MENU
Гаряча лінія з пошуку зниклих безвісти в Україні
Документування воєнних злочинів в Україні.
Глобальна ініціатива T4P (Трибунал для Путіна) була створена у відповідь на повномасштабну агресію Росії проти України у лютому 2022 року. Учасники ініціативи документують події, у яких є ознаки злочинів згідно з Римським статутом Міжнародного кримінального суду (геноцид, злочини проти людяності, воєнні злочини) в усіх регіонах України

Слово о слове

28.12.1999   
Л..Казакевич, г.Киев

Для тех, кого беспокоят серьезные трудности в распространении украинского языка на территории Украины, наверное, нет более желательной позиции оппонента из лагеря, говорящих по-русски, чем доброжелательная и внимательная оценка всех доводов и соображений, которыми обычно оперируют активисты распространения украинского языка. Поэтому мы безоговорочно становимся на эту позицию, рассчитывая, в свою очередь, на доброжелательное и внимательное отношение к нашим доводам со стороны этих активистов. Просим только без раздражения воспринимать наше желание участвовать в диалоге равных, так как мы не видим причин для иных взаимоотношений.

Ясно, что вопросы языка общения, языка воспитания своих детей, языка научного или художественного творчества, наконец, если говорить о них в личном аспекте, есть вопросы деликатного свойства, вопросы содержащие в себе значительную долю из эмоциональной сферы человека. Но попытки апеллировать к этой сфере заранее обречены на поражение обеих сторон в разрастающемся пылу эмоций, который ничем не ограничен. Странно спорить о том, кто больше любит свой язык и почему. Другое дело — доводы рассудка. Здесь есть общепризнанные ограничения логических заключений. И вместе с тем, рациональные доводы имеют свойство воздействовать на нашу эмоциональную сферу, создавая таким образом основу для согласия даже там, где эмоции противостоят логике.

С учетом такого предисловия мы приступим к анализу обращения «Слово к украинцу» г. Л.Ященко, выступившего в № 5 «ПЛ».

Прежде всего, нужно отдать должное этому материалу в части объективной оценки реальной языковой ситуации на Украине. Действительно, почти десятилетний период действия закона о языке мало продвинул дело. Украинский по-прежнему широкое распространение имеет только в сельской местности и в Галичине. Автор полагает, что эмоциональное обращение к украинцам может оказать содействие процессу. В этом — его безусловное право, к которому мы относимся с уважением.

Но согласиться с целесообразностью такого шага мы не можем. По нашему мнению, следует иметь в виду, что эмоциональный накал вокруг такой всеохватывающей проблемы способен привести к росту поляризации общественно активных сил, который может закончиться дестабилизацией всего общества. И тогда поздно будет объяснять людям, что язык общения не должен быть средством разобщения этих людей, тем более, что проблем во взаимопонимании-то не возникает. А так как по численности сторонники украинского и русского примерно равны, то конфликт может стать катастрофой. Верно будет возразить, что вероятность такого конфликта сегодня видится ничтожной. Но ведь и опасность его возникновения огромна. Так что лучше остеречься сегодня, чем сожалеть о трагедии завтра, понимая, что маловероятное не есть невозможное.

К положительным сторонам материала г.Ященко относится и намерение рационального обоснования основных положений. Мы воспользуемся некоторыми из этих обоснований для дискуссии в той мере, в какой видим их слабые стороны.

1. «Без мови немає нації. Без нації немає держави». Эти доводы, на наш взгляд, имеют чисто эмоциональное содержание, т.к. логически отрицают существование самой мощной мировой державы США. А поскольку такие доводы широко распространены в соответствующей литературе, напомним, что все страны западного полушария не удовлетворяют этому условию, что из 239 государств мира только 37 (не считая стран бывшего СССР и бывшей Югославии) имеют понятие «государственный язык» при этом в 32 из них государственных языков 2 и более. Поэтому один государственный язык является в мировой практике большой редкостью, а не правилом, и это не мешает существованию ни стран, ни наций.

