MENU
Горячая линия по поиску пропавших без вести в Украине
Документирование военных преступлений в Украине.
Глобальная инициатива T4P (Трибунал для Путина) была создана в ответ на полномасштабную агрессию России против Украины в феврале 2022 года. Участники инициативы документируют события, имеющие признаки преступлений согласно Римскому уставу Международного уголовного суда (геноцид, преступления против человечности, военные преступления) во всех регионах Украины

Они не пошли на сотрудничество с оккупантами в Волчанске

16.04.2023    доступно: Українською | in English
Денис Волоха
Александр Скрипниченко — депутат городского совета в Волчанске, а его жена Наталья оказалась одним из трех учителей, которые отказались работать с россиянами. Семейная пара рассказывает про обыски, жизнь в оккупации и эмоции в день освобождения Cевера Харьковщины.

Александр Скрипниченко — депутат городского совета в Волчанске, а его жена Наталья работала завучем в школе и оказалась одной из трех учителей, которые отказались работать с русской администрацией. Семейная пара рассказывает про обыски, жизнь в оккупации и эмоции в день освобождения севера Харьковщины.


Наталья и Александр, сейчас мы с вами находимся в Харькове, но вы живете в Волчанске. И жили там на протяжении всего времени оккупации.

Наталья: Да, 6,5 месяцев или 200 дней мы прожили в оккупации.

Можете вспомнить, как для вас началась оккупация?

Александр: Оккупация началась с огромного шока, потому что в 4 утра был слышен звук ракет, которые пролетали над нами. То есть мы проснулись от непонятного звука. А это, как потом выяснилось, были ракеты, которые пролетали над Волчанском, над нашим селом Волчанские Хутора. От них оставались только звук и вспышки. Над нами набирали старт ракеты, которые летели в сторону Харькова, в сторону других городов Украины.

Наталья: А уже в начале седьмого пошли танки по нашему селу Волчанские Хутора в направлении Харькова.

Александр: Они спокойно останавливались возле супермаркета у нас в Волчанске. Заходили в магазин, делали покупки и ехали дальше, в сторону Харькова. Сначала, я помню, они просили полицейских выходить на работу, продолжать патрулировать улицы. Городскому совету — продолжать заниматься коммунальными делами.

У нас сначала собирали депутатов и проводили работу [убеждали], что надо открывать магазины, аптеки, чтобы снять стресс у людей. Потому что в первые дни все начало закрываться, люди разбирали все. Когда уже взорвали мост в Старом Салтове, мы полностью были отрезаны от Харькова. Нам не привозили ни продукты, ни медикаменты, ни топливо. Ничего не привозили, в первую очередь закрылись банкоматы. Люди даже не смогли снять с карточек деньги, которые у них были: зарплаты, пенсии. Это был первый шок.

К вам приходили россияне?

Александр: Да, к нам приходили неоднократно. К нам пять раз приходили. Сначала пришли спросить об охотничьем оружии. Это было в первые недели. Сказали, что на время боевых действий и военного положения необходимо сдать охотничье оружие в Волчанское районное отделение полиции. Они приезжали, изымали его и вывозили туда.

Наталья: Но при этом никаких справок не давали. Приехали даже без ручки и бумаги. Мы вынесли им тетрадь, дали ручку, чтобы они могли записать данные. Один раз приезжала ФСБ. С обыском приезжала, потому что наш сын — офицер Вооруженных Сил Украины. Кто-то им сказал об этом, они приехали и первый вопрос был: “Где ваш старший сын?” А потом: “Покажите комнату старшего сына”. Они обыскали дом и все пристройки во дворе.

© Денис Волоха / ХПГ

Им удалось что-то найти?

Александр: Да, нашли. У нас от сына осталась кое-какая государственная символика, шевроны. Флаг нашли в его комнате. Я им сказал, что в этом нет ничего удивительного, ведь это — государственная символика, на что они ответили: “Не переживайте, скоро у вас этого не будет”, — этой государственной символики. Вот как-то так они к этому относились. Что они имели в виду, я даже не могу представить. Потому что у каждого государства есть своя символика, каким бы ни было государство. Это флаг, герб, язык.

Наталья, я знаю, что вы работаете завучем по воспитательной работе в местной школе.

Наталья: Да.

Сейчас много говорят, что учителя начали работать с россиянами. Но вы отказались.

Наталья: Да, я отказалась сотрудничать. Нас последними вызвали писать заявления. Мы были в отпуске до 10 августа, но 29 июля нас вызвал директор школы и сказал, что надо написать заявления на увольнение из украинской школы, потому что мы будем сдавать печати. Их будут утилизировать. Потом она сказала, что все пишут заявления на увольнение, но вот, рядом, лежат заявления, которые люди пишут, чтобы пойти работать в русскую школу. На что мы ответили, что мы не пойдем работать. Директор нам сказал, что каждый делает свой выбор.

