MENU
Горячая линия по поиску пропавших без вести в Украине
Документирование военных преступлений в Украине.
Глобальная инициатива T4P (Трибунал для Путина) была создана в ответ на полномасштабную агрессию России против Украины в феврале 2022 года. Участники инициативы документируют события, имеющие признаки преступлений согласно Римскому уставу Международного уголовного суда (геноцид, преступления против человечности, военные преступления) во всех регионах Украины

‘Почему-то мы были убеждены, что в наш дом не попадут’

01.05.2023    доступно: Українською | in English
Антонина Дембицкая
Белки, четыре кота, собака, свинки — со всем этим богатством убегала из горящего дома будущая ветеринарка Оксана Лопатюк.

Киевская волонтерка Антонина Дембицкая берет интервью у украинцев, в жизнь которых ворвалась война. Чтобы сохранить голоса свидетелей для истории и будущего трибунала над военными преступниками. Перед вами — ее разговор с киевлянкой Оксаной Лопатюк. Когда ракета попала в ее многоэтажку, спасать пришлось не вещи, а “домашний зоопарк”.

— Расскажи немного о себе. Буквально несколько слов о своей жизни до полномасштабного вторжения РФ на территорию Украины.

— Меня зовут Ксюша, мне 41 год, я работала последние два года реабилитологом в центре реабилитации для животных, училась — не закончила обучение из-за войны. Училась на ветеринара. Была счастливым человеком.

— Как и большинство из нас. Ну, если по крайней мере мы так раньше не считали, то сейчас мы это хорошо понимаем. Как ты узнала, что началась война?

— Мне в 9 утра (сообщили) — я была после работы, обычно я отсыпаюсь, в течение, наверное, суток: у меня работа физически тяжелая. В 9 утра мне смогла дозвониться моя подруга и говорит: “Вставай, война началась”. Ну, я ее послала, говорю: “Ты что, с ума сошла? Отстань от меня вообще, блин, все!” И когда я положила трубку, я посмотрела, что у меня в телефоне миллион пропущенных, и все от близких мне людей. То есть от брата, от мамы, от свекра, от свекрови, и я поняла, что что-то не так, сказала мужу, мы включили телевизор и... Мы не могли поверить! То есть мы это понимали, видели! Но мы не могли поверить, что этому есть место.

— То есть для тебя это было неожиданностью?

— Да, потому что я абсолютно аполитичный человек, я никогда не интересовалась политикой. Ну, даже, грубо говоря, не смотрела новости! У меня всегда в телевизоре ветеринарные каналы... Так что для меня это был... ну... шок! И мой мозг отказывался это воспринимать в принципе.

— И вот расскажи дальше подробнее, как прошел твой день — 24 числа, какие твои первые действия, после того, как ты осознала, что на самом деле происходит?

— Мне постоянно звонила подруга, брат, мама и все почему-то меня убеждали, что мне надо собираться и уезжать. Куда ехать? Просто вот уезжать! И мы с мужем обсуждали момент отъезда, то есть реально задумались о том, что, наверное, надо бежать, уезжать. Потому что это страшно. Но буквально уже к вечеру, когда мы более-менее успокоились, мы... Мы пытались по крайней мере жить как жили! Но, понятное дело, что еще было не очень громко в первый день. То есть территориально мы живем в месте, где было громко, в принципе, но первый день было более-менее спокойно — у нас, по крайней мере. Мы спустились — посмотрели наш подвал в доме, решили не спускаться туда, сначала опять импульсивно. Потому что он совсем непригоден, как бомбоубежище. Ну и мы остались дома, решили, что в коридоре мы будем спать, ночевать. Потому что у нас более-менее безопасное место — коридор! Ванная у нас вообще не вариант. Ванная у нас очень маленькая, а коридор получается: три стены! Ну это мы потом уже поняли, что... Когда уже началась война, мы читали новости, мониторили все, поняли, что действительно самый оптимальный вариант — это коридор. И, в принципе, все время мы проводили в коридоре. То есть когда звучала сирена, мы шли в коридор. Мы там наверное, неделю прожили, а потом мы там просто ночевали, потому что очень боялись ночи.

— В какой момент стало по-настоящему страшно и очень громко?

— Первую плюс-минус неделю, я думаю, было еще терпимо. Были слышны взрывы какие-то, стрельба, какие-то пугающие звуки, но они были относительно терпимыми, то есть слышно было “где-то”. Я думаю, да, где-то неделю, а потом стало достаточно громко. У нас застекленный балкон, плюс, потом еще оконные стекла. Я плотно все закрывала, и было слышно через два двойных окна. Было очень слышно...

