Бюлетень "Права Людини", 2002, #32

Вільна преса багатьом державам допомогла стати великими державами. Але українська, і полтавська влада, зокрема, переслідуючи свої вузько корпоративні шкурницькі інтереси, не вибирають методів, щоб не лише утискувати, а й знищити вільне слово.
Про це йшла мова на конференції "Суспільство, ЗМІ, влада: свобода слова та цензура на Полтавщині" в рамках підготовки до парламентських слухань з проблем свободи слова, що відбудуться на початку грудня у Верховні Раді України. Конференція відбулася з ініціативи Полтавського обласного медіа-клубу – громадської організації журналістів, що здійснює досудовий та судовий захист журналістів і ЗМІ, постійний моніторинг стану свободи преси в області й наступного року видасть "Білу книгу полтавської журналістики". В ній взяло участь майже півсотні журналістів, політиків, представників владних структур та "третього сектора".
Дані соціологічних досліджень свідчать, що Полтавщина за рівнем свободи преси посідає аж 22-е місце з 25-ти областей України, набравши усього 2,1 бала з 5-ти можливих.
У ході конференції було наведено велику кількість кричущих фактів, що свідчать про порушення права громадян на об’єктивну інформацію, перешкоджання журналістам у доступі до джерел інформації, розправу над тими з них і ЗМІ, хто чесно виконує свій професійний обов’язок. А прийомі відомі, "перевірені" часом: відмова у друку з боку видавництв газетам "Інформбюлетень", "Миргородська правда", "Новий день", "Приватна справа", "ПолтаваРух-інформ"; намагання демонтувати передавальну антену ТРУ "ЮТА", створення режиму найбільшого сприяння провладним ЗМІ і створення перешкод у роботі тим, які дозволяють собі критику владних структур; недопущення на сесії місцевих рад журналістів опозиційних ЗМІ, ігнорування їхніх інформаційних запитів; нереагування органів прокуратури на заяви про перешкоджання законній професійній діяльності журналістів; багатотисячні позові і "замовні" рішення судів; негласна заборона рекламодавцям розміщувати рекламу в неугодних ЗМІ та реалізаторам – продавати "не ті" газети; звільнення з роботи журналістів, котрі чесно виконують свій професійний обов’язок і т.д.
Якщо у "круглому столі" з проблем свободи преси в Харкові узяв участь голова облдержадміністрації Є.Кушнарьов, то перші особи Полтавської області та міста Томін, Шемет, Гришко, Михайлюк проігнорували запрошення взяти участь у конференції, яку голови обласних організацій політичних партій оцінили як надзвичайно важливу подію у житті області. Начальник управління внутрішньої політики облдержадміністрації Іван Улітько та начальник облпресінформу Юрій Дмитренко, як могли, відхрещувалися від неспростовних фактів існування політичної цензури на Полтавщині, мовляв, "всьо хорошо, прєкрасная маркіза", викликаючи в учасників конференції бурхливу реакцію праведного невдоволення.
Апофеозом абсурду і демонстрацією справжнього обличчя влади став виступ Ю.Дмитренка, у якому він, певно, забувши тему конференції, ("слухав, але не чув?) чомусь почав розповідати про те, скільки разів за роки незалежності реформувався облпресінформ та зачитав довжелезний список газет, яким його відомство надіслало приписи про усунення порушень виборчого законодавства. А на запитання першого секретаря Полтавського міськкому Соцпартії О.Русіна, чи є серед них приписи провладним газетам "Зоря Полтавщини", "Полтавському віснику" "Вечірній Полтаві", які вже півроку вводять в оману читачів, називаючи народного депутата А.Кукобу і полтавським міським головою, Юрій Михайлович відповів майже у стилі нашого гаранта: "Тфьфу, блін, якось недодивилися."
Палка дискусія, яка тривала чотири години, закінчилася ухваленням резолюції, у якій, зокрема, рекомендується відновити постійну депутатську комісію облради з питань ЗМІ, яку, сівши й у крісло голови облради "забув" утворити губернатор Є.Томін, провести депутатські слухання про стан свободи преси на Полтавщині та започаткувати публічні звіти керівників наймасовіших державних та комунальних ЗМІ, які утримуються на кошти усіх платників податків – газет "Зоря Полтавщини", "Полтавський вісник" та ОДТРК "Лтава". А також ввести до складу редколегій комунальних ЗМІ представників опозиційних партій, за яких на минулих виборах жителі області віддали 68% своїх голосів, та запровадити квоти на виступи представників місцевих осередків парламентських партій у державних та комунальних ЗМІ.
При Полтавському обласному медіа-клубі створено громадський комітет захисту свободи преси, до складу якого увійдуть представники обласних та міських організацій парламентських партій, громадських організацій, журналісти.
Людмила Кучеренко,
президент Полтавського обласного медіа-клубу

Шановні колеги,
Я дуже вдячний всім Вам за таку цікаву і змістовну дискусію. Вона значно додала мені аргументів на користь того, що подальші кроки в певній координації діяльності правозахисних організацій можуть бути успішними. Я дуже сподіваюсь, що активний обмін думками буде продовжено і після проведення зустрічі 27 листопада.
Серед повідомлень в дискусії дійсно є багато досить переконливих аргументів на користь, я би так назвав, нового рівня співпраці між організаціями. Хотів би ще додати деякі свої.
За радянських часів ми мали дійсно видатну історію розвитку правозахисного руху в України. З постатями яскравих особистостей, певними традиціями та формами діяльності, що відповідали своєму часу та ситуації. Проте, цей рух (за рідкими виключеннями) був водночас як правозахисним, так і національно-визвольним. З набуттям незалежності України, правозахисна складова тодішнього руху стала вторинною. Лише невелика група людей, що мали дисидентське минуле, відмежувалася від активної політичної діяльності. Водночас почали з’являтися інші активісти. Так відбувалося формування і становлення того, що ми називаємо правозахисним рухом чи правозахисними організаціями в України. Відповідно, ми маємо значну кількість організацій, що декларують себе правозахисними. Вони створювалися різними людьми з різним світоглядом, за різними принципами в різних регіонах і за різних часів.
Така ситуація дуже відрізняється від того, що є у наших найближчих сусідів, де є великі, провідні організації, що діють в масштабі всієї країни: Московська Гельсінська Група у Росії, яка вже сама, наприклад, надає гранти російським організаціям; Гельсінкський Комітет Молдови; Польська Гельсінкська Фундація з прав людини, тощо. Ці організації поєднують в собі як традиції дисидентського минулого, так і сучасні форми роботи в умовах постсоціалістичного простору. Проте, цього не сталося в Україні. Ще не відомо добре це, чи погано. З одного боку втишує розмаїття організацій, їх повна автономність і самодостатність багатьох. З іншого, досить часто зустрічаються такі оцінки, як, наприклад, стаття пана Тараса Кузьо з Університета Торонто "Чому в Україні немає правозахисного руху?"
Отож, мені здається, що найважливішим питанням є пошук оптимальних форм співпраці між правозахисними організаціями. Таких, що дозволяли б знайти вірний баланс і дозволили б зберегти переваги сьогоднішньої ситуації: розмаїття організацій, напрямків діяльності, підходів до вирішення проблем, "прив’язаність" до ситуації в конкретному регіоні, тощо. Водночас, які б значно зміцнили організаційні можливості руху в цілому, сприяли б його розвитку і поширенню його цінностей в суспільстві. Думаю, що багато побоювань пов’язані саме з тим, вдасться встановити такий баланс інтересів чи ні.
Я би дуже хотів застерегти своїх колег від зайвого формалізму, що іноді нам притаманний. Взагалі не вважаю за доцільне зосереджувати увагу на тому – кого можна вважати правозахисними організаціями, а кого – не можна. Я важко собі уявляю орган, що може за певною процедурою визнавати організації такими. Я думаю, що екологічна діяльність може поєднуватися з правозахисною (чи доповнюватися нею). Важливішим питанням я вважаю розробку певних критеріїв, за якими будуть здійснювати співпрацю організації. З цього варто починати, і я дуже радий що дискусія точиться в тому числі і навколо них питань.
Отож, я вбачаю можливий успіх в наявності певної системи цінностей, що поділяється загалом, певних форм та методів роботи. Тоді, можна говорити, що йдеться не про процедуру визнання, що десь межує з ліцензуванням, а про утворенням певного середовища організацій, створеного на добровільних засадах, що декларують певні принципи, за якими вони разом обстоюють суспільні цінності (можливо інтереси, а не виключно права). І знову ж таки, питання в формах, важлива ясність цілей, мотивація учасників, прозорість процесу. Ефективна співпраця, дотримання встановлених принципів та спільне визнання певних суспільних цінностей може справді вивести рух на кращий рівень співпраці. В такому разі можна говорити про абсолютну недоречність побоювань про монополію в певній сфері громадської активності.

