладает полномочиями по собственному усмотрению возбуждать в интересах Республики, вести, передавать, возобновлять или прекращать судебное дело против любого лица в Республике за любое правонарушение. Такая власть осуществляется либо самим Генеральным прокурором Республики, либо должностными лицами, подчиняющимися ему и действующими в силу и согласно его распоряжениям».

D. Выдержки из официального доклада Уполномоченного
по административным вопросам (омбудсмена) Республики Кипр
о пенитенциарной системе Кипра и условиях содержания
под стражей в Центральных тюрьмах от 26 мая 2004 года

63. В своем докладе уполномоченный по административным вопросам рассмотрела, в частности, вопросы, касающиеся пожизненного заключения. В этом контексте она изучила ситуацию в других государ­ствах-членах Совета Европы, главным образом в Великобритании, Греции и Франции, в сравнении с Кипром. В частности, она заявила:

«...

Пожизненное заключение

79.         В настоящее время в Центральных тюрьмах содержатся двенадцать заключенных, которые были приговорены к пожизненному заключению. Вопрос о пожизненном лишении свободы, в свете действующего режима, в настоящее время обсуждается в Палате представителей и в компетентном комитете под эгидой Мини­стерства юстиции и общественного порядка, у которого также имеются инициативы по данному вопросу. Центральным компонентом этого процесса в настоящее время является регулирование законом пожизненного заключения таким образом, чтобы лица, отбывающие пожизненное заключение, могли быть освобождены после отбытия значительной части срока заключения, после соответствующего обращения и подготовки. Высказываются замечания по поводу конституционности такого регулирования.

80.         Я придерживаюсь мнения, что регулирование законом этого вопроса допускается Конституцией. Это не порядок предоставления помилования, а регулирование отбывания наказания, которое никоим образом не противоречит праву Президента Республики сокращать, смягчать или приостанавливать приговоры в силу статьи 53 §4. В соответствии с принципом разделения властей, регулирование законом этого вопроса может включать в себя, в случае назначения судом наказания в виде пожизненного лишения свободы, расширение прав и возможностей этого суда устанавливать минимальный срок заключения, которое необходимо отбыть перед рассмотрением вопроса о возможности условно-досрочного освобождения заключенного. Я придерживаюсь мнения, что этот минимальный срок не должен превышать 20-25 лет. В рамках предлагаемого регулирования может быть создан комитет с правом совещательного голоса, который, на основании принятых критериев и в соответствии с реабилитационным прогрессом каждого заключенного, отбывающего пожизненное заключение, а также с учетом конкретных обстоятельств каждого дела, сможет рекомендовать условное освобождение.

     ...

Выводы — рекомендации — предложения

     ...

— В отношении вопроса об осужденных, отбывающих пожизненное заключение, я считаю необходимым ускорить процесс законодательного урегулирования этого вопроса таким образом, чтобы был установлен минимальный срок отбытия наказания, который не будет превышать двадцати-двадцати пяти лет, по истечении которых и в зависимости от обстоятельств каждого дела, может быть рассмотрена возможность условного освобождения осужденного, отбывающего пожизненное заключение.

     ...»

E. Применение Правил 1981 и 1987 годов
исполнительными и административными органами
и юридическая сила Правила 93

64. Ниже кратко изложена информация, полученная от Правительства в контексте настоящего разбирательства в отношении внутреннего законодательства, касающегося применения и законности Правил 1981 и 1987 годов.

65. До решения Верховного суда по делу Hadjisavvas v. the Republic of Cyprus (см. пункты 19, 50 и 51 выше), Правила, в частности Правила 2 и 93, интерпретировались исполнительными и административными органами Республики, в том числе пенитенциарной службой, как предусматривающие максимальный срок двадцать лет, который должен отбыть любой приговоренный к пожизненному заключению. После вступления в силу Правил, из срока заключения, отбываемого любым приговоренным к пожизненному лишению свободы, будут автоматически вычитаться пять лет, благодаря сокращению срока в соответствии с Правилом 93. Этот пятилетний период может быть уменьшен вследствие плохого поведения заключенного. Исполнительные и административные органы Республики, в том числе пенитенциарная служба, считали, что плохое поведение заключенного не может привести к лишению его свободы на срок более двадцати лет. На самом деле, из-за очень ограниченного числа пожизненно заключенных на Кипре, а также даты их осуждения, ни один пожизненно заключенный не достиг времени, когда эти положения были непосредственно применены для его освобождения. Освобождение девяти пожизненно заключенных в 1993 году было осуществлено в соответствии со статьей 53 §4 Конституции с учетом того, как действовали бы Правила в их случае.

66. В своем решении по делу Hadjisavvas, Верховный суд объявил Правило 93 неконституционным и ultra vires по отношению к соответ­ствующему основному законодательству, а именно Закону о тюремной дисциплине. В соответствии с национальным законодательством Кипра, в производстве по делу, где одной из сторон был поднят вопрос о конституционности подзаконных актов, решение суда вступило в силу только в отношении конкретного предмета разбирательства. Таким образом, решение Верховного суда по делу Hadjisavvas, в котором вопрос о конституционности Правила 93 был поднят в качестве дополнения к апелляции habeas corpus господина Хаджисавваса, касалось только законности его содержания под стражей. Из статьи 144 §3 Конституции также следует, что упомянутое решение не объявляет Правило 93 неконституционным и недействительным по отношению к лицам, не являющимся сторонами в этом деле. Другими словами, это решение не привело к признанию Правила 93 недействительным по отношению к другим лицам.

67. Поскольку решение Верховного суда в Hadjisavvas было обязательным для сторон в деле, в том числе исполнительных и административных органов Республики, Правило 93 не могло после этого законно применяться указанными органами. Тем не менее, решение не может иметь обратной силы, например, ставить под сомнение обоснованность Правила 93 при его применении в прошлом к другим лицам. Таким образом, признание Правила 93 неконституционным и ultra vires Верховным судом в 1992 году не имело ретроспективного эффекта, такого как признание Правила недей­ствительным ab initio для любых целей. Это решение, например, не сделало незаконными любые действия, предпринятые в соответствии с Правилом 93 между датой его вступления в силу и решением по делу Hadjisavvas. Соответственно, на момент совершения заявителем преступления в июле 1987 года или на момент признания его виновным в марте 1989 года, Правило 93 не могло быть недействительным или лишенным юридической силы в отношении заявителя. После решения Hadjisavvas, однако, административные и исполнительные органы Республики не могли законно действовать в соответствии с Правилом 93, рассматривая его как средство для сокращения пожизненного заключения до максимального срока лишения свободы на двадцать лет, так как это противоречило бы Конституции, согласно авторитетной интерпретации Верховного суда в этом решении.

III. МЕЖДУНАРОДНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

A. Выдержки из соответствующих документов Совета Европы

1. Документы, принятые Комитетом министров Совета Европы

68. Статья 21 Конвенции Совета Европы о предупреждении терроризма гласит:

Статья 21 — Положение о дискриминации

«...

3.  Ничто в настоящей Конвенции не должно толковаться как налагающее обязательство о выдаче, если лицо, к которому относится просьба о выдаче, может быть приговорено к смертной казни, или в случае, если законодательство запрашиваемой Стороны не предусматривает пожизненного заключения, к пожизненному заключению без возможности условно-досрочного освобождения, за исключением случаев, когда согласно применимым договорам о выдаче запрашиваемая Сторона обязана осуществить выдачу, если запрашивающая Сторона предоставляет гарантию того, что смертная казнь не будет назначена или, в случае ее назначения в качестве наказания, не будет приведена в исполнение, или что это лицо не подвергнется пожизненному заключению без возможности условно-досрочного освобождения, и запрашиваемая Сторона сочтет такую гарантию достаточной».

69. Вопросы, связанные с длительными срокам лишения свободы и условно-досрочным освобождением были рассмотрены Комитетом Министров еще в 1976 году, когда он принял резолюцию (76)2 об обращении с заключенными на длительные сроки лишения свободы от 17 февраля 1976 года (на 254-м заседании Заместителей Министров):

«Комитет министров,

...

I.  Рекомендует правительствам стран-членов:

...

9) гарантировать, что дела всех заключенных будут рассмотрены как можно раньше, чтобы определить, может ли к ним быть применено условное освобождение или нет;

10) предоставлять заключенным условное освобождение, в соответствии с установленными требованиями относительно отбытого срока, в случае, если может быть сделан благоприятный прогноз;

11) применять к пожизненно заключенным те же принципы, что применяются к заключенным с длительными сроками заключения;

12) проводить пересмотр приговоров к пожизненному заключению, как указано в п. 9, если это не было сделано ранее, в период с восьмого по четырнадцатый год заключения, и в дальнейшем проводить его c регулярными интервалами;

...»

70. В своем общем докладе подкомитет, ответственный за создание Резолюции, заявил:

«...бесчеловечно сажать в тюрьму человека на всю жизнь без надежды на освобождение. Политика предупреждения преступности, принимающая пожизненное лишение свободы, даже если человек более не опасен для общества, была бы несовместима ни с современными принципами обращения с заключенными во время исполнения приговора, ни с идеей реинтеграции правонарушителей в общество. Никто не должен быть лишен шанса на освобождение. То, насколько этот шанс может быть реализован, должно зависеть от индивидуального прогноза».

71. 30 сентября 1999 года Комитет министров принял Рекомендацию № R(99)22 в отношении переполненности тюрем и увеличения числа заключенных в тюрьмах (принята на 681-м заседании Заместителей Министров), соответствующая часть которой гласит:

«...

23.         Следует поощрять разработку мер, уменьшающих фактическую продолжительность заключения, отдавая предпочтение индивидуальным мерам, таким как условно-досрочное освобождение, по сравнению с коллективными мерами борьбы с переполненностью тюрем (амнистиями, коллективными помилованиями) .

24.         Условно-досрочное освобождение должно рассматриваться как одна из наиболее эффективных и конструктивных мер, которая не только уменьшает срок лишения свободы, но и вносит сущест­венный вклад в планируемое возвращение правонарушителя в общество.

25.         В целях поощрения и расширения использования условно-досрочного освобождения, должны быть созданы лучшие условия для поддержки правонарушителей, помощи и контроля в обществе, не в последнюю очередь для того, чтобы компетентные судебные или административные органы рассматривали эту меру как достойный и ответственный вариант.

26.         Эффективные программы обращения с заключенными во время содержания под стражей, а также наблюдения и обращения после освобождения, должны разрабатываться и осуществляться таким образом, чтобы облегчить возвращение правонарушителей в общество, уменьшить число рецидивов, обеспечить общественную безопасность и защиту, и дать судьям и прокурорам уверенность в том, что меры, направленные на уменьшение фактической продолжительности отбывания наказания, и общественные санкции и меры являются конструктивным и ответственным вариантом.

...»

72. 24 сентября 2003 года Комитет министров принял Рекомендацию Rec (2003) 22 об условно-досрочном освобождении (на 853-м заседании Заместителей Министров), соответствующая часть которой гласит:

«Комитет министров в соответствии с положениями статьи 15 «b» Устава Совета Европы:

— считая, что интересам государств-членов Совета Европы отвечает установление общих принципов исполнения наказаний, связанных с лишением свободы, имеющее целью укрепление международного сотрудничества в этой сфере;

— признавая, что условно-досрочное освобождение является одним из самых эффективных и действенных способов предупреждения повторного совершения преступлений, способствующих возвращению заключенного в общество путем его планомерной и контролируемой ресоциализации;

— считая, что условно-досрочное освобождение должно применяться с учетом конкретных обстоятельств дела и соответствовать принципам справедливости и законности;

     ...

— считая поэтому, что желательно уменьшить назначаемые судом сроки лишения свободы насколько это возможно, и важным способом выполнения этой цели является условно-досрочное освобождение до отбытия заключенным полного срока своего наказания;

— признавая, что для принятия мер по условно-досрочному освобождению требуется поддержка политических деятелей, государ­ственных служащих, судей, прокуроров, адвокатов и остальной части общества, а для этого необходимо предоставить им подробное объяснение причин сокращения сроков лишения свободы;

— принимая во внимание, что законодательство и практика по условно-досрочному освобождению должны соответствовать фундаментальным принципам правовых демократических государств, первоочередной целью которых является обеспечение прав человека в соответствии с Европейской конвенцией о защите прав человека и основных свобод и прецедентным правом органов, призванных применять Конвенцию;

            ...

— рекомендует правительствам государств-членов:

1) ввести в законодательство институт условно-досрочного освобождения, если данная мера до сих пор не предусмотрена в нем;

2) основывать свое законодательство, политику и практику по условно-досрочному освобождению на принципах, содержащихся в Приложении к настоящей Рекомендации;

3) обеспечить, чтобы настоящая Рекомендация об условно-досрочном освобождении и ее объяснительная часть были распространены как можно шире.

Приложение к Рекомендации Rec(2003)22

            ...

II. Общие принципы

3.  Условно-досрочное освобождение должно содействовать переходу заключенного от жизни в тюрьме к законопослушной жизни в обществе посредством наложения на него обязанностей, которые он должен соблюдать после освобождения, и осуществления контроля за ним, что способствовало бы достижению этой цели, защите общественной безопасности и сокращению уровня преступности в обществе.

4(a)        a) Чтобы уменьшить неблагоприятные последствия лишения свободы и способствовать возвращению заключенного в общество на условиях, гарантировавших бы безопасность общества, условно-досрочное освобождение должно быть по закону доступным каждому заключенному, в том числе лицам, осужденным к пожизненному лишению свободы.

4(b)        Если срок лишения свободы настолько мал, что условно-досрочное освобождение не представляется возможным, необходимо рассмотреть другие способы достижения указанных целей.

5.  В начале срока отбывания наказания заключенный должен знать либо когда у него появляется право ходатайствовать об условно-досрочном освобождении в связи с отбытием им минимального периода срока наказания (период может быть строго определен и/или установлен в пропорциональном отношении к общему сроку наказания), а также критерий, применяемый при принятии решения о возможности условно-досрочного освобождения («система дискреционного условно-досрочного освобождения»), либо когда у него появляется право на условно-досрочное освобождение в связи с отбытием строго определенного и/или установленного в пропорциональном отношении к общему сроку наказания периода («система обязательного условно-досрочного освобождения»).

6.  Минимальный или установленный период для условно-досрочного освобождения должен быть настолько долгим, чтобы могла быть достигнута цель условно-досрочного освобождения.

...

IV.         Применение условно-досрочного освобождения

Система дискреционного условно-досрочного освобождения

16.         Минимальный период, который должен отбыть заключенный, чтобы у него появилось право ходатайствовать об условно-досрочном освобождении, должен быть установлен в соответствии с законом.

17.         Соответствующие государственные органы должны возбудить процедуры, необходимые для того, чтобы решение об условно-досрочном освобождении было принято, как только заключенный отбыл минимальный период.

18.         Критерии, которым должен соответствовать заключенный, чтобы его освободили условно-досрочно должны быть очевидными и ясными. Также они должны быть реалистичны, то есть учитывать личность заключенного, социальную и экономическую ситуацию и доступность программ ресоциализации.

19.         Отсутствие возможностей для работы после освобождения не должно являться основанием для отказа или отсрочки условно-досрочного освобождения. Государственные органы должны попытаться найти другие виды деятельности для заключенного. Отсут­ствие постоянного жилища не должно являться основанием для отказа или отсрочки условно-досрочного освобождения, в таких случаях заключенному должно быть предоставлено временное жилище.

20.         Критерии для условно-досрочного освобождения должны применяться таким образом, чтобы могли быть освобождены условно-досрочно все заключенные, которые соответствуют минимальному уровню безопасности и могут стать законопослушными гражданами. Обязанность доказывания того, что заключенный не соответствует таким критериям, должна возлагаться на государ­ственные органы.

21.         Если распорядительный орган решает не применять условно-досрочное освобождение, он должен назначить дату следующего рассмотрения данного вопроса. В любом случае, у заключенного должно быть право повторного обращения в распорядительный орган, если его положение существенно и выгодно изменилось.

Система обязательного условно-досрочного освобождения

22.         Период, который должен отбыть заключенный, чтобы у него появилось право на условно-досрочное освобождение, должен быть установлен в законе.

...

VIII.       Процессуальные гарантии

32.         Решения о применении, отсрочке или отмене условно-досрочного освобождения, решения о наложении или изменении связанных с ним обязанностей и мер должны приниматься созданными на основании закона государственными органами в соответствии с процедурами, на которые распространяются следующие гарантии:

(a)     осужденному должно быть предоставлено право на личные обращения и на юридическую помощь в соответствии с законом;

(b)     распорядительный орган должен внимательно изучить все факты, в том числе утверждения, представленные осужденным в поддержку своего дела;

(c)     осужденный должен иметь достаточный доступ к материалам своего дела;

(d)     в решении должны содержаться основания его принятия, оно должно быть составлено в письменном виде.

33.         Осужденному должно быть предоставлено право подавать в вышестоящий независимый и беспристрастный распорядительный орган, созданный на основании закона, жалобы на содержание решения и на несоблюдение процессуальных гарантий.

34.         Процедура обжалования должна быть доступна также на стадии исполнения решения об условно-досрочном освобождении.

35.         Процедура обжалования должна соответствовать гарантиям, изложенным в правилах 13–19 Европейских правил об общественных санкциях и мерах.

36.         Положения пунктов 32–35 не должны толковаться как ограничения или отступления от любых прав, которые могут быть гарантированы в этой связи Европейской конвенцией по правам человека.

...»

73. 11 января 2006 года Комитет министров принял Rec(2006)2 о Европейских пенитенциарных правилах (на 952-м заседании Заместителей министров), соответствующая часть которой гласит:

«Часть VIII

Осуждённые заключённые

Цель режима для осуждённых заключённых

102.1 Помимо правил, применимых ко всем заключённым, режим для осуждённых заключённых должен быть направлен на то, чтобы они вели ответственный образ жизни без совершения преступлений.