— И несмотря на это вы решили оставаться дома?

— У нас был вариант — поехать к родителям мужа. Но они находятся в Житомирской области. В целом трасса была уже нерабочей, невыездной. Это Ирпень, Буча. Куда-то ехать еще — у меня очень много животных, потому что я ветеринар, я люблю животных, всегда любила. На тот момент у меня были белки, четыре кота, собака, свинки: ну, это достаточно большое хозяйство, чтобы слоняться “день там, день там, день там”. Мы это не рассматривали вообще. Почему-то мы свято были уверены, что в наш дом никогда не попадет. То есть я не знаю, откуда была эта уверенность. Мы много раз рассматривали наш дом, мы понимали, откуда стреляют, где “бахают”, ходили смотрели. Слушали... И почему-то мы решили, что наш дом — достаточно безопасное место, плюс, я впервые в жизни радовалась, что мы живем на втором этаже. На низком этаже!

— И тем не менее, вам пришлось на какое-то время уехать. Расскажи, что этому способствовало.

— Все это время мы спали в коридоре, но там было очень неудобно, все наши животные, конечно, были с нами. То есть, грубо говоря, ты лежишь на боку и ты не можешь пошевелиться. Потому что ты обложен животными, рядом — человек. И он как-то мог засыпать, а для меня это была вообще большая проблема. Я каждое утро убегала в комнату, чтобы просто поспать.

Ночевать приходилось в коридоре со всеми домашними любимцами

В какой-то момент мы просто устали. Нам надоело страшно, мы устали, мы адаптировались к взрывам, к выстрелам, к тому, что постоянно бомбят, что постоянно грохочет. Плюс, наш дом находится в таком месте, где лес, через который русня постоянно пыталась пробиться. У нас кроме “Градов”, всех вот этих шумных звуков, еще из автоматов шмаляли... Но как-то настолько адаптировались и мы, и даже животные, которые, в принципе, боятся резких звуков, что позволили себе расслабиться... В том плане, что мы устали и легли спать в комнате, на диване. В ночь с 14-го на 15-е марта я проснулась от того, что затрясло дом. Через окно я увидела, как искры салюта сыпались сверху, и лилась вода. За окном. То есть в квартире еще ничего не было. И я спросонья и в панике начала кричать мужу: “Коридор! Коридор!”, потому что на тот момент мы уже точно знали, что две стены — это класс. Они спасают: одна принимает удар, вторая останавливает. “Коридор! Коридор!” Муж схватил матрас, пошел в коридор, я собирала животных по комнате. В это время позвонили соседи, сказали, что срочно надо выбегать, потому что горит дом. Вот, собственно, так и получилось. Слава Богу, что автомобиль мужа был на стоянке, потому что автомобили, которые под домом у нас стояли, пострадали все. Муж побежал за автомобилем. В это время я собирала животных по дому... И когда он приехал, его не пускали военные: была угроза взрыва газа, потому что у нас пробило трубу, скорее всего. Но сейчас уже ЖЭК не может утверждать, возможно, это еще и конфорка, как они говорят. Но газа до сих пор нет. Из-за угрозы взрыва мужа не пускали, но он забежал. Мы схватили животных, выбежали, загрузили их в машину. Пожарные приехали, спасибо им огромное, очень быстро. Просто очень быстро!

Пожар после ракетного обстрела

— Я не представляю себе, как в такой обстановке собрать такое количество животных?

— Ну это, наверное, основная такая, знаешь, моя больная тема. Поэтому у меня не так было много переживаний за себя, как за всех моих животных. Потому что я все понимаю, осознаю, а они не понимают, им страшнее. У меня, кстати, не было ни одной переноски! Я их раздала. Три... Последний выход наш, когда уже мужа не пускали: он выбежал, забежал второй раз, сказал: “Там семья, все, отцепитесь, пожалуйста!” И три кота под мышку, собаку в руку, муж с клеткой побежал, собака сорвалась, коты вырывались. В общем, ну... сумасшествие! У меня даже была такая мысль, что я наврежу своему коту — я его настолько сильно сжала! Я думаю: “Господи! Я сейчас как поломаю что-то, но он будет жив, здоров и со мной, я знаю, что с этим делать”. Слава Богу, собака потом подошла, она очень испугалась военных, начала убегать, забегать в дом, военные кричали, пожарные, люди в панике. Но, слава Богу, всех собрали, всех забросили в машину, и мы долго ждали, пока потушат пожар. Сейчас я знаю, почему его долго не могли потушить. Потому что в наш дом попала топливная часть от ракеты, ядро которой попало на Чернобыльскую... Поэтому, с четырех ее тушили до семи (утра).