Прежде всего хочу поблагодарить всех, кто присоединился к обсуждению. Сейчас я хотел бы попробовать ответить на некоторые вопросы, заданные Димой Гройсманом, – те, ответы на которые мне кажутся достаточно очевидными.
В любом обществе, а не только "в нашем и другом совковоподобном", государство в силу своей природы стремится зарегулировать жизнь и всех выстроить так, как удобно ему, государству. Везде государство делает с людьми ровно то и столько, что и сколько они дают с собой делать. Я лично в этом убедился, когда работал в трехгодичном международном проекте "Службы безопасности в условиях конституционной демократии". В США потребовался судебный процесс, чтобы ЦРУ рассекретило свой бюджет (между прочим, он оказался в 2.5 раза больше, чем бюджет всей Украины). Потребовалась целая кампания общественных организаций, чтобы заставить власти рассекретить документы о преступлениях американских спецслужб в Латинской Америке, об их участии в наркобизнесе, о секретных операциях против левых режимов. Известен знаменитый "каталожный скандал" в Швейцарии 1989 г., когда вдруг выяснилось, что политическая полиция десятилетиями вела тайное прослушивание телефонов более 3000 тысяч оппозиционных политиков, в том числе депутатов парламента, профсоюзных лидеров, правозащитников, журналистов. Примеры можно множить и множить.
Определение гражданского общества я обсуждать сейчас не берусь. Предлагаю интересующимся этим вопросом прочитать книжки Всеволода Речицкого. Кто не знает, как их найти, – обращайтесь в ХПГ, адрес, я надеюсь, известен.
По поводу "настоящих" и "ненастоящих" НГО. Тут Дима, что называется, ломится в открытую дверь. Я отнюдь не считаю, что НГО должны защищать только общественные интересы. Просто с самого начала мы сузили круг рассматриваемых НГО до этой группы и даже до еще более узкой группы правозащитных НГО. Речь шла о другом: насколько я понял Фаулера, он пришел к выводу, что 80% НГО, декларирующих, что они защищают публичный интерес, на самом деле защищали интерес приватный. И он дал классификацию этих НГО, под тем или иным соусом эксплуатирующих идею защиты общественных интересов. Подмена – явление, очень часто наблюдаемое в тоталитарном и посттоталитарном социуме. Когда-то я даже издавал книгу, посвященную философскому осмыслению этого феномена – "Введение в философию подмены", автор Михаил Блюменкранц. Книга была, по-моему, замечательная.
Что касается определения правозащитных организаций (ПО) и необходимости закона о них. Мне кажется, что определение необходимо просто по чисто формальным и прагматичным причинам. Вспомним: если не определен субъект права, то, вообще, говоря, нет и права. По этой причине, кстати, право народа на самоопределение является с правовой точки зрения фикцией, поскольку понятие "народ" в международном праве не определено. То же касается правозащитных организаций: пока не будет сказано, что это такое, они просто не смогут работать. Дима, я надеюсь, не подвергает сомнению необходимость наличия закона об адвокатуре или, из совсем другой области, об аудите. Почему же нужно возражать против определения ПО и наличия закона о них? Ведь от того, что ПО упоминаются в качестве субъекта обращения в Законе "Об обращениях граждан", ситуация меняется мало. Неужели Диме не приходилось слышать недоуменные вопросы: "Правозащитная организация? А что это такое?" Вполне корректные вопросы.
Наличие такого закона совсем не лишает других возможности делать те же самые действия, как полагает Дима. Возможность что-то делать одним отнюдь не означает запрет другим делать то же самое. Тут можно провести аналогию с журналистами: то, что они имеют некие права, перечисленные в законе про прессу, вовсе не означает, что другие не имеют такие же права.
А вот как определить ПО – действительно является проблемой, и хотелось бы услышать мнение о том, можно ли принимать предложенное мною определение, или оно в чем-то ущербно, можно ли считать правозащитной организацию, которая занимается только одним из трех указанных направлений – защита; воспитание и образование; анализ – или нельзя. Я, к примеру, считаю, что если НГО не занимается первым из указанных направлений – защитой прав человека в конкретных случаях – то ее нельзя относить к правозащитным. Но, конечно, сначала хотелось бы прийти к консенсусу в вопросе о том, нужно ли вообще делать это – определить, что такое ПО, чем она отличается от других НУО, нужно ли делать закон о ПО, нужны ли какие-то формы совместной деятельности и т.д. Хотелось бы от Димы услышать более веские аргументы, нежели то, что эта идея – принять специальный закон о ПО – сможет поднять Оруэлла из могилы, а Фаулер будет тихо плакать, сидя на унитазе.

ОПОП – и в дамки: об открытости, прозрачности, отчетности, проверяемости и других очень правильных призывах
Рогалин Я.Ф., директор Донецкого городского благотворительного фонда "Доброта"
Ничто так не нуждается в исправлении как чужие привычки.
(Марк Твен)
Рассмотрение вопросов открытости, прозрачности, отчетности, проверяемости (далее по тексту будет использоваться фривольное сокращение ОПОП) в "Третьем секторе" становится все более модным на круглых столах, конференциях, стало актуальным предметом для исследований и мониторинга. При этом утверждается вполне очевидное: если НГО/НПО на самом деле претендуют на эффективную и сколько-нибудь долгосрочную ресурсную поддержку своей деятельности от кого-либо (международных фондов, местного самоуправления или госвласти, граждан и организаций громады), они должны регулярно демонстрировать свою ОПОП. Причем делать это желательно умело, даже профессионально.
Любопытно, что буквально все субъекты "Третьего сектора" декларируют приверженность принципам ОПОП и упрекают друг друга в несоблюдении таковых. Т.о. каждое НГО/НПО приветствует всеобщую ОПОП всех других. Однако все уже устали от призывов – "Третий сектор" нуждается в примерах. Так почему же не начинают с себя? Как говорил деревянный мальчик Буратино: "Здесь должна быть какая-то тайна".


ТАЙНА "ТРЕТЬЕЙ" ПЛАНЕТЫ
Россия – загадка, завернутая в секрет, скрывающий в себе тайну.
(Уинстон Черчилль)
Конечно, ОПОП в "Третьем секторе" не самоцель. Они – необходимые средства и обязательные условия добиться ДОВЕРИЯ у владельцев и распорядителей желаемых ресурсов. Тех ресурсов, получив которые путем социального заказа, местной или международной филантропии, НГО/НПО и намереваются реализовывать свою миссию. Отчего же, теоретически признавая все это, посткоммунистические строители гражданского общества не спешат на практике следовать ОПОП? Здесь не обойтись без короткого экскурса в непродолжительную историю возникновения и развития отечественного "Третьего сектора".
Происхождение "Третьего сектора" в постсоветских просторах беспристрастными исследователями идентифицируются как многокорневое, а во многом "темно и непонятно", как история мидян. Часть организаций и их лидеры (для наших НГО/НПО как правило лидер = организация) вышли из "сталинской шинели" типа Красный Крест, ДОСААФ, Фонд культуры, Общество Охраны памятников и т.п. квази-общественных структур. Соответственно стиль и методы работы у них никогда не был сориентирован на широкую связь с общественностью на основе подлинной прозрачности и открытости. Тесная взаимосвязь с власть имущими (распорядители бюджетных ресурсов, льгот) продолжается и поныне. Ради чего им меняться?
НГО/НПО диссидентского покроя и вовсе привыкли к позиции маргиналов-подпольщиков с обязательными элементами конспирации. Они и в посткоммунистический период избирают поприща, предполагающие значительную закрытость и конфиденциальность приемов взаимодействия с окружающим их миром. Нелепо было бы ожидать от них диаметрально противоположного поведения.
Довольно мощную группу "филологического разлива" представляют функционеры, коих в "Третий сектор" занесло, главным образом, по причине хорошего владения иностранным языком, что существенно облегчало контакты с миссионерами гражданского общества из-за рубежа. Однако это абсолютно не означало, что они в своей массе сколько-нибудь чаще, чем это в среднем распространено среди соотечественников, привержены идеалам открытого общества. На поверку: идеи вольтерьянства для них чужды, а практический большевизм – как раз наоборот. Более или менее успешно переняв риторику и атрибутику, привнесенную из стран развитой демократии, сохранив и укрепив многолетние связи с западными патронами, они в настоящее время количественно и влиятельно преобладают в элите "Третьего сектора". Организованные "под себя" или контролируемые ими НГО/НПО, реально сориентированы на грантоедство. Соответственно ОПОП их всегда адекватны требованиям грантодающей организации – и не более того. В отношении местных ресурсов они не испытывают ни иллюзий, ни энтузиазма – скептичны до брезгливости.
Разумеется, есть еще трудно поддающиеся кластированию НГО/НПО, не относящиеся явно к вышеназванным, но, зачастую, появившиеся в результате их вегетирования и почкования, а также, так называемые, самоинициированные организации. Положение, влияние и перспективы их, выражаясь библейским языком, "темна вода в облацех".
Непосильная задача попытаться классифицировать самих функционеров, кои попали в "Третий сектор" сознательно (в поисках самореализации) или нечаянно (в поисках временного пристанища, да так и остались). Корыстно-альтруистические пропорции мотивов их деятельности очень вариабельны, причудливо переплетаются, изменчивы и до конца неведомы им самим. Следует признать, что лидеры НГО/НПО по большей части люди образованные и нацелены быть эффективными и даже полезными. При этом они практикуют в своих НГО/НПО ОПОП, но в полном соответствии с сиюминутными целями и задачами, главная из которых – выжить.

