«ХРОНИКА ТЕКУЩИХ СОБЫТИЙ», №58 (МОСКВА, САМИЗДАТ, 1980. — С.74-78)
С 29 сентября по 2 октября Киевский городской суд под председа-тельством П.И.Фещенко рассматривал дело члена Украинской группы «Хельсинки» Василия Семеновича Стуса (1938 г.р.), обвинявшегося по ч. 2 ст. 62 УК УССР (ст. 70 УК РСФСР). Обвинитель — прокурор Аржа-нов. Несмотря на протесты и отказы Стуса, на суде присутствовал назна-ченный защитником адвокат В.В. Медведчук (Хр. 55).
Арестовали Стуса 14 мая (Хр. 57). Во время предварительного след-ствия Стус никаких показаний не дал.
Стусу инкриминировали его письма Сахарову, Лукьяненко, Григоренко и киевским друзьям, заявление в прокуратуру по поводу Горба-ля, стихи, «устную агитацию».
25 сентября (четверг) жена Стуса Валентина Попелюх звонила Селюку (следователь Стуса, майор КГБ — Ред.), но он ей ничего о суде над мужем не сказал. Поздно вечером 30 сен-тября Михайлине Коцюбинской (Хр. 45, 46, 48, 49), Светлане Киричен-ко (жене политзаключенного Юрия Бадзьо — ред.) и жене Евгения Сверстюка В. Андриевской были вручены повестки с вызовом на 1 октября на суд в качестве свидетелей. Только от них По-пелюх узнала, что суд над ее мужем уже идет, но и 1 октября ее в зал суда не пустили.
Выступая на суде, Коцюбинская назвала Стуса человеком с обнажен-ной совестью, не способным пройти мимо малейшей несправедливости. «Такие люди встречаются редко, и я счастлива, что судьба свела меня со Стусом. Я много чем в жизни обязана ему». На вопрос судьи, что она может сказать о заявлении Стуса в прокуратуру по поводу Горбаля (в этом заявлении Стус требовал возбудить дело против организаторов ци-ничной провокации), Коцюбинская ответила, что это заявление ярко под-тверждает ее характеристику личности Стуса: она также была убеждена, что Горбаль не виновен, но она только горевала об учиненной несправед-ливости, а Стус немедленно и остро отреагировал на нее.
Коцюбинская отказалась выполнить просьбу судьи — охарактеризо-вать письмо Стуса из ссылки в Киев, написанное в 1977 г. (в этом письме Стус писал о желании вступить в Украинскую группу «Хельсинки», призывал не бояться танка, хоть он и крушит беспощадно все живое на своем пути, излагал линию поведения на будущем суде: он будет требо-вать присутствия представителей Мирового конгресса свободных укра-инцев, в противном случае не будет принимать участия в суде, только в последнем слове поставит точки над «і» — будет говорить как сын сво-его народа, который пребывает в страшных условиях духовного гетто), поскольку видит не оригинал письма, а его копию (в «деле» имеется толь-ко копия этого письма, переписанная рукой Кириченко).
Отвечая на просьбу адвоката дать Стусу политическую характеристи-ку, Коцюбинская отметила глубокую гуманность и демократизм его взглядов; ему абсолютно чужд поверхностный национализм; если же понимать национализм в плане «нельзя любить человечество, если не лю-бишь прежде всего родную мать», он свойственен Стусу, Стус с болью воспринимал все уродства национальной жизни и прямо и резко высту-пал против них.
Стус. Известно ли свидетелю, что в Декларации прав человека запи-сано право на свои взгляды?
Коцюбинская. Да.
Стус. Известно ли свидетелю о тайне личной переписки?
Коцюбинская. Да.
Стус. Известно ли свидетелю, что Кристина Бремер (Стусу инкрими-нировалось адресованное ей письмо; в обвинительном заключении сказа-но, что он «переписывался с националисткой из ФРГ» — Хр.) — член «Ме-ждународной Амнистии», и может ли она быть националисткой?
Коцюбинская. Относительно национализма — абсурд. Теперь мне по-нятно, почему на предварительном следствии следователь не хотел запи-сать, что Кристина Бремер — член социалистической партии Германии.
Стус. Известно ли свидетелю, что во время предварительного след-ствия ко мне 8 августа применяли пытки («фізичні тортури»)? Вот их автор (Стус показал на стоящего у двери зам. начальника следственного изолятора КГБ).
Коцюбинская. Не известно. Но если так говорит Стус, то это правда.
Затем Коцюбинская описала тяжелые условия, в которых Стус жил в ссылке, — его заставили жить в общежитии, кругом пили.