102.2 Заключение с лишением свободы само по себе является наказанием, и, поэтому, режим для осуждённых заключённых не должен усугублять страдания, связанные с заключением».

2.  Соответствующие выдержки из докладов Комиссара по правам человека

(a)         доклад г-на Альваро Хиль-Роблес о его визите на Кипр 12 февраля 2004 года — Doc. CommDH(2004)2

«10.  Между тем, парламент принял поправки к Уголовному кодексу, позволяющие заменять тюремные сроки общественными работами. Министр юстиции также сообщил о текущих дискуссиях в правительстве, связанных с наказанием в виде пожизненного лишения свободы, с тем, чтобы сделать прекращение лишения свободы возможным при соблюдении определенных условий».

(b)         Последующий доклад по Кипру (2003–2005 гг.) «Оценка прогресса, достигнутого в выполнении рекомендаций Комиссара Совета Европы по правам человека» — Doc. CommDH(2006)12

«11.  В своем докладе об условиях содержания под стражей в Цент­ральной тюрьме в 2004 году, Омбудсмен подвергла критике интерпретацию кипрскими властями пожизненного заключения в виде лишения свободы на всю оставшуюся жизнь осужденного. В большинстве других государств-членов Совета Европы пожизненное заключение не влечет за собой лишение свободы на оставшуюся часть естественной жизни осужденного. Во время первого визита Комиссара в правительстве велись дискуссии о возможности прекращения пожизненного заключения при соблюдении определенных условий. Однако этот вопрос до сих пор не решен. Заместитель директора Центральной тюрьмы рассказал о трудностях при работе с осужденными, отбывающими пожизненное заключение (четырнадцать человек на момент визита Омбудсмена), как с точки зрения морали заключенных, так и с точки зрения безопасности. Обычные стимулы для поощрения хорошего поведения заключенных неизбежно не имеют смысла по отношению лицам, отбывающим пожизненное заключение, и это создает проблемы безопасности как для надзирателей, так и для других заключенных».

B. Выдержки из соответствующих документов Европейского Союза

74. Рамочное решение Совета 2002/584/JHA от 13 июня 2002 года о европейском ордере на арест и процедурах передачи между государ­ствами-членами (OJ L 190 от 18 июля 2002 года, с. 1) предусматривает исполнение любым из государств-членов судебного решения, принятого в другом государстве-члене, об аресте и передаче лица в целях уголовного преследования или исполнения приговора в виде лишения свободы. Соответствующие части статьи 5 гласят:

Статья 5.
Гарантии со стороны выдавшего ордер государства-члена,
подлежащие предоставлению в особых случаях

«Исполнение европейского ордера на арест со стороны исполняющего ордер судебного органа может быть подчинено, правом исполняющего ордер государства-члена, одному из следующих условий:

...

2.  Когда преступление, послужившее основанием для выдачи европейского ордера на арест, влечет наказание или меру безопасно­сти, связанные с пожизненным лишением свободы, исполнение указанного ордера может быть подчинено условию о наличии в правовой системе выдавшего ордер государства-члена положений, допускающих возможность пересмотра наложенного наказания/меры безопасности (в силу ходатайства или по истечении, самое позднее, двадцати лет), либо положений, разрешающих применять меры снисхождения, о которых может просить лицо согласно праву или сложившейся практике выдавшего ордер государства-члена, с тем, чтобы лишить данное наказание или меру безопасности исполнительной силы;...»

C. Выдержки из соответствующих международных правовых текстов

75. Соответствующая часть статьи 77 Римского статута Международного уголовного суда, касающейся применимых мер наказания, гласит:

«1.         С учетом статьи 110, Суд может назначить одну из следующих мер наказания лицу, признанному виновным в совершении преступления, предусмотренного в статье 5 настоящего Статута:

(a)     лишение свободы на определенный срок, не превышающий 30 лет, или

(b)     пожизненное лишение свободы в тех случаях, когда это оправдано исключительно тяжким характером преступления и личными обстоятельствами лица, признанного виновным в его совершении.

...»

76. Статья 110, касающаяся рассмотрения Международным уголовным судом вопроса об уменьшении срока наказания, гласит:

«1.         Государство исполнения приговора не может освободить лицо до истечения срока наказания по приговору, вынесенному Судом.

2.  Только Суд имеет право принимать решение о каком-либо уменьшении срока наказания и выносит постановление по этому вопросу, заслушав лицо.

3.  Когда лицо отбыло две трети срока наказания или 25 лет в случае пожизненного лишения свободы, Суд осуществляет обзор приговора, вынесенного им данному лицу, с тем чтобы определить, следует ли уменьшить назначенный по этому приговору срок наказания. Такой обзор не будет осуществляться до наступления установленного выше периода.

4.  При осуществлении обзора на основании пункта 3 Суд может вынести решение об уменьшении срока наказания, если он устанавливает наличие одного или нескольких из следующих факторов:

а) выраженная на раннем этапе неизменная готовность лица сотрудничать с Судом в проводимых им расследованиях и уголовном преследовании;

b) добровольная помощь со стороны лица в обеспечении исполнения решений и приказов Суда в других случаях и, в частности, оказание помощи с целью выявления местонахождения активов, на которые распространяется действие постановлений о штрафе, конфискации или возмещении ущерба и которые могут использоваться в интересах потерпевших; или

с)  другие факторы, предусмотренные в Правилах процедуры и доказывания, которые свидетельствуют о явном и существенном изменении обстоятельств, достаточном для того, чтобы послужить основанием для уменьшения наказания.

5.  Если при первоначальном обзоре согласно пункту 3 Суд приходит к выводу о нецелесообразности уменьшения срока наказания, то вопрос об уменьшении срока наказания рассматривается им впоследствии через такие промежутки времени и с применением таких критериев, какие предусмотрены в Правилах процедуры и доказывания».

ПРАВО

I. ЗАЯВЛЕННОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 3 КОНВЕНЦИИ

77. Заявитель утверждал, что его продолжающееся пожизненное заключение представляло собой нарушение статьи 3 Конвенции, которая гласит:

«Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию».

78. Жалоба заявителя по этому положению включала два момента. Прежде всего, он жаловался, что весь или значительная часть периода его пожизненного содержания под стражей представляли собой карательное заключение, которое превысило разумные и приемлемые нормы в отношении длины периода карательного заключения в соответствии с требованиями Конвенции. Во-вторых, он жаловался, что неожиданное изменение его законных ожиданий в отношении освобождения и его продолжающееся содержание под стражей после даты, установленной для его освобождения тюремной администрацией, оставляло его в состоянии расстройства и неопределенности по поводу своего будущего в течение длительного времени. По его мнению, это приравнивается к бесчеловечному и унижающему достоинство обращению.

A. Аргументы сторон

1. Заявитель

79. В первую очередь, заявитель признал, что вынесение ему 10 марта 1989 года обязательного приговора о пожизненном заключении, определяемом Правилами как заключение, по сути, на двадцать лет, не было нарушением статьи 3 Конвенции. Заявитель провел различие между 1989 годом, когда был вынесен приговор, и временем после 1996 года, когда определение пожизненного заключения в виде лишения свободы на двадцать лет было отменено. В форме F5, которую заявитель получил при поступлении в тюрьму, под заголовком «Заключение» было четко указано «двадцать лет». Тогда ему сообщили, что, при условии его хорошего поведения, он будет освобожден 16 июля 2002 года. После совершения дисциплинарного проступка дата его освобождения была отложена до 2 ноября 2002 года. Однако после решения Верховного Суда по делу Hadjisavvas v. the Republic of Cyprus (см. пункты 19, 50 и 51 выше), которое гласило, что Правила являются неконституционными, и последующего аннулирования этих Правил в 1996 году, что исключило любую возможность сокращения приговора для пожизненно заключенных, обязательное пожизненное лишение свободы стало лишением свободы на срок до конца жизни.

80. Заявитель подчеркнул, что законодательство, действующее в настоящее время на Кипре, не предусматривает системы условно-досрочного освобождения, и что не существует ни одного положения, направленного на условно-досрочное освобождение заключенных, защиту их прав во время исполнения приговора или их возвращение в общество. Таким образом, приговоры к тюремному заключению, выносимые кипрскими судами и впоследствии исполняемые соответствующими органами, носят, в основном, карательный характер. По мнению заявителя, этот факт, в сочетании с обязательным характером приговора, противоречит статье 3 Конвенции (заявитель сослался, в частности, на Mastromatteo v. Italy[GC], no. 37703/97, §72, ECHR 2002-VIII). Существующая в настоящее время процедура предоставляет Президенту неограниченную свободу усмотрения и является произвольной по своей природе. В этом контексте заявитель сослался на официальный доклад Уполномоченного по административным вопросам Кипра (омбудсмена) от 26 мая 2004 года о пенитенциарной системе Кипра и условиях содержания под стражей в Центральных тюрьмах (см. пункт 63 выше).

81. Хотя заключенные входят в особую категорию правообладателей, они, тем не менее, имеют права, которые должны защищаться властями (здесь заявитель сослался на Silver and Others v. the United Kingdom, 25 March 1983, Series A no. 61). Кипрское законодательство предусматривает обязательное наказание в виде пожизненного лишения свободы во всех случаях убийства, лишая суды жизненно важного права усмотрения, которое судьи должны иметь, с учетом прав осужденного, для назначения наказания, пропорционального тяжести совершенного правонарушения. В этой связи заявитель сослался на Рекомендацию R (92) 17 Комитета Министров Совета Европы государствам-членам «Относительно последовательности в вынесении приговоров», принятую Заместителями министров 19 октября 1991 года, в соответствии с которой «каковы бы ни были заявленные основания для вынесения приговора, следует избегать непропорциональности между серьезностью правонарушения и тяже­стью наказания». Заявитель также отметил, что согласно Римскому Статуту 1998 года даже геноцид не наказывается автоматически пожизненным заключением (статья 77 §1 Римского Статута — см. пункт 75 выше).

82. Заявитель утверждал, что законодательная база, касающаяся прав лиц, отбывающих пожизненное заключение на Кипре, противоречит практике в большинстве других государств-членов Совета Европы, и что существует очевидная необходимость создания единой политики. В связи с этим заявитель указал, что во Франции и Италии закон явно предусматривает, что лицо, совершившее преступление и приговоренное к пожизненному заключению, имеет фундаментальное право на рассмотрение вопроса об освобождении. Кроме того, Федеральный конституционный суд Германии признал, что пожизненное заключение, при его применении в полном объеме, неизменно влечет за собой потерю человеческого достоинства и отрицание спорного права на реабилитацию. В Германии был введен механизм освобождения, чтобы пожизненное заключение не наносило ущерб человеческому достоинству, уничтожая любую надежду на освобождение. Кроме того, общее требование международного права в области прав человека гласит, что осужденный не должен быть лишен возможности повторно вернуться в общество после беспроблемного отбывания наказания и прохождения реабилитационной процедуры.

83. Наконец, хотя заявитель положительно отозвался о движении к введению условно-досрочного освобождения на Кипре, он отметил, что оно является запоздалым в отношении его дела и, в любом случае, заключается всего лишь в законопроекте, который, возможно, никогда не будет принят в предложенной форме.

84. В отношении второй части его жалобы по статье 3, заявитель утверждал, что его содержание под стражей после 2 ноября 2002 года причинило ему сильные физические и душевные страдания, и что он был лишен всякой надежды на сокращение его приговора. Это было очевидно не только из того, что с ним никто не пытался связаться, но также нашло отражено в его усилиях, направленных на получение свободы.

85. Во время заключения заявитель законно ожидал, что он будет освобожден в 2002 году, так как дата его освобождения была указана в форме, переданной ему тюремной администрацией. Несмотря на совместимость с Правилами, и без всякой вины заявителя, его освобождение было отменено. В результате, начиная с 2002 года, он постоянно испытывал чувство страдания и неопределенности. Заявитель утверждал, что в настоящее время он остается в состоянии расстройства в отношении своего будущего, что аналогично нахождению в «камере смертников», поскольку его будущее — смерть в тюрьме.

2. Правительство

86. Что касается первой жалобы заявителя, Правительство подчеркнуло, что заявитель не был приговорен к несократимому пожизненному заключению без возможности досрочного освобождения. Несмотря на тяжесть его преступления, он, как и все пожизненно заключенные, имел достаточную надежду на освобождение в соответствии с внутренним законодательством для целей статьи 3 Конвенции. Прежде всего, в соответствии со статьей 53 §4 Конституции, Президент Республики может, по рекомендации Генерального прокурора, сократить, приостановить или отменить любой приговор, вынесенный судом Республики. Во-вторых, в соответствии со статьей 14 Пенитенциарного Закона 1996 года, Президент, с согласия Генерального прокурора, может в любое время отдать распоряжение об условно-досрочном освобождении заключенного, в том числе заключенного, приговоренного к пожизненному лишению свободы. При желании добиться освобождения в соответствии с вышеуказанными положениями, заключенный имеет право обратиться к Президенту и Генеральному прокурору. Хотя вопрос освобождения относится к исключительной компетенции Президента, его решение подразумевает консультацию и требует согласия Генерального прокурора, который выступает как независимое должностное лицо, а не как представитель исполнительной власти Республики. Следовательно, его участие добавляет процедуре элемент независимости.

87. При принятии решения об осуществлении своих полномочий в соответствии с вышеуказанным положением, Президент принимает во внимание характер правонарушения, длительность уже отбытого заключения и любые исключительные или семейные обстоятельства для досрочного освобождения. В связи с этим, Правительство отметило, что проявление подлинного раскаяния заключенного является важным, хотя и не решающим фактором. Далее Президент определяет, необходимо ли продолжающееся содержание под стражей заключенного для целей возмездия и устрашения, или для защиты общества от опасности причинения серьезного вреда.

88. Заявитель подавал ходатайства об освобождении в соответствии со статьей 53 §4 Конституции несколько раз в течение всего срока его тюремного заключения, но его освобождение не было признано целесообразным. Тем не менее, он ни разу не обращался с просьбой об условно-досрочном освобождении в соответствии со статьей 14 (1) Закона о тюрьмах 1996 года.

89. Правительство отметило, что в соответствии с выводами Комиссии и прецедентным правом Европейского Суда по статье 3, следует удостовериться, что заявитель был лишен «любой надежды на сокращение приговора», в рамках чего необходимо рассмотреть вопрос, имелась ли возможность сокращения приговора де-юре и де-факто. Если приговор к пожизненному заключению был сократим де-юре, сам факт, что перспектива условно-досрочного освобождения была ограничена, или что решение о предоставлении досрочного освобождения зависело от усмотрения исполнительной власти, даже если эта свобода усмотрения не подлежала пересмотру в национальных судах, не нарушает статью 3 при условии, что де-факто имелась реальная возможность этого осуществления этой свободы усмотрения в будущем. Пожизненно заключенный должен доказать, что либо досрочное освобождение было юридиче­ски невозможным, либо что не имелось никакой реальной перспективы досрочного освобождения на практике. В связи с этим, Правительство сослалось на решение Суда в Einhorn v. France ((dec.), no. 71555/01, ECHR 2001-XI) и утверждало, что существуют явные параллели между ситуацией на Кипре и ситуацией в Пенсильвании.

90. В данном деле, заявитель имел постоянную возможность досрочного освобождения де-юре, в соответствии со статьей 53 §4 Конституции и статьей 14 (1) Закона о тюрьмах 1996 года. Не было никаких оснований считать, что эти положения не будут применены де-факто. На практике, пожизненно заключенные освобождались. После девяти пожизненно заключенных, освобожденных в 1993 году, еще двое пожизненно заключенных были освобождены в соответствии со статьей 53 §4 Конституции в 1997 и 2005 годах. В данном деле не было никаких свидетельств того, что в случае изменения обстоятельств, если бы заявитель продемонстрировал значительное раскаяние за свои преступления, чего он так и не сделал, и уже не считался представляющим существенную опасность для общества, он не мог быть освобожден на основании указанных выше положений.

91. Несмотря на вышесказанное, Правительство признает, что имеются некоторые возможности для улучшения существующей системы по отношению к пожизненно заключенным. В частности, они отметили, что в настоящее время, во-первых, не существует процедуры или критериев, регулирующих применение статьи 53 §4 Конституции или статьи 14 (1) Закона о тюрьмах 1996 года, во-вторых, не существует обязательства сообщать заключенному мнение Генерального прокурора по его ходатайству, в-третьих, не существует никаких требований к Президенту обосновывать отказ в ходатайстве о досрочном освобождении, и это не делается на практике, и, наконец, отказ предоставить досрочное освобождение не подлежит судебному обжалованию.

92. Кроме того, хотя между государствами-членами нет четкого консенсуса в отношении условно-досрочного освобождения пожизненно заключенных, а также критериев, которые должны применяться в этом отношении, практика некоторых государств-членов, заявления институтов Совета Европы и практика Суда уделяют все большее внимание необходимости честных, последовательных и прозрачных процедур в сфере применения положений, регулирующих досрочное освобождение лиц, отбывающих пожизненное заключение. С учетом вышесказанного и настоящего заявления, Министерство юстиции и общественного порядка инициировало пересмотр существующих на Кипре процедур с целью улучшения положения пожизненно заключенных. Правительство отметило, что предложения по реформированию законодательства будут представлены в течение 2007 года. Они представили проект закона, который был подготовлен с целью внесения поправок в статью 14 Закона о тюрьмах. Предложения о поправках касались, в частности, установления минимального срока наказания, который должен быть отбыт в соответствии с требованиями возмездия и устрашения перед тем, как заключенный получит право на досрочное освобождение под расписку в соответствии со статьей 14 Закона о тюрьмах, и создания независимой комиссии по условно-досрочному освобождению, которая будет оценивать уровень опасности для общества после отбытия заключенным соответствующей части приговора, и иметь полномочия рекомендовать освобождение заключенного под расписку при приемлемом уровне опасности. В законопроекте подробно изложены процедуры, которым должна следовать комиссия, и права заключенных в этой связи. Тем не менее, Правительство подчеркнуло, что сам факт рассмотрения реформы существующей системы не влечет за собой признание того, что нарушение прав заявителя по Конвенции имело место.

