MENU
Гаряча лінія з пошуку зниклих безвісти в Україні
Документування воєнних злочинів в Україні.
Глобальна ініціатива T4P (Трибунал для Путіна) була створена у відповідь на повномасштабну агресію Росії проти України у лютому 2022 року. Учасники ініціативи документують події, у яких є ознаки злочинів згідно з Римським статутом Міжнародного кримінального суду (геноцид, злочини проти людяності, воєнні злочини) в усіх регіонах України

«ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО ВЫРАСТАЕТ ИЗ ПРАВОЗАЩИТНЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ»

29.12.1999   

 (Интервью Сергея Ковалева главному редактору журнала «Правозащитник» Владимиру Ведрашко)

 — Сергей Адамович, что представляет собой се-годня российское правозащитное движение? Каковы его численность и состав?

 — Я не эксперт по этим вопросам, никаких орга-низационных талантов за мной никогда не замечалось. С вопросом о «количественном» и «качественном» сос­тоянии российского правозащитного движения лучше всего обращаться к Людмиле Михайловне Алексеевой или Льву Александровичу Пономареву. Есть и в «Мемо-риале» специалисты, которые пристально и ежедневно интересуются структурой правозащитных организаций.

Скажу только, что количество правозащитников се-годня несравнимо с тем, что было в советские времена. Думаю, что правозащитных организаций сейчас сотни, если не перевалило за тысячу. Да и качественный их уровень очень разнообразен. Есть такие организации, которые работают на высоком международном профес-сиональном уровне. Например, уровень квалификации работников Правозащитного центра «Мемориал» никак не уступает самым высоким международным стандар-там «Amnesty International». Правда, «Amnesty» — более мощная организация, но мы же говорим о профес-сионализме.

Есть, конечно, правозащитники, да и целые орга-низации, которые придерживаются весьма наивных и не слишком глубоких взглядов и убеждений, иногда, между прочим, не без примеси некоторой корыстности, ска-жем так. Есть люди, которые надувают щеки и отно-сятся к статусу правозащитника как элементу карьеры, способу утвердить свое собственное «я». И таких, к сожалению, довольно много. Вообще занятие право-защитой всегда связано с особым мнением, зачастую с противостоянием официальным структурам. И конечно, не всякому человеку комфортно оказаться в оппозиции к чиновникам.

Это требует определенных свойств характера. А, бывает, проявляются свойства характера, приводящие правозащитника в оппозицию не только к властям, но и вообще ко всему окружающему.

Например, есть правозащитники, которые любят принимать участие в судебных процессах. И это важно. Но они это делают для того, чтобы, например, уличить судью в безграмотности. Причем форма таких «разоб-лачений» бывает не слишком корректна, иногда даже резка и непристойна.

 — В какой мере российское правозащитное со-общество или, точнее, сообщество правозащитных ор-ганизаций в России способно объединить свои дейст-вия для выступления по той или иной актуальной поли­тической или общественной проблеме? Возможно ли формулирование единой позиции?

 — Многообразие организаций и большие разли-чия в их профессиональном уровне делают организа-ционное объединение правозащитников достаточно проблематичным. Многие из правозащитных органи-заций, имеющих давний опыт работы, прохладно отно-сятся к возможной утрате самостоятельности и неза-висимости. Поэтому всякого рода объединения и слия-ния в одну ассоциацию, возможно, не так уж необхо-димы. Вообще-то некоторые совместные действия предпринимаются. Например, в Москве создана ассо-циация «Общее действие». Ее члены регулярно соби-раются в музее А. Д. Сахарова для обсуждения и при-нятия совместных решений. Эти решения, в частности, направлены и на то, чтобы попытаться оказать давление на власть. Увы, такие попытки довольно часто оказы-ваются неэффективными. Нынешний период развития России характеризуется, среди прочего, и тем, что власти стараются обезопасить себя от давлений, одна-ко наше общество не настолько созрело, чтобы поддер-живать это давление. Вообще разговор об идеологии правозащитного движения в последнее время возникал не раз и не раз приобретал довольно острый характер. К чему должны стремиться правозащитники? И для чего вообще они существуют?

Каждый достаточно серьезный и честный человек ответит: мне самому это нужно. Естественно, приятно понимать, что от тебя когда-то что-то зависит. Но чест­ному человеку всегда ясно, что то, чем он занимается, — это прежде всего его личная внутренняя потребность.

Тем не менее я думаю, что у правозащитных ор-ганизаций, объединений, да и правозащитников как от-дельных личностей, есть две важные общественные функции.

Первая: правозащитники — «гуси». По аналогии с теми гусями, которые спасли Рим. Правозащитники-гуси постоянно «спасают Рим». Они начинают «гого-тать», когда надвигается опасность. И это очень важная функция. При этом следует понимать, что люди, сос-тавляющие правозащитные организации, отнюдь не профессиональные юристы. Они не могут выступать в качестве адвокатов или теоретиков права — это не их дело! На то есть профессионалы. А вот поднимать тревогу, когда возникает опасность для прав мень-шинств, да и для чьих бы то ни было прав вообще, — это они умеют делать гораздо лучше других.

