В КОЛОНИИ МОЖНО ПРОТЕСТОВАТЬ ПРОТИВ ПРОИЗВОЛА И БЕСЧЕЛОВЕЧНОГО ОБРАЩЕНИЯ, НО...

В сентябре 1998 г. член парламентского комитета по вопросам законодательного обеспечения деятель­нос­ти правоохранительных орга­нов и по борьбе с орга­низо­ванной преступностью и кор­рупцией М. Бродский внес на рассмотрение в Верховную Раду (ВР) Украины законо­проект «О внесении измене­ний и допол­нений в Уголов­ный кодекс (УК) Украины», в котором впервые в Украине предложил внести в ст. 107 УК такое понятие, как «пыт­ка», и определить достаточно серьез­ные нака­зания тем, кто эти пытки — как физичес­кие, так и мо­ральные, — применяет. Видимо не случайно этот  зако­нопроект  внес именно М Бродский, сам по­бывав­ший за решеткой в Житомирском СИЗО.

Видимо, так же не случай­но СБУ и Минюст Ук­раины направили в комитет ВР от­зывы, в которых ука­зали, что  не считают своевре­менным включение в УК Ук­раины статьи об ответствен­ности за применение пы­ток. Редакцию весьма заинтере­совала такая позиция Минюста, особенно в связи с пе­редачей в его ведение из МВД всей системы пени­тенциарных учреждений, по­просту говоря — СИЗО, тюрем и колоний, только само пре­бывание в которых многими международными экс­пертами и организациями уже ква­лифицируется как пытка. Об этом же говорилось и на по­следней сессии Парламент­ской Ассамблеи Совета Ев­ропы, на которой ставился вопрос о приостановлении полномочий деле­гации Укра­ины в этой авторитетной международной организа­ции, в том числе в связи с от­сутствием тща­тельного рас­следования заявлений о пыт­ках и жестоком обращении с лицами, которые были лише­ны свободы.  Высказывались также претензии по поводу отсутствия прогресса в ре­формировании системы су­допроизвод­ства и прокура­туры, которые должны были бы предот­вращать такое об­ращение либо наказывать за его про­явление.

С учетом того, что в г. Жи­томире имеется изоля­тор временного  содержания (ИВС, более известный как КПЗ), следственный изоля­тор и колония усиленного ре­жима, редакция обратилась с просьбой рассказать, как же себя чувствуют те, кто оказался в местах лише­ния свободы, к человеку, кото­рый сам прошел через все эти «учреждения». Он согласился, однако попросил не называть его имя, чтобы не навредить тем его знако­мым, которые и сейчас еще находятся в этих местах.

Содержание заключенных в вышеуказан­ных учреж­дениях регламентируется несколь­кими законодатель­ными и нормативными ак­тами, в том числе Законом Украины о предва­рительном заключении, Исправи­тельно-трудовым кодексом Украины (ИТК), правилами внутреннего распорядка (ПВР) и некоторыми другими. Не говоря уже об их, мягко говоря, несоответствии меж­дународным правовым нормам, в том числе Кон­венции ООН против пыток и других бесчеловечных или унижаю­щих достоинство человека видов обращения и наказа­ния, Европейской Конвенции о защите прав и основных свобод человека, ратифицирован­ных Украи­ной, они также не соответствуют и действующей Кон­сти­туции Украины, в част­ности ст. ст. 22, 28, 31, 43, 63 и другим.