93. Что касается второй жалобы заявителя, Правительство утверждало, что, хотя последствия судебного решения по делу Hadjisavvas и по­следующая отмена Правил вызвали разочарование заявителя в связи с его ожиданиями, что он будет освобожден 2 ноября 2002 года, это разочарование не превысило порог тяжести, необходимый для установления нарушения статьи 3 Конвенции. Это особенно верно, учитывая, что, при вынесении приговора заявителю, суд присяжных Лимассола подтвердил решение по делу The Republic of Cyprus v. Yiouroukkis, которое ранее принял суд присяжных Никосии, поставив под сомнение соответствие Правил Конституции и статье 11 Закона о тюремной дисциплине. Суд присяжных Лимассола отклонил возможность назначения трех последовательных сроков и пришел к выводу, что пожизненное заключение означает лишение свободы на оставшуюся часть жизни обвиняемого. Заявитель присут­ствовал на заседании суда, когда был оглашен приговор. Следовательно, ожидания заявителя в отношении его будущего освобождения должны были быть значительно подорваны приговором этого суда, несмотря на административную форму, врученную ему при поступлении в тюрьму.

94. Кроме того, если бы заявитель обратился за советом к адвокату сразу после вынесения приговора, он, несомненно, был бы предупрежден, что ему не следует ожидать автоматического освобождения через пятнадцать или даже двадцать лет. Кроме того, через три с половиной года после вынесения заявителю приговора, Верховный суд вынес свое решение по делу Hadjisavvas, таким образом, окончательно решив этот вопрос. Таким образом, на протяжении последних четырнадцати лет это положение национального законодательства интерпретировалось совершенно однозначно. Поэтому нельзя сказать, что заявитель находился в состоянии неопределенности в течение срока своего заключения.

B. Оценка Суда

1. Общие принципы

95. Статья 3 Конвенции закрепляет одну из основных ценностей демократического общества. Она запрещает пытки и бесчеловечное или унижающее достоинство обращение или наказание, независимо от обстоятельств и поведения жертвы (см., например, Labita v. Italy [GC], no. 26772/95, §119, ECHR 2000-IV). Для того чтобы подпадать под действие статьи 3, жестокое обращение должно достигнуть минимального уровня жестокости. Оценка этого минимума зависит от всех обстоятельств дела, таких как продолжительность обращения, его физические или психические последствия и, в некоторых случаях, пол, возраст и состояние здоровья жертвы (см. Ireland v. the United Kingdom, 18 January 1978, §162, Series A no. 25).

96. Суд неоднократно подчеркивал, что страдания и унижения должны в любом случае превышать уровень неизбежного элемента страдания или унижения, присущего конкретной форме законного обращения или наказания. Меры, лишающие человека свободы, часто могут включать такой элемент. В соответствии со статьей 3 Конвенции, государство должно гарантировать, чтобы лицо содержалось в условиях, совместимых с уважением к человеческому достоинству, и чтобы способ и метод исполнения этой меры пресечения не подвергали его лишениям и страданиям, превышающим неизбежный уровень страданий, присущий тюремному заключению (см. Kudła v. Poland [GC], no. 30210/96, §§92-94, ECHR 2000-XI).

97. Назначение наказания в виде пожизненного лишения свободы взрослому преступнику само по себе не запрещено и не противоречит статье 3 или любой другой статье Конвенции (см., в частности, Kotälla v. the Netherlands, no. 7994/77, Commission decision of 6 May 1978, Decisions and Reports (DR) 14, p. 238; Bamber v. the United Kingdom, no. 13183/87, Commission decision of 14 December 1988, DR 59, p.235; и Sawoniuk v. the United Kingdom (dec.), no. 63716/00, ECHR 2001-VI). Однако Суд также постановил, что назначение несократимого пожизненного заключения взрослому преступнику может вызвать вопрос по статье 3 (см., в частности, Nivette v. France (dec.), no. 44190/98, ECHR 2001‑VII; Einhorn, cited above; Stanford v. the United Kingdom (dec.), no. 73299/01, 12 December 2002; и Wynne v. the United Kingdom (dec.), no. 67385/01, 22 May 2003).

98. При решении вопроса, можно ли в конкретном случае считать пожизненное заключение несократимым, Суд стремился установить, имелись ли у пожизненно заключенного какие-либо перспективы освобождения. Анализ судебной практики Европейского Суда по этому вопросу свидетельствует, что если национальное законодательство предусматривает возможность пересмотра пожизненного заключения с целью его смягчения, сокращения, прекращения или условно-досрочного освобождения заключенного, этого достаточно, чтобы удовлетворить требованиям статьи 3. Например, в ряде дел Суд постановил, что, если содержание под стражей является предметом пересмотра для целей досрочного освобождения после отбытия заключенным минимального срока, нельзя сказать, что такие пожизненно заключенные лишены всякой надежды на освобождение (см., например, Stanford, упомянутое выше; Hill v. the United Kingdom (dec.), no. 19365/02, 18 March 2003; и Wynne, упомянутое выше). Суд постановил, что это верно даже при отсутствии минимального срока безусловного лишения свободы, и даже когда возможность условно-досрочного освобождения для заключенных, отбывающих пожизненный срок, ограничена (см., например, Einhorn, упомянутое выше, §§27–28). Отсюда следует, что пожизненное заключение нельзя считать «несократимым» только из-за того, что на практике оно может быть отбыто в полном объеме. Для целей статьи 3 достаточно того факта, что пожизненное заключение является сократимым де-юре и де-факто.

99. Следовательно, хотя Конвенция не предусматривает, в общем, право на освобождение под расписку или право на пересмотр приговора национальным органом, судебным или административным, с целью его смягчения или прекращения (см., в частности, Kotälla и Bamber, упомянутые выше; и Treholt v. Norway, no. 14610/89, Commission decision of 9 July 1991, DR 71, p. 168), из соответствующего прецедентного права видно, что существование системы пересмотра возможности освобождения является фактором, который следует учитывать при оценке совместимости конкретного пожизненного заключения со статьей 3. В этом контексте, однако, следует отметить, что выбор государством определенной системы уголовного правосудия, включая пересмотр приговоров и меры по освобождению, в принципе выходит за рамки надзорных полномочий Суда на европейском уровне, при условии, что избранная система не противоречит принципам, изложенным в Конвенции (см., с соответствующими изменениями, Achour v. France [GC], no. 67335/01, §51, ECHR2006‑IV).

2. Применение вышеуказанных принципов в данном деле

100. В данном деле Суд должен определить, действительно ли приговор к пожизненному заключению, вынесенный заявителю, в конкретных обстоятельствах лишил его любых перспектив освобождения.

101. При принятии решения Суд принял во внимание стандарты, преобладающие в государствах-членах Совета Европы в области уголовной политики, в частности в отношении пересмотра приговоров и мер по освобождению (см. Soering v. the United Kingdom, 7 July 1989, §102, Series A no. 161; и V. v. the United Kingdom [GC], no. 24888/94, §72, ECHR 1999-IX). Суд также принял во внимание растущую обеспокоенность по поводу обращения с лицами, отбывающими длительные сроки тюремного заключения, включая пожизненное заключение, выражаемую в ряде текстов Совета Европы (см. пункты 68–73 выше).

102. В первую очередь, Суд отмечает, что на Кипре умышленное убийство влечет за собой обязательное наказание в виде пожизненного лишения свободы (см. пункты 31-33 выше), которое, в соответ­ствии с Уголовным кодексом и выводами национальных судов, равносильно лишению свободы на оставшуюся часть жизни осужденного. Кроме того, Суд отмечает, что кипрское законодательство не предусматривает минимальный срок для лиц, отбывающих пожизненное заключение, или возможность его сокращения за хорошее поведение и добросовестный труд. Тем не менее, корректировка такого приговора возможна на любой стадии независимо от времени, проведенного в тюрьме. В частности, в соответствии со статьей 53 §4 Конституции, применимой с 1963 года, Президент Республики, по рекомендации Генерального прокурора, может приостановить, сократить или заменить любой приговор, вынесенный судом (см. пункты 36–37 выше). Поэтому Президент в любой момент может заменить пожизненное заключение на более короткий срок заключения, а затем сократить его, обеспечив возможность немедленного освобождения. Более того, статья 14 Закона о тюрьмах 1996 года предусматривает условно-досрочное освобождение заключенных, в том числе пожизненно заключенных (см. пункт 59 выше). В соответствии с этим положением, с учетом положений Конституции, Президент, с согласия Генерального прокурора, может издать указ об условном освобождении заключенного в любое время.

103. Правда, из приведенных выше положений следует, что перспектива освобождения лиц, отбывающих пожизненное заключение на Кипре, ограничена, поскольку любая корректировка пожизненного заключения осуществляется лишь по усмотрению Президента, при условии согласия Генерального прокурора. Кроме того, по признанию Правительства, в используемой процедуре имеются определенные недостатки (см. пункт 91 выше). Несмотря на это, Суд не находит, что пожизненное заключение на Кипре несократимо и не предусматривает возможности освобождения, а, напротив, очевидно, что на Кипре такие приговоры являются де-юре и де-факто сократимыми. В этой связи, Суд отмечает, что как свидетельствуют аргументы сторон, пожизненно заключенные были освобождены в соответствии со статьей 53 §4 Конституции. В частности, девять пожизненно заключенных были освобождены в 1993 году, и еще двое — в 1997 и 2005 годах соответственно (см. пункты 52 и 90 выше, и пункт 158 ниже). Все эти заключенные, кроме одного, отбывали обязательное пожизненное заключение. Кроме того, пожизненно заключенные могут воспользоваться соответствующими положениями в любое время без необходимости отбывать минимальный срок лишения свободы. Следовательно, Суд не может сделать вывод, что заявитель не имел возможности освобождения, и последний не представил никаких доказательств, обосновывающих такой вывод.

104. В своих аргументах заявитель уделяет большое внимание отсутствию системы условно-досрочного освобождения на Кипре. Тем не менее, Суд повторяет, что вопросы, касающиеся политики досрочного освобождения, в том числе порядка ее применения, находятся в компетенции государств-членов в сфере уголовного правосудия и пенитенциарной политики (см., с соответствующими изменениями, Achour, упомянутое выше, §44). В связи с этим, Суд отмечает, что в настоящее время в государствах-членах Совета Европы еще не существует ясных и общепринятых стандартов в отношении пожизненного заключения и, в частности, его пересмотра и корректировки. Более того, невозможно установить четкую тенденцию в отношении системы и процедур, касающихся досрочного освобождения.

105. В свете вышеизложенного, Суд считает, что заявитель не может утверждать, что он был лишен каких-либо перспектив освобождения, и что его содержание под стражей, пусть и длительное, не представляет собой бесчеловечное или унижающее достоинство обращение. Однако Суд осознает недостатки в существующей процедуре (см. пункт 91 выше) и отмечает недавние шаги, предпринятые для внедрения реформ.

106. Кроме того, в отношении второй жалобы заявителя, хотя изменение действующего законодательства и, как следствие, его разочарование в связи с ожиданием освобождения, должны были причинить ему определенную тревогу, Суд не считает, что в данных обстоятель­ствах она достигла необходимого уровня жестокости, чтобы подпадать под дейст­вие статьи 3. Принимая во внимание хронологию событий и, в частности, промежуток времени между ними, Суд не может прийти к выводу, что заявитель имел основания ожидать, что он будет освобожден в ноябре 2002 года. В связи с этим, Суд отмечает, что помимо ясного приговора суда присяжных в 1989 году, соответствующие изменения во внутреннем законодательстве происходили в течение примерно четырех лет, в период между 1992 и 1996 годами, то есть примерно за шесть лет до даты освобождения, указанной заявителю тюремными властями. Поэтому любые надежды заявителя, связанные с перспективой досрочного освобождения, должны были уменьшиться, поскольку после внесения изменений во внутреннее право стало ясно, что он будет отбывать пожизненный приговор, вынесенный ему судом присяжных.

107. Действительно, подобное пожизненное заключение без минимального срока неизбежно влечет за собой беспокойство и неопределенность, связанные с жизнью в тюрьме, но они присущи природе приговора, и, учитывая перспективы освобождения в рамках существующей системы, не позволяют сделать вывод о бесчеловечном и унижающем достоинство обращении согласно статье 3.

108. Соответственно, Суд считает, что нарушения этого положения не было.

II. ЗАЯВЛЕННОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 5 §1 КОНВЕНЦИИ

109. Заявитель утверждал, что его продолжающееся содержание под стражей после 2 ноября 2002 года нарушило статью 5 Конвенции, соответствующие части которой гласят:

«1.         Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом:

(a)     законное содержание под стражей лица, осужденного компетентным судом;

...»

A. Аргументы сторон 

1. Заявитель

110. Заявитель утверждал, что когда суд присяжных Лимассола приговорил его к обязательному «пожизненному заключению», в соответ­ствии с тюремными правилами, применимыми то время, «пожизненное заключение» подразумевало лишение свободы сроком на двадцать лет. Хотя суд присяжных был в курсе этого определения, он не рассматривал этот вопрос и не объявил указанные правила неконституционными, или, по крайней мере, неприменимыми в деле заявителя. Суд просто вынес приговор. Заявитель отбывал наказание, но не был освобожден, когда срок его заключения истек 2 ноября 2002 года. К этой дате заявитель исчерпал карательный элемент своего наказания за убийство, и его содержание под стражей, таким образом, стало произвольным или непропорциональным с точки зрения целей наложенного на него наказания.

111. Заявитель утверждал, что ему было трудно понять логику или основания для его дальнейшего содержания под стражей, тем более в отсутствие каких-либо доказательств того, что он является психиче­ски неуравновешенным и опасным для общества (он сослался, в частно­сти, на Stafford v. the United Kingdom [GC], no. 46295/99, §§28–49 and 62–83, ECHR 2002-IV).

2 .Правительство

112. Правительство утверждало, что продолжающееся содержание заявителя под стражей после 2 ноября 2002 года было совместимым со статьей 5 §1 (а) Конвенции. Заявитель отбывал обязательное пожизненное заключение, которое было наложено на него по приговору суда 10 марта 1989 года, в соответствии с разделом 203 Уголовного кодекса. В течение всего времени после осуждения, содержание заявителя под стражей было санкционировано приговором к пожизненному лишению свободы, предусмотренным Уголовным кодексом и вынесенным судом присяжных Лимассола. Таким образом, причинно-следственная связь с первоначальным приговором не была нарушена. В этой связи, Правительство указало, что при вынесении приговора в виде обязательного пожизненного заключения не учитывались соображения, относящиеся к опасности преступника, которые могли измениться с течением времени; приговор не был разделен на карательный период, то есть карательный «тарифный» этап заключения, и последующий период, основанный на опасности заключенного, то есть последующий этап заключения с целью защиты общества.

113. В решении Верховного суда в деле Politis v. the Republic of Cyprus (см. пункт 35 выше) указано, что Конституция выделяет определенные преступления, включая умышленное убийство, в категорию, требующую исключительного обращения с учетом их тяжести и последствий для благополучия общества. Это никак не связано с тем фактом, что на практике пожизненно заключенный может быть освобожден в соответствии с Конституцией или Законом о тюрьмах 1996 года. Кроме того, в деле Hadjisavvas Верховный суд постановил, что законодательный орган не приравнял наказание в виде пожизненного лишения свободы к лишению свободы на срок любой длительности, независимо от того, было ли такое лишение свободы назначено в качестве обязательной меры наказания в соответствии со статьей 203 (2) Уголовного кодекса, или в качестве дискреционной меры в соответствии со статьей 23 Кодекса.

114. По этой причине Правительство считает, что ситуация на Кипре аналогична ситуации, рассмотренной Судом в деле Wynne v. the United Kingdom (18 July 1994, Series A no. 294‑A), где Суд постановил, что обязательный пожизненный приговор автоматически применяется в качестве наказания за совершение убийства, независимо от соображений, относящихся к опасности преступника. Изменения в английском внутреннем законодательстве, последовавшие за вышеупомянутым делом, не имели аналогов на Кипре, где нет никаких положений, фиксирующих «тарифный» срок.

115. Правительство, наконец, утверждало, что Правила не имеют никакого отношения к законности дальнейшего содержания заявителя под стражей, поскольку к тому времени, когда они могли бы привести к досрочному освобождению заявителя в ноябре 2002 года, они были отменены Законом о тюрьмах 1996 года.

B. Оценка Суда

1. Общие принципы

116. Суд повторяет, что в случаях, когда дело касается «законно­сти» содержания под стражей, Конвенция обращаются, в основном, к национальному законодательству и устанавливает обязательство соблюдать его материальные и процессуальные нормы. В первую очередь, это обязательство означает, что любой арест или задержание должны иметь правовую основу в национальном законодательстве, но также рассматривает качество закона, требуя, чтобы он был совместим с принципом верховенства права, концепции, присущей всем статьям Конвенции (см., в частности, Stafford, cited above, and Amuur v. France, 25 June 1996, §50, Reports of Judgments and Decisions 1996-III). В этом отношении, прецедентное право Европейского Суда показывает, что может возникнуть необходимость выйти за рамки используемых формулировок и сосредоточиться на реальной ситуации (см. Van Droogenbroeck v. Belgium, 24 June 1982, §38, Series A no. 50). Кроме того, любое лишение свободы должно соответствовать целям статьи 5, а именно, защите лица от произвола (см., в частности, упомянутое выше Winterwerp v. the Netherlands, 24 October 1979, §§39 and 45, Series A no. 33, и Amuur, упомянутое выше, §50).

