MENU
Горячая линия по поиску пропавших без вести в Украине
Документирование военных преступлений в Украине.
Глобальная инициатива T4P (Трибунал для Путина) была создана в ответ на полномасштабную агрессию России против Украины в феврале 2022 года. Участники инициативы документируют события, имеющие признаки преступлений согласно Римскому уставу Международного уголовного суда (геноцид, преступления против человечности, военные преступления) во всех регионах Украины

‘Cнаряды летели без конца и края...’

30.03.2023    доступно: Українською | in English
Тарас Вийчук, Александр Вийчук
Жительница Северодонецка Валентина Тулинцева работала в проектном институте “Химтехнологии”. Из города, где у нее было все, она вынужденно эвакуировалась с онкобольной сестрой, внуком и любимой собакой.

Свою жизнь я прожила в Северодонецке. Это небольшой городок в Луганской области. 100-130 тысяч людей здесь проживало. У меня была любимая работа в проектном институте “Химтехнологии”. Нас там почти 300 человек работало. Мы делали проекты для всего мира, включая Украину и Россию.


Как война 2022 года ворвалась в вашу жизнь?

Война застала меня дома. Сначала прилетели две ракеты. Мы как раз были с собачкой. Жили в селе в трех километрах от города и километре от аэропорта. Когда взорвались ракеты — это был сущий ужас. Я выскочила и увидела, что ударили по аэропорту. Зашла в дом, собака дрожит, потому что дом содрогается. Минут через пять — снова взрыв. Я на работу не пошла: позвонила и попросила отпуск на один день. Мне действительно было очень страшно.

Как развивались события в вашем городе?

С первого дня войны начались обстрелы и взрывы. Я вспомнила, что в 2014 было опасно в частном доме. Подумала: “Пойду-ка я в Северодонецк подальше от села. У меня там квартира. Вдруг, все это ненадолго?” Взяла собаку и пошла. С четверга по субботу я находилась в квартире, но в субботу было громко. Я поняла, что там тоже небезопасно. Хотела пойти на работу, там бомбоубежище хорошее. Но там были дети сотрудников, сказали, что у них аллергия на собаку, и я никуда не пошла.

Меня пригласил наш директор, у него я провела пять ночей. Обстрелы были очень сильные. Я бежала к нему [директору] через лес, встретила наших украинских военных. Они удивились, что женщина с собакой в лесу делает? Дважды меня останавливали, я документы показала, сказала куда и откуда иду. Пять дней прожила у чужих людей и поняла, что это не выход. Возможно, они захотят выехать, возможно — я.

Валентина Тулінцева, Сєвєродонецьк

Валентина Тулинцева, Северодонецк

Второго марта я вернулась в свою квартиру. Пришла, еще был свет, газ, вода. Мы с собакой отдохнули, я приняла душ и вдруг — прилет ракеты в наш двор. Когда я вышла на улицу, там была такая огромная воронка, каких я в жизни не видела. В нашем дворе у всех вылетели окна. Я еще выскочила потому, что у нас запахло газом. Обломок ракеты перебил газовую трубу на улице. Окон нет, газ начал заполнять подъезд.

Мы пошли в школьное бомбоубежище в нашем дворе. Когда я туда пришла, там было почти 1000 людей.

Это очень большая школа с хорошим бомбоубежищем. Мы с собакой находились там до девятого марта. Восьмого обстреляли нашу школу. Разбомбили ее. Бомбоубежище содрогалось, но все остались живы и слава богу. Когда разбомбили школу, я решила вернуться в село. Это было девятого марта. Снега было по колено, и мы пешком с собакой через лес пошли.

Почему вы не покинули город в первые дни войны?

Дважды записывались на эвакуацию, но у меня на руках была онкобольная сестра (Надежда). Она не хотела уезжать. Мы думали, все пройдет, все будет как в 2014-м году. Сейчас русских прогонят, и все будет хорошо. Потом я настояла. Сестре была назначена химиотерапия на 24 февраля (первый день войны). У нас не было другого выбора, кроме как ехать куда-то лечиться. На автобусе нас отвезли в Славянск. Там нас приютили, накормили, обогрели. Но в ту ночь ракета ударила по железнодорожным путям в Краматорске, и наш поезд не смог выехать в Лозовую. Сначала мы долго ждали, а потом уехали на электричке.

Дорога была долгой. Нас тянул не электровоз, а тепловоз. Поезда задерживались.