ОГРАНИЧЕННАЯ ОТКРЫТОСТЬ
Открытость должна быть правилом в "Третьем секторе", но не всегда, не для всех и не в полном объеме.
(Суммированное мнение опрошенных и услышанных лидеров НГО/НПО Донецкой области)
Кажется, все интеллектуально сохранные функционеры НГО/НПО понимают, что каждый секрет их организации – это кирпич в стену самоизоляции. Поскольку природа не терпит пустоты, дефицит непременно будет замещен домыслами, причем, почти наверняка негативного характера. Тем не менее, они единодушны во мнении, что доступ к информации даже об их общественно полезной деятельности должен быть (с их слов – вынужденно) существенно ограничен в силу объективных причин. Назову их и не удержусь от комментариев:
1) как бы не накликать проверяющих и (или) рэкет. Согласен, что в последнее время по скрытым связям, стилю и последствиям – это почти одно и то же. Однако считаю, что опасения эти не только чрезмерно преувеличены, но и не достойны организации, чья деятельность является подлинно общественно полезной. Более того, только общественная поддержка и в состоянии по-настоящему защитить подвергшуюся "наезду" НГО/НПО.
2) "захлебнемся" вызванной нарастающей волной обращений реципиентов.Согласен, что чем больше о твоей полезности знают, тем больше к тебе будут обращаться, причем отнюдь не с предложением помочь. Однако и дополнительные ресурсы все же в результате также поступают по нарастающей, и во многом вопрос профессионализма – как оказаться "на волне, а не под волной" проблем.
3) будем уличены в нескромности.Согласен, что такая опасность не только существует, но даже процветает – как писали благочестивые монахи в средние века: "Горе мне – слава моя больше дел моих". Однако, аксиоматично также и то, что скромность – кратчайший путь в неизвестность. Здесь речь скорее о мере и пропорции между размером дел и их озвучиванием, ибо громче других скрипит именно никуда негодное колесо.
Эти типичные доводы (отговорки?), естественно, не исчерпывают все варианты ответов. А начать следовало бы, вероятно, вообще с "непреодолимого препятствия" для ОПОП НГО/НПО. Имеется ввиду, когда НЕ О ЧЕМ отчитываться, НЕЧЕГО проверять, а прозрачность в силу отсутствия содержания покажет, что король-то – голый! Хотел бы ошибаться, но, похоже, именно это и является на сегодня типичным явлением.
Еще одним нежелательным, но реально неизбежным последствием ОПОП НГО/НПО может быть диффамация и к ней нужно быть готовым. Наивно предполагать, что демонстрация собственной ОПОП – вещь безобидная и не вызовет жгучей ненависти к вам со стороны тех, кто сам не намерен следовать этим юридическим и этическим нормам. Для вас будет припасено все то, что на юридическом языке именуется заведомо ложной информацией, порочащей честь, достоинство и деловую репутацию, а проще говоря, вонючие помои злонамеренной брехни. Не минула чаша сия и автора этих строк. Хотя опять же единственным эффективным средством профилактики и лечения этого может быть утешительный ОПОП – поддержка т.н. широкой общественности. Присоединяюсь к совету "заводить себе друзей еще до того, как они понадобятся", т.е. заранее, постоянно и исчерпывающе информируйте все заинтересованные стороны (СМИ, фискальные органы, влиятельные чиновники и активная часть громады) о деятельности вашей НГО/НПО – и сплетни вам не страшны. Однозначно – результатом чуть ограниченной открытостиможет быть только существенно ограниченная поддержка.Вам это надо?

ПОХВАЛА НЕДОВЕРИЮ
Здоровое недоверие – хорошая основа для совместной работы.
(Иосиф Сталин)
Конечно, хорошо было бы строить взаимоотношения и внутри "Третьего сектора", и с бизнесом, и с властью, и с громадой, и с отдельными личностями на основе взаимного доверия. Но поскольку невозможно что-либо строить на том, чего практически нет, то следует строить на том, что есть. А есть недоверие, причем тотальное и далеко не всегда здоровое (т.е. конструктивное). Остается только понять и учесть, что другой основы в постсоветских социумах нет и еще долго не будет. Тут будет действовать обратная последовательность – результатом хороших взаимоотношений станет доверие. Таким образом, доверие, как социальный капитал, нужно возрождать, воссоздавать и развивать. Этот кислород гражданского общества не появится сам по себе! А пока, как говорится: "не верят – и правильно делают".
Предыдущая сентенция является, по существу, концепцией социального партнерства, которую для себя сформулировал и придерживается ДГБФ "Доброта". Попытавшись углубиться в прикладную теорию метаморфозы недоверия в доверие, мы убедились, что советская наука, видимо, не случайно, почти не уделяла этому заметного внимания. Скорее всего потому, что феномен доверия в тоталитарном обществе следует рассматривать лишь в контексте "доверяем, потому что деваться некуда", ибо активные сомнения, а тем более попытки перепроверить декларируемое вообще были не только невозможны, но еще и не безопасны для правдолюба. Во всяком случае, нам удалось на эту тему отыскать литературу почти исключительно иностранных авторов. В данной статье не место для обширного обсуждения этой ключевой проблемы постсоветских социумов, поэтому ограничимся наиболее остроумными цитатами:
" Недоверие – первейший гражданский долг, но оно должно быть конструктивным".
" Верный способ заручиться общественным доверием – прибегать к нему как можно реже".
"Можно долго обманывать одного, можно недолго обманывать всех, но долго всех обманывать не получится"
Чрезвычайно важным для практики эффективных взаимоотношений является то, что метаморфоза недоверия в доверие может быть технологичной. Этому, конечно, можно научиться.

АНАТОМИЯ ДОВЕРИЯ
" Если у солнца появятся сомнения – оно тут же погаснет"
(Вильям Блейк)
Как говорится – есть только два абсолютно надежных способа вызывать доверие, но, к сожалению, никто их не знает. Вместе с тем, доверие как явление все же доступно изучению.
Слагаемые доверия это:
1) Честность, порядочность, репутация.Действительно: честность – лучшая тактика, если, конечно, вам не дарован талант убедительно лгать (презабавная формулировочка, интересно у кого я ее спер?). К сожалению, слишком многие занимаются проверкой этого на себе.
2) Открытость– т.е. психологическая доступность, согласие свободно делиться информацией и идеями. Естественный вопрос: "Имеет ли она границы?" Однозначно, они тем шире, чем более публичная ваша деятельность. Нет нужды доказывать, что доверие как и парашют срабатывает только в открытом виде.
3) Последовательность, предсказуемость– сюрпризы здесь редко бывают приятными и полезными для построения успешных длительных взаимоотношений.
4)  Общность представлений о социально-культур-ных нормах– позволяет обходиться без изнуряющих схоластических полемик на тему: что такое хорошо и что такое плохо.
5) Профессионализм и компетентность– не только по моему мнению то, что в "Третьем секторе" нужно и можно развивать незамедлительно. Но начинать придется с себя, неуча и неумехи.
Парикмахеру, который повесился, оставив записку: "Я их стригу, а они растут" – ни в коем случае не следовало становиться куафюрных дел мастером. Равно как и НГО/НПО, не намеренным в постсоветском социуме ежедневно неимитационно проявлять свою открытость, ежечасно доказывая "что ты не верблюд" – не стоит рассчитывать на устойчивую общественную поддержку даже в ограниченном объеме.
Оговорюсь, что значительная часть субъектов "Третьего сектора" на самом деле демонстрирует или более-менее умело имитирует все требуемые ресурсодателем составляющие ОПОП. Весь вопрос, в ком они видят своего ресурсодателя. Нелепо, будучи сориентированными исключительно на международные (иностранные) гранты, тратить силы на проявления ОПОП, скажем, перед местной властью или громадой. Равно как и "карманным" квази-негосударственным НПО ни к чему ломаться перед широкой общественностью – распорядителем-то вожделенного ресурса является чиновник. Короче говоря, все те же Cui bono? Cui prodest?Все то же Cuique suum.