117. «Законность», требуемая Конвенцией, предполагает не только соответствие национальному законодательству, но и, как подтверждается статьей 18, соответствие целям лишения свободы, предусмотренным в подпункте (а) статьи 5 §1 (см. Bozano v. France, 18 December 1986, § 54, Series A no. 111, и Weeks v. the United Kingdom, 2 March 1987, § 42, Series A no. 114). Кроме того, слово подпункт (а) не просто означает, что содержание под стражей должно следовать за «осуждением» с точки зрения времени: «содержание под стражей», кроме того, должно быть результатом, «следовать и зависеть» или происходить «в силу» «осуждения». Короче говоря, должна существовать достаточная причинно-следственная связь между осуждением и лишением свободы (см. Van Droogenbroeck, §§35 and 39, и Weeks, §42, упомянутые выше).

2. Применение вышеуказанных принципов в данном деле

118. Суд не сомневается, и это не оспаривается сторонами, что заявитель был осужден в соответствии с процедурой, предусмотренной законом, компетентным судом по смыслу статьи 5 §1 (а) Конвенции. Кроме того, заявитель не оспаривает законность своего содержания под стражей до 2 ноября 2002 года. Скорее, следует рассмотреть вопрос, соответствовало ли заключение заявителя после этой даты изначально вынесенному ему обязательному пожизненному приговору.

119. Суд отмечает, что заявитель был осужден за умышленное убий­ство судом присяжных Лимассола 9 марта 1989 года, и на следующий день этот суд приговорил его к обязательному пожизненному заключению на основании статьи 203 (2) Уголовного кодекса. Такое наказание автоматически налагается в соответствии с Уголовным кодексом в качестве наказания за умышленное убийство, независимо от соображений, относящихся к опасности преступника. При назначении пожизненного заключения, суд присяжных Лимассола совершенно ясно указал, что заявитель приговорен к пожизненному заключению на оставшуюся часть его жизни, как это предусмотрено Уголовным кодексом, а не на двадцать лет (см. пункты 14 и 15 выше).

120. Поэтому Суд считает, что тот факт, что заявитель впоследствии получил, на основании действовавших в то время Тюремных правил, уведомление от тюремной администрации, в котором была установлена дата его условного освобождения, не может влиять и не влияет на наказание в виде пожизненного лишения свободы, назначенное судом присяжных Лимассола, и не делает его содержание под стражей после указанной даты незаконным. По мнению Суда, существует четкая и достаточная причинно-следственная связь между приговором и продолжающимся содержанием заявителя под стражей, которое следовало из его осуждения и соответствовало обязательному пожизненному приговору, вынесенному ему компетентным судом в соответствии с требованиями Конвенции и свободному от произвола.

121. Таким образом, опираясь на факты дела, Суд установил, что продолжающееся содержание заявителя под стражей после 2 ноября 2002 года было оправдано в соответствии со статьей 5 §1 (а). Таким образом, нарушения статьи 5 §1 Конвенции не было.

III. ЗАЯВЛЕННОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 5 §4 КОНВЕНЦИИ

122. В своих аргументах, представленных Большой Палате, заявитель подал дополнительную жалобу о том, что обязательный характер пожизненного лишения свободы в сочетании с отсутствием системы условно-досрочного освобождения на Кипре представляет собой нарушение статьи 5 §4 Конвенции, которая гласит:

«Каждый, кто лишен свободы в результате ареста или заключения под стражу, имеет право на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу и на освобождение, если его заключение под стражу признано судом незаконным».

123. Правительство утверждало, что заявитель был законно приговорен к пожизненному лишению свободы, и в связи с его заключением не может возникнуть никаких новых вопросов относительно законности, которые требовали бы рассмотрения независимым судом. Его содержание под стражей было законным, и требования статьи 5 §4 Конвенции были учтены в первоначальном приговоре суда присяжных Лимассола.

124. Суд отмечает, что этот вопрос впервые был поднят в меморандуме заявителя к Большой Палате. Поэтому решение о приемлемости от 11 апреля 2006 года на нее не распространяется, что ограничивает сферу юрисдикции Суда (см., в частности, Brogan and Others v. the United Kingdom, 29 November 1988, §§46–47, Series A no. 145-B; Assanidze v. Georgia [GC], no. 71503/01, §162, ECHR 2004-II; и Draon v. France [GC], no. 1513/03, §117, 6 October 2005). Следовательно, эта жалоба выходит за рамки рассмотрения данного дела Большой палатой.

IV. ЗАЯВЛЕННОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 7 КОНВЕНЦИИ

125. Заявитель жаловался, что непредвиденное продление срока его тюремного заключения в результате отмены Правил и ретроактивное применение новых законодательных положений нарушило статью 7 Конвенции, которая гласит:

«1.         Никто не может быть осужден за совершение какого-либо деяния или за бездействие, которое согласно действовавшему в момент его совершения национальному или международному праву не являлось уголовным преступлением. Не может также налагаться наказание более тяжкое, нежели то, которое подлежало применению в момент совершения уголовного преступления.

2.  Настоящая статья не препятствует осуждению и наказанию любого лица за совершение какого-либо деяния или за бездействие, которое в момент его совершения являлось уголовным преступлением в соответствии с общими принципами права, признанными цивилизованными странами».

A. Аргументы сторон

1. Заявитель

126. Заявитель утверждал, что, когда он был приговорен к обязательному пожизненному заключению 10 марта 1989 года судом присяжных Лимассола, пожизненное заключение, в соответствии с действовавшими в то время Тюремными правилами, было равносильно лишению свободы на двадцать лет. В результате отмены Правил, внесения поправок в соответствующие положения и ретроспективного применения этих измененных положений, срок его тюремного заключения был непредвиденно продлен на неопределенный срок — на оставшуюся часть его жизни вместо определенного срока в двадцать лет, без всякой перспективы сокращения срока, что, в свою очередь, привело к изменению условий его содержания под стражей. Таким образом, к нему было применено наказание более тяжкое, чем то, которое было применимо во время совершения им преступления, за которое он был осужден, в нарушение статьи 7 Конвенции.

127. По мнению заявителя, Правительство не может отрицать, что его приговор не превышал двадцати лет, и что, если бы Правила были применимы, он бы отбыл свое наказание в 2002 году. Очевидно, что заявитель считал, что его приговор истечет в 2002 году. Он не обжаловал приговор, полагаясь на дату освобождения, указанную тюремными властями в полученном им уведомлении. Фактически, и тюремные власти, и Генеральная прокуратура знали об этом. Продление его срока после отмены Правил было невозможно предвидеть ни в момент совершения преступления, ни в момент вынесения приговора. Его заключение было задним числом продлено с определенного срока в двадцать лет на неопределенный срок без перспективы освобождения.

128. Наконец, заявитель считает, что его дело не подпадает под действие исключения, предусмотренного в абзаце втором статьи 7 Конвенции.

2. Правительство

129. Правительство указало, что статья 7 не относится к изменениям, касающимся исполнения приговора, вынесенного судом, в отличие от изменений, касающихся самого наказания, предусмотренного за совершение такого правонарушения (сославшись, в частности, на Hogben v. the United Kingdom, no. 11653/85, Commission decision of 3 March 1986, DR 46;Grava v. Italy no. 43522/98, §51, 10 July 2003; and Uttley v. the United Kingdom (dec.), no. 36946/03, 29 November 2005).

130. Статья 203 (2) Уголовного кодекса, предусматривающая обязательное пожизненное заключение за умышленное убийство, была един­ственным основным положением национального законодательства, устанавливающим меру наказания за такое преступление. Напротив, Правила не содержали никаких положений, которые определяли бы наказание за совершение убийства — они являлись подзаконным актом, созданным на основе и для целей Закона о тюремной дисциплине, и лишь регулировали способ исполнения этого наказания. Они были основаны не на Уголовном кодексе, а скорее на статьях 4 и 9 Закона о тюремной дисциплине, который, как следует из его названия, посвящен тюремной дисциплине. Ни одна из этих двух статей не предусматривает, что суды должны руководствоваться Правилами при вынесении приговора.

131. Правило 2 (согласно Правилам 1987 года), гласящее, что «пожизненное заключение означает лишение свободы на двадцать лет», и Правило 93 (согласно Правилам 1987 года), гласящее, что пожизненно заключенный может быть освобожден на основании хорошего поведения и добросовестного труда, касаются исполнения приговора к пожизненному заключению, вынесенного судом.

132. Правительство отметило, что вышеупомянутые выводы были приняты национальными судами. Прежде всего, суд присяжных Лимассола, при вынесении заявителю приговора в марте 1989 года, рассмотрел обоснованность Правил в соответствии с Конституцией и постановил, что, в любом случае, даже если бы они были действительны, их не следовало бы принимать во внимание при вынесении приговора заявителю с тем, чтобы можно было назначить три последовательных пожизненных срока лишения свободы. Этот суд счел, что «пожизненное заключение означает лишение свободы на оставшуюся часть жизни обвиняемого». Согласно Конституции, подзаконные акты не могут изменить эту позицию. Этот приговор не был обжалован в 1989 году. Кроме того, Верховный суд, рассматривая жалобу заявителя по вопросу habeas corpus, постановил, что существовавшие тогда Правила не меняли того факта, что, в соответствии с законом, заявитель был приговорен к лишению свободы на оставшуюся часть его жизни.

133. По мнению Правительства, интерпретация Верховным судом правового действия Правил была верной. Наказание за подобное преступление, по смыслу статьи 7 Конвенции, представляет собой обязательное пожизненное лишение свободы в соответствии со статьей 203 (2) Уголовного кодекса. Изменение закона, в результате которого заключенный должен отбыть большую часть своего первоначального приговора, чем он должен был бы отбыть во время совершения преступления, не является нарушением статьи 7. С точки зрения заключенного, его положение, конечно, ухудшилось. Но это не меняет того факта, что «применимое наказание» для целей статьи 7 осталось наказанием, предусмотренным национальным законодательством.

134. Если бы аргументы заявителя были правильными, это означало бы, что любое ретроспективное изменение подзаконных актов или любое изменение административной практики в любом из государств-членов Совета Европы, которые приводят к отсрочке даты, когда заключенный имеет право на досрочное освобождение, будь то определенной или неопределенной, которая была законно определена судом, были бы несовместимыми со статьей 7. И это бы существенно противоречило существующему прецедентному праву в соответствии с Конвенцией.

135. По всем вышеуказанным причинам, Правительство отрицает, что отмена Правил привела к ретроспективному увеличению наказания в виде пожизненного лишения свободы, которое было применимо во время совершения убийств заявителем, и которое было наложено на него судом присяжных Лимассола за эти преступления.

136. Наконец, Правительство отметило, что, если Суд придет к выводу, что на момент совершения преступления Правила действовали во внутреннем законодательстве таким образом, чтобы ограничивать максимальное наказание за правонарушение двадцатью годами (в отличие от регулирования порядка исполнения наказания в виде пожизненного лишения свободы), то отмена этих Правил привела к ретроспективному увеличению этого максимума. В таком случае может быть также необходимо рассмотреть вопрос о том, какое максимальное наказание было предусмотрено Правилами — пятнадцать или двадцать лет. Если двадцать, то заявитель не имел бы права на освобождение в соответствии с требованиями статьи 7 до июля 2007 года. Правила ясно предусматривали, что максимальный срок, который должен отбыть пожизненно заключенный, составляет двадцать лет, а самая ранняя дата освобождения наступает после отбытия пятнадцати лет. Хотя на практике, из срока заключения вычитались эти пять лет, чтобы установить как можно более раннюю дату освобождения, эта практика не требовалась Правилами или соответ­ствующими законами. Административная практика такого рода не может, по мнению Правительства, представлять собой основное ограничение на максимальную длину приговора, вынесенного судом. Правительство, однако, подчеркнуло, что это было неправильной интерпретацией внутреннего законодательства, и что Суд должен принять и придерживаться интерпретации Верховного суда.

B. Оценка Суда

1. Общие принципы

137. Гарантия, закрепленная в статье 7, которая является существенным элементом верховенства права, занимает видное место в системе защиты по Конвенции, о чем свидетельствует тот факт, что согласно статье 15 Конвенции, от нее не допустимы никакие отступления в военное время или в условиях иного чрезвычайного положения. Из задач и целей этой статьи следует, что ее нужно интерпретировать и применять таким образом, чтобы обеспечить эффективные гарантии против произвольного преследования, осуждения и наказания (см. S.W. v. the United Kingdom, and C.R. v. the United Kingdom, 22 November 1995, §§35 and 33 respectively, Series A no. 335-B and C).

138. Соответственно, она воплощает в общих чертах принцип, согласно которому только закон может определять преступление и предписывать наказание (nullum crimen, nulla poena sine lege — нет преступления и наказания без указания на то в законе) (см. Kokkinakis v. Greece, 25 May 1993, §52, Series A no. 260-A). В то время как эта статья запрещает, в частности, расширять сферу существующих правонарушений на деяния, которые ранее не считались уголовными преступлениями, она также устанавливает принцип, что уголовное законодательство не должно широко толковаться в ущерб обвиняемому, например по аналогии (Coëme and Others v. Belgium, nos. 32492/96, 32547/96, 32548/96, 33209/96 and 33210/96, § 145, ECHR 2000-VII, и Achour, упомянутое выше, §41).

139. Говоря о «законе», статья 7 опирается на концепцию, которая используется в других местах Конвенции при применении этого термина, концепцию, которая включает как статутное, так и прецедентное право (см., с соответствующими изменениями, The Sunday Times v. the United Kingdom (no. 1), 26 April 1979, §47, Series A no. 30; Kruslin v. France, 24 April 1990, §29, Series A no. 176-A; и Casado Coca v. Spain, 24 February 1994, §43, Series A no. 285-A). В этой связи, Суд всегда понимал термин «закон» в его «основном», а не «формальном» смысле. Поэтому он принимал во внимание акты более низкого ранга, чем статуты, а также неписаные законы (см., в частности, с соответствующими изменениями, De Wilde, Ooms and Versyp v. Belgium, 18 June 1971, §93, Series A no. 12). В итоге, «законом» считаются действующие положения в интерпретации компетентных судов (см. Leyla Şahin v. Turkey [GC], no. 44774/98, §88, ECHR 2005-XI).

140. Кроме того, термин «закон» означает качественные требования, в том числе доступность и предсказуемость (см., в частности, Cantoni v. France,15 November 1996, §29, Reports 1996-V; Coëme and Others, упомянутое выше, §145; и E.K. v. Turkey, no. 28496/95, § 51, 7 February 2002). Эти качественные требования должны выполняться как в отношении определения правонарушения, так и в отношении наказания за правонарушение (см. Achour, упомянутое выше, §41). Человек должен быть способен понять, на основании формулировки соответствующих положений, и, в случае необходимости, с помощью судебной интерпретации, какие его действия или бездействие могут привести к уголовной ответственности, и какое наказание может быть назначено за совершенное действие и/или бездействие (см., в частности, Cantoni, упомянутое выше, §29). Кроме того, закон все еще может удовлетворять требованию «предсказуемости», если лицо нуждается в соответствующей юридической консультации для оценки, в степени, разумной в данных обстоятельствах, последствий, которые может повлечь за собой данное действие (см., в частности, там же, §35, и Achour, упомянутое выше, §54).

141. В своем прецедентном праве Суд признал, что даже ясно сформулированная правовая норма, в любой системе права, включая уголовное право, неизбежно является предметом судебной интерпретации. Всегда существует потребность в выяснении сомнительных моментов и адаптации к изменяющимся обстоятельствам. Опять же, хотя определенность весьма желательна, она может привести в излишней жесткости, а закон должен приспосабливаться к меняющимся обстоятельствам. Соответственно, многие законы неизбежно формулируются в терминах, которые, в большей или меньшей степени, являются расплывчатыми, и их толкование и применение являются вопросами практики (см., с соответствующими изменениями, The Sunday Times(no. 1), §49, и Kokkinakis,§40, упоминавшиеся выше). В функции судов входит прояснение таких сомнений в отношении интерпретации (см., с соответствующими изменениями, Cantoni, упомянутое выше). Статья 7 Конвенции не может толковаться как запрет постепенного уточнения правил уголовной ответственности посредством судебной интерпретации в каждом конкретном деле, «при условии, что изменение правил согласуется с сущностью преступления и его можно разумно предвидеть» (см. S.W. v. the United Kingdom, упомянутое выше, §36, и Streletz, Kessler and Krenz v. Germany [GC], nos. 34044/96, 35532/97 and 44801/98, §50, ECHR 2001-II).