Вместе с тем даже эти, с позволения ска­зать, «акты» грубо нарушаются министерством и админист­рацией. Видимо, в этом и заключа­ется основная цель отказа СБУ и Минюста от внесения в Уголовный кодекс ответственнос­ти за пытки — не допустить ответствен­нос­ти за нарушение Конституции и законов при содер­жании заключенных. Например, в соответст­вии со ст. 74 ИТК на каждого заключенного в колонии должно быть не менее 2 кв. м., а в тюрьме не менее 2,5 кв. м. (к слову сказать, на кладбище для покойника вы­деляют гораздо больше места), однако и эта, явно за­ниженная, норма грубо нарушается. В соответствии с ПВР в ИТУ усилен­ного режима должно со­держаться не более 1800 заклю­ченных, а в действительности содер­жится более 2300. Согласно § 11 ПВР в умывальнике должен быть 1 кран на 10 человек, в действительности — 1 кран на 30-40 человек. В бане за 2 часа под 20-ю душевыми насадка­ми должны помыться и постирать в 3-х тазиках 350-400 человек. Одно это уже может ква­лифициро-ваться как пытка, унижающая человеческое досто-инство. Такие условия приводят к тому, что в ко­лонии не переводятся вши и че­сотка. А в качестве про­филак-тики туберкулеза у заключенных изъяли их лич­ные... кружки, мотивировав тем, что их не хватает в столовой. Применяемые нака­зания не блещут ориги­нальностью, зато весьма похожи на издева­тельства и пытки. Заключенного могут поста­вить на «растяжку» — ноги на максимальной ширине в полутора метрах от стенки, в кото­рую он упирается ши­роко расставленными руками, и так выдерживать ча­сами, пока не сва­лится, а могут и весь отряд (100-120 заключен­ных) вывести на плац и заставить часа 1,5-2 ходить по кругу в дождь, снег, мороз или под палящим солнцем. Чаще всего та­кие «воспитательные меры» ис­пользуют начальники от­рядов Галечев Л.Е., Тычина П.А., Бугаев Ю.А. При этом заставляют ходить даже заклю­ченных, пришедших  с работы и имеющих право на от­дых.

Однако даже такие условия выглядят совершенно «шикарными» по сравнению с расположенными в Богун­ском РОВД ИВС, где имеется около 10 камер разной величины (от 2-х до 20-ти человек) с бетонными полами и стенами «под шубу», тоже, разумеется. из цемента. В практически непроветриваемой камере расположен ни­чем не закрытый и не отгороженный унитаз. В камере можно либо стоять, либо сидеть, поскольку ходить по­просту негде. В больших камерах вместо нар на­стил, именуемый «сценой», на котором и спят вповалку все обитатели кто в чем и на чем (если еще хватит места на «сцене», если нет — придется спать сидя или лежа прямо на бетонном грязном полу), постельные принад­лежности в ИВС не выдают, причем даже тем подслед­ствен­ным, которых привозят сюда на допросы из СИЗО. Летом, когда в непроветриваемых, прокуренных каме­рах стоит невы­носимая духота и заключенные, облива­ясь по­том, снимают с себя все, что только можно снять, «сцена» становится не только грязной и липкой от пота, но и отвратительно вонючей даже в сравнении с откры­тым унитазом. Если и вытирают ее во время уборки, то той же тряпкой, которой моют пол и унитаз. Другой по­просту нет. Сливные бачки унитазов нахо­дятся в кори­доре, и для того, чтобы смыть унитаз, надо звать де­журного милиционера. Соизволит ли он дернуть за ручку унитаза и когда это произойдет, зависит в основ­ном от его настроения. Раз в день камера выводится на 10 минут для «умывания», при этом ни мы­ла, ни полоте­нец, не говоря уже о большем, нет. Письменных при­надлежностей, кстати, тоже. Питьевая вода только сы­рая, как правило, в миске, прямо из которой жаждущие и хлебают, поскольку кружек нет.  В таких условиях практически невозможно не заболеть да­же здоровому человеку, ну, а для того, кто уже чем-то болен, понятно, что означает круглосуточное пребывание в тесной, не­проветриваемой камере, похожей на бетонный мешок, со стойкой вонью общественного туалета и круглосу­точно освещаемой тусклой электрической  лампочкой. Добавьте сюда проявления «белой горячки» у алкоголи­ков,  «ломки» у наркоманов, жирных вшей, неторопливо расползающихся по «сцене» от постоянно чешущихся бомжей и представьте себя в этих «экзотичес­ких» усло­виях... Быстрый приход вялотеку­щей шизофрении га­рантирован. Стоит ли удивляться, что нормальные люди в таких ус­ловиях готовы подписать абсолютно все, не глядя, не задумываясь о последствиях, лишь бы поско­рее выбраться из этого ада, и стоит ли сомневаться в том, что этот «ад» устроен пред­намеренно, чтобы до­биться именно такого ре­зультата. А ведь есть еще це­лый арсенал дру­гих «методов», начиная с примитивного избие­ния с плавным переходом к более изощрен­ным пыткам, после которых человек становит­ся инвалидом (в лучшем случае!) и не только моральным. Детально, в том числе и по Жито­мирской области (12.01.1998 г.), такие факты описывались в газете «Киевские ведомос­ти». Ну, а как из ИВС можно «докричаться» до за­кона и прокурора, нагляднее всего свидетель­ствует опыт са­мого М. Бродского. Если даже к нему адвокаты не смогли в буквальном смыс­ле прорваться, то что уже говорить об осталь­ных.