 — Насколько хорошо это у них получается в нас-тоящее время?

 — Я бы сказал, что это получается удов-летворительно. Не всегда — профессионально убеди-тельно, но в целом — удовлетворительно. Другое дело, что, как я уже говорил, власти научились отмахиваться от этого шума, а общество не научилось прислу-шиваться к нему. Но ведь для того и нужна активность — не только, чтобы по конкретному поводу пробить тревогу, но и для того, чтобы учить и власть, и об-щество. Ведь если нет такой активности, то общест-венная апатия будет развиваться.

И должен сказать еще и о другой функции право­защитных организаций. Она очень важна, хоть и мало­заметна и нигде конкретно не описывается: право-защитные организации и есть ячейки гражданского об-щества.

Гражданское общество не учредишь указом, оно развивается изнутри. Его концепция и понимание того, что мы — это гражданское общество, должны проник­нуть в сознание людей посредством долгих и кропот-ливых усилий. Мне кажется, что правозащитные органи-зации — и есть центры кристаллизации гражданского общества, его модели.

Вот пример хорошо известного мне «Мемориала». Ведь это и в самом деле впечатляющий слепок буду-щего гражданского общества. В «Мемориал» входят представители всех течений общественной мысли, кро-ме фашистов. Там есть анархисты, монархисты, даже коммунисты, но, конечно, больше всего либералов и социал-демократов, что естественно. И вот эти люди, принадлежащие к столь разным общественным тенден-циям и имеющие достаточно различные убеждения, способны вместе работать, заниматься либо право-защитной деятельностью, либо изучением нашей пе-чальной и кровавой истории, равно как и другими ви-дами общественной активности — благотворитель-ностью, просветительством.

Как же так получается, что, имея различные взгля-ды и убеждения, эти люди способны вместе работать? Ответ очень прост. В обществе «Мемориал» господ-ствуют демократическая процедура и глубокое пони-мание того, насколько эта демократическая процедура важна для нашей жизни. Каждый из этих отличных друг от друга людей уверен, что ему гарантирована возмож-ность развивать свою идею, предлагать ее своим кол-легам на рассмотрение, и он никогда не будет осужден за это товарищами. Его идеи могут быть не приняты, но всегда будут уважаемы.

Вот это и есть гражданское общество — веро-терпимое и уважающее чужое мнение и, вместе с тем, сознающее себя как нечто целое. Мы все вместе — я, либерал, с таким-то социал-демократом и таким-то анар-хистом и другими коллегами разных убеждений — все вместе готовы выразить свое отношение к тем или иным действиям властей. Мы все вместе сознаем, что именно мы и есть источник власти.

 — Сергей Адамович, назовите, пожалуйста, пре-пятствия на пути развития правозащитного движения в России? Внешние, внутренние. Если судить по коли-честву организаций, то можно сделать вывод о до-вольно благоприятных внешних условиях развития. Так ли это?

 — Отнюдь. В последнее время стали проявляться довольно сильные негативные тенденции извне, то есть со стороны государства. Вот одна из них. Была объяв-лена перерегистрация общественных организаций. При этом возникали серьезные трудности. Дело в том, что правозащитные НПО в своих уставах пишут: задача — защита прав человека. А Минюст или соответствующие его подразделения в городах, областях утверждают: права человека защищают государственные органы, а вы можете только способствовать этому. По-моему, тут отчетливо видна дискриминация, которая приобрела ха-рактер государственной политики. С моей точки зрения, такая позиция государства противоречит представле-ниям о праве.

Есть и другое внешнее препятствие. Я назвал бы его основным. Оно состоит в том, что наша пресса, все еще сохраняющая свободу слова (ведь цензуры в стра-не сейчас нет), не является независимой. Потому и не-возможно нам, правозащитникам, пробиться на страни-цы мало-мальски тиражной и влиятельной печати или на экраны телеканалов достаточно широкого охвата.

Что касается внутренних препятствий — они всегда были и есть, но я не хотел бы их драматизировать. По-моему, самое большое препятствие — это внутренний тормоз, некоторая, скажем, потеря чувства юмора, если можно так выразиться, излишне серьезно надутые ще-ки, отсутствие самоиронии. Многие правозащитники, к сожалению, глубоко заблуждаются, не осознавая того, что мы отнюдь не являемся властью. Однако наше са-моуважение от этого не должно уменьшаться. У многих отсутствует понимание той второй функции, о которой я говорил, — функции строительства гражданского об-щества. Не надо деклараций, не надо заявлений, надо просто делать реальное дело и тем самым способ­ствовать строительству основ гражданского общества.

Вполне понятно, что у некоторых опускаются руки, когда на их действия не реагируют, когда их заявления не слышат. «А зачем все это нужно?» — люди задаются таким вопросом. И жалко, что они не понимают или не знают известной притчи про двух лягушек в сметане.