2. «Мова єднає народ навіть тоді, коли він розмежований державними кордонами, розділений соціально-політичними та релігійними чинниками». С этими соображениями никак нельзя согласиться, имея в виду те же США, отделившиеся от Великобритании, независимые государства обеих Америк, сохранившие язык метрополий, но отделившиеся от них, наконец, недавно отделившихся от Югославии хорватов, имеющих с сербами общий даже по названию сербо-хорватский язык.

3. «Уніфікація мов — це шлях до виродження». С увеличением интенсивности информационного обмена разнообразие языковых форм, как видно на примерах европейской истории, становится препятствием, которое постепенно преодолевается. Достаточно взглянуть на примеры Франции, Германии, Италии, как многоязычных формирований. Хорошо это или плохо — сказать нельзя. Не будем становиться в позу беззастенчивой самонадеянности, знающей все. Положим, что эволюционный процесс, определяющий долгосрочные явления общественного развития, лучше нас знает, как лучше. С другой стороны, в Британском Содружестве Наций английский язык благополучно служит широко распространенным средством общения не потому, что навязывается силой, а потому, что является языком великого Шекспира и великого Локка. И это определенно хорошо.

4. «Кожне російське слово, вимовлене нами, працює на русіфікацію незалежно від змісту». Автор заметки, очевидно относящий себя к «свідомим українцям», сам убедительно опровергает этот тезис, прибегая многократно к русским цитатам. Если даже считать, что он делает исключение для цитат, произносимых с издевкой в адрес русской речи, то в одном месте он отступает и от этого принципа, касаясь «лица необщего выраженья», фразы, действительно не имеющей аналога на украинском языке и нисколько не снижающей своим присутствием общего пафоса заметки.

5.»Якщо ми не виховаємо україномовних фахівців — не буде живої мови». Естественно возникает вопрос: а сейчас «жива мова» есть? Ведь ясно, что профессиональные темы сейчас обсуждаются в большинстве случаев на русском. Вряд ли автор согласится, что украинский язык сегодня не является живым. Видимо, здесь тоже имеет место чисто эмоциональное выражение, означающее крайнюю желательность появления специалистов, говорящих по-украински. Но тогда акцент фразы переносится на слово «виховаємо». Ясно, как собирается автор «виховувати» специалистов. Этот процесс уже сейчас идет, и согласиться с его корректностью в правовом отношении мы никак не можем. Идет насильное принуждение городской молодежи к изучению украинского языка, поскольку получить высшее образование на родном языке, на языке своих родителей, на языке своего общения она не сможет. Как всякое насилие в языковой сфере (об этом украинцы знают хорошо), эта акция наносит огромный вред культуре Украины, огромный вред возрождению той самой духовности, заботы о которой, по словам многих активистов борьбы за распространение украинского языка, являются главным стимулом в их борьбе. Видимо, чтобы быть понятными и последовательными, активисты этой борьбы должны либо отказаться от поддержки такого способа приема в ВУЗы и громогласно заявить об этом, либо честно признать, что все это имеет характер “акции возмездия” (напоминающей о временах фашизма), не имеющей ничего общего с культурой и духовностью. В противном случае само собой обнаруживается двойное дно в языковой политике, и все разговоры о преследовании нравственных целей приобретают характер привычной для нас пропагандистской лжи. А образ действий — обличает все те же тоталитарные методы в их худшем исполнении. Ради этого ли создавалась независимая Украина?

Если нужно, можно пояснить, почему насилие в обучении городской молодежи украинскому языку наносит огромный вред культуре Украины. Школьные учителя очень точно формулируют ситуацию: растет поколение, которое говорит на языке, на котором не умеет писать, а пишет на языке, на котором не умеет говорить. Действительно, школьные занятия не могут повлиять (а как пишет автор заметки, и не влияют) на язык общения ни дома, ни во дворе, ни даже на перемене. Они только становятся в их сознании практически лишней формальностью, зачем-то навязанной взрослыми. И такое отношение к учебе естественно распространяется далеко за пределы языка и литературы. О каком освоении культурных ценностей в этих условиях может идти речь? О какой духовности можно говорить в связи с поколением, не умеющем писать на родном языке, а говорить на языке государственном? О каком профессионализме будущих специалистов можно в этих условиях мечтать?