ЕСЛИ ХОЧЕШЬ БЫТЬ ОТКРЫТЫМ – БУДЬ ИМ: КАК ЭТО ДЕЛАЕМ МЫ?
Фонд наш очень скромный, и об этом мы можем говорить часами.
(Самокритический перл ДГБФ "Доброта")
Все без исключения сотрудники ДГБФ "Доброта" однозначно не обладают врожденной выдающейся склонностью к ОПОП в ведении своих дел. Вместе с тем, энергичное и последовательное стремление сделать работу Фонда максимально эффективной за счет практически всеобщей поддержки привело к индивидуальной и коллективной изменчивости в нашем профессиональном поведении. Этот простой и даже банальный рецепт успеха мы интуитивно угадали в самом начале своего пути. Убеждены, что нарастающая ресурсная поддержка территориальной громады, а теперь уже и первые робкие шаги в этом же направлении местного самоуправления, а также грантодающих фондов состоялась как результат непрерывно завоевываемого у них доверия. Доверие же приобреталось и приобретается непрерывными масштабными разнообразными приемами и методами, демонстрирующими ОПОП нашу общественно-полезную деятельность без фикций и злоупотреблений. Приведу примеры.
Отчеты об использовании привлекаемых ресурсов в нашем исполнении выглядят следующим образом. Мы предлагаем самому жертвователю (или его представителю) принять личное участие в приеме-передаче помощи непосредственному реципиенту. В любом случае отчитываемся после каждой акции перед каждым благотворителем практически немедленно по телефону + письменно вне зависимости от размера и характера (финансы, натуральная помощь, безоплатные работы и услуги) пожертвования. Понятно, что одно только это требует уйму времени и хлопот, поскольку таких пожертвований в последние годы мы получаем в среднем 5-8 в день.
Ежемесячные сводные календари полученных пожертвований и оказанной помощи мы обнародуем путем почтовой, электронной и курьерской рассылки тиражом более 1 тыс. экземпляров, а полугодовые и годовые – более 6 тыс. экземпляров. К тому же кроме необходимого фактажа удается втиснуть в формат отчетов и информацию просветительско-агитационного, а также пропагандистского толка. Размещаем эти отчеты в лифтах и магазинах, больницах и кинотеатрах, почтовых отделениях и вокзалах, а по воскресеньям презентуем свою деятельность на пешеходной улице города. Таким образом, эти отчеты уже сами по себе являются довольно эффективным СМИ.
Рискуя утонуть в SPAM-е, ежедневно отвечаем на сотни телефонных звонков, электронных и почтовых посланий. Еженедельно проводятся очные встречи с трудовыми коллективами и лидерами организаций. Сотрудники Фонда непременные участники и все чаще соорганизаторы семинаров, круглых столов и конференций, на которых инициируют рассмотрение актуальных социальных вопросов и нашей роли в их решении. В хорошем смысле слова провоцируем интерес общественности к деятельности Фонда, анонсируя и проводя прямые теле- и радио-эфиры, организовывая обсуждения собственной деятельности в прессе и на своем web-сайте. Только в местной региональной прессе за 4 года появилось более 350 публикаций о Фонде. Каждую субботу с 10.00 до 16.00 в Фонде "День открытых дверей" и ежедневно с 8.00 до 20.00 без выходных и перерыва – посетители, посетители, посетители…
Безусловно, комплексная работа эта не из легких, но экономить на ней нельзя. Более того, не стоит надеяться, что когда-нибудь "после дождика в четверг" удастся раз и навсегда достигнуть доверия, а после этого только пользоваться этим. Кстати, и, слава богу, потому что страшно даже представить, сколько соблазна для злоупотреблений создала бы такая ситуация. В борьбе за доверие принципиально не может быть окончательной победы. За это можно только постоянно бороться, и только иногда побеждать. На собственном опыте убедились, что доверие зарабатывается непрерывно, годами и по граммам, а утрачивается в одночасье, полностью и навсегда.
Ну а наш профессионализм, признаюсь, оставляет желать лучшего. Полный комплекс проблем, мешающий нам быть знающими и умелыми, мы (как и вы) всегда можем лицезреть, взглянув повнимательнее в зеркало. Остается только преодолеть проклятую бездеятельность.

"ГАМБУРГСКИЙ СЧЕТ" ДЛЯ "ТРЕТЬЕГО СЕКТОРА"
Великая цель образования не передача и получение знаний, а изменение поведения
(Г.Спенсер)
Вообще, что касается передачи опыта, обучения науке и искусству эффективных коммуникаций, то на самом деле я не вижу в этом особых проблем. Полки книжных магазинов и библиотек ломятся от соответствующих опусов. Об этом пестрят периодические издания и Интернет. Этому посвящены многочисленные тренинги и стажировки. Было бы желание. Но… еще древние римляне предупреждали, что хотеть-то не научают. Да и Ходжа Насреддин утверждал, что притащить к воде осла помимо его воли можно, но невозможно заставить пить.
Никто и ничто не сможет дискредитировать НГО/НПО, если она будет педантично следовать принципам ОПОП. Безусловно, ее подлинная (без имитации и фальсификации) общественно-полезная деятельность таким образом получит тем большую поддержку, чем больше ОПОП она будет проявлять. Это должно стать ее modus vivendiдля внутреннего и внешнего использования. Да и весь "Третий сектор" в целом нуждается в выработке неюридических (этических) норм поведения, взаимоотношений как внутри сектора, так и с другими элементами, составляющими социум. Очень не хотелось бы, чтобы к ОПОП НГО/НПО понуждали законодательные меры. Неужто "Третий сектор" не способен к саморегуляции?
Интересен тот факт, что идея разработки и принятия этического кодекса для "Третьего сектора" многими НГО/НПО воспринимается довольно холодно. Оспаривается как своевременность этого важнейшего дела, так и правомочность заниматься им теми, кто сам был неоднократно замечен в нарушении конвенций и прочем вероломстве. Как будто когда-то бывает слишком рано вырабатывать и принимать правила игры по "гамбургскому счету". Как будто эти правила будут записаны раз и навсегда, навроде скрижалей декалога. Как будто придерживаться их надобно будет не добровольно, а по приговору суда. Как будто можно найти непорочных ангелов среди все еще очень советских и вполне земных инженеров и чернорабочих долгостроя отечественного гражданского общества.
Конечно, есть опасность, что и идея этического кодекса как инструмента саморегуляции, позволяющего сочетать свободу и ответственность в "Третьем секторе", как и многие другие судьбоносные начинания, будет цинично спрофанирована. Вполне возможно, что вместо тонкой страховки от жульнических трюков и от добросовестных заблуждений, от переоценки нагловатого самомнения и от недооценки работающей скромности мы получим оценочную дубину, да еще и приватизированную какой-либо прыткой грантозависимой НГО/НПО "Всея Украины". Как этого избежать? Это тема для отдельного разговора.
8.11.2002