— Чернобыльская — это улица, верно?

— Да. Это туда же в четыре утра прилетело ядро ракеты. Там жертвы были. Если не ошибаюсь — 10 человек. И они долго не могли потушить, верх дома у нас весь выгорел. Грубо говоря, зацепило с пятого этажа и вверх, у нас девятиэтажка. Там шестнадцатиэтажка. Потом уже военные разрешили зайти в дом: когда они потушили, было семь утра. Они сказали собирать вещи... В четыре утра это началось, они приехали минут через десять — это максимум, и то, мне кажется, быстрее. Очень быстро! И все это время они тушили. Соседи некоторые тушили сами, из квартир.

— А пострадавших не было в вашем доме?

— Жертв нет! У нас очень много людей выехали из дома, поэтому, слава Богу, те квартиры, которые выгорели полностью, там вообще никого не было. Люди просто вот сейчас звонят — узнают, можно ли нам ключи отправить, чтобы хотя бы мы могли зайти в квартиру посмотреть. Позвонить, так сказать. То есть там пробоина в самой трубе, вырвало батарею, текла вода. И на восьмом тоже. Когда нас пустили в квартиру, просто все лилось. Ну вот просто надо было надевать капюшон. Мы вдвоем с мужем были в капюшонах, чтобы пройти по квартире. Это было жутко, в том плане, что ты знаешь, что происходит, и все это время они бомбили. Я такой частоты взрывов, ударов, давно не слышала. Знаешь, как говорят: как назло, блин! То есть ты пытаешься собраться с мыслями, а они лупят и лупят. В 11 часов мы смогли выехать совсем из Киева, они все еще бомбили!

— А вы выехали из Киева в каком направлении?

— В село, к родителям, Житомирская область. Но мы поехали не по Житомирской трассе. Мы поехали по Житомирской трассе, но в объезд. То есть через Белую Церковь. Часов шесть мы, наверное, ехали. Если в обычном режиме мы к родителям едем, это два часа — максимум, то теперь мы ехали около шести часов. Дважды мы съезжали в кювет, потому что мы поздно ложились, часа в три. Мы легли вот этой ночью — в три заснули, в четыре это уже произошло. Мы не спали. Спать сложно, даже несмотря на то, что мы привыкли, но звуки все равно сквозь сон ты слышишь, просыпаешься, да? И все время, знаешь, этот страх, что я чего-то не знаю, что я сейчас что-то пропущу, что-то мегаважное, что-то случится без моего ведома. Вот этот страх всегда. Мы дважды чуть не съехали... Мы не разговаривали в дороге, ни мы, ни животные — все молчали, музыки не было, тишина. От усталости, от стресса, от страха дважды мы чуть не съехали в кювет. Но, слава Богу, мы доехали. Мы доехали и пробыли там...

— Дорога загружена была сильно?

— Нет, свободна. Относительно свободна. Просто она была длинной...

— Я здесь часто наблюдала страшные пробки на выезде.

— Выехали мы вообще отлично. Правда, очень долго стояли. И знаешь, даже с учетом блокпостов, нормальная дорога. То есть просто длинная за счет объезда, и, наверное, за счет состояния.

— Вы добрались до родителей, в Житомирскую область, в село...

— Да. Село находится в таком месте, что даже если, не дай Бог, они как-то прорвались бы через Житомир в Киев, русню я имею в виду, они бы никак не прошли через это село. То есть оно в таком месте отдаленном, что вообще первые дни (наверное, два или три) от тишины жутко болела голова. Панический страх, что “вот сейчас прилетит”, тишина. Она настолько давила... Я купила в аптеке успокоительный чай, всякие сборы... Вот я его пила, наверное, литрами! Не знаю, он как-то притупляет, вот как будто спать хочется. Дикая истерика внутри, оно как бы не проявляется, просто внутри. И тишина жуткая, прямо боль, головная боль от тишины, от того, что в ушах такие неприятные ощущения. Ну и плюс, если дверью хлопнуть, топнуть, маленький ребенок у них спрыгнет с кровати, то подпрыгивают все: я, муж, животные! Все просто подпрыгивают!

— И это вы туда приехали. Получается...

— 15-го, во второй половине дня, где-то под вечер.

— И сколько вы там пробыли?

— 3 недели. Мы звонили тем, кто остался в Киеве и чьи номера у нас есть из соседей. Мы спрашивали, что там, как дела с домом, потому что мы очень хотели вернуться. Страшно. Это страшный синдром беженца: тебе вообще не важно, что там дома. Пусть там не будет света, газа, всего, но я хочу домой. Мы узнали, что нам дали свет и газ, и мы быстренько собрались, приехали. Дали всем, но не нам! Не нашему стояку. Пострадал наш стояк, потому что прилетело к нам. Нет холодной воды и газа. Но есть свет и горячая вода.