Потом из Лозовой нас отвезли во Львов. Поезд ехал 19,5 часов. Ехали полями, лугами. Над нами летали самолеты. Это было так страшно! Мы ехали без света, с выключенными телефонами. Очень тяжелой была дорога, потому что мы ехали в вагоне старой электрички. Я вообще не понимаю, как нас везли. Спасибо отважным железнодорожникам! Перед отъездом я пошла посмотреть на дом, в котором мы жили. Он был разрушен: четвертый и пятый подъезды сгорели. Там была квартира моего сына. Я хотела посмотреть на свою, но военные меня не пустили. Сказали: “Вам нечего там делать, весь район уничтожен”. Туда людей вообще не пускали, а потом мне сообщили, что там все разграблено.

Сєвєродонецьк, фото: Aris Messinis/AFP/Getty Images

Северодонецк, фото: Aris Messinis/AFP/Getty Images

Вы были свидетелем разрушения гражданских объектов?

В квартиру, где мы жили с собакой, было несколько попаданий снарядов. В девятиэтажке в четвертом подъезде ступеньки сложились. Было попадание в квартиру в соседнем доме, я видела, там все было разрушено. Хозяин этой квартиры почему-то лежал на улице. Почему? Я не знаю. Аптеки и магазины разрушили, сдается, в первую неделю.

Снаряды летели без конца и края. Летят, летят, летят. Весь город был в дыму.

Прилет — дым столпом поднимается. Я все это видела. Я видела “Грады”, торчащие из земли болванки. Мы ходили за гуманитаркой, когда было затишье. Идешь и видишь торчащие “Грады”, побитые крыши, сломанные ограды, разрушенные дома. Мы все это видели.

В городе были проблемы с продуктами питания?

Бежали в свои квартиры, хватали еду и пулей в бомбоубежище. Когда я уехала в село, начали возить гуманитарку.

Возникали ли сложности с собакой?

Я ей полностью доверяла, потому что она чуяла опасность. Собаки слышат звук летящей ракеты раньше, чем наши уши. Они очень чувствительные. Их трясет до того, как начинаются бомбежки, понимаете? У нас две собачки умерли. Никто не знает от чего. Говорят, это мог быть сердечный приступ. Когда начинались обстрелы, я е успокаивала. Только так, наверно, она и выжила. Большое количество собак куда-то пропало. В дороге было много проблем. Мест даже для людей не было…

Я зимовий одяг не взяла, але взяла собаку. Тому що для мене було головне забрати сестру, її онука та собаку.

Я зимнюю одежду не взяла, а собаку — взяла. Мне важно было забрать сестру, внука и собаку.

Я зимнюю одежду не взяла, а собаку — взяла. Мне важно было забрать сестру, внука и собаку. Да, она мешала. Мешала в поезде, потому что не могла запрыгнуть на высокие ступеньки. Кто-то хочет проскочить быстрее нас, но не может. Это была проблема. Все ругаются: “Снова эта женщина с собакой”. Я, наверно, там одна такая была, но собаку бросить не могла. Она выдержала 19 часов в поезде без остановок и ничего плохого не сделала. Глаза красные, скулит, смотрит на меня. Я понимаю, что она хочет в туалет, но ничего не могу поделать. Кое-как доехали.

Вам известно про жертвы среди мирного населения?

Не видела, но слышала. Среди моих родственников есть погибший. Пришел покормить собаку, а мины летели без конца и края. Мы с Никой (собакой) ходили потом и осколки собирали. Мы с ней на велосипеде катаемся, она меня тянет. Я цепляю поводок за багажник, а она бежит вровень с передним колесом. Таких осколков я половину ящика насобирала. Это острый металл. Люди погибали от них.

Со временем мы научились различать калибры. Упал снаряд так, что земля дрожит — это 125-й калибр. Чуть потише — 110-й.

Уже понимали, как танки стреляют, как еще что-то. Это очень страшно.

Что вам известно о людях, которые сейчас находятся в Северодонецке?

Глава областной администрации озвучивает статистику, сколько людей осталось. Немного. Им там очень сложно. Нет ни света, ни газа, ни воды.

Вы планируете после окончания войны вернуться домой?

Очень надеюсь, что мы скоро вернемся. Очень хочется домой, ведь это — наш дом. Я там родилась, выросла. Но все так сильно разрушено, что я одна не смогу ничего сделать. Нужна помощь. Разрушения — это одно, но ведь еще много чего разграблено. То, что наживали всю жизнь. У меня было все, включая хорошую заработную плату. Тяжело, когда было все, а потом — раз и ничего нет. Там все разграблено. Сказали, что пока наши дома не пригодны для жизни. Но, конечно же, хочется, очень сильно хочется вернуться домой.

 Поделиться