Дискуссия на сайте ХПГ, посвященная, если почитать первый топик, теме "есть ли в Украине гражданское общество, в частности та его часть, которую традиционно называют правозащитным движением", несомненно вышла за рамки темы, предложенной для обсуждения Женей Захаровым. Не вижу тут ничего неестественного, так как в отличие от понятий, определение которых являются общепризнанными, таких, как валентность или эрекция, основные термины вопроса, вынесенного на обсуждение "гражданское общество", "правозащитные организации" и "правозащита" не имеют точных определений, признанных консенсусом.
Общественные науки – это вам не химия с физиологией тут всегда были проблемы с определениями понятий, но вот правилам дискуссии на это плевать, и спорить, не договорившись о том "кто есть ху" и "что есть ху" это гиблое дело. Вот почему и не получается у участников так прямо дать ответ на поставленный автором топика вопрос, а приходится касаться сути определений, чтобы потом казаться понятным, аргументируя свою позицию. Для меня лично как раз важнее разобраться с определениями, так как потом будет уже легко выработать свою позицию по отношению к тем понятиям, содержание которых ты и собеседник представляете себе одинаково. Но поскольку дискуссия начата не мною, постараюсь придерживаться логических меток, оставленных предыдущими авторами заметок. Соглашаясь или дискутируя с высказанными мыслями, я постараюсь донести свое понимание основных понятий, не претендуя на истину в последней или даже в первой инстанции, так что сказанное ниже прошу воспринимать сугубо, как выражаются программисты ИМХО (in my humble opinion).
Открывая обсуждение 6 октября, Женя Захаров писал об "объективно обусловленном антагонизме между гражданским обществом и государством". Что и говорить, трудно с этим не согласиться, хоть и не знаешь точно, что есть "гражданское общество", чуть лучше себе представляешь, что есть "государство", но нутром ощущаешь – да, Женя прав, антагонизм присутствует. Но когда попробуешь задуматься над этим тезисом еще на минутку, появляется подленький вопросец – а этот антагонизм есть в любом обществе или только в нашем и другом совковоподобном, всегда ли "державний чиновник завжди вважає, що він апріорі мудріший, ніж проста людина, і краще знає, як тому треба жити"? Может, это так только в наших странах? Может, это как раз можно поменять обычными политическими методами, принятыми в демократическом государстве? И самый главный вопрос, так ли уж бесспорно определение гражданского общества, данного Женей Захаровым в вводной заметке "громадянське суспільство – сукупність усіх недержавних структур, що самоусвідомлює себе, структурована недержавна частина народу. Його політичний смисл полягає в ототожненні себе з домінуючим фактором суспільного прогресу, в розумінні свого природного верховенства над державою". Это определение вызывает такое множество вопросов и претензий, что полемика могла бы занять не одну сотню килобайт. Особенно противоречивой представляется мне та часть авторского тезиса, где говорится о "природном верховенстве" гражданского общества над государством. Я с этим совсем не согласен. Вот если бы говорилось о верховенстве прав человека над государством, тут бы у меня лично сомнений не было, но если мы рассматриваем гражданское общество как "структурированную негосударственную часть народа", то я против. Причина моего протеста довольно банальна – я верю в индивидуальные права, но становлюсь паранояльно-подозритель-ным, когда речь заходит о правах групповых. "Структурированная негосударственная часть народа" – это ведь больше, чем один человек, не так ли? У одного человека действительно есть верховенство над государством, например, государство не может отнять у него жизнь или подвергнуть его пыткам. Но почему у "структурированной негосударственной части народа", например, у 10 человек должно быть преимущество над, например, другой "неструктурированной негосударственной частью народа" из 10 миллионов человек? И если есть "негосударственная часть народа", то что такое "государственная часть народа"? Мои вопросы не означают, что я бы согласился с лишением жизни или пытками над группой людей, просто я считаю, что права человека принадлежат единице, но никак не группе, даже само название "права человека" подтверждает мою правоту, не говорим же мы о "правах человеков" или "правах людей". Вывод: если в силу различного смыслового наполнения нельзя сопоставлять права государства как власти большинства и права человека (как нельзя, например, сравнивать что больше 5 метров или 2 килограмма), то как раз полномочия государства и "права" "структурированной части народа" – то есть группу людей (это вернее назвать "интересами", а не "правами") прекрасно поддаются количественному сравнению. Воля миллиона человек, выраженная в форме мандата, переданного власти в ходе выборов или иного демократического политического процесса, для меня безусловно выше воли группы из 10 или даже 100000 человек, но выше только в тех пределах, где не идет речь о правах отдельного человека, входящего в эту группу. К чему это он клонит? – возможно задумается мой читатель. А я попрошу читателя запомнить этот вопрос и пообещаю ответить на него ниже.
Несколькими строками ниже после упоминания "структурированной негосударственной части народа", уважаемый Евгений Ефимович пишет о так называемых "настоящих НГО", которые, по его мнению, "защищают общественные интересы". Логика подсказывает мне, что это и есть определение автора понятию НГО. Хорошо, но тогда что защищают или против чего выступают "ненастоящие НГО"? Или посмотрим с другой стороны: какие интересы НЕ ЗАЩИЩАЮТ "настоящие НГО". Приведенная далее в статье Жени Захарова цитата Фаулера про НГО созданные для "других целей", не дает ответ на эти вопросы. В самом деле являются ли фаулеровские НГО Неправительственными организациями? Ну с GRINGO вроде бы ответ понятен – не является, особенно если есть еще что-то типа 6 Статьи советской Конституции про "руководящую и направляющую силу этой НГО". А вот как быть, например, с MANGO? Мафия – это ведь очень даже "структурированная" и уж наверняка "негосударственная часть народа". И в MANGO придут люди добровольно, а не с "ножом под ребром" и работать там будут наверняка за идею, какой бы сомнительной, возможно, эта идея не показалась нам с вами. Сформулирую вопрос по-другому: если допустить, что есть "настоящие" и "ненастоящие НГО", то означает ли это, что "ненастоящие НГО" – это плохие НГО, и они заслуживают того, чтобы быть выявленными и как минимум проигнорированными, а как максимум распущенными?
Отвечу на поставленный собою же вопрос. "Ненастоящих" НГО не существует! Существуют НГО неактивные, мертворожденные или умершие, но при этом все они "настоящие", если в них работают настоящие живые люди, не имеет значение что стимулирует этих людей работать в НГО. И никакие общественные интересы не существуют в природе, а вот групповые интересы – это пожалуйста, сколько угодно. Даже права человека, я убежден, не могут являться "общественными интересами", они значительно выше, чем "общественные интересы", и защищаются поэтому сильнее, не нуждаются даже в том, чтобы быть записанными в Конституции или Законах, они применяются ко всем людям универсально, и ответственность за нарушение прав человека, как показывает, например, современная тенденция развития международного криминального правосудия, никак не связана с тем осуществлялись ли нарушения прав человека по закону или вне закона. Когда в прошлом году Туркменбаши распустил туркменбалет, мотивировав это тем, что туркмены не любят и не понимают балет, это еще не страшно, ну вдруг действительно не любит этот гордый народ данный вид танцевального искусства, почему же государство, созданное туркменами, должно содержать балетный театр на деньги госбюджета? Для меня "Общество любителей балета имени Чайковского" ничуть не лучше "Ассоциации противников балета имени Туркменбаши" при условии, что ни в то, ни в другое людей не загоняют силой. Совсем другое дело было бы, если отдельно взятый человек или группа людей, проживающий в Туркменистане, подверглись дискриминации за то, что ходят по улице имени Матери Туркменбаши в пуантах (кстати сообщений на эту тему правозащитные организации, кажется, пока не получали. Улавливается ли разница – вполне нормально, когда большинство, действуя через установленные законом механизмы, подчиняет меньшинство своей воле, если это не касается ограничения прав человека, принадлежащих людям, составляющим данное меньшинство. Идем дальше…
В своей реплике от 17.10.2002 господин Васидлов предложил "расширить" такие признаки "настоящего НГО" по г-ну Захарову как "контролируют действия власти и защищают другие общественные интересы" до "способствуют реализации потребностей граждан". Это гораздо ближе к моему пониманию того, что такое НГО. Я бы дал такое определение: "НГО – это добровольные объединения людей неполитического характера, не ставящее перед собой задачу получения материальной прибыли для своих членов". Про интересы я бы вообще ничего не писал, свои, чужие, какая разница? То есть, по-моему, все другие "структурированные части народа" кроме тех, что занимаются политикой и бизнесом это и есть НГО. Важно, что НГО как НГО не занимаются политикой, так как политические партии действуют как раз для того, чтобы стать частью государственного аппарата, победив на выборах. Права и обязанности политических партий требуют отдельного законодательства, так как цели и задачи полит. партий принципиально отличаются от целей и задач НГО. Возможно, отдельное законодательство потребовалось бы и для детализации положения таких НГО как профсоюзы, но вот уже церкви, по-моему, не требуют отдельного законодательства, и место Православной церкви в обществе должно быть описано в Законе про общественные организации так же четко, как и права Общества защиты тараканов.
Высказав свое определение НГО, кратко остановлюсь на такой его разновидности как правозащитная неправительственная организация. Сразу скажу, что я резко возражал бы против того, чтобы закон или другой нормативный акт содержал даже упоминание о том, что существуют правозащитные НГО. Что, правозащитная НГО лучше, чем культурологическое общество? Если называем правозащитные НГО, то давайте назовем все другие возможные. Даже если у нас и хватит бумаги, то вряд ли хватит фантазии придумать все возможные варианты НГО…
В своей заметке в форуме от 21.10.2002 Женя Захаров дает определение Правозащитным организациям (ПО). Так как автор нигде не пишет, что предлагает включить это определение в закон, то о такой возможности и я говорить не стану. Но раз Женя привел такое определение, то, очевидно, будучи признанным, оно могло бы использоваться, например, для определения критериев того, может ли та или иная НГО вступать в Общественный совет правозащитных организаций или в Ассоциацию негосударственных правозащитных организаций, если дело дойдет до создания данных структур. Позволю себе процитировать определение, приведенное Евгением Захаровым: "Правозахисні організації (ПО) – це особливий вид недержавних неприбуткових організацій, діяльність яких спрямована на утвердження й захист прав і свобод людини, ефективний контроль за їхнім дотриманням державою, її органами і посадовими особами. ПО сприяють зменшенню організованого насильства, здійснюваного державою. Для цього вони працюють одночасно в трьох напрямках:
1) захист прав людини в конкретних випадках (ця допомога повинна бути безкоштовною для заявника), громадські розслідування фактів порушень прав людини державними органами,
2) поширення інформації про права людини, правове виховання;
3) аналіз стану з правами людини."
Как с правозащитником я вполне согласен с автором, что если правозащитная НГО будет действовать именно так, то это будет эффективной работой. Особенно это касается необходимости оказывать помощь исключительно бесплатно. Но если какая-то НГО не может, например, вести работу по всем направлениям, означает ли это, что мы не будем считать ее правозащитной? А как быть с индивидуалами-правозащитниками? Вот Сахаров во время своей ссылки в Горький он был членом какой правозащитной организации? Или он скорее был просто индивидуал-правозащитник?
Говоря о необходимости изменения "Закона об общественных организациях" Женя Захаров справедливо пишет: "ступінь свободи діяльності українських НУО різко звужується також внаслідок відсутності закону про порядок проведення мирних публічних акцій". Все правильно, ничего не скажешь… Но когда прочитаешь этот пассаж несколько раз, возникает еще один вопросец: должен ли содержать "идеальный" закон про митинги и демонстрации хотя бы упоминание про НГО. Я был бы очень против. Свобода митингов и демонстраций, это что-то из разряда прав человека и об этом должен думать законодатель, но стоит только указать, что, например, НГО имеют право организовывать митинги или демонстрации, и завтра от вас потребуют зарегистрировать НГО для того, чтобы походить по улице под лозунгами. Я слишком долго знаю Евгения Захарова, чтобы заподозрить его в желании дискриминировать не НГО в праве на митинги и, правду говоря, не стал бы вообще упоминать об этом, если бы не другой тезис автора.
После совершенно справедливых слов о том как эффективно организовать работу правозащитной НГО, в своей заметке от 21 октября на форуме ХПГ, Женя Захаров пишет: "Спробуємо розглянути більш докладно і точно за формою предмет контролю ПО, завдання ПО, їх функції і права, принципи їхньої діяльності, маючи на увазі розробку в майбутньому спеціального закону "Про громадські правозахисні організації". Идея принять специальный закон об "Общественных правозащитных организациях", где наделить последние функциями контроля, очертить их задачи и права, а также принципы их деятельности, является настолько революционной, что, кажется, даже сможет поднять Оруэлла из могилы. Ну, а какой-то там Alan Fowler с его скромными GRINGO тихо плачет, сидя на унитазе.
Оставлю без комментариев предложения о том, что будут контролировать и какие задания будут выполнять Общественные правозащитные организации, лишь процитирую этот пассаж, чтобы он опять появился у вас перед глазами: "Предметом контролю ПО є поточна державна політика в галузі прав людини, рішення, дії (бездіяльність) державних органів та їх посадових осіб, у результаті яких порушуються права і свободи людини, або створюються перешкоди для здійснення людиною своїх прав і свобод, або людина незаконно залучається до виконання яких-небудь обов’язків або незаконно притягається до відповідальності. Ці порушення, перешкоди і примус можуть бути системними, тобто стосуватися не однієї людини, а групи людей, тому ПО розглядають заяви і скарги як фізичних, так і юридичних осіб, включаючи звернення групи людей, або проводять розслідування за власною ініціативою.
Отже, ПО покликані виконати такі завдання:
1. Захищати права і свободи людини, що закріплені в Конституції і національному законодавстві (включаючи міжнародні договори, згода на обов’язковість яких дана парламентом);
2. Бути джерелом інформації про права людини для народу та органів влади, підвищувати рівень освіченості в галузі прав людини, заохочувати становлення цінностей і розвиток настанов, що сприяють повазі і усвідомленню прав людини;
3. Аналізувати стан з правами людини у своїй країні і її окремих регіонах.
Для вирішення першого з цих завдань ПО необхідно виконувати такі функції:
1.1. Розгляд заяв фізичних і юридичних осіб, або їхніх асоціацій, про недотримання прав і свобод людини, закріплених у Конституції, міжнародному праві і національному законодавстві;
1.2. Інформування подавця заяви про його права і наявні можливості їхнього правового захисту і сприяння йому в доступі до цих засобів;
1.3. Здійснення посередницьких функцій для відновлення порушених прав і свобод за допомогою погоджувальної процедури (mediation);
1.4. Проведення громадських розслідувань фактів порушень прав людини (як по заявах фізичних і юридичних осіб, так і за власною ініціативою);
1.5. Направлення заяв (від імені заявника або від свого імені) компетентним органам для вирішення по суті;
1.6. Звернення від імені заявника або від свого імені в суд і міжнародні організації;
1.7. Участь у судовому процесі з метою захисту і відновлення порушених прав і свобод заявника;
1.8. Прийняття висновків за результатами проведеного громадського розслідування;
1.9. Винесення громадського осуду і громадського попередження органам і (або) особам, чиї дії (бездіяльність) призвели до порушення прав і свобод людини;
1.10. Публікація висновків у ЗМІ.
Працюючи у другому напрямку – правопросвітницькому – ПО повинні мати такі функції:
2.1. Збір, підготовка і поширення інформаційних матеріалів, що включають: внутрішнє законодавство (у тому числі імплементоване міжнародне право), що стосується прав людини, коментарі до нього, відповідні адміністративні і судові рішення та їх тлумачення вищими судовими органами; внутрішні механізми захисту прав людини; міжнародні правові документи з прав людини і коментар до них; міжнародні механізми захисту прав людини; інформацію про діяльність самої правозахисної організації і її власні публікації.
2.2. Створення просвітницьких друкарських, аудіо-, фото- і киноматеріалів про права людини для масового споживача і спеціального призначення;
2.3. Розробка навчальних планів, методик і програм викладання прав людини для різноманітних соціальних і фахових груп;
2.4. Проведення спеціалізованих семінарів з прав людини для представників так званих "професій ризику" (співробітників органів внутрішніх справ і служб безпеки, службовців пенітенціарних закладів та установ, адвокатів, суддів, прокурорів, військовослужбовців, лікарів, журналістів, профспілкових діячів, соціальних робітників), представників законодавчої і виконавчої гілок влади, пов’язаних із створенням і виконанням законодавства, що стосується прав людини;
2.5. Організація різноманітних публічних кампаній і акцій із метою утвердження прав людини в суспільній свідомості: конкурсів на кращий твір про права людини і конкурсів малюнків та фотографій для школярів, олімпіад для студентів, спеціальних заходів, присвячених Дню прав людини, Дню політв’язня і т.д.
2.6. Збір і поширення матеріалів з історії розвитку ідеї прав людини й історії правозахисного руху.
Для здійснення третього, аналітичного напрямку ПО мають такі функції:
3.1. Підготовка висновків стосовно законів, законопроектів та інших нормативно-правових актів і програм, спрямованих на утвердження і захист прав людини, підготовка і надання парламенту через офіційних суб’єктів права законодавчої ініціативи власних законопроектів і програм;
3.2. Моніторинг законодавства, судової й адміністративної практики в галузі прав людини;
3.3. Сприяння ратифікації міжнародних договорів у галузі прав людини і спостереження за відповідністю національного законодавства і законозастосувальної практики міжнародним зобов’язанням у галузі прав людини;
3.4. Підготовка незалежних доповідей про стан дотримання і захисту прав і свобод людини і коментарів до офіційних доповідей, що подається тією або іншою державою відповідно до міжнародних договорів;
3.5. Підготовка і надання парламенту, уряду й іншим органам державної влади та управління аналітичних записок, рекомендацій й пропозицій, що стосуються будь-яких питань, пов’язаних з правами людини, зокрема, із питань:
а) національної політики; б) адміністративних процедур і практики; в) процесуальних дій правоохоронних органів – суду, поліції (міліції), прокуратури, служби безпеки, податкової міліції й ін.; г) міжнародних аспектів прав людини."
А теперь еще одна цитата, теперь уже с комментариями, про права правозащитных организаций:
"Для виконання цих функцій ПО повинні мати такі права:
право на вільний доступ до всіх документів, включаючи документи, що зберігаються державними органами й архівами, які необхідні для належного розслідування заяви і право знімати з них копії, якщо викладена в цих документах інформація не містить державної або іншої, що охороняється законом, таємниці;
право одержувати письмові або усні роз’яснення від усіх осіб (у тому числі державних посадових осіб і службовців), що можуть мати інформацію про дане порушення або в інший спосіб надати допомогу у розслідуванні; проводити розслідування заяви на місці, включаючи камери попереднього затримання, місця попереднього ув’язнення, установи виконання покарань, військові частини, психіатричні лікарні, інтернати та інші місця тимчасового обмеження свободи людини; здійснювати інші дії, необхідні для проведення належної перевірки заяви, які не суперечать законодавству; право виносити рекомендації державним органам за результатами розслідування й оцінювати дії державних і недержавних органів у цій галузі; право на вільний доступ до законотворчої роботи: право одержувати проекти законів від Комітетів парламенту, право брати участь в обговоренні законопроектів на засіданнях Комітетів;
право звертатися до суб’єктів законодавчої ініціативи;
право на участь у розробці державних програм, що стосуються викладання і досліджень у сфері прав людини, і їхньої реалізації в школах, вузах та в інших інституціях з фахової підготовки державних службовців;
право бути присутніми у судових засіданнях і засіданнях інших державних органів із питань захисту прав і свобод людини, право мати доступ до протоколів таких засідань і знімати з них копії; право на одержання офіційних доповідей, що держава повинна направляти органам і комітетам ООН, ОБСЄ, Ради Європи й інших міжнародних організацій;
право передавати зібрану інформацію про порушення прав людини, власні аналітичні матеріали органам влади, засобам масової інформації, а також міжнародним організаціям, якщо ця інформація не містить відомостей, що становлять державну або іншу, що охороняється законом, таємницю".
Тут можно говорить много и по каждому пункту. Но я остановлюсь только на одном – очень показательном – праве на доступ к информации. Если мы перечисляем, к каким документам будут иметь доступ правозащитные организации, к каким архивам и протоколам, то означает ли это, что неправозашитные организации или просто люди не обязательно будут иметь право доступа к таким ресурсам? Не верю, что ХПГ, проводящая семинары и издающая прекрасную литературу по праву на доступ к информации, хочет такой дискриминации. Возможно тут имеет место желание просто подчеркнуть, что у правозащитных организаций ТОЖЕ есть такое право? Но тут-то и собака порылась! Плохой бюрократ поймет закон именно как ограничение на доступ к информации тех категорий, для которых нету отдельного закона. Право на доступ к информации – это право человека, группы людей могут наслаждаться этим правом никак не в большей степени, чем один отдельно взятый человек, и совсем не важно, как называются эти группы людей – правозащитные организации или, например, бизнес-структуры. Если закон запрещает доступ к данной информации для одного человека, то уж тем более не должна получить эту информацию "структурированная негосударственная часть народа".
Вот такая большая реплика у меня получилась… Вспоминаю школьную историю. Я ходил в математический кружок. Там давали всякие сложные задачки, и всякие примерчики. И вот была такая задачка на сообразительность Одна лошадь бежит со скоростью 40 километров в час, с какой скоростью будет двигаться упряжка из двух таких лошадей? Попадался тот, кто говорил "восемьдесят", правильный ответ был "не больше сорока". Так и в нашем примере нельзя давать неправительственным организациям и любым другим группам людей больше прав, чем отдельно взятому человеку. Но это только часть того, что я хотел бы сказать. К сожалению, я сейчас далеко от Украины и не смогу принять участие во встрече 27 ноября. Но оставляю за собой право поместить еще один постинг на нашем форуме. На тему перспектив объединения правозащитных организаций Украины.
Спасибо всем, кто смог это дочитать до конца.