Две лягушки оказались в кринке со сметаной и после попыток выбраться одна решила: ну что же, пришла смерть, и — утонула. А другая продолжала барахтаться, не имея никаких шансов выскочить. Но она сбила масло, села на него и выпрыгнула на волю.

Так вот и мы в некотором смысле должны вести себя как эта лягушка. Ну не печатают! Не отвечают на наши требования! Ну и что же? А ты делай то, что ты должен делать. «Делай, что должно, и — будь что будет».

Если бы нами владело убеждение, что мы и есть основа будущего гражданского общества, если бы это убеждение широко распространялось, то меньше стало бы в правозащитном движении пессимизма и больше понимания серьезности стоящих перед нами задач.

 — Как вы оцениваете ситуацию в стране?

 — Чеченский узел не скоро будет развязан. И он, конечно, является предметом особого разговора. Сейчас важно понять, что кремлевская политика в Чечне лишь отражение некоторых присущих ей черт.

Одна из них — очень тревожная. Главный фактор нашей политической эволюции состоит в том, что стра-на по-прежнему находится во власти советской номен-клатурной традиции управления. Я говорю это с полной ответственностью и с полной убежденностью. Все-таки за прошедшие годы мне пришлось «покрутиться» около разных структур, в том числе и государственных. И я в этом нисколько не раскаиваюсь. Хорошо помню и понимаю многочисленные упреки, которые по этому по­воду слышал от своих друзей и коллег. Тем не менее я считаю, что и рядом с властью уместны правозащитные усилия. Они воспитывают власть, они воспитывают и тех, кто прилагает эти усилия. Я хоть и являюсь сто-ронником политического идеализма, но все же не нас-только оторван от действительности, от земли, чтобы не сознавать: общение и взаимодействие с властью — необходимое и полезное дело. Надо понимать тех, на кого хотите оказывать давление.

В связи с этим позволю себе сделать небольшой экскурс в недавнюю историю и задать вопрос: когда и каким образом стали восстанавливаться номенклатур-ные тенденции (если они вообще прерывались)?

После провала путча ГКЧП в августе 1991 года многие люди, в том числе и я, — хоть я и не был самым энергичным, — обращались с призывом к Борису Ель-цину и Руслану Хасбулатову: давайте собирать съезд народных депутатов, давайте собирать немедленно, не откладывая.

Было очевидно, что это надо делать, потому что, говорили мы, тогда мы сможем выработать хорошую конституцию вместо имевшегося собрания дурацких, противоречащих друг другу норм. Мы сможем добиться того, что открыто декларировали: прозрачной, открытой политики.

Но начальство сказало «нет», мол, время работает на нас, необходимо хорошо подготовиться. И все разъехались в отпуска...

Я не знаю, о чем про себя думал Борис Нико-лаевич, но уверен, что точно угадываю ход его рас-суждений:

«А что это за открытая политика? Я что — умею ею пользоваться? А что это еще за прозрачность? Это значит, что я должен каждому рассказывать, ЧТО я решил и ПОЧЕМУ? А я разве свою карьеру сделал на этой самой открытой политике? Да нет! Я ее сделал на нормальных хорошо и до деталей знакомых мне обкомовских кадровых интригах. И с кем я ее сделал? С этими странными людьми, которые говорят на чуждом мне языке? Нет! Я ее делал с Коржаковым, Лобовым, Сосковцом и такими, как они. Я знаю их, как облуп-ленных, знаю, чего они хотят, знаю, когда они будут за меня горой и когда постараются продать. И я знаю, как мне защититься от этого. Я владею тысячами техни-ческих приемов для того, чтобы обезопасить себя, обеспечить себе решающее место». И так далее.

Я совершенно убежден, что именно эти сообра-жения и позволили старой номенклатуре — пусть не из первого эшелона, а из второго и третьего — занять ключевое положение в стране. И этим же объясняется то обстоятельство, что при всех громких словах о ре-организации КГБ и о том, что теперь наши спецслужбы другие и другие задачи решают, — ничего там не изменилось, прежде всего персонально. Три наших пос-ледних премьер-министра — Примаков, Степашин, Путин — выходцы из КГБ, во всяком случае из спец-служб. Во время своей долгой и очень высокой пар-тийной карьеры наш Президент привык общаться имен-но с советскими спецслужбами. Такими, по сути, он и оставил их до сих пор.

Именно этим и объясняется, в частности, все ухуд-шающийся климат секретности вокруг вопросов, кото-рые должны были давно стать предметом обществен-ного контроля. Это и экология, и обороноспособность, и состояние тех же спецслужб, и демография, и ста-тистика.

Первая заповедь номенклатуры — угадать, чего хочет первое лицо. И в 1994 году, и в 1999-м было проще пареной репы угадать, чего хочет Президент Ель-цин. Президент Ельцин хочет воевать. Значит, надо ему порекомендовать воевать.

Что и было сделано.

(Материал любезно предоставлен редакцией журнала «Правозащитник» и прислан группой Правозащитная Сеть).

 Поділитися