‘После удара по нашему укрытию оборвало трубу с горячей водой. Товарища облило кипятком, одежда вся прилипла намертво’

Меня зовут Ножайский Денис Борисович. Я родился в Волынской области, город Нововолынск. Мне 34 года. Прожил в основном всю жизнь там.

Но сложилось так, что второй мой родной город — Мариуполь. Потому что у меня тетя и ее сын всю жизнь прожили там. После Чернобыльского взрыва их отправили туда. Выделили как матери-одиночке квартиру. И она там всю жизнь жила. Почти каждое лето я ездил к ним. И вот о том, что сейчас происходит в Мариуполе, мне очень больно знать и слышать...

Я окончил ПТУ, по специальности газосварщик, но не работал по профессии. Меня отец научил заниматься шпаклевкой, грунтовкой, покраской машин. Ну и сварку, полуавтомат, тоже. Отец рано умер. Мать — через несколько лет после него. Я решил поехать в Киев работать. Буквально два года назад.

У меня начало все складываться по части клининговой компании. Мы с ребятами скинулись, начали свое дело. Убирали помещения после ремонта, давали людям заработать и сами тоже зарабатывали. Прожил я почти год и восемь месяцев в Киеве. По-разному бывало: и в хостелах ночевал, и, бывало, на стройке, где работал, жил.

Какими вы помните первые дни полномасштабной агрессии?

Война все испортила. Для меня это был очень большой шок. Так получилось, что у меня не было никаких средств информации, я был полностью в работе. Однажды утром проснулся и удивился: очереди в магазинах, банкоматах, я не понимал, что происходит...

Я не слышал этих взрывов в аэропортах. Но когда начал с людьми общаться, я просто понял, что началась серьезная война, что Путин сошел с ума. Поэтому вся жизнь нормальных людей, работа и т.д. просто обрушились.

Я еще две недели был в Киеве. Я не знал эти две недели, кому звонить, что мне делать. С тетей в Мариуполе я потерял связь. Я очень за нее волновался, даже хотел поехать за ней туда. Потому что ее сын уже более трех лет в АТО контрактником (служил). И получается, что его сразу на передовую послали. Мы все волновались за тетю, понимали, что в Мариуполе очень серьезные обстрелы, но связь с ней пропала...

Тетя, слава Богу, в Житомире нашлась потом. Правда, получила очень серьезную психологическую травму. Она воспитателем детсада была всю жизнь, более двадцати лет стояла в очереди на квартиру, которую ей дало государство. Она рассказала, что нет уже ни той квартиры, что ей дали, ни того общежития, где сначала жила — все разбомбили. Тетка была такая всегда жизнерадостная, а сейчас у нее постоянно слезы и нарушена психика. Люди пережили там ужасные вещи...

Видели ли вы другие обстрелы и разрушения гражданских объектов, домов мирных жителей?

На второй или третий день войны я жил на “Универсаме” — Позняки, улица Ревуцкого,18. Это возле райотдела полиции на улице Кошица. И когда крылатая ракета летела, ПВО наша сбила ее. И то ли ракета поменяла свое направление, то ли обломки упали, — но она попала в жилой дом. Снесла несколько этажей. Это лично я видел. Тушили пожар, разбирали завалы. Эту воронку я видел лично...

Бои, знаю, на ТЭЦ были, когда я еще был в Киеве. За электростанцию был бой — это мы тоже слышали ночью.

Были ли вы свидетелем событий, в которых вы видели преступные действия против таких же мирных жителей, как вы?

Я не знал, что делать. И тогда появился мой коллега по работе, Саша. Сказал, помоги мне, пожалуйста. А у меня были водительские права. Один мужик дал нам свой микроавтобус и попросил, чтобы мы его жену и ребенка вывезли хотя бы в Киев. А потом за границу. Такой был план, но так не получилось. Мы поехали в Бучу, это было еще до всех зверств — когда насиловали, убивали людей. Но уже обстрелы были.

И когда приехали, мы попали под первый обстрел, когда целились уже по мирным домам, по всему городу.

Нам пришлось спрятаться в укрытии в том самом доме, где он снимал квартиру. В укрытии было еще пять женщин и девять детей. Мы пробыли там почти трое суток — не выходя. Обстрелы были серьезные, информация была, что россияне уже в городе. Мы не так за себя переживали, как за женщин и детей.

Через двое суток я таки вышел на улицу и увидел ужас: разрушенные дома вокруг. И в нашу машину прилетело тоже: машина сгорела. Взорвалась и сгорела дотла.

Я вернулся в подвал, рассказал все Саше. Мы старались говорить так, чтобы женщины этого не слышали, чтобы меньше паники и меньше дети плакали. Решили — ночь пересидим, и едем хотя бы на электричке. На любом транспорте, на котором получится...

И получилось так, что той ночью ракета попала именно в наш дом, в котором мы прятались. С нами был Вовчик, сам он из Бучи, мы там познакомились. После удара оборвало трубу с горячей водой. Его кипятком облило, это было ужасно. Мне немного осколки попали в ногу, мне делали уже здесь операцию. Мы должны были покинуть этот подвал, потому что думали, что все обвалится. К утру мы забрали всех детей, сели на поезд и приехали на Дарницкий вокзал. А там ждали отправления на Львов.

У этого Вовы состояние было критическое, к нему одежда вся прилипла намертво. Он получил очень страшные ожоги. Нас госпитализировала “Самаритянская помощь”, слава Богу...

Стреляли просто по всему городу. Там не было ничего такого, что им угрожало — никакой военной базы — ничего там такого нет. Они просто хотели разбомбить город. У них же мания, что в каждом доме прячутся военные за мирными гражданами. Это все их рассуждения...

Это были “Грады”, воронки были то там, то сям. Один владелец магазина знал, что уже подходят российские солдаты. Он просто открыл свой магазин и начал раздавать все людям местным: мол, забирайте, потому что придут русские и будут грабить. Ничего такого горячего из еды у нас не было, было только какое-то печенье. Нужду справляли в ведра.

В основном там были девочки маленькие: от четырех до двенадцати лет. Но, слава Богу, они уже вывезены в Европу, и жена моего коллеги с ребенком уже в Голландии.

Какие ваши планы на будущее?

Я сейчас прохожу реабилитацию ноги, у меня также военная профессия, я оператор танка Т-64. В 2008-2009 служил. Я стал во Львове на учет. Нужно вылечить ногу. И пойду защищать страну. Другого выхода не то, чтобы нет, — желания нет. Желание одно: за то, что они натворили, просто мстить им — вот и все. Хочется дать ответ. Такой, чтобы они больше в жизни никогда не возвращались сюда и даже в мыслях у них ничего подобного не было.

Перевод: Международное общество прав человека (Немецкая секция)