Хотілось би додати до всього вищесказаного пару слів й про молодь. В нашій роботі, а я говорю тут не тільки про нашу організацію, були випадки, коли студентів намагалися виключити з університету за участь у акціях протесту, членство у партіях, що не співпадали з провідною лінією навчального закладу, як це було після 9 березня і пізніше. Робилося це під різними приводами. Організувавши пікетування, ми домоглися того, що занадто "активного" декана адміністрація сама виключила з навчального процесу, щоб не скомпрометувати себе. Та річ не зовсім про це. Це показало велику проблему. Проблему бездіяльності "студентського самоврядування", яке в своїй основі, крім інших, має й правозахисну функцію. На даний момент часто це маріонеткові структури, що підпорядковані, хай і неявно, вузівському начальству і не знають про свої права та можливості.
А буває і так, що студенти бояться боротися за свої права. Умовою участі в пікетуванні часто звучить – "тільки, щоб це не було в моєму університеті".
Вирішення проблеми, можливо, – у просвітницькій роботі з органами студентського самоврядування та співпраця їх з правниками з інших НДО. Але силами однієї чи двох НДО це не зробити, така робота буде схожа на "Трішкін кафтан" будемо знімати проблему в одному місці, з’явиться – в іншому.
Це з однієї сторони. З іншої, в нашому випадку потрібно було досить швидко реагувати і часу ні на яке "погодження" з органами влади вже не було. Пощастило, адміністрації вузу не захотілося за допомогою "правоохоронців" втихомирити занадто активну молодь. Але був інший випадок, коли на минулий Гелоуїн ми вирішили висловити протест наявності на центральній площі міста (Черкаси) пам’ятника вождю пролетарської революції і, для яскравості акції – молодь все-таки, винесли до його підніжжя гарбузи зі свічками. На це досить швидко відреагували міліціонери, і ми ледь не заробили кийками по своєму "громадсько-активному" тілу. Тобто виявилися порушниками спокою. Як вже говорилося в одному з повідомлень форуму вище – дозвільна система акцій існує, і це є проблемою, яка часто-густо зупиняє розвиток не тільки правозахисного, але й взагалі громадського руху.
Тепер трохи про інше. Про ті сумнозвісні бізнесові пожертвування. Тут одразу згадується програма на місцевому телебаченні, ініціатором виходу в ефір якої виступила наша організація. Присвячена вона була захисту авторських прав, зрозуміло, що без коментарів якоїсь комп’ютерної фірми тут важко було б обійтися. Та й фірмі непогана реклама була б –зайвий раз "засвітитися" на телебаченні. Але. тільки зачувши "громадська організація" представники бізнесових кіл, як чорт від ладану, ховалися як щонайдалі, і одразу давали адреси своїх конкурентів, спихаючи на них "цих набридливих" громадських діячів. Слава Богу, хоч одна фірма погодилась допомогти. А це була десь сьома чи восьма, до якої звернулися. А що вже говорити про фінансову допомогу. На даний момент, це щось таке, що й не сниться багатьом організаціям. Хіба, що якийсь прострочений продукт видадуть на певну акцію. Тим більш, що склалася ситуація, коли створюються придержавні благодiйнi фонди, кошти в які йдуть добровільно-примусово від приватних бізнесових структур "на розбудову міста", принаймні таке я вже чув від деяких наших колег. А 4% для благодійних пожертвувань – вони ж негумові. А бізнесменові кращі віддати свої кошти в такий фонд, ніж на розвиток громадського руху. Це прямо як узаконений хабар, здав – і тебе менше перевіряють.
От так і живемо.