6. «Письменники та мовознавці справи не змі-нять». В этом тезисе, как нам представляется, лежит важная ошибка автора заметки. Силу и привлекательность языку могут и должны сообщить только деятели культуры и изящных искусств. Не насильное государственное давление, наносящее вред и цели, и людям, и самой администрации, применяющей насилие, теряя нравственный авторитет. А яркое талантливое творчество украинских авторов из числа тех, кто душой болеет за успешное возрождение украинского языка. Ведь народ Украины действительно необычайно талантлив. Почему же активисты не доверяют ему, не доверяют его талантливости, не могут положиться на нее в важном для них деле? Вот тогда действительно можно будет говорить о возрождении украинской культуры, о духовном подъеме украинского народа. В противном же случае все это напоминает единогласно осуждаемые всеми нами пропагандистские кампании из недавнего тоталитарного нашего прошлого. А они способны привести только к тем же самым печальным результатам, как бы ни грустно это было сознавать малограмотным и экзальтированным деятелям из возвышаемой почему-то автором «Просвіти».

7. В заключение хотелось бы заметить, что доносительство никогда, ни при каких обстоятельствах, ни у каких культурных свободных народов не считалось признаком духовности и нравственности, как и жестокость, как и предательство. Так что призыв писать коллективные жалобы на учителей, на директоров стоило бы дезавуировать. Иначе никак движение за возрождение языка не ассоциируется с движением за нравственное возрождение народа. Скорее наоборот, если такой призыв воспринимать серьезно, становится очевидным, что нравственность и духовность сознательно приносятся в жертву идее возрождения украинского языка, рассматриваемой как самостоятельная цель, что противоречит этой же идее в ее изложении автором. И хотя мы понимаем чувства людей, обретших, наконец, возможность стать законодателями в языковой сфере, мы призываем их сохранять при этом отчетливость нравственных самооценок во благо все того же народа Украины, который вполне заслужил иметь нравственное руководство.

Надеемся, что редакция ПЛ поддержит идею обмена рациональными доводами. Такой обмен способен помочь обеим сторонам лучше осознать и позицию оппонентов и, заодно, свою собственную. Это нам видится одной из важных целей на сложном пути к обеспечению прав человека на Украине.

Так что ждем ответных суждений.

Коментарий «ПЛ».

 Присоединяясь к призыву Л.Казакевича высказаться по этой теме, ограничусь здесь краткими замечаниями. Во-первых, на мой взгляд, было бы корректнее, если бы автор обращался к читателям от себя лично, а не оперировал неким безликим «мы». Во-вторых, я не могу согласиться с аргументацией Л.Казакевича. На мой взгляд, неправильно сводить роль языка к только одной функции — коммуникативной. Как бы ни была важна она сегодня, все-таки это не единственная и не главная роль. Как писал Иван Дзюба, язык является носителем всего исторического наследства народа, его духовного опыта и мироощущения. Здесь можно было бы вспомнить великих философов прошлого и современности. Например, Хайдеггер доказывал, что язык есть духовное бытие человека и народа, называл язык «основой человеческого бытия». Гадамер утверждал, что в родном языке реализуется вживание в мир, артикуляция мира. Можно согласиться с Казакевичем, что язык не является единственным определяющим признаком народа, но переносить на нашу украинскую ситуацию сюжеты США, Канады и Великобритании, на мой взгляд, логически некорректно. Поневоле вспоминаешь одного из первых правозащитников, математика-логика и поэта Александра Есенина-Вольпина, говаривавшего: «Не ищи логику  там, где ты ее не клал». Наконец, представляется очевидным, что унификация языков — безусловно плохо. По-моему, исчезновение любого языка —  это обеднение мира. И говорить, что английский язык более распространен, потому что это язык великого Шекспира и великого Локка, — некорректно и неплодотворно: не будем выстраивать по ранжиру гениев, рожденных разными народами...