Мы не пошли на сотрудничество. Нас всего трое не пошло из педагогического коллектива. А остальные — пошли.

Александр: Мы несколько раз собирались выезжать. Один раз хотели выехать через мостик, который еще оставался, через село Рубежное. Мы уже договорились выезжать в колонне. Но в тот день, когда мы договорились, эта колонна попала под обстрел, там погибло много людей. И мы таким образом остались. Еще один раз хотели выехать через Россию в Европу, чтобы потом заехать в Украину. Но у нас родители пожилые, я боялся, что ФСБ не пропустит меня через российскую границу, потому что в селе уже составили списки всех депутатов: если уже ФСБ приезжала с проверкой, меня могли задержать. Знаем примеры людей, которые выезжали, их задерживали, а потом они оказывались в тюрьме, где их пытали и допрашивали. Много таких случаев было.

А жизнь в вашей общине во время оккупации — какой она была?

Александр: Очень тяжело было, потому что мы долгое время были без света. С 7 апреля до 10 июня мы жили без света. Более двух месяцев — это было тяжело для людей. К тому же, не было продуктов. Лекарств не было. Я уже не говорю о врачах и специалистах. Потому что многие выехали. Многие врачи выехали за границу.

Наталья: Чтобы не идти на сотрудничество с россиянами.

А могли россияне задержать кого-то на улице? Если да, то за что?

Александр: Да, могли задержать, если идешь без документов. Могли задержать за то, что не соблюдаешь комендантский час. Летом комендантский час начинался в 20:00. Это было рано. В самом начале была полная анархия.

Я думаю, что вы долго ждали возвращение украинской армии.

© Денис Волоха / ХПГ

Наталья: Очень! Но я с первых дней говорила, что наши парни придут. На что мне отвечали: “Ты не понимаешь, ты дома сидишь, ты ничего не понимаешь. Мы ходим по Волчанску, мы видим, это уже все — они пришли навсегда”. Я отвечала: “Нет, наши парни придут. Обязательно!” Десятое сентября, наверно, никогда не забудется, оно и сейчас стоит перед глазами. Я готовила обед, Саша вошел, дескать, быстро готовим погреб, мало ли… Будут бои. Мы не понимали, как все будет происходить. Я говорю: “Саша, подожди!” Я начала верещать, кричать: “Ура!” Я дождалась. Российским военным некогда было отбиваться, им нужно было бежать.

Александр: Они все быстренько свернулись — за 20 минут, как нам сказали. Час-два и все покинули Волчанск. Волчанск опустел полностью.

Наталья: Освобожденным от российских войск.

Без единого выстрела?

Александр: Да, без единого выстрела все произошло. Но потом прошло несколько дней и начались обстрелы, которые, к сожалению, продолжаются до сих пор. Стреляют по всем селам. По Волчанску стреляют. Хотя, я скопления техники не видел. Ездят иногда военные. Куда стреляют? Просто по мирным домам, погибают люди. Мы попали под обстрел. На наших глазах погибла девушка. Остался ребенок. Это средь бела дня. Сначала они только ночью стреляли.

Наталья: После часа ночи — жди обстрелы. А теперь с утра и до вечера. Стреляют, куда им вздумается.

Александр: Конечно, тяжелее стало из-за обстрелов. Но дышать стало легче и самочувствие лучше.

А куда делись коллаборанты?

Александр: Это решил суд: кто коллаборант, кто — нет. Я считаю, что большинство убежали. Процентов 90% убежали. Они уехали в Россию. Сейчас, по слухам, многие жалеют и хотят вернуться домой. Большинство. Многие возвращаются: мы слышали, через Сумы возвращались. Многие пришли в наше село. И назад через границу пешком вернулись через неделю. Многие в Харьков приехали через Европу. Пожив там, люди понимают, что это не их место, не их Родина. Не наша жизнь. Там совсем другая жизнь.

Вы говорили, что существуют телеграм каналы, где публикуют людей с проукраинской позицией в Волчанске. И вы даже дважды попали туда, да?

Россияне создали канал в Телеграме, где публиковали профили людей с проукраинской позицией в Волчанске. © Денис Волоха / ХПГ

Александр: Да. Мы его не видели, потому что у нас там плохой интернет, но нам друзья дважды присылали. Они дважды нам присылали разные фотографии, где мы втроем со старшим сыном. Но мы не можем понять: какие мы бандеровцы, какие мы нацисты? Мы живем в Украине, живем у себя дома, на Родине, там, где выросли, где нас родили и вырастили родители.

Наталья: И любим свою Родину.

 Поделиться