Даже СИЗО по сравнению с ИВС кажется раем — выдаются постельные принадлежности, разрешается иметь радио и телевизор, туа­летные и письменные при­надлежности, осу­ществляется ежедневная прогулка и еженедельная баня. Но все тот же открытый унитаз в камере, все те же бетонные полы, хотя в соот­ветствии с § 12 ПНР они должны быть покры­ты досками, но таких камер в СИЗО единицы. Баня по принципу «быстрее-быстрее», когда под 3-4 душевыми насадками должны помыть­ся и постирать за 15-20 минут 30-35 (а то и больше) заключенных. Зачастую перед ними стоит вы­бор: либо мыться, либо стирать, а мокрое белье су­шится прямо в камере, что со­здает хорошие условия для развития туберку­леза. Продекларировано медицин­ское и биб­лиотечное обслуживание, но лекарств на всех не хватает, а книга выдается одна в месяц на од­ного человека. О состоянии и содержании книг говорить не приходится. Переданные родственниками лекарства должны находить­ся в санчасти СИЗО, при этом на полу­чение одной таблетки может уходить и двое суток. Пи­тание по количеству и качеству такое, что свинья, ко­нечно, сдохла бы, если не от недоеда­ния, то от несва­рения желудка. Но заключен­ные, как правило, выжи­вают, добавляя к ту­беркулезу гастрит, язву желудка, авитаминоз. Вследствие тесноты в камере можно хо­дить только по очереди и то до большей части обитате­лей камеры эта очередь не доходит. На прогулке тоже, в основном, можно только по­стоять, потому что в двори­ках по 15-20 кв. м. 30-35 человек не разгуляются. По­этому на прогулку часто ходят по очереди. Отсюда да­же тем, кто сидит в СИЗО по 5-6 месяцев, грозит мышеч­ная дистрофия, а что уже говорить о тех, кто проводит в этих условиях год, два и больше? И в ИВС, и в СИЗО практикуется широкое применение дубинок по любому удобному поводу. Кроме этого, в любой момент заклю­ченных могут вывести из камеры и устроить обыск, именуемый «шмоном», после которого в камере остают­ся на своих местах разве что стены и приваренные к полу нары. Все остальное в куче и максимально пере­ме­шано. Несмотря на то, что на одного заклю­ченного и камере приходится по 30-50 тарака­нов. полиэтилено­вые мешки изымаются, ви­димо. для того, чтобы тарака­нам легче было добираться до продуктов и хлеба. И в этих нечеловеческих условиях содержатся граждане Украины, а некоторые из них освобождаются либо су­дом, либо еще до него. А как можно говорить о «праве на защиту», если в СИЗО, где содер­жится около 2000 подследственных и заключенных, только один (!) каби­нет для адвокатов. Следует добавить, что переписки из СИЗО с родст­венниками нет и за 2-3 года содержания в этих скотских условиях заключенный не только не видит своих родных и близких, но даже не мо­жет ни написать, ни получить письмо. Кроме того, в каждой камере СИЗО сидит так назы­ваемая «курица», то есть агент оператив­ной ча­сти учреждения, который, вызывая подследст­венных  на откровенность, вы­пытывает у них детали со­вершения преступ­ления. Конечно, выбирать методы оператив­ной работы — дело специалистов, но эти мето­ды должны быть прежде всего законными, а вот в качест­ве «кур» используются, как прави­ло, уже осуж­денные судом заключенные, со­держание которых вмес­те с подследственны­ми категорически запрещено зако­ном. Неуже­ли об этом не знает администрация учреж­де­ния и прокуратура?