В третьих, по-моему, языковая проблема становится проблемой, когда к ее решению подключаются государственные чиновники, которые пытаются решать ее формально или же когда политики спекулируют на ней, преследуя весьма низменные цели. Был момент, когда началась формальная украинизация в школах и вузах, которая при полном отсутствии средств на соответствующие государственные программы была обречена на провал.

Тот, кто призывает наше государство вмешиваться в такие тонкие материи, как язык и культура, должен помнить о том, что Украина все еще является посттоталитарной страной с соответствующим уровнем восприятия проблем. Поэтому при сохраняющейся советской системе управления от государства ожидать нечего. В этом плане апеллировать к органам государственной власти, когда речь идет о том, на каком языке ведет занятия преподаватель, действительно бессмысленно. На каком языке у преподавателя лучше получается — на таком он и должен преподавать, лишь бы его понимали. Такова наша реальность сегодня. Но это не значит, что реальность не должна меняться.

Я никак не могу согласиться также с тем, что изучение молодежью украинского языка есть «насильное принуждение». Изучение еще одного языка всегда обогащает, а знание украинского языка в Украине просто необходимо. Считаю совершенно нормальным требование знания украинского языка к людям, которые хотят работать в органах государственной власти.

Большинство из нас — двуязычны. Для того, чтобы стать двуязычным по-настоящему, необходимо небольшое усилие, а для этого усилия — стимул, который вопреки утверждению Л.А.Казакевича, имеется у подавляющего большинства американцев. Чиновник любого уровня вынужден знать английский, иначе он не займет свой пост. Мы видим, что вместо насилия знание государственного языка (или государственных языков в Бельгии, Швейцарии и др. многоязычных странах) стимулируется экономически и психологически. Только на этом пути можно что-то приобрести, а не потерять.

Волна насильственной украинизации, никогда, впрочем не набиравшей особой силы, теперь схлынула окончательно. И можно наблюдать обратный процесс, во всяком случае, на Востоке и Юге Украины. Я сталкивался с отказами вести судопроизводство на украинском языке, даже тогда, когда для участников процесса это родной язык, и с отказами принять заявления, написанные на украинском языке в государственных организациях. Впрочем, сталкивались и с противоположными требованиями. Хаос, который царит в наших госучереждениях, не может не затрагивать языковых проблем, а непопулярность государственной политики в целом не может не отражаться на популярности проводимой властью языковой политики.

Поэтому, на мой взгляд, в первую очередь интеллектуальная элита может способствовать распространению украинского языка. УТ-2 делает для этого гораздо больше, переводя на украинский язык популярные телефильмы, чем все решения исполнительной власти в этой области вместе взятые.

То, что на украинском языке говорят в селе, — показатель его естественной жизнеспособности. В городах на украинском языке говорят далеко не только на западе Украины, а и в Полтаве, Черкассах, на Волыни, — причем говорят массово.

В Чехии в начале ХХ века население пользовалось немецким языком не только в городе, но и в селах, а иврит до образования государства Израиль, вообще был мертвым языком. Имея такие примеры в ХХ веке, говорить о вытеснении русским языком украинского по меньшей мере неграмотно. Украинский язык и украинская культура имеют достаточно мощный потенциал, чтобы не нуждаться в формальной, приказной защите. Зато они нуждаются в людях, которые мыслят на современном европейском уровне, как Мирослав Попович, Вадим Скуратовский, Мирослав Маринович, Зиновий Антонюк, Тарас Возняк, Юрий Андрухович и другие.

Культура нуждается в работниках, а не в полицейских или надзирателях, — и это самое главное.

Евгений Захаров

 Поділитися