Здесь изложено мое представление о возможной форме работы в проекте развития сети общественных информационно-консультационных приемных – в контексте проблем, с которыми сталкиваются наши неправительственные организации (НПО) в условиях сегодняшней реальности.
В нашем регионе, как и везде, есть довольно обширная сесть общественных организаций, которые находятся в состоянии "броуновского движения": их "капсулированное" существование определяется логикой автономного решения проблем, которыми они худо-бедно занимаются, – благотворительных, правозащитных, инновационных, коммуникативных и прочих. При этом само их "существование" зависит либо от степени близости к власти, и в этом случае они (в роли квази-НПО) формируют "демократический фасад" этой власти, либо от умения выйти на своеобразный рынок грантов и получать неустойчивую помощь от независимых спонсоров. Существует еще и немногочисленный вымирающий "подвид" маргинальных НПО, использующих лишь ресурс "бескорыстного служения".
При всей этой заметной активности НПО вместе с тем наблюдается не всеми осознаваемый парадокс, свойственный не только нашему региону: НПО, как структурной основы гражданского общества, у нас много, а самого гражданского общества, по большому счету, – нет. По нашему мнению, важнейшие причины этого парадокса две:
1. Объективно-структурная. Существует мощный барьер, препятствующий гражданской активности населения, в виде во многом сохранившейся советской административно-отраслевой социально-экономической структуры общества. В связи с этим, скажем, житель Луганска идентифицирует себя преимущественно не как "человек территориальный" (рассчитывающий для своего "коммунального" жизнеобеспечения в основном на ресурсы территории), а как "человек отраслевой" (работающий на таком-то заводе и потому еще как-то живущий). В этом кроется причина отсутствия мотивации для "общинной" самоорганизации как важнейшей составляющей местного самоуправления, для влияния на процессы формирования эффективной власти, в том числе и для создания региональных НПО по принципу рационального "социального заказа".
2. Субъективно–ментальная: в общественном сознании доминирует посттравматический "астенический синдром" – следствие исторических катаклизмов, в том числе и новейшего времени (неудачные реформы, всевластие бюрократии, тотальная коррупция и т.п.)
Наш Комитет защиты прав человека считает, что, тем не менее, в условиях кризиса уже сложились достаточно мощные тенденции гражданской самоорганизации (особенно в шахтерской среде), и в этих условиях необходима общая координация деятельности НПО для согласованных действий – в плане общественной стратегии противостояния указанным выше барьерам на пути к гражданскому обществу.
Не затрагивая суверенной автономии каждой НПО, мы хотели бы предложить, например, правозащитным организациям (и не только, собственно, правозащитным) проводить постоянный мониторинг нарушения прав жителей Луганской области в различных сферах социальной жизни. Эта программа предусматривала бы подготовку ежегодного Отчета о состоянии прав человека в регионе с представлением его всем заинтересованным институтам и обществу. Необходимость такой мониторинговой программы обусловлена не только нуждами "социальной терапии", но и потребностью влияния на власть, противодействуя ее неискоренимой наклонности искажать социальную "картину мира" – из соображений "политической косметики".
Современная украинская реальность такова, что подобное скоординированное действие НПО в пользу общественных интересов имело бы непосредственную антикризисную и правозащитную направленность. С другой стороны, реализация системного мониторинга стала бы катализатором социальной активности населения и НПО, что способствовало бы развитию и укреплению демократических институтов, а также преодолению отчуждения граждан от государственной власти. Не менее важно и то, что возникло бы поле взаимодействия НПО и органов государственной власти, органов местного самоуправления.
Не вдаваясь здесь в подробности, можно обозначить минимальные рамочные параметры программы:
– Концепция системы социальных индикаторов, подлежащих мониторингу (например, защита прав собственности; трудовые отношения – система эксплуатации внеэкономическими методами, коррупция, социальные гарантии, дискриминация и др.; личные права – унижение достоинства, права задержанных, арестованных и заключенных, пытки и др; должностные преступления, право доступа к правосудию, свобода слова и информации, свобода убеждений, права меньшинств, детей, женщин и др.);
– Система координации НПО: WEB-сайт, E-mail, правозащитная газета;
– Методическое обеспечение системного мониторинга;
– Правовое обеспечение текущей „социальной скорой помощи": консультирование, бесплатная адвокатская помощь и др.
Мы готовы предложить такую программу.