— Не было страшно возвращаться ввиду того, что снаряд попал...

— Вообще, знаешь: я уехала и все время плакала по дому, “я хочу домой”. Теперь увидела снова свой дом и снова начала плакать: “Бедный мой раненый домик”. Но страха какого-то, неуверенности, еще чего-то такого вообще не было. Мне очень хорошо, по внутреннему состоянию. Несмотря на то, что в квартире было 9 градусов, несмотря на то, что у нас тут грибок появился, запах, холод. Грязно было, когда мы зашли, потому что мы в диком состоянии выезжали отсюда. Несмотря на все это, мы дома.

— Давай подытожим, какие основные разрушения вашей квартиры? Пробило трубу и затопило вас?

— По нашей квартире разрушений, в принципе, нет, не считая стекла одного. Это я вообще даже во внимание не беру. На потолке, знаешь, как когда затапливают соседи, немного видно. Но мы сушим квартиру интенсивно, мы включаем два обогревателя, на день открываем окна, гоняем этот воздух. Непосредственно в нашей квартире разрушений, можно сказать, нет.

— То есть главным образом это то, что затопило...

— Затопило... Мы не знаем, снимать ли нам потолок, потому что нас спас натяжной потолок. Он всю воду на себя впитал, мы пробили дырочку и ведрами просто выливали воду. Паркет не поднялся. Линолеум как-то холмиком пошел. В момент, когда заливало, под обоями вода собиралась, муж пробивал дырочки. Но прямых разрушений нет. Может, еще что-то и вылезет где-то, когда-то там. Мы неделю дома, смотрим: ничего такого сверхъестественного, как у соседей через этаж, у нас, слава Богу, нет, все хорошо.

— А у соседей через этаж что?..

— Там все выгорело. Они звонили Васе, мужу моему, просили отправить ключи, чтобы мы зашли, посмотрели. Четыре этажа по нашему стояку выгорело!

Поврежденный обломками ракеты дом, в котором живет Оксана Лопатюк

— Ну, в общем можно сказать, так: обошлось у вас еще малыми потерями, и как я вижу, ты находишься у себя дома уже сейчас. И сейчас уверена, здесь ничего не угрожает...

— Нет, ничто не угрожает! Нет страха! Есть только злость, ненависть... Еще недавно у меня была какая-то пустота, страх какой-то. А сейчас его нет! Пока нет. Я не знаю, что будет завтра, но сегодня у меня просто злость, ненависть, обида, наверное. Ну вот какие-то такие чувства. У меня нет уверенности, что это не повторится, не дай Бог. Но ты же понимаешь, сейчас такая ситуация, что в принципе, если быть честным, нет безопасных мест нигде в Украине. А дома, как вот раньше говорили: дома и стены лечат. Увереннее как-то себя чувствуешь!

— Сейчас активно продвигается россиянами месседж о том, что, есть хорошие россияне, есть плохие. То есть, в основном, это как бы война путина, а есть много несогласных, “ну что же они могут сделать”... Как ты к этому относишься?

— Категорически нет, я не верю! Я понимаю, что, возможно, один человек не сделает ничего. Возможно. Скорее всего!!! Если там один человек решит выйти на митинг, то его скрутят. Но молчание — это согласие. “Не можем ничего сделать” — страх, ссыкливость, угнетенность, я не знаю, как еще это назвать. Я не могу подобрать нужное слово. Я не принимаю этого.

— То есть ты согласна с утверждением, что каждый россиянин, кто с российским паспортом и проживает на территории России, обязан нести ответственность за то, что сейчас происходит в Украине?

— Да!

— И тебе не жалко тех людей, на которых повлияли санкции, а они, якобы, против?

— Вообще-то, не жаль. Нет. Ни капли.

— Я бы на этой жизнеутверждающей ноте закончила наше интервью. Мы будем надеяться, что санкции совместными усилиями наших партнеров, плюс наша успешная оборонительная работа ВСУ, ТРО, возможно, в перспективе и наступление — нам придет для этого тяжелое оружие, это все в комплексе подействует, и мы победим в этой войне. И будем жить еще лучше, чем жили.

— Я уверена в этом на миллион процентов. Я каждый день жду, я знаю, я уверена, и я жду, когда вот скажут: “Все! Мы победили!” Главное, не напиться в этот день.

Оксана Лопатюк

Перевод: Международное общество прав человека (Немецкая секция)

 Поделиться