В колониях, и житомирская — не исключе­ние, соз­дается такая обстановка, что практиче­ски все, что мо­жет сделать заключенный, яв­ляется нарушением «ре-жима содержания»: небрежно заправил кровать, опоздал на зарядку, держал руки в карманах, был без головного убора и т.д. А из-за таких «серьезных нару­шений режима содержания» заключенно­му отказывают в условно-досрочном освобож­дении или направлении в колонию-поселение. Выявление таких нарушений ве­дется с усер­дием, достойным лучшего применения, — одни «причесывают» общежития, вылавливая тех, кто не пошел на завтрак (обед, ужин), другие в столовой вы­лавливают тех «нарушителей», которым не хватает скуд­ной зэковской пайки, и они берут пайку того, кто не по­шел в столо­вую. Это тоже серьезное «нарушение», осо­бую настойчивость в борьбе с которым проявляют во время своих дежурств в столовой начальни­ки отрядов Силко Л. Р., Черкашин А. И., Ты­чина П. А., Галечев Л. Е. Неужели забранные ими у недоедающих заключенных миски с ка­шей являются залогом незыблемости пресло­вутого «режима содержания»? Правда, следует отдать должное руководству, что даже в эти трудные времена в учреждении (в отличие от большинства других анало­гичных учрежде­ний) до сих пор сохраняется трехразо­вое пи­тание. Но сразу возникает следующий вопрос: как можно содержать в заключении тысячи недоедаю­щих людей и ограничивать их при этом в количестве и весе передач? А как мож­но относиться к ежедневной (в выходные и праздничные дни тоже!) принудительной за­рядке под музыку, которую не отменяют ни в дождь, ни в морозы, запрещая при этом заклю­ченным иметь теп­лые вещи (например, свите­ра). Такое впечатление, что она проводится для того, чтобы иметь еще один повод для на­казания заключенных. Например, начальник от­ряда Пихлер В. Ф. заставил написать заявление 46-лет­него заключенного только за то, что он… не прыгал во время зарядки, а делал другое упражнение. А после зарядки под дождем заключенные вынуждены сушить свои мокрые фуфайки в переполненном спальном по­мещении с нарами в два яруса. Надо ли удивляться пос­ле этого количеству больных туберкулезом в коло­нии? Поскольку заключенные содержатся с грубейшими нарушениями сани­тарных норм, то для того, чтобы они успевали до зарядки в туалет, идут на очередное нару­шение закона, поднимая заключенных за 10-15 минут до подъема, хотя НТК и ПВР гаран­тируют 8-часовой отдых. В дни сдачи просты­ней в стирку подъем (не-официальный, разу­меется) объявляется еще раньше, хотя это ме­роприятие должно проводиться вместо, а не до зарядки.