142. Понятие «наказание» в статье 7, наряду с понятиями «гражданские права и обязанности» и «уголовное обвинение» в статье 6 §1 Конвенции, является автономным. Для того чтобы защита в соответствии со статьей 7 была эффективной, Суд должен выйти за рамки стереотипов и оценить для себя, является ли конкретная мера «наказанием» по смыслу этого положения (см. Welch v. the United Kingdom, 9 February 1995, §27, Series A no. 307‑A, и Jamil v. France, 8 June 1995, §30, Series A no. 317-B). Во втором предложении статьи 7 §1 указано, что отправной точкой при любой оценке наказания является вопрос, применяется ли рассматриваемая мера после осуждения за «уголовное преступление». В этой связи могут быть приняты во внимание и другие факторы, такие как характер и цель рассматриваемой меры, ее характеристика в соответствии с национальным законодательством, процедуры, связанные с применением и реализацией этой меры, а также ее тяжесть (см. Welch, упомянутое выше, §28 , и Jamil, упомянутое выше, §31). С этой целью, Комиссия и Суд в своем прецедентном праве провели различие между мерами, составляющими, по существу «наказание», и мерами, касающимися «применения» или «реализации» «наказания». Таким образом, если характер и цель меры относятся к сокращению наказания или изменению режима для досрочного освобождения, она не является частью «наказания» по смыслу статьи 7 (см., в частности, Hogben, упомянутое выше; Hosein v. the United Kingdom, no. 26293/95, Commission decision of 28 February 1996, unreported; Grava, упомянутое выше, §51; и Uttley, упомянутое выше). Однако на практике, различие между ними не всегда может быть определенным.

2. Применение вышеуказанных принципов в данном деле

143. В первую очередь, Суд отмечает, что стороны не оспаривают тот факт, что в то время, когда заявитель был привлечен к суду и осужден, умышленное убийство каралось обязательным пожизненным заключением в соответствии со статьей 203 (2) Уголовного кодекса, и что он был приговорен в рамках этого положения. Таким образом, правовой основой для осуждения и приговора заявителя было уголовное право, дей­ствовавшее на момент рассмотрения дела, и его приговор соответствовал положениям Уголовного кодекса.

144. Аргументы сторон касаются, по сути, фактического значения термина «пожизненное лишение свободы». С одной стороны, заявитель утверждает, что во время совершения преступления, за которое он был осужден, пожизненное заключение было равносильно лишению свободы сроком на двадцать лет. Последующая отмена Тюремных правил и ретроактивное применение Закона о тюрьмах 1996 года привели к непредвиденному продлению срока его тюремного заключения на неопределенный срок, на оставшуюся часть его жизни, и к изменению условий его содержания под стражей. С другой стороны, Правительство заявило, что статья 203 (2) Уголовного кодекса была и до сих пор остается единственным основным положением национального законодательства, устанавливающим наказание в виде пожизненного заключения за умышленное убийство. Именно к этому наказанию приговорил заявителя суд присяжных Лимассола. Тюремные правила касались исполнения пожизненного лишения свободы, назначенного судом, а именно оценки возможного сокращения приговора на основании хорошего поведения и старательного труда.

145. Следовательно, в данном деле Суд должен решить вопрос, что именно «наказание» в виде пожизненного лишения свободы означало на тот момент согласно внутреннему законодательству. Суд должен, в частности, установить, удовлетворял ли текст закона, в свете дополнительной интерпретации прецедентного права, требованиям доступности и предсказуемости. При этом он должен учитывать внутреннее законодательство в целом и то, как оно применялось в то время.

146. Хотя в то время, когда заявитель совершил преступление, Уголовный кодекс ясно предусматривал, что умышленное убийство влечет за собой наказание в виде пожизненного лишения свободы, так же очевидно, что исполнительные и административные органы в то время основывались на предпосылке, что такое наказание равносильно двадцати годам тюремного заключения (см. пункт 65 выше). Тюремные власти применяли Тюремные правила, основанные на Законе о тюремной дисциплине (гл. 286), в соответствии с которыми все заключенные, включая пожизненно заключенных, имели право на сокращение наказания за хорошее поведение и добросовестный труд. Для этих целей, Правило 2 определяло пожизненное заключение как лишение свободы на двадцать лет (см. пункт 42 выше). Правительство признало, что в то время исполнительные и административные органы, в том числе пенитенциарная служба, понимали это в том смысле, что любое лицо, приговоренное к пожизненному заключению, должно отбыть максимальный срок заключения, равный двадцати годам (см. пункт 65 выше). Поэтому тюремные власти интерпретировали приговор к пожизненному заключению как лишение свободы на двадцать лет. Это также явствует из письма, направленного Президенту тогдашним Генеральным прокурором Республики (см. пункт 53 выше).

147. 5 февраля 1988 года суд присяжных Никосии, в своем решении по делу The Republic of Cyprus v. Andreas Costa Aristodemou, alias Yiouroukkis, ясно заявил, что пожизненное тюремное заключение, согласно Уголовному кодексу, является лишением свободы на оставшуюся часть биологиче­ского существования осужденного, а не на двадцать лет. Впо­следствии, 10 марта 1989 года суд присяжных Лимассола, при вынесении приговора в отношении заявителя, опирался на выводы суда присяжных Никосии в упомянутом выше деле. Соответственно, он приговорил заявителя к «пожизненному заключению» на оставшуюся часть его жизни. Несмотря на это, когда заявитель поступил в тюрьму для отбывания наказания, он получил письменное уведомление от тюремной администрации с указанием даты условного освобождения, причем сокращение его пожизненного заключения оценивалось на основании лишения свободы сроком на двадцать лет. Только 9 октября 1992 года, в деле Hadjisavvas v. the Republic of Cyprus (см. пункты 19 и 50 выше), эти Правила были объявлены Верховным судом неконституционными и ultra vires (см. пункты 50–51 выше). Они были, наконец, отменены 3 мая 1996 года.

148. В связи с вышеизложенным, хотя Суд принимает доводы Правительства, что соответствующие Правила касались исполнения наказания, ясно, что в действительности понимание и применение этих правил на тот момент выходило за эти рамки. Таким образом, различие между назначением пожизненного заключения и порядком его исполнения не было очевидным. Первое разъяснение национальным судом в этом отношении было дано в деле Yiouroukkis после совершения заявителем преступления, которое привело к его судебному преследованию и осуждению. Кроме того, Суд отмечает, что и в деле Yiouroukkis, и в деле заявителя, обвинение склонялось к мнению, что пожизненное заключение ограничивалось двадцатью годами (см. пункты 15 и 47 выше).

149. Однако в то же время Суд не может принять довод заявителя о том, что на него задним числом было наложено более тяжкое наказание, так как, принимая во внимание основные положения Уголовного кодекса, нельзя сказать, что на тот момент наказание в виде пожизненного заключения ясно приравнивалось к лишению свободы на двадцать лет.

150. Поэтому Суд считает, что данное дело касается не ретроспективного наложения более тяжкого наказания, а скорее вопроса «каче­ства закона». В частности, Суд считает, что в то время, когда заявитель совершил преступление, соответствующее кипрское законодательство в целом не было сформулировано с достаточной точностью, чтобы по­зволить заявителю осознать, даже после соответствующей консультации, до степени, разумной в данных обстоятельствах, масштабы применения наказания в виде пожизненного лишения свободы и порядок его исполнения. Соответственно, имело место нарушение статьи 7 Конвенции в этом отношении.

151. Однако, в отношении того факта, что, вследствие изменения пенитенциарного законодательства (см. пункт 58 выше), заявитель, будучи пожизненно заключенным, потерял право на сокращение его приговора, Суд отмечает, что этот вопрос касается исполнения приговора, а не наложенного на него «наказания», которое осталось пожизненным заключением. Хотя изменения пенитенциарного законодательства и условий освобождения могло сделать заключение заявителя более строгим, эти изменения не могут быть истолкованы как применение более тяжелого «наказания», чем то, которое было назначено судом первой инстанции (см. Hogben and Hosein, упомянутое выше). В связи с этим, Суд вновь заявляет, что вопросы, касающиеся политики освобождения, порядка ее реализации и обоснований находятся в сфере полномочий государств-членов при определении их собственной уголовной политики (см. Achour, упомянутое выше, §44). Соответственно, нарушения статьи 7 Конвенции в этом отношении не было.

152. В заключение, Суд считает, что имело место нарушение статьи 7 Конвенции в отношении качества законодательства, применимого в рассматриваемый период времени. Далее, Суд считает, что нарушения этого положения в связи с ретроспективным применением более тяжкого наказания в отношении приговора заявителя и внесением изменений в пенитенциарное законодательство, которые лишили пожизненно заключенных возможности сокращения приговора, не было.

V. ЗАЯВЛЕННОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 14 КОНВЕНЦИИ

153. Наконец, заявитель жаловался, что он подвергся дискриминации по сравнению с другими пожизненно заключенными и прочими заключенными, в нарушение статьи 14 Конвенции, взятой в совокупности со статьями 3, 5 и 7. Статья 14 Конвенции гласит:

«Пользование правами и свободами, признанными в настоящей Конвенции, должно быть обеспечено без какой бы то ни было дискриминации по признаку пола, расы, цвета кожи, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, принадлежности к национальным меньшин­ствам, имущественного положения, рождения или по любым иным признакам».

A. Аргументы сторон

1. Заявитель

154. Заявитель утверждал, что большинство других пожизненно заключенных были освобождены после отбытия двадцати лет лишения свободы. В связи с этим он отметил, что хотя эти заключенные были освобождены благодаря сокращению их приговора Президентом Республики в соответствии со статьей 53 §4 Конституции, он, по неизвестным ему причинам, подвергся дискриминации и был оставлен в заключении. Кроме того, он отметил, что, кроме девяти пожизненно заключенных, освобожденных в 1993 году, еще четыре пожизненно заключенных были освобождены в период с 1997 по 2005 годы на основании статьи 53 §4. Вследствие этого дискриминационного обращения, он стал заключенным, проведшим больше всего времени в Центральных тюрьмах.

155. Наконец, он утверждал, что после внесения поправок в соответствующее законодательство, согласно статье 12 (1) Закона о тюрьмах 1996 года, он, как пожизненный заключенный, был лишен возможности любого сокращения приговора.

2. Правительство

156. Правительство признало, что к заявителю отнеслись иначе, чем к девяти пожизненно заключенным, которые были освобождены в 1993 году благодаря сокращению их приговора Президентом Республики в соответствии со статьей 53 §4 Конституции. Тем не менее, Правительство утверждает, что такое различие в обращении не противоречит статье 14 Конвенции. В частности, к заявителю отнеслись иначе, чем к этим девяти пожизненно заключенным, не из-за каких-либо «личных характеристик», но из-за характера вынесенного в отношении него решения суда присяжных. Суд присяжных явно коснулся правильности интерпретации пожизненного заключения и вопроса о конституционности Правил. Остальные девять заключенных были приговорены до разбирательства по делу Yiouroukkis, в котором впервые были подняты эти вопросы интерпретации пожизненного заключения и действительности Правил. Письмо, направленное Генеральным прокурором Президенту, явно свидетельствует, что эти девять заключенных были освобождены на том основании, что им было объявлено, что они приговорены к тюремному заключению на двадцать лет. В отличие от ситуации в деле заявителя, эти заявления не были уточнены замечаниями суда.

157. Кроме того, в то время, когда Верховный суд вынес свое решение по делу Hadjisavvas, все девять заключенных почти достигли окончания срока, который они были обязаны отбыть в соответствии с Правилами. Все они имели право на освобождение в соответствии с Правилами в 1993 или 1994 году, и, в отличие от заявителя, отбыли почти весь свой срок, будучи твердо уверены, что они будут автоматически освобождены в соответствии с Правилами. В этих обстоятельствах Президент, действуя по рекомендации Генерального прокурора, решил, что было бы целесообразно, по гуманитарным соображениям, досрочно освободить этих девятерых заключенных в соответствии со статьей 53 §4 Конституции. В деле заявителя эти соображения неприменимы. Таким образом, Правительство считает, что, требуя от заявителя отбытия наказания в виде пожизненного заключения (не ограниченного Правилами), и тем самым подвергая его обращению, отличному от обращения с другими девятью пожизненно заключенными, они действовали в рамках закона, требующего от заявителя полностью отбыть приговор, вынесенный национальным судом в соответствии с Уголовным кодексом. В этой связи, Правительство указало, что пожизненно заключенный г-н Yiouroukkis подвергся такому же обращению, и по тем же причинам, что и заявитель. Он также все еще отбывает пожизненное заключение.

158. Наконец, Правительство отметило, что после 1993 года только два пожизненно заключенных были освобождены в соответствии со статьей 53 §4 Конституции, а не четыре, как утверждал заявитель. Два других случая, на которые сослался заявитель, не связаны с заключенными, отбывающими пожизненное заключение.

B. Оценка Суда

1. Общие принципы

159. Европейский Суд напоминает, что статья 14 Конвенции не имеет независимого значения, так как она касается только прав и свобод, гарантированных другими основными положениями Конвенции и протоколов к ней. Однако применение статьи 14 Конвенции не предполагает нарушения одного или более таких положений, и в этом смысле она является автономной (см., например , Thlimmenos v. Greece [GC], no. 34369/97, §40, ECHR 2000-IV). Мера, которая сама по себе соответствует требованиям статьи, закрепляющей рассматриваемое право или свободу, однако, может нарушать эту статью, взятой в совокупности со статьей 14, поскольку носит дискриминационный характер (см., например, Case «relating to certain aspects of the laws on the use of languages in education in Belgium» v. Belgium (merits), 23 July 1968, §9, Series A no. 6). Соответственно, для того, чтобы статья 14 была применимой, достаточно, чтобы факты по делу подпадали под действие другого основного положения Конвенции или Протоколов к ней (см., например, Thlimmenos, упомянутое выше, §40, и Karlheinz Schmidt v. Germany, 18 July 1994, §22, Series A no. 291‑B).

160. Кроме того, Суд отмечает, что статья 14 не запрещает различий в обращении при осуществлении прав и свобод, закрепленных в Конвенции. Она гарантирует лицам, находящимся в аналогичной ситуации, отсутствие дискриминационных различий в обращении, основой или причиной которого является личная характеристика («статус»), которой лицо или группа лиц отличаются друг от друга (см. Kjeldsen, Busk Madsen and Pedersen v. Denmark, 7 December 1976, §56, Series A no. 23, and Thlimmenos v. Greece, cited above, §§40–49).

161. В соответствии с прецедентным правом Суда, различие в обращении является дискриминационным, для целей статьи 14 Конвенции, если оно «не имеет объективного и разумного оправдания». Другими словами, понятие дискриминации включает общие случаи, когда лицо или группа лиц подвергаются, без уважительной причины, менее благоприятному обращению, чем другие, хотя более благоприятное обращение не определено Конвенцией (см. Abdulaziz, Cabales and Balkandali v. the United Kingdom, 28 May 1985, §82, Series A no. 94). Статья 14 не запрещает различия в обращении, которые основываются на объективной оценке существенно различных фактических обстоятельств, и которые, будучи основаны на интересах общества, соблюдают справедливый баланс между защитой интересов общества и уважением к правам и свободам, защищаемым в соответствии с Конвенцией (см., среди других источников, G.M.B. and K.M. v. Switzerland (dec.), no. 36797/97, 27 September 2001). Договаривающиеся Государства пользуются определенной свободой усмотрения при оценке, оправданы ли, и в какой степени оправданы различия в обращении в аналогичных ситуациях (см. Gaygusuz v. Austria, 16 September 1996, §42, Reports 1996-IV). Сфера усмотрения может меняться в зависимости от обстоятельств, конкретной ситуации и ее предыстории (см. Rasmussen v. Denmark, 28 November 1984, §40, Series A no. 87, и Inze v. Austria, 28 October 1987, §41, Series A no. 126), но окончательное решение по вопросу соблюдения требований Конвенции возлагается на Суд (см. Willis v. the United Kingdom, no. 36042/97, §39, ECHR 2002-IV).

2. Применение вышеуказанных принципов в данном деле

162. В настоящем деле Суд отмечает, что дискриминационное обращение, на которое жалуется заявитель, состоит в различии, проводимом, во-первых, между заявителем и другими пожизненно заключенными, которые были освобождены, начиная с 1993 года, и, во-вторых, между заявителем, как пожизненно заключенным, и другими заключенными в соответствии со статьей 12 (1) Закона о тюрьмах 1996 года.

163. В отношении первой жалобы заявителя, Суд отмечает, что упомянутые пожизненно заключенные были освобождены после смягчения и сокращения их приговоров Президентом Республики в рамках осуществления его прерогативы и дискреционных полномочий в соответствии со статьей 53 §4 Конституции, которые применяются на индивидуальной основе. В частности, девять пожизненно заключенных, которым, как и заявителю, приговор был вынесен в то время, когда действовали тюремные правила, и которым тюремные власти сообщили дату освобождения, были освобождены не на основании Правил или приговора, но Президентом в рамках осуществления его дискреционных конституционных полномочий. Кроме того, как указало Правительство, в деле заявителя суд присяжных Лимассола недвусмысленно обратился к правильной интерпретации пожизненного заключения и вынес приговор в виде лишения свободы на оставшуюся часть жизни заявителя.

164. В связи с вышеизложенным, в частности учитывая широкий спектр факторов, принимаемых во внимание при осуществлении дискреционных полномочий Президента, таких как характер правонарушения и доверие общественности к системе уголовного правосудия (см. пункт 87 выше), нельзя сказать, что осуществление этого усмотрения порождает проблемы в соответствии со статьей 14.

165. В отношении второй жалобы заявителя, Суд считает, что заявитель не может требовать обращения, аналогичного обращению с другими заключенными, не приговоренными к пожизненному заключению, учитывая характер пожизненного заключения.

166. Таким образом, Суд приходит к выводу, что нарушения статьи 14 Конвенции в совокупности со статьями 3, 5 и 7 не было.

VI. ПРИМЕНЕНИЕ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ

167. Статья 41 Конвенции гласит:

«Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне».

