‘Бабушке оторвало ногу, кровь брызнула на девочку’

Меня зовут Макаренко Николай Борисович. Родился 20 мая 1964 года в городе Лебедин Сумской области. В восемнадцать меня призвали в Вооруженные Силы Советского Союза. Направили в учебное подразделение, город Фергану, Узбекской ССР. Следующим местом прохождения службы была Демократическая Республика Афганистан, где я прослужил полтора года.

После демобилизации я вернулся домой, устроился работать на Лебединский военный завод сначала учеником токаря, потом токарем. Проработал три года, но завод закрыли. Надо было как-то устраивать свою дальнейшую жизнь. Мне предложили пойти в школу прапорщиков, чтобы продолжить военную службу. Я согласился.

Окончил ее в 1989 году. Был назначен в военную ракетную часть, на должность техника по колесному шасси МАЗ-543. Прослужил до 1992 года, воинскую часть расформировали из-за закрытия ракетного потенциала Cоветского Cоюза и каждый остался сам по себе. Поскольку у меня было звание и опыт работы, знакомые ребята предложили поступить на факультет противовоздушной обороны Харьковского военного университета, на должность старшины курсов противовоздушной обороны. Прослужил до 2010 года и вышел на пенсию.

После пенсии отдохнул немножко, но сидеть дома уже не мог, потому что невозможно сидеть в четырех стенах, ничем не занимаясь. Мы с сыном начали заниматься ремонтами квартир. Это у нас неплохо получалось. Это продолжалось до двадцать третьего февраля (2022). Мы должны были утром встретиться и поехать на работу.

Какими были для вас в Харькове первые два месяца полномасштабной агрессии?

Двадцать третье февраля был обычный день. Двадцать четвертого я проснулся не понимая, что происходит. Послышались какие-то то ли взрывы, то ли гром. Я в окно посмотрел — вроде ничего, нормальный день. И вдруг началось. Первые ракеты полетели на военные объекты. Хотя, Харьковское танковое училище военным объектом очень тяжело назвать. Там было около шести-семи единиц танков, как учебная материальная база. И студенты — дети по 13,14,15 лет. Там вообще военного ничего не было.

Через дорогу находился кадетский корпус — его разнесли в щепки. Я не знаю, были там жертвы или нет. Никто этого не ожидал. Разрушили рынок “Сказка” на Полтавском шляхе. Снаряды попали в дом, снесло почти весь угол дома. Потом ГСЧС разбирали — там просто дырки через весь дом, метров десять пробоины. Повредили супермаркет “Класс” на противоположной стороне. Разнесли корпус следственного изолятора, я не знаю сколько там арестованных было.

Потом начались обстрелы. Бомбили так, что это трудно описать... Гудело каждый божий день по несколько раз в день. Не помню какого числа, в десять утра я разговаривал с сыном по телефону. Слышу — гудят истребители над домом. Кричу: “Сынок, нас бомбят!"

Ракета прошла почти над домом и попала в частный сектор возле вокзала. Взрыв был такой силы, что дом ходуном ходил.

Потом выглянул в окно — черный дым такой валил! На мой двор залетали частицы пепла.

Было очень много меток. В том числе у меня на заборе они были нарисованы краской, я их случайно увидел, когда ходил за водой. Вышел, смотрю — какие-то оранжевые кружочки нарисованы. Говорю соседу: “Слушай, у нас ведь их не было, гараж ведь кирпичный, а кирпич был везде чистый. Кроме показателей и кабелей там не было ничего”.

Я попробовал метку соскрести — она не соскребается. Потом на другую сторону улицы вышел, смотрю — на столбах тоже метки. Где видел, там замазывал. Много было меток на асфальте по Полтавскому шляху.

Сталкивались ли вы с преступлениями против таких мирных жителей как вы?

В центр города прилетела авиабомба на площадь. Там стояла волонтерская палатка с 2014 года. В землю был закопан снаряд от “Града”, который нам “братья” наши прислали. Бомба попала как раз в палатку, где были волонтеры. Вот такое случилось с нашим городом. И это только то, что я видел. А то, что осталось от Салтовки... Уничтожили практически целый микрорайон.

Много людей погибло. Девочка шла с кровью на ноге. Люди стояли в очереди за продуктами, попал снаряд, бабушке оторвало ногу, а кровь брызнула на девочку.

Бабушка лежала возле магазина, ее нога — в стороне. Девочку спрашиваем, что и как, говорит: “Бабушке ногу оторвало, кровь на меня попала”. Девочка в шоке была, ей лет пятнадцать-шестнадцать.

Очень пострадала Алексеевка, Пятихатки. Там тоже нет военных объектов — одни жилые дома. У нас только сделали нормальные дороги. Парк Горького как Диснейленд был. Все, что можно было уничтожить, — все уничтожили. В Циркунах — это пригород Харькова — жил мой знакомый. Мы делали ему ремонт. Этого дома уже нет. Отец этого парня тоже пострадал. Снаряд попал в помещение и уничтожил в пепел.

Там куда ни глянь — вокруг одни руины, особенно, ближе к границе (с Россией)... В Сумской области Ахтырку стерли с лица земли. Этот небольшой городок разбомбили полностью. Там от воинской части было только одно название.

Как относятся к полномасштабной агрессии ваши родственники из России?

Есть у меня сестра двоюродная, в Архангельске живет. Есть сестра по матери в Севастополе. Та, что в Севастополе, ждет, когда оккупанты уйдут из Крыма. А та, что в Архангельске, ну что сказать... Нет у меня больше сестры! Она мне сказала, что я — Бандера, что бандеровцы убили ее деда.

Я говорю: “Ты хоть бандеровцев в глаза видела? Ты хоть понимаешь, кто такой Бандера? Его уже сколько лет нет, а вы его боитесь до сих пор. Вы там сумасшедшие!”

Но доказывать что-то бесполезно, там мозги промыты. “Ты — Бандера, я тебя знать не хочу”. На этом все и закончилось, больше я с ней не общался... Очень хочу, чтобы все, что они сделали, им вернулось! А больше я ничего не хочу...

Перевод: Международное общество прав человека (Немецкая секция)