Проверки количества заключенных проходят триж­ды в дневное время вне помещения в любую погоду, хотя законом предусмотрено, что в ненастные дни они должны проводиться в помещении. И снова заключен­ные, выстояв 30 минут при каждой проверке под дож­дем, вынуждены дышать в переполненных спаль­ных по­мещениях испарениями от мокрых фу­фаек. Кстати, бы­товых условий, можно ска­зать, вообще никаких нет. Формально у каж­дого отряда есть продуктовая кап­терка, фак­тически 100-120 человек за 3-4 столами в кро­хотной комнатушке не помещаются, а прием пищи в спальном помещении категорически запрещен. При этом некоторые из дежурных помощников началь­ника колонии обнаруженную в спаль­ном помещении еду попросту переворачивают. Стоит ли после этого гово­рить о «человеческом» обращении, а тем более воспи­тании? Еще один пример такого обращения — регуляр­ные обыски, после которых спальное помещение выгля­дит как после землетрясения, а заключенные не досчи­тывают то сигарет, то чая. Впечатляют и личные обыс­ки заключенных, при ко­торых иной прапорщик или офицер с таким старанием обыскивает заключенного, что поне-воле закрадывается мысль о сексуальной ориен­тации такого «старателя». А такие любители обыс­ка, как Кононюк С. Д., Кадочников В. А, заставляют рас­стеги-вать фуфайки даже при 20 градусах мороза. Явно и грубейшим образом нарушаются и другие положения ПВР, в частности § 35 п.4 гласит, что «продолжи­тельность краткого свидания не может быть менее 2 часов». В действительности бывает в лучшем случае около часа, а то  и меньше. «Крадут» часы и во время длительного свидания — какие могут быть сутки, если заключенного заводят на свидание в 13.30 — 14.00, а уводят на следующий день в 10.00? Заранее предвижу ответ о нехватке средств, отсутствии возмож­ностей и т.д. Но ведь у большинства осужденных тоже не было возможности устроиться на работу, а поэтому не хватало средств, чтобы прокормить себя и семью, однако суды эти оправдания заслужи­вающими внима­ния не посчитали и вынесли обвинительный приговор — кому за две курицы, кому за три метра трубы, кому за ведро картошки.

А как суд оценит действия тех, кто содер­жит в не­человеческих условиях тысячи за­ключенных, грубо на­рушая при этом Консти­туцию и действующее законода­тельство, не говоря уже о международных конвенциях, ра­тифицированных Украиной? А ведь еще ни один на­чальник колонии на Украине не отка­зался принимать новых заключенных вследст­вие переполненности его учреждения, хотя ст. 60 Конституции Украины дает ему право не выполнять распоряжения, противоречащие закону, более того, в колонии новых осужден­ных, при­бывающих для отбытия срока, встре­чают... с оркестром. Неужели администрация не может скрыть радости от того, что с прибы­тием новых заключенных безработица ей не грозит? Конечно, в колонии можно протесто­вать против произвола и бесчеловечного обра­щения, но для таких «протестантов» существу­ет и специальное обще­житие (ЛПУ), переде­ланное, кстати, из общеобразова­тельной шко­лы, существовавшей в колонии в былые вре­мена, и ШИЗО (штрафной изолятор), и ПКТ (помещение камерного типа, попросту говоря — кар­цер). А там условия еще хуже — чего толь­ко стоит одно содержание в неотапливаемой, сырой, а зимой обле­деневшей камере без теп­лых вещей. А вот правду дока­зать практиче­ски нельзя. Будет очень жаль, если ВР не при­мет такую статью УК, это, наверное, многих заста­вило бы задуматься о последствиях свое­го «трудового рвения» вопреки закону.

От редакции «ПЛ». Мы решили ознакомить наших читателей со статьей , напечатанной в газете «Вечерний  Житомир», (№13, 1999 г.), т.к., к сожалению, условия содержания  подследственных и заключенных типичны для большинства мест лишения свободы на постсовет­ском пространстве. Редакция газеты «Вечерний Жито­мир» сообщает, что ей известны дополнительные об­стоятельства, подтверждающие  достоверность описан­ных со­бытий и участие в них конкретных лиц.