Євгене Юхимовичу, вдячна за розпочату дискусію.
1. advocacy vs правозахист
Цікаво ж таки буде визначитися, чи відрізняється advocacy від правозахисту. Погодьтеся, що ще не знайдено вдалого еквівалента перекладу advocacy на українську мову. Як правило, advocacy перекладають як правозахист, але, як на мене, то в англомовній культурі advocacy має дещо інше значення, ніж правозахист у пострадянському просторі.
Можливо, дискусію на тему відмінності правозахисту від advocacy каталізують стереотипи правозахисника з радянських часів. Цей стереотип – стереотип борця за справедливість, який виборює право бути почутим з ризиком для своєї свободи та життя своїх родичів, стереотип "бійця з підпілля". Якщо ж вийти з полону такого стереотипу і формувати нові уявлення про правозахист (згідно з запропонованими Вами визначеннями від 21.10.), то, можливо британська чи американська advocacy не так вже сильно відрізнятиметься від українського правозахисту. Тому, що новий правозахисник відрізнятиметься від правозахисника радянських часів статусом легітимного гравця та watchdog політичної системи. Організація правозахисного руху – спроба інституціоналізувати статус правозахисту (advocacy), вивести його "з підпілля" в Україні.
2. права vs інтереси
"Права тим і відрізняються від інтересів, що вони належать всім людям без винятку, а інтереси у різних колективів різні. І завжди існує конфлікт інтересів, і відповідні неурядові організації обстоюють інтереси різних сторін конфлікту, стверджуючи, що вони захищають суспільні інтереси."
Не погодитися з таким твердженнями важко, але в умовах невиконання затверджених в Конституції прав специфіка української ситуації полягає в тому, що права (які на сьогоднішній день де факто не належать всім без винятку всупереч з Конституцією) сприймають як інтереси окремої групи, що намагається їх відстоювати. Запитання Олександра Букалова в коментарі від 14.10 добре ілюструє цю дилему. "Может ли быть членом сети не правозащитная, а экологическая или женская организация?" Якщо організації "Екоправо" працюють над забезпеченням екологічних прав (все ж таки, прав чи інтересів?) населення, а жіноча захищає права (чи інтереси?) жінок, що потрапили в рабство за кордоном, то чому б їх не назвати правозахисними?

Організаційне об’єднання правозахисних організацій – це лише питання часу. Але, крім цього, питання в тому, чи не будуть NGO об’єднуватися так довго, що цю роль на себе переберуть GONGO, тощо.
Наскільки я розумію, у влади це виходить дуже легко, мабуть, легше ніж у правозахисних організацій. (Досить згадати мітинги організовані за єдиним поривом ДУШІ.) І навіть гроші виділять. На організаційну частину, на концертну частину і на святкову частину. Звісно ж, в палаці "Україна". Все краще правозахисникам!
Друге питання, яке закономірно виникає: чи потрібна державі саме така правозахисна GONGO асоціація. Виглядає, що для чогось потрібна. Адже державу ми вже "розбудували", тепер будемо розбудовувати "громадянське суспільство" (даруйте за лапки) і найголовніше, прискореними методами. Досить згадати, які хороші були громадські організації за радянських часів. ПРОФСПІЛКИ – школа комунізму (ЯКОСЬ ТАК). Ми чомусь (точніше, держава в особі своїх агентів) забуваємо, що існування громадських організацій, а тим більше громадянського суспільства, там, де фактично не існує "середнього" (в класичному розумінні) класу, виглядає на спробу пити чай з порожньої чашки.
Найголовніше для багатьох НУО (думаю, що не помилюся, якщо скажу – для більшості) – це свобода: визначати свою точку зору, фінансова, свобода дій. Мені здається, що саме побоювання втратити цю свободу і визначає значною мірою думки про відсутність необхідності об’єднання. І на це треба зважати. Однак, якби таке було можливим, досить спокусливо виглядає можливість висловлювати з певних питань щодо прав людини єдину узгоджену позицію. Хоча можливо це просто шкідливе прагнення до одноманітності.

Правове середовище не сприяє розвитку правозахисних організацій, що, певно, відображає загальну ситуацію в країні. Проте хотілося би наголосити, що в Україні слабкість правозахисних організацій пояснюється багатьма чинниками:

– неприваблива фінансова сторона: на жаль, практично не можливо отримати кошти від комерційних структур на правозахисні цілі з різних на те причин, а кошти міжнародних донорських структур є так само нестабільними;

– як наслідок першого багато професійних людей не бажають працювати в цьому секторі;

– як наслідок попереднього, часто-густо такі організації не можуть похвалитися гарним управлінням;

– також слід окремо зазначити, що не існує підтримки правозахисного руху з боку громадськості, оскільки остання просто не знає, що це таке, бо звикло, коли всі проблеми вирішує держава: себто існує проблема суто психологічного неприйняття правозахисних організацій, як бунтівників та порушників спокою; не одноразово стикався з подібними ситуаціями, навіть у місцевостях, де держава вже не має такого авторитету;

– існує й багато інших чинників.

Очевидно, що правозахисники більш-менш усвідомлюють реальну ситуацію, тому доцільніше, можливо, сконцентруватися на шляхах розвитку. Цілком погоджуюся з багатьма пропозиціями викладеними на даному форумі, але окремо хотілося виділити наступні кроки:

– зміцнення окремих організацій: зрозуміло, що ні про яку мережеву співпрацю не може йти мови, коли місцеві організації не можуть впевнено сказати, що вони існуватимуть через три-чотири місяці або принаймні чи отримають вони хоч якесь фінансування;

– зміцнення мережі правозахисних організацій: треба опрацьовувати мережеві проекти, оскільки саме при спільній праці організацій утворюються взаємозв’язки, які пізніше можуть перерости у певну мережеву структуру.

З досвіду створення різних Асоціацій, знаю, що нав’язування чи притягнення когось до співпраці є мертвою справою. Будь-яка мережа повинна будуватися на спільних справах і, відповідно, інтересах учасників такої мережі. Наприкінці, хотілося окремо зазначити про необхідність налагодження цивілізованої співпраці правозахисних організацій із законодавчою владою. На жаль, на сьогодні, жодна організація не проводить систематичного аналізу проектів законодавства щодо дотримання прав людини. Є лише поодинокі випадки такої практики. Навіть, не хочу згадувати про розробку власних проектів. Таким чином, усі організації просто приречені боротися з наслідками, а не з причинами проблем. Важливим є і налагодження співпраці з окремими депутатами, фракціями, Комітетами у Верховній Раді. Можна повчитися цьому у багатьох неурядових організацій, що працюють у цій сфері. До зустрічі!