A. Ущерб

168. Заявитель не выдвинул никаких требований в отношении компенсации материального вреда. Он утверждал, что признание нарушения в отношении его жалоб и его последующее освобождение из заключения будет достаточным возмещением. Кроме того, хотя заявитель потребовал выплаты компенсации нематериального вреда, он не указал никакой конкретной суммы и оставил этот вопрос на усмотрение Суда. В этой связи, он утверждал, что он подвергся интенсивным психическим страданиям и испытывал чувства неуверенности, страха и тоски вследствие противоправного продолжения его заключения и перспективы умереть в тюрьме. Заявитель попросил Суд, при оценке суммы, которая будет присуждена в этой связи, учесть, в частности, разумное ожидание освобождения, основанное на уведомлении, полученном им от тюремных властей, увеличение срока наказания без вины с его стороны, и тот факт, что его чувства можно считать равносильными чувствам, испытываемым человеком в «камере смертников».

169. Правительство заявило, что если Суд установит нарушение в отношении первой жалобы заявителя по статье 3, такое нарушение будет достаточной справедливой компенсацией. В связи с этим, они подчеркнули, что даже если бы внутреннее законодательство гласило иначе, например, даже если бы возможность освобождения заявителя определялась независимой комиссией по условно-досрочному освобождению, из этого не следует, что существование таких процедур обязательно привело бы к освобождению заявителя в любой конкретный момент времени. Правительство признало, что если Суд установит нарушение Конвенции в отношении любой другой жалобы заявителя, то, в зависимости от природы выводов Суда, будет целесообразно присудить заявителю компенсацию нематериального вреда, сумма которой будут определена судом на справедливой и равноправной основе с учетом всех аспектов дела.

170. Принимая во внимание все обстоятельства дела, Суд считает, что признание нарушения статьи 7 Конвенции само по себе является достаточной справедливой компенсацией в отношении любого нематериального вреда, понесенного заявителем.

B. Расходы и издержки

171. Заявитель потребовал выплатить ему 7645,25 кипрских фунтов (CYP), включая налог на добавленную стоимость (НДС) в размере 15%, в качестве компенсации юридических издержек и расходов, понесенных в национальных судах, касающихся его заявления habeas corpus. Он также потребовал выплатить ему CYP 20 933,35, включая НДС в размере 15%, в качестве компенсации издержек и расходов, понесенных в ходе разбирательства в Суде. Эта сумма включает 715 евро (EUR), предоставленными в качестве правовой помощи Советом Европы в связи со слушаниями в Палате. Он представил счета с детальным описанием работы по пунктам.

172. Требования заявителя, касающиеся национальных судов, включают 51 час работы его адвоката, при почасовой оплате CYP 125, и дополнительные расходы, в основном, расходы на связь.

173. Его требования о компенсации расходов и издержек, понесенных в Суде, включают следующие пункты:

(a) CYP 8075, плюс НДС, в отношении расходов, связанных с работой, проделанной его адвокатом при подготовке замечаний для Палаты и Большой Палаты, а также на встречи и переписку. Указанная сумма включает 56 рабочих часов, 13 часов с почасовой оплатой CYP 125, и остальное время — с почасовой оплатой CYP 150;

(b) CYP 468, плюс НДС, в отношении дополнительных расходов, в основном расходов на связь (факсы, телефонные переговоры, почтовые расходы), затраты на копирование и приобретение книг, касающихся поднятых в деле вопросов;

(c) CYP 9150, плюс НДС, в отношении расходов, связанных с работой, проделанной его адвокатом при подготовке к слушаниям в Большой палате, и присутствия его представителей на слушаниях в Большой палате, и

(d) CYP 863, плюс НДС, в отношении расходов, связанных с подготовкой его адвокатом, после слушаний в Большой палате, ответов на замечания Правительства от 23 января 2007 года.

174. Правительство оставило этот вопрос на усмотрение Суда.

175. В отношении разбирательства в национальных судах, Суд повторяет, что, если он признает, что имело место нарушение Конвенции, он может присудить заявителю компенсацию издержек и расходов, понесенных в национальных судах, «для профилактики нарушений или в их возмещение» ( см., например, Hertel v. Switzerland, 25 August 1998, §63, Reports of Judgments and Decisions 1998-VI, and Carabasse v. France, no. 59765/00, § 68, 18 January 2005). В данном случае, поскольку рассмотрение дела заявителя в Верховном суде было, по сути, направлено на устранении нарушений Конвенции, обжалованных в Суде, эти внутренние судебные издержки могут быть приняты во внимание при оценке требований в отношении расходов.

176. В отношении издержек и расходов, понесенных в ходе разбирательства в Страсбурге, Европейский Суд напоминает, что в соответствии с его устоявшимися прецедентным правом, расходы не возмещаются в соответствии со статьей 41, если не будет установлено, что они были фактически понесены, были необходимыми и разумными. Кроме того, судебные издержки подлежат возмещению лишь в той мере, в какой они связаны с установленным нарушением (см., например, Iatridis v.Greece (справедливая компенсация) [GC], no. 31107/96, §54, ECHR 2000-XI; Beyeler v. Italy (справедливая компенсация) [GC], no. 33202/96, §27, 28 May 2002; и Sahin v. Germany [GC], no. 30943/96, §105, ECHR 2003‑VIII).

177. Суд установил нарушение статьи 7 Конвенции. Кроме того, он отмечает, что вопросы, поставленные перед Большой Палатой, были крупномасштабными и сложными, и что при подготовке дела была проведена значительная работа.

178. Тем не менее, Суд считает, что общая заявленная сумма расходов является чрезмерной.

179. Принимая во внимание обстоятельства дела, Суд присуждает заявителю, в отношении всех расходов, понесенных во внутреннем и конвенционном разбирательствах, в общей сложности EUR 16 000,16 , за вычетом суммы, уже полученной в рамках правовой помощи (EUR 2535,16), что в общей сложности составляет EUR 13 465, включая любой налог, который может быть начислен на эту сумму.

C. Пеня

180. Суд считает разумным, что пеня должна быть основана на граничной кредитной ставке Европейского Центрального Банка, к которой следует добавить три процентных пункта.

На основании этого Суд единогласно

1. Постановляет, десятью голосами против семи, что нарушения статьи 3 Конвенции не было;

2. Постановляет, шестнадцатью голосами против одного, что нарушения §1 статьи 5 Конвенции не было;

3. Постановляет единогласно, что жалоба по статье 5 §4 Конвенции выходит за рамки его рассмотрения;

4. Постановляет

(a) пятнадцатью голосами против двух, что имело место нарушение статьи 7 Конвенции в отношении качества законодательства, применимого в рассматриваемый период времени;

(b) шестнадцатью голосами против одного, что не было нарушения этого положения в отношении жалобы заявителя на ретроспективное введение более тяжкого наказания в связи с его приговором и изменениями в пенитенциарном законодательстве, лишающими пожизненно заключенных права на сокращение срока наказания;

5. Постановляет, шестнадцатью голосами против одного, что нарушения статьи 14 Конвенции не было;

6. Постановляет единогласно, что установление факта нарушения само по себе является достаточной справедливой компенсацией любого нематериального вреда, причиненного заявителю;

7. Постановляет единогласно:

(a) государство-ответчик должно выплатить заявителю, в течение трех месяцев с даты, когда судебное решение станет окончательным в соответствии со статьей 44 §2 Конвенции, 13 465 (тринадцать тысяч четыреста шестьдесят пять) евро, плюс любые налоги, которые могут быть начислены на эту сумму, в качестве компенсации расходов и издержек;

(b) с момента истечения вышеупомянутых трех месяцев до выплаты, на вышеуказанную сумму начисляется пеня, равная граничной кредитной ставке Европейского Центрального Банка в этот период, плюс три процентных пункта;

8. Отклоняет единогласно оставшуюся часть требований заявителя в отношении компенсации.

Составлено на английском и французском языках и провозглашено на открытых слушаниях во Дворце прав человека, Страсбург, 12 февраля 2008 года.

 

Жан-Поль Коста

Майкл О’Бойл

председатель

секретарь

 

 

В соответствии со статьей 45 §2 Конвенции и правилом 74 §2 Регламента Суда, к настоящему решению прилагаются следующие мнения:

(a) совпадающее мнение судьи Братца;

(b) совместное частично особое мнение судей Тюлькенса, Кабрала Баррето, Фура-Сандстрема, Шпильманна и Йебенса;

(c) частично особое мнение судьи Лукаидеса, к которому присоединился судья Йочене;

(d) частично особое мнение судьи Боррего Боррего.

J.-P.C.
M.O’B.

СОВПАДАЮЩЕЕ МНЕНИЕ СУДЬИ БРАТЦА[1]

Я согласен с выводами Большой Палаты по всем аспектам дела и хочу лишь добавить несколько своих собственных замечаний в отношении жалобы по статье 3 Конвенции, в связи с важностью поднятого вопроса.

Я считаю, что настало время, когда Суд должен четко заявить, что назначение несократимого пожизненного заключения, даже для взрослых преступников, в принципе, несовместимо со статьей 3 Конвенции. Само понятие «несократимого» ​​приговора для этой цели объясняется Судом как лишение свободы до конца жизни преступника, без «возможности», «надежды» или «перспективы» освобождения. Как отмечается в решении Суда, пожизненное заключение нельзя считать «несократимым» только потому, что возможность досрочного освобождения ограничена, или потому, что на практике наказание может быть отбыто в полном объеме.

В данном деле, как и большинство Суда, я не могу согласиться с тем, что заявитель не имел «перспективы» или «надежды» на освобождение, с учетом применимых в настоящее время на Кипре (и упомянутых в решении) полномочий, касающихся приостановления, смягчения или сокращения пожизненного заключения и предоставления условно-досрочного освобождения.

Действительно, осуществление этих полномочий, включая полномочия предоставлять условно-досрочное освобождение пожизненно заключенному в соответствии с Законом о тюрьмах 1996 года с по­правками, находится в пределах усмотрения Президента Республики по рекомендации или по согласованию с Генеральным прокурором, и осуществление этого усмотрения в настоящее время не подлежит пересмотру судебным или другим независимым органом. Также верно и то, что не существует никаких процессуальных гарантий, регулирующих реализацию этого права усмотрения: в частности, усмотрение не осуществляется в соответствии с какими-либо опубликованными критериями, и не существует требования о публикации мнения Генерального прокурора или обоснования отклонения ходатайства о досрочном освобождении.

Тем не менее, я не считаю, что отсутствие такого независимого пересмотра или процессуальных гарантий лишило заявителя, как пожизненно заключенного, любой «надежды» или «перспективы» освобождения, как эти термины ранее интерпретировались и применялись Судом. Также, принимая во внимание то, каким образом эти полномочия осуществляются на практике на Кипре (см. пункт 52 постановления), я не могу согласиться с мнением меньшинства, что, в отсутствие какого-либо независимого пересмотра или процессуальных гарантий, любая перспектива освобождения в Республике не является «реальной и ощутимой», и что, следовательно, пожизненный приговор, вынесенный заявителю, сделал его жертвой бесчеловечного и унижающего достоинство обращения в нарушение статьи 3 Конвенции.

С другой стороны, отсутствие такого пересмотра и гарантий, присущие праву усмотрения в отношении условно-досрочного освобождения пожизненно заключенных, не обязательно не имеет значения с точки зрения Конвенции. Однако его значение, если таковое имеется, относится, на мой взгляд, не к статье 3 Конвенции, а к статье 5 §4, которая предусматривает, что каждый, кто лишен свободы в результате ареста или заключения под стражу, имеет право на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу и на освобождение, если его заключение под стражу признано судом незаконным.

В своем решении по делу Stafford (Stafford v. the United Kingdom [GC] no. 46215/99, ECHR 2002-IV), Суд рассматривал вопрос продолжающегося содержания под стражей заключенного, приговоренного к обязательному пожизненному лишению свободы, в Великобритании по истечении так называется «тарифного» срока, представляющего элемент наказания в рамках пожизненного заключения. Суд отметил, что, после истечения «тарифного» срока, продолжающееся содержание под стражей зависит от элементов опасности и риска, связанных с целями первоначального приговора за убийство. По мнению Суда, так как эти элементы могут меняться с течением времени, возникают новые вопросы законности, которые требуют рассмотрения органом, отвечающим требованиям статьи 5 §4, то есть независимым органом, имеющим полномочия принимать решения об освобождении и следующим процедуре, которая содержит необходимые судебные гарантии, включая, например, возможность проведения устных слушаний (там же , §§87–90).

Система, которую тогда рассматривал Суд, не имеет, в настоящее время, эквивалента на Кипре, так как, при вынесении обязательного пожизненного приговора, судья не определяет «тарифный» срок, представляющий собой элемент наказания, и срок содержания под стражей пожизненного заключенного не делится на условные этапы до и после истечения «тарифного» срока. Тем не менее, даже в отсутствие тарифной системы, я думаю, что рассуждения Суда в деле Stafford не могут не иметь отношения к системе, существующей на Кипре, в которой явно предусмотрены полномочия условного освобождения, применимые даже к заключенным, приговоренным к обязательному пожизненному лишению свободы. Решение, следует ли предоставлять условно-досрочное освобождение в каждом конкретном случае, должно, на мой взгляд, принципиально зависеть от оценки, удовлетворяет ли уже отбытый срок заключения необходимому элементу наказания за конкретное правонарушение, и, если да, то представляет ли пожизненно заключенный угрозу для общества. Как ясно сказано в решении Stafford, решение по обоим этим вопросам должно приниматься независимым органом, в соответ­ствии с процедурами, содержащими необходимые судебные гарантии, а не исполнительной властью.

Однако, в принципе, мне представляется ни необходимым, ни целесообразным решать вопрос, влечет ли отсутствие независимого пересмотра продолжающегося содержания заявителя под стражей или адекватных процессуальных гарантий при подаче ходатайства об условно-досрочном освобождении проблемы в соответствии со статьей 5 §4 Конвенции, поскольку, как установил Суд, жалоба заявителя в рамках этого положения была подана после вынесения решения о приемлемости, и, поскольку данный вопрос не был в полной мере аргументирован в Суде.

СОВМЕСТНОЕ ЧАСТИЧНО ОСОБОЕ МНЕНИЕ СУДЕЙ
ТЮЛЬКЕНСА, КАБРАЛА БАРРЕТО, ФУРА-САНДСТРЕМА,
ШПИЛЬМАНА И ЙЕБЕНСА

Мы не разделяем мнение большинства в отношении статьи 3 Конвенции, и хотели бы изложить свои мотивы. Центральным в данном деле является вопрос, совместимы ли пожизненное заключение или несократимый приговор со статьей 3 Конвенции. В нынешних условиях, это очень важный вопрос, в связи с наблюдающейся во многих европейских странах тенденцией к назначению больших сроков лишения свободы.

1. Прежде всего, мы должны вновь подтвердить однозначное заявление Суда в решении Selmouni v. France ([GC], no. 25803/94, ECHR 1999-V) при толковании статьи 3 Конвенции, фундаментального положения в структуре Конвенции: «...потребность во все более строгих стандартах в области защиты прав человека и основных свобод, соответственно и неизбежно требует большей твердости при оценке нарушений фундаментальных ценностей демократического общества» (там же, §101).

2. Как справедливо отметило большинство, важно определить, во-первых, действительно ли приговор к пожизненному заключению, вынесенный заявителю, означал отсутствие любых перспектив освобождения (см. пункт 100 решения), и, следовательно, был равносилен лишению свободы на оставшуюся часть жизни осужденного (см. п. 102).

В соответствии с существующей сегодня на Кипре системой, любая перспектива освобождения, которую имеет пожизненно заключенный, зависит от Президента Республики, который имеет дискреционные полномочия, при условии согласия Генерального прокурора, смягчить, сократить или приостановить наказание (статья 53 §4 Конституции). Более того, статья 14 Закона о тюрьмах от 3 мая 1996 года (с изменениями, внесенными Законом № 12 (I)/97) расширяет конституционные полномочия Президента на условно-досрочное освобождение. Поэтому, хотя пер­спектива освобождения лиц, отбывающих пожизненное заключение, существует в теории, на практике она крайне ограничена. Это верно, что факта ограниченности перспективы освобождения самого по себе недостаточно для вывода о нарушении статьи 3 Конвенции (см. Einhorn v. France (dec.), no. 71555/01, §§27-28, ECHR 2001-XI). Тем не менее, перспектива освобождения, даже ограниченная, должна существовать де-факто в конкретных терминах, чтобы не усугублять неопределенность и страдания, присущие пожизненному заключению. Под словами «де-факто» мы имеем в виду реальную возможность освобождения. Это было явно не так в данном деле.

3. Хотя мы можем принять тот факт, что акты помилования и милосердия, в общем, лежат в пределах дискреционных полномочий исполнительной власти, постольку поскольку они распространяются на все виды пересмотра приговоров и договоренностей об освобождении, но в случае отсутствия достаточных гарантий против произвола возникают вопросы по статье 3. Хотя выбор государством конкретной уголовно-правовой системы, включая пересмотр приговоров и договоренности об освобождении, в принципе выходят за рамки контроля, осуществляемого Судом на европейском уровне, предполагается, что выбранная система не должна противоречить принципам, закрепленным в Конвенции (см., с соответствующими изменениями, Achour v. France [GC], no. 67335/01, §51, ECHR 2006-IV). Таким образом, полномочия государства в сфере уголовного правосудия не ограничены.

Как прямо признало Правительство, процедура, в настоящее время применяемая на Кипре, имеет ряд недостатков (см. пункт 91 постановления), и в течение 2007 года ожидаются предложения по законодательной реформе (см. пункт 92). В частности, отсутствует обязанность информировать заключенного о мнении Генерального прокурора по его ходатайству о досрочном освобождении, а также обязанность Президента обосновать отказ в удовлетворении такого ходатайства. На практике Президент также не делает этого. Кроме того, нет никакой опубликованной процедуры или критериев, регулирующих функционирование этих положений. Следовательно, пожизненно заключенный остается в неведении относительно применяемых критериев и причин отклонения его ходатайства. Наконец, отказ в досрочном освобождении заключенного не подлежит судебному пересмотру. Это отсутствие справедливой, по­следовательной и прозрачной процедуры усугубляет боль и страдания, которые являются неотъемлемым элементом пожизненного заключения, и которые, в случае заявителя, были дополнительно усугублены неопределенностью практики, касающейся пожизненного заключения в то время.

