Восемь дней в ледяном погребе

Я — Вакуленко Антонина Николаевна, мне 50 лет, жительница села Великая Дымерка, Броварского района, Киевской области. Здесь живу с рождения, у меня 30-летний сын инвалид. Я домохозяйка, до войны занимались своими домашними делами, жили себе, не тужили, пока не пришли эти “освободители”.

Каким для вас был первый день полномасштабного вторжения РФ 24 февраля 2022 года?

Просто не верилось, что такое может быть в 21 веке. Это нонсенс. Да, многие говорили, что может начаться полномасштабная война, но я не верила. Это был шок. Не знали, что будет завтра, правда ли это? Но приходилось выживать, хоть и тяжело. У нас в России есть родственники, но они нас не понимают. А мы в свою очередь осознали, что и не были никогда настоящими родственниками. Они говорили, что это все для нашего блага.

Когда разбомбили мой дом, я им показывала фотографии, говорила, вы ко мне приезжали каждое лето, а теперь вы меня “освободили”. Разве я просила вас об этом? Кто вас здесь притеснял? Вы ведь приезжали к нам как гости дорогие. И что теперь? В голове не укладывается. Просто ужас.

Изменилось ли ваше отношение к россиянам?

Очень! Для меня их больше не существует. России больше не существует, как и родственников оттуда. “Я здесь ни при чем” — это не ответ и не оправдание. Почему, зная, что мы здесь погибаем, они молчат? Это уму непостижимо. Я не понимаю этих людей. Когда-то я планировала поехать в Россию, потому что там моя родня, а сейчас я вообще хочу забыть, что есть такая страна. Они нам столько горя принесли…

Что с вами происходило в первые дни войны?

Где-то шестого марта начались прилеты, восьмого они усилились, но тогда мы еще думали, что, может, пронесет. Двенадцатого марта мы впервые увидели, как русские военные проехали прямо по нашей улице, мимо нашего дома. И это была не самая приятная встреча, мы боялись, они ведь не были мирно настроены. Мы начали прятаться, старались не показываться на глаза, никуда не ходить, все сидели по домам.

Мы слышали громкие взрывы. Четырнадцатого марта было самое страшное. Вокруг все взрывалось.

Хорошо, что нам удалось убежать из своего дома. Наверное, Господь спас нас. Точно спас! А потом мы просто не выходили из погреба, с четырнадцатого по двадцать первое марта, до самой эвакуации — не выходили. Как раз были морозы, в погребе было так холодно, что зуб на зуб не попадал. Ужасно холодно!

Что происходило с вами и в целом в Великой Дымерке во время оккупации?

Постоянно слышались взрывы, постоянно где-то что-то горело. Вообще, было такое чувство, что пылала вся Дымерка, настолько мощные были обстрелы. Россияне на бронетехнике часто проезжали мимо нашего дома. Мы очень боялись, чтобы они не залезли в погреб, потому что среди нас были и мужчины, и молодые женщины. Но Бог миловал, к нам не пришли. Как только дали зеленый коридор, мы выскочили из погреба, схватили какие-то вещи и побежали, лишь бы только уехать.

Чем вы питались, когда прятались в погребе?

Мы в селе люди запасливые. Вода была в колодце, крупа была и прочее…

Знаете ли вы о военных преступлениях россиян против гражданских в Великой Дымерке?

Да, они просто расстреливали людей, которые выходили на улицу, машины с людьми расстреливали. Но мы не выходили, сидели