Судья прервал ее и сказал, что эти люди присутствуют в зале (на суд, в качестве свидетелей «устной агитации», были приглашены несколько человек из пос. Матросово Магаданской области, в котором Стус отбывал ссылку) — пусть она не клевещет на рабочий класс.
После этого одному из магаданских свидетелей был задан вопрос, правда ли, что сосед Стуса однажды в пьяном состоянии помочился в его чайник. Свидетель ответил, что он при этом не присутствовал, но моча в чайнике действительно была.
После окончания допроса Коцюбинскую заставили выйти из зала суда.
Кириченко в начале допроса обратилась к судье: «Прошу суд спросить у Стуса, признает ли он этот судебный процесс законным».
Стус. Не признаю.
Кириченко. В таком случае и я отказываюсь принимать участие в этом процессе.
В ответ на требование прокурора привлечь ее к уголовной ответствен-ности за отказ от дачи показаний и на аналогичные угрозы судьи Киричен-ко ответила: «Я буду давать показания на том суде, где Василий Стус будет обвинять, а не сидеть на скамье подсудимых», — и вышла из зала суда.
Андриевскую спросили о письме Стуса из ссылки (см. выше). Она ответила, что читала только часть письма, обращенную непосредственно к ней.
В качестве свидетелей «устной агитации» на суде были допрошены жи-тели пос. Матросово — начальник рудника, на котором работал Стус, зав. отделом кадров этого рудника Шариков, несколько рабочих — сосе-дей по общежитию, медсестра из больницы, в которой лежал Стус, про-давщицы.
Речь прокурора продолжалась больше двух часов. Сначала он перечи-слил достижения Советской Украины, которые очернил Стус, затем поговорил о преступлениях бандеровцев и ОУНовцев, потом перечислил «преступления» Стуса: письмо из ссылки, заявление по делу Горбаля, письма Кристине Бремер, А. Горбач и Г. Горбач (в ФРГ), А.Д. Сахарову, Л. Лукьяненко, П.Г. Григоренко (в деле эти письма представлены ксеро-копиями) , основное — устная агитация в ссылке.
Адвокат в своей речи сказал, что все преступления Стуса заслуживают наказания, но он просит обратить внимание на то, что Стус, работая в 1979-1980 гг. на предприятиях Киева, выполнял норму; кроме того, он перенес тяжелую операцию желудка.
После речи адвоката заседание суда было прервано.
2 октября заседание началось прямо с зачтения приговора (таким об-разом, у Стуса было украдено полагающееся ему по закону «последнее слово»). На это заседание кроме «спецпублики» пустили В. Попелюх, ее сестру и Риту Довгань. Кириченко 2 октября утром вызвали в мили-цию по вопросу о «тунеядстве» (она не работает три с половиной меся-ца; по закону преследование начинается с 4 месяцев) и задержали до окончания судебного заседания.
Суд приговорил Стуса к максимальному наказанию — к 10 годам ла-герей особого режима и 5 годам ссылки; кроме того, суд возложил на Стуса 2300 руб. судебных издержек (главным образом, за приезд мага-данских свидетелей).
Судья читал приговор, глотая слова, и с такой скоростью, что нельзя было разобрать ни дат, ни фамилий свидетелей. Окончив чтение, он без всякой паузы заявил: «Суд окончен», и «спецпублика» направилась к две-рям. «Палачи! Вы мне и последнего слова не дали сказать!» — восклик-нул Стус и процитировал Лермонтова: «И вы не смоете всей вашей чер-ной кровью поэта праведную кровь!»
Стус выглядел очень плохо, на лице ни кровинки, бледный. На свида-нии после суда он сказал жене, что такого срока не вытянет.
19 октября А. Сахаров выступил с обращением
В защиту поэта Василя Стуса
1980 год ознаменовался в нашей стране многими несправедли-выми приговорами и преследованиями правозащитников. Но даже на этом трагическом фоне приговор украинскому поэту Василю Стусу выделяется своей бесчеловечностью.
.Юридическая машина сработала по своим нечеловеческим законам и обрекла человека еще на 15 лет страданий.
Так жизнь человека ломается без остатка — как расплата за эле-ментарную порядочность и нонконформизм, за верность своим убеждениям, своему «я». Приговор Стусу — позор советской ре-прессивной системе.
Я призываю коллег Василя Стуса — поэтов и писателей во всем мире, своих коллег-ученых, «Между-народную Амнистию», всех, кому дороги человеческое достоинство и справедливость, выступить в защиту Стуса. Особо я обращаюсь к участникам Мадридского совещания. Приговор Стусу должен быть отменен, как и пригово-ры всем участникам ненасильственного правозащитного движения.