В этой связи мы придаем большое значение гарантиям в отношении условно-досрочного освобождения, рекомендованным Советом Европы в различных упомянутых в решении документах (см., в частности, пункты 69–72). По этой причине, можно провести различие между настоящим делом и другими делами, в которых Суд постановил, что пожизненное заключение соответствовало статье 3, и в которых системы уголовного правосудия содержали гарантии, касающиеся условно-досрочного освобождения (см., среди прочего, Stanford v. the United Kingdom (dec.), no. 73299/01, 12 December 2002; Sawoniuk v. the United Kingdom (dec.), no. 63716/00, ECHR 2001-VI; Einhorn, cited above, §§20–21, 27–28; Hill v. the United Kingdom (dec.), no. 19365/02, 18 March 2003; и Wynne v. the United Kingdom (dec.), no. 67385/01, 22 May 2003).

4. Решение гласит, что «в настоящее время в государствах-членах Совета Европы еще не существует ясных и общепринятых стандартов в отношении пожизненного заключения и, в частности, его пересмотра и корректировки. Более того, невозможно установить четкую тенденцию в отношении системы и процедур, касающихся досрочного освобождения» (см. пункт 104).

На наш взгляд, такая оценка просто несовместима с соответствующими документами Совета Европы, которые цитируются в решении. В течение последних тридцати лет Комитет министров и Парламентская Ассамблея неоднократно обращались к вопросам, связанным с длительными сроками заключения, и прямо призывали государства-членов «ввести в свое законодательство условно-досрочное освобождение, если эта мера еще в нем не предусмотрена» (Рекомендация Комитета Министров Rec (2003) 22 от 24 сентября 2003 года об условно-досрочном освобождении). Эта же Рекомендация также признает, что условно-досрочное освобождение — которое не является формой снисхождения или более мягким видом наказания, а способом исполнения приговора — «является одним из наиболее эффективных и конструктивных средств предотвращения повторных правонарушений и содействия реинтеграции в общество». Европейские пенитенциарные правила, принятые Комитетом Министров 11 января 2006 года (Рекомендация Rec (2006)2), отражающие существующий европейский консенсус в этой области, также обращаются к вопросу об освобождении осужденных: «В отношении заключенных с длительными сроками заключения, должны быть приняты меры для обеспечения их постепенного возвращения к жизни в свободном обществе» (107,2). И совсем недавно, в заявлении от 12 ноября 2007 года, Комиссар Совета Европы по правам человека твердо заявил, что «следует пересмотреть использование пожизненного заключения». Он добавил, что, если просьбы об освобождении неизменно отклоняются до конца жизни заключенного, это де-факто составляет пожизненное лишение свободы.

Та же тенденция наблюдается на уровне Европейского Союза. Так, Рамочное решение 2002/584/JHA о европейском ордере на арест и процедурах передачи лиц между государствами-членами, принятое Советом Европейского союза 13 июня 2002 года, предусматривает исполнение в любом из государств-членов судебного решения, вынесенного в другом государстве-члене, об аресте и передаче лица в целях уголовного преследования или исполнения приговора в виде содержания под стражей, и, самое главное, делает это обязательство предметом определенных гарантий, которые должны быть предоставлены государством, в том числе: «когда преступление, послужившее основанием для выдачи европейского ордера на арест, влечет наказание или меру безопасности, связанные с пожизненным лишением свободы, исполнение указанного ордера может быть подчинено условию о наличии в правовой системе выдавшего ордер государства-члена положений, допускающих возможность пересмотра наложенного наказания/меры безопасности (в силу ходатайства или по истечении, самое позднее, двадцати лет), либо положений, разрешающих применять меры снисхождения, о которых может просить лицо согласно праву или сложившейся практике выдавшего ордер государ­ства-члена, с тем, чтобы лишить данное наказание или меру безопасности исполнительной силы; ...» (статья 5 §2).

Наконец, аналогичный подход отражают и последние события в области международного уголовного правосудия. Пожизненное лишение свободы может быть назначено лицу, признанному виновным в совершении преступления геноцида, преступления против человечности, военного преступления или преступления агрессии только «когда это оправдано исключительно тяжким характером преступления и индивидуальными обстоятельствами осужденного»​(статья 77 §1 (​​б) Римского статута Международного уголовного суда). Статут также определяет условия для сокращения приговора: «Когда лицо отбыло две трети срока наказания, или двадцать пять лет в случае пожизненного лишения свободы, Суд осуществляет пересмотр приговора, чтобы определить, следует ли его сократить...» (статья 110).

В решении широко цитируются многие документы, которые, в европейском и общемировом масштабе, внесли и до сих пор вносят свой вклад в формирование полного свода законов в отношении приговоров и заключенных в современных демократических обществах. Тем не менее, Суд не делает из них никаких практических выводов, тем самым создавая риск регресса в деле защиты основных прав.

5. Сегодня считается, не только на международном, но и на национальном уровне, например, в различных конституционных инструментах, что помимо карательной цели наказания, оно должно также способствовать социальной реинтеграции заключенных. Хотя пожизненное заключение предусмотрено законом в большинстве стран, такое заключение не обязательно означает лишение свободы на оставшуюся часть жизни осужденного. В большинстве правовых систем предусматривается возможность пересмотра пожизненного заключения и освобождения по истечении отбытия определенного срока лишения свободы. В этой связи очень жаль, что решение не содержит ссылок на сравнительное право. Например, как наглядно показали парламентские дебаты в Великобритании, касающиеся законопроекта об отмене смертной казни в 1964 году, «опыт показывает, что девять лет, десять лет, или около того является максимальным сроком лишения свободы, который может отбыть нормальный человек без ущерба для личности, без потери воли и без постепенной потери способности повторно влиться в общество, заботиться о себе и стать полезным гражданином». В отношении заключенных, Суд часто повторяет, что страдания не должны превышать уровня, неизбежно присущего законным требованиям приговора (см. Mouisel v. France, no. 67263/01, §48, ECHR 2002-IX). Однако, если предположить, что «законные требования приговора» подразумевают реинтеграцию, может возникнуть вопрос, не будет ли сам срок лишения свободы, ставящий под угрозу эту цель, представлять собой бесчеловечное и унижающее достоинство обращение.

6. В таком случае, мы не можем согласиться, что в соответствии с процедурой, существующей в настоящее время на Кипре, заявитель имел реальную и ощутимую перспективу освобождения, и поэтому мы считаем, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в этом отношении. Если человек воспринимает реальность, наказание в виде пожизненного лишения свободы, без надежды на освобождение, достигает уровня жестокости, требуемого статьей 3 Конвенции, и представляет собой бесчеловечное и унижающее достоинство обращение. Как и судья Братца в своем частично совпадающем мнении, мы также считаем, что «настало время, когда Суд должен четко заявить, что назначение несократимого пожизненного заключения, даже для взрослых преступников, в принципе, несовместимо со статьей 3 Конвенции».

ЧАСТИЧНО ОСОБОЕ МНЕНИЕ СУДЬИ Лукайдес,
К КОТОРОМУ ПРИСОЕДИНИЛСЯ
СУДЬЯ ЙОЧЕНЕ

Я согласен с решением Суда, за исключением вывода о том, что имело место нарушение статьи 7 Конвенции «в связи с качеством законодательства, действовавшего в то время». Это первое дело, когда концепция «качества закона» была использована в контексте статьи 7 Конвенции, со ссылкой, в частности, на второе предложение первого пункта, которое гласит: «Не может также налагаться наказание более тяжкое, нежели то, которое подлежало применению в момент совершения уголовного преступления».

Хотя я не очень понимаю, как «качество закона» связано с требованиями вышеуказанного положения, я продолжу свои рассуждения, основываясь на подходе большинства.

Установив данное нарушение, Суд заявил в резолютивной части, что «не было нарушения этого положения в отношении жалобы заявителя на ретроспективное введение более тяжкого наказания в связи с его приговором и изменениями в пенитенциарном законодательстве, лишающими пожизненно заключенных права на сокращение срока наказания».

На самом деле, формулировка и философия статьи 7 Конвенции направлены на предотвращение злоупотреблений со стороны государства (например, наказания лица постфактум по скрытым мотивам посред­ством введения для этой цели нового вида правонарушения). Так, статья 7 предлагает «существенные гарантии против произвольного преследования, осуждения и наказания». Основной целью статьи 7 является запрещение обратной силы уголовного законодательства.

Суд установил, что в обстоятельствах настоящего дела не было ретроспективного наложения на заявителя более тяжкого наказания. В общем, на этом можно было бы и закончить. Однако Суд далее заявил, что «данное дело касается не ретроспективного наложения более тяжкого наказания, а скорее вопроса «качества закона»». В частности, суд установил, «...что в то время, когда заявитель совершил преступление, соответствующее кипрское законодательство в целом не было сформулировано с достаточной точностью, чтобы позволить заявителю осознать, даже после соответствующей консультации, до степени, разумной в данных обстоятельствах, масштабы применения наказания в виде пожизненного лишения свободы и порядок его исполнения. Соответ­ственно, имело место нарушение статьи 7 Конвенции в этом отношении» (см. пункт 150 решения).

В основе этого вывода лежит тот факт, что, хотя приговор к пожизненному заключению, вынесенный в отношении заявителя судом, был четко предусмотрен Уголовным кодексом за соответствующее преступление (умышленное убийство), «когда заявитель прибыл в тюрьму для отбытия наказания, он получил письменное уведомление от тюремной администрации, что его освобождение назначено на 16 июля 2002 года» (см. пункт 16), что означало, что ему предстоит отбыть наказание в виде двадцати лет лишения свободы. Этот двадцатилетний срок был основан на тюремных правилах, касающихся исполнения пожизненного приговора, вынесенного судом. Согласно судебной практике органов Конвенции, существует четкое различие между приговором и его исполнением, и это различие применяется в связи со статьей 7 Конвенции (см. Hogben v. the United Kingdom, no. 11653/85, Commission decision of 3 March 1986, Decisions and Reports 46, p. 231).

В деле Grava v. Italy (no. 43522/98, §51, 10 July 2003) Суд заявил:

«Кроме того, по мнению Суда, «наказание» по смыслу статьи 7 §1 следует рассматривать как приговор к четырем годам лишения свободы. Вопрос о сокращении срока, согласно Указу Президента № 394/1990, касается исполнения приговора, а не самого приговора. Соответственно, нельзя сказать, что назначенное «наказание» было более тяжким, чем наказание, предусмотренное законом (см., с соответствующими изменениями, Hogben v. the United Kingdom, no. 11653/85, Commission decision of 3 March 1986, Decisions and Reports 46, pp. 231 and 242, в отношении условно-досрочного освобождения)».

Суд признал, различие между приговором и его исполнением в данном деле. В этой связи Суд заявил:

«Однако, в отношении того факта, что, вследствие изменения пенитенциарного законодательства (см. пункт 58 выше), заявитель, будучи пожизненно заключенным, потерял право на сокращение его приговора, Суд отмечает, что этот вопрос касается исполнения приговора, а не наложенного на него «наказания», которое было и осталось пожизненным заключением. Хотя изменения пенитенциарного законодательства и условий освобождения могло сделать заключение заявителя более строгим, эти изменения не могут быть истолкованы как применение более тяжкого «наказания», чем то, которое было назначено судом первой инстанции (см. Hogben and Hosein, упомянутое выше). В связи с этим, Суд вновь заявляет, что вопросы, касающиеся политики освобождения, порядка ее реализации и обоснований, находятся в сфере полномочий государств-членов при определении их собственной уголовной политики (см. Achour, упомянутое выше, §44). Соответственно, нарушения статьи 7 Конвенции в этом отношении не было» (см. пункт 151 решения)».

Однако Суд также установил, что «различие между назначением пожизненного заключения и порядком его исполнения не было очевидным». Соответствующая часть решения гласит:

«В связи с вышеизложенным, хотя Суд принимает доводы Правительства, что соответствующие Правила касались исполнения наказания, понятно, что в действительности понимание и применение этих правил на тот момент выходило за эти рамки. Таким образом, различие между назначением пожизненного заключения и порядком его исполнения не было очевидным» (см. пункт 148).

Я считаю, что реальной причиной, которая заставила большинство признать нарушение статьи 7, была возможная путаница, или даже создавшееся у заявителя, в результате уведомления, переданного ему администрацией при его поступлении в тюрьму, впечатление, что, исходя из тюремных правил, ему предстоит отбыть двадцать лет, хотя такая путаница была несовместима с УК и соответствующим решением суда, который признал заявителя виновным и недвусмысленно приговорил его к пожизненному заключению. Это также признается Судом в следующем фундаментальном выводе:

«Однако в то же время Суд не может принять довод заявителя о том, что более тяжкое наказание было наложено на него задним числом, так как, принимая во внимание основные положения Уголовного кодекса, нельзя сказать, что на тот момент наказание в виде пожизненного заключения явно приравнивалось к лишению свободы на двадцать лет» (см. пункт 149, курсив мой).

Далее Суд признал факт нарушения, со следующей формулировкой:

«Поэтому Суд считает, что данное дело касается не ретроспективного наложения более тяжкого наказания, а скорее вопроса «качества закона». В частности, Суд считает, что в то время, когда заявитель совершил преступление, соответствующее кипрское законодательство в целом не было сформулировано с достаточной точностью, чтобы позволить заявителю осознать, даже после соответствующей консультации, до степени, разумной в данных обстоятельствах, масштабы применения наказания в виде пожизненного лишения свободы и порядок его исполнения. Соответственно, имело место нарушение статьи 7 Конвенции в этом отношении» (см. пункт 150).

I. Путаница или неправильное впечатление относительно приговора, несмотря на четкие положения Уголовного кодекса, даже если эта проблема была вызвана административными органами, не могут быть поводом для признания нарушения статьи 7, поскольку эта статья касается только обратной силы уголовного законодательства (элемент, который был исключен Судом в данном деле), а не какой-либо путаницы или неправильных впечатлений заявителя относительно его приговора. Эта проблема не подпадает под сферу действия Конвенции.

II. Критерий «качества закона» был использован за пределами нормального контекста (как правило, он связан с фразой «в соответствии с законом» или «предусмотренный законом»), установленного практикой Суда, и, по сути, не имеет значения для целей статьи 7 Конвенции, в отношении которых Суд уже установил, что «данное дело касается не ретроспективного наложения более тяжкого наказания», так как «принимая во внимание основные положения Уголовного кодекса, нельзя сказать, что на тот момент наказание в виде пожизненного заключения явно приравнивалось к лишению свободы на двадцать лет» (см. пункты 149 и 150 решения, курсив наш). Поэтому масштабы и характер приговора были, в соответствии с Уголовным кодексом, достаточно доступными, точными и предсказуемыми в своем применении, чтобы избежать риска произвола. Если бы приговор не удовлетворял этим требованиям, то имело бы место нарушение основных положений статьи 7. Но такое нарушение справедливо не было установлено Судом в настоящем деле.

Наконец, я хотел бы изложить свое отношение к следующему выводу Суда: «В частности, Суд считает, что в то время, когда заявитель совершил преступление, соответствующее кипрское законодательство в целом не было сформулировано с достаточной точностью, чтобы позволить заявителю осознать, даже после соответствующей консультации, до степени, разумной в данных обстоятельствах, масштабы применения наказания в виде пожизненного лишения свободы и порядок его исполнения» (см. пункт 150 решения, курсив наш).

В любой правовой системе существует иерархия правовых документов или правил (в общем: Конституция, конвенции, уставы, положения, административные акты). Поэтому нельзя говорить о «кипрском законодательстве в целом» так, как если бы все источники или правила кипрского законодательства имели одинаковую юридическую силу. Законодательные нормы низшего ранга не могут быть несовместимыми с вышестоящими нормами.

Таким образом, будет неправильным ссылаться на «кипрское законодательство», и вообще, на законодательство любой страны «в целом», основываясь на том, что все правовые документы находятся на одном уровне и имеют равную силу, образуя единое, однородное неделимое «законодательство», а затем решать «в целом», сформулировано ли оно с достаточной точностью. В зависимости от предмета — например, конституционное право или уголовное право — вопрос о точности «законодательства» должен решаться со ссылкой на положения соответствующих конкретных нормативных актов на том же уровне в иерархии этого законодательства. Нельзя совмещать законы и соответствующие положения или административные акты любого рода, и принимать решения в этом отношении, независимо от того, совместимы ли эти законы с положениями и административными актами. Поэтому я считаю, что большинство было неправо, принимая решение на основании «кипрского законодательства в целом».

Кроме того, в данном конкретном деле, решающим для способности лица осознать масштабы наказания в виде пожизненного лишения свободы был Уголовный кодекс, вкупе с интерпретацией его положений и любой соответствующей судебной практикой, а не какие-либо вспомогательные правила, административные акты или практика, тем более при условии доступности соответствующих юридических консультаций. Такие консультации могли также легко объяснить, что, в случае противоречия между УК и любыми правилами, Кодекс должен преобладать. Соответствующие юридические консультации также могли бы разъяснить разницу между наказанием и его исполнением, и тот факт, что исполнение наказания, которое регулируется правилами, административными актами или практикой, может измениться в любой момент, если изменилась уголовная политика соответствующих государственных органов.

Соответственно, если предположить, что до того, как заявитель совершил умышленное убийство потерпевшего и двух его детей, он спросил бы адвоката о наказании, действующем на момент совершения преступления, он получил бы ответ, что Уголовный кодекс предусматривает за это преступление наказание в виде пожизненного заключения, а если бы он хотел узнать больше о способе исполнения этого наказания с точки зрения правил или тюремной практики, он был бы предупрежден, что правила предусматривают лишение свободы на двадцать лет в исполнение приговора к пожизненному заключению, но, что (а) эти правила могут измениться в любой момент и оставить заключение на всю оставшуюся жизнь в качестве единственного возможного наказания, и (б) если такие нормы приведут к какой-либо путанице по сравнению с УК или «выйдут за рамки» простого исполнения наказания, они будут несовместимыми с Кодексом и поэтому юридически неэффективными, и могут быть аннулированы в любой момент.

Мне пришлось остановиться на вопросах, которые, честно говоря, не кажутся мне очень сложными. Но я чувствую, что я должен это сделать в связи с важностью дела и его возможными последствиями, тем более что это касается подобных дел в будущем. Я считаю, что подход большинства представляет собой расширение действия статьи 7 Конвенции, не оправданное ни буквой, ни духом статьи.

Наконец, я хочу заявить, что, на мой взгляд, нарушение статьи 7 Конвенции, как это сформулировано в решении, не влияет на законность продолжения содержания заявителя под стражей. Здесь нужно сослаться на выводы Суда в пункте 121 решения в отношении статьи 5 §1 Конвенции:

«Таким образом, опираясь на факты дела, Суд установил, что продолжающееся содержание заявителя под стражей после 2 ноября 2002 года было оправдано в соответствии со статьей 5 §1 (а). Таким образом, нарушения статьи 5 §1 Конвенции не было».

По указанным выше причинам я считаю, что не было нарушения статьи 7 в любом отношении.

ЧАСТИЧНО ОСОБОЕ МНЕНИЕ
СУДЬИ БОРРЕГО БОРРЕГО

1. Недоумение. Отвлеченные рассуждения. И сожаление. К сожалению, мне приходится высказывать это мнение, так как изложение фактов вызывает у меня недоумение, и рассуждения в решении настолько далеки от реальности, как если бы оно было вынесено в башне из слоновой кости.

Изложение фактов и недоумение

2. Настоящее дело стало последствием ужасающего убийства члена кипрского высшего общества и двух его детей наемным убийцей. Через несколько дней после убийства, киллер был арестован полицией. Он по-прежнему находится в тюрьме. События происходили более двадцати лет назад. Полиции до сих пор не удалось найти человека, который стоял за этими убийствами и который, вероятно, также является членом высшего общества. Заключенный, со своей стороны, так и не назвал этого человека.

3. Факты есть факты, и будучи вещью упрямой, они священны. Среди описанных фактов есть один факт, который периодически появляется, еще один — отодвинут в сторону, и еще один –умалчивается.

4. Периодически появляется тот факт, что преступление, за которое был осужден заявитель, являлось заказным убийством.

Решение первой секции от 11 апреля 2006 года, которым жалоба была объявлена приемлемой, не содержит никаких упоминаний о заказном характере убийства, в отличие от настоящего решения (полторы строки в пункте 12). В остальной части судебного решения нет никаких дополнительных упоминаний об этом. Иными словами, факт заказного убийства сначала не существует, а затем упоминается очень кратко, а затем совсем исчезает. Я крайне озадачен такой переменчивой натурой этого важнейшего факта.

5. Что касается отодвинутого факта, описание уголовного производства начинается с преступления, и только потом переходит к описанию следствия, задержания, суда, осуждения и апелляций. Но не в этом случае. Убийство и день, когда оно произошло, с чего и начались все последующие события, отодвигаются так далеко, как если бы о них вообще не упоминалось.

Несмотря на название раздела «Предыстория дела», пункт 12 начинается не с убийства, а со дня вынесения обвинительного приговора, 9 марта 1989 года. Почему такой принципиальный факт отодвигается подобным образом? Я не знаю, но мне интересно читать (в пункте 14), что при вынесении заявителю приговора 10 марта 1989 года, Суд «в первую очередь опирался» на решение суда от 5 февраля 1988 года. Заявитель был приговорен к пожизненному заключению в 1989 году, и в приговоре «пожизненное заключение» интерпретировалось как лишение свободы «на оставшуюся часть жизни осужденного»​​, на основании решения 1988 года. Тот факт, что убийство произошло в 1987 году, был упущен, но в государстве, основанном на верховенстве права, законом, применимым к преступному деянию, считается закон, действующий на момент совершения деяния.

В 1987 году на Кипре не существовало судебных прецедентов для того, чтобы пожизненное заключение интерпретировалось как лишение свободы на оставшуюся часть жизни осужденного.

6. Что касается умалчиваемого факта, в 1991 году (точная дата не была указана) вдова/мать жертв посетила тюрьму, чтобы попросить заявителя назвать имя человека, который нанял его, чтобы совершить убийство. Поскольку заявитель не ответил, она связалась с президентом Кипра и поспросила поговорить с заявителем. Президент прибыл в тюрьму вместе с Генеральным прокурором. Версии сторон относительно того, что было сказано тогда, различаются: по словам заявителя, в обмен на имя этого человека Президент предложил освободить его, и дать ему некоторую сумму денег и работу за рубежом. Однако Правительство утверждало (в своем письме к Суду от 23 января 2007 года, которое было включено в материалы дела), что никаких предложений сделано не было, и что заявитель был проинформирован, что любое сотрудничество с его стороны будет учтено, когда придет время решать вопрос о его досрочном освобождении.

Умалчивание этого факта также приводит меня в недоумение. Президент и Генеральный прокурор посетили преступника в тюрьме, чтобы попросить его назвать нанявшего его человека, в обмен на его досрочное освобождение. Эта личная просьба Президента была отвергнута заключенным, хотя он знал, что, в соответствии с кипрским законодательством, «любая корректировка пожизненного заключения производится только по усмотрению Президента с согласия Генерального прокурора» (см. пункт 103).

Как можно объяснить отсутствие этого важнейшего факта в решении Большой палаты Европейского суда по правам человека? Я не хотел бы вдаваться в сравнительный анализ обращения с пожизненно заключенными в странах-членах Совета Европы, но лично я действительно озадачен умалчиванием этого факта, и чувствую, что обязан сказать об этом.

Отвлеченные рассуждения

7. Иногда закон может быть достаточно сложным. В таких случаях суды должны применять его таким образом, чтобы сделать его проще. Однако в случаях, когда закон абсолютно прямолинеен («нет наказания без закона»), а факты абсолютно однозначны, суд не может усложнять закон или манипулировать фактами.

В этом решении Суд, на мой взгляд, предавался отвлеченным рассуждениям. Суд абстрагировался от реальности ужасных заказных убийств, он проигнорировал шок кипрского высшего общества из-за убийства одного из своих членов, вероятно, совершенное по приказу другого члена, и молчание (из преступной лояльности или от страха) заявителя, который отказался сотрудничать с Президентом Кипра. Суд также абстрагировался от правовых, административных, исполнительных и судебных реалий, в соответствии с которыми пожизненное заключение в то время означало максимум двадцать лет, и от судебного решения, согласно которому заявителю предстояло оставаться в тюрьме до самой смерти, если он не выразит «сожаление» и не согласится назвать человека, который заплатил ему за совершение преступления.

На мой взгляд, в данном деле имело место нарушение статьи 7 Конвенции, так как заявитель был приговорен к наказанию, которое не существовало на момент совершения преступления. Следовательно, также имело место нарушение статьи 3 статьи 5 §1 (а) и статьи 14 Конвенции.

Нарушение статьи 7

8. Чтобы избежать путаницы, я просто задам пять вопросов, а затем дам на них ответы.

Вопрос первый: когда было совершено преступление? Ответ: 10 июля 1987 года. (Я предлагаю читателям потратить немного времени и поискать дату преступления в решении. Я впервые вижу решение, в котором не упомянута дата преступления, явившегося основанием для судебного разбирательства.)

Вопрос второй: каково было наказание за убийство в момент совершения преступления? Ответ: пожизненное заключение (закон 1983 года — см. пункт 33 решения). До этого закона, убийство каралось смертной казнью.

Вопрос третий: как определялось пожизненное заключение в момент совершения преступления? Ответ: основываясь на Законе о тюремной дисциплине (гл. 286), Тюремные Правила гласили: «В случае пожизненного лишения свободы или замены смертного приговора на пожизненное заключение, сокращение наказания рассчитывается на основании тюремного заключения в течение двадцати лет» (см. пункт 40 решения). Впоследствии, еще более мягкое положение появилось в измененных Тюремных правилах, которые вступили в силу 13 марта 1987 года, почти за четыре месяца до убийства: ««пожизненное заключение» означает лишение свободы на двадцать лет», и заключенному может быть предоставлено сокращение приговора на четверть срока заключения (то есть, на пять лет) на основании хорошего поведения и добросовестного труда (см. пункты 41 , 42 и 43).

Вопрос четвертый: в отношении статьи 7 — что мы должны понимать под словом «закон»? Ответ: ««законом» считаются действующие положения в интерпретации компетентных судов» (см. пункт 139).

Вопрос пятый: 10 июля 1987 года, исключал ли какой-либо сущест­вующий закон (или интерпретация закона) Кипра толкование пожизненного заключения как лишение свободы на пятнадцать-двадцать лет? Ответ: нет.

Почему же, если все выглядит так просто, это решение является таким сложным?

В решении также шесть раз упоминается (в четырех пунктах , 146–149) слово «ясность» в различных формах: «Уголовный кодекс ясно предусматривал...», «так же ясно...», «суд присяжных Никосии... ясно заявил», «ясно...», «Первое разъяснение...», «...ясно приравнивалось к...». Я не понимаю, почему надо до бесконечности повторять настолько очевидные вещи, или почему нужно уточнять то, что ясно с самого начала.

Отвлеченность рассуждений Суда становится еще более очевидной в пункте 147, где большинство пытается объяснить, что 5 февраля 1988 года суд присяжных Никосии, в своем решении по делу Yiouroukkis, интерпретировал пожизненное тюремное заключение как лишение свободы на оставшуюся часть жизни. Далее решение гласит: «Впоследствии, 10 марта 1989 года суд присяжных Лимассола, при вынесении приговора в отношении заявителя, опирался на выводы суда присяжных Никосии в упомянутом выше деле». Впоследствии? Конечно, 1989 год был по­сле 1988 года. Однако существует проблема: убийство было совершено в 1987 году, и «не может... налагаться наказание более тяжкое, нежели то, которое подлежало применению в момент совершения уголовного преступления» (статья 7 Конвенции).

Этот избыток ясности ослепляет и порождает целый ряд противоречивых аргументов.

Так, в пункте 150, большинство признает нарушение статьи 7, но в то же время отмечает, что «данное дело не касается ретроспективного наложения более тяжкого наказания». Другими словами, нарушение принципа «нет наказания без закона» имеет место, но все же более тяжкое наказание не было ретроспективно назначено. Какое замечательное противоречие!

Точно так же, пункты 151 и 152 гласят, что наказание было наложено на заявителя в нарушение статьи 7, но исполнение приговора не нарушает Конвенцию. Это различие между наказанием, нарушившим Конвенцию, и ее исполнением, соответствующим положениям Конвенции, великолепно! (Следуя той же логике, смертный приговор может быть вынесен в нарушение Конвенции, но, раз электрический стул был удобным, а атмосфера приятной, исполнение приговора не нарушило Конвенцию.)

Вот еще один пример такого противоречия. Для того чтобы оправдать различие, упомянутое мной выше, большинство сослалось на три предыдущих дела. Среди этих дел — Hogben и Hosein, два дела против Соединенного Королевства, в которых, в дополнение к уже рассмотренной проблеме, возникла еще одна: исполнение приговоров к пожизненному заключению в Великобритании радикально отличается от ситуации на Кипре, что, впрочем, признается и Правительством (пункт 92), и Судом (пункты 102 и 105). Понятно, что один судебный прецедент не может быть применен в двух совершенно разных фактических ситуациях.

Что касается дела Achour v. France, хотя я полностью согласен с решением относительно «полномочий государств-членов при определении их собственной уголовной политики», я считаю, что большинство проигнорировало тот факт, что Кипр изменил свою уголовную политику в отношении пожизненного заключения через девять лет после рассматриваемых событий, когда 3 мая 1996 года был принят Закон № 62 (I)/96, отменяющий Гл. 286 (см. пункты 56 и 57 решения).

«Гарантия, закрепленная в статье 7, которая является существенным элементом верховенства права, занимает видное место в системе Конвенции» (см. пункт 137). Существенная гарантия, однозначные факты, простой закон, и простой же вывод: нарушение статьи 7.

Нарушение статьи Статья 3

9. «Его будущее — смерть в тюрьме» (пункт 85). Почему?

Потому что «любая корректировка пожизненного заключения осуществляется лишь по усмотрению Президента» (см. пункт 103), и Президент, который как раз и является высшим государственным органом, посетил заявителя и предпринял (неудачную) попытку склонить его к сотрудничеству.

Если заявитель не назовет человека, нанявшего его для выполнения преступления, он не выйдет из тюрьмы живым. Он знает об этом, так же, как и его адвокат, и вся страна. Удивительно, но кажется, что большинство судей не понимает этого, как показывают крайне отвлеченные рассуждения в отношении статьи 3. Некоторые пункты, например, пункт 106, демонстрируют потрясающее отсутствие чувствительности, недостойное суда по правам человека.

После 2 ноября 2002 года лишения свободы заявителя представляло собой пытку. Определение пытки, признанное на международном уровне с 9 декабря 1975 года (Декларации о защите всех лиц от пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания), гласит: «любое действие, посредством которого человеку намеренно причиняется сильная боль или страдание, физическое или умственное, со стороны официального лица или по его подстрекательству с целью получения от него или от третьего лица информации или признаний...». После 2 ноября 2002 года заявитель оставался в тюрьме, потому что он отказался «сотрудничать» и раскрыть личность человека, заплатившего ему за совершение убийства, которого полиция и власти так и не смогли идентифицировать. Преступление было ужасным, но тот факт, что человек, стоящий за ним, все еще находится на свободе, ни в коем случае не может быть компенсирован или скрыт пожизненным лишением заявителя свободы.

Я считаю лицемерием оправдать продолжающееся заключение заявителя тем, что он не продемонстрировал «значительное раскаяние за свои преступления» (см. пункт 90). Стоит отметить использование слова «раскаяние», а не «признание», и ссылку на существование «существенной опасности для общества», в противовес опасности со стороны властей, подвергающихся критике за их неспособность установить заказчика убийства, так как освобождение заявителя будет служить напоминанием о преступлении и о том, что неизвестный влиятельный гражданин, по чьему заказу было совершено преступление, по-прежнему остается на свободе.

Мой вывод: нарушение статьи 3 Конвенции после 2 ноября 2002 года.

Нарушение статьи Статья 5 §1 (a)

10. Я снова хочу отметить противоречия, возникшие в результате отвлеченных рассуждений Суда. Хотя большинство признало нарушение основополагающих гарантий, воплощенных в максиме «нет наказания без закона», они в то же время утверждают, что заявитель был «законно» лишен свободы.

Как предусматривает Конвенция, никто не может быть лишен свободы в нарушение Конвенции. Возникает прямой вопрос: имело ли место нарушение статьи 5 §1 (а) после 2 ноября 2002 года?

(Неожиданная деталь: Правительство готово признать, что после июля 2007 года (см. пункт 136) содержание заявителя под стражей было незаконным, но большинство Суда идет дальше этого аргумента Правительства, признавая «законным» его лишение свободы на неопределенный срок.)

Нарушение статьи Статья 14 в совокупности со статьями
3, 5 и 7 Конвенции

11. После всего сказанного, утверждение большинства, что никакой дискриминации не было — это гораздо больше, чем отвлеченные рассуждения. На мой взгляд, такое утверждение является почти оскорблением интеллекта.

Заявитель, г-н Кафкарис, преступник, является жертвой дискриминации по сравнению со всеми другими преступниками, лишенными свободы на Кипре, потому что он не может или не желает назвать человека, заказавшего это ужасающее убийство. Отрицать этот факт или лицемерно пытаться его скрыть, говорить о «раскаянии», а не о «признании», означает закрывать глаза на реальность.

Поэтому я считаю, что имело место нарушение статьи 14 в совокупности со статьями 3, 5 и 7 Конвенции.

Личные выводы

12. Данное дело связано с вопросами гораздо более серьезными, чем нарушение четырех фундаментальных прав, предусмотренных Конвенцией. Я считаю, что имело место нарушение самого принципа верховенства права.

13. Я хотел бы завершить свое мнение одним заключительным наблюдением: в решении, от начала до конца, указывался пол всех упоминавшихся лиц, за исключением судей и Секретаря Большой палаты. Я возражаю против представления судей как сексуально нейтральных лиц в обществе, состоящем из мужчин и женщин. Различие между полами по отношению к судьям прямо признается в Регламенте Суда, поскольку Правило 25 §2 требует, чтобы в составе Суда соблюдался гендерный баланс. Это также вызывает обеспокоенность Парламентской ассамблеи Совета Европы, которая выступает за присутствие женщин во всех списках кандидатур на должности судей Суда. Это побудило Комитет министров запросить консультативное заключение. Таким образом, мнение о поле кандидатов на должности судей будет вынесено судьями, представленными публике как сексуально нейтральные лица. Здесь любые комментарии, по-моему, излишни. Во избежание недоразумений, хочу отметить, что я принадлежу к мужскому полу.

Перевод с английского Харьковской правозащитной группы

 

[1]  1. Kokkinakis v. Greece, 25 May 1993, §52, Series A no. 260-A.

 

 

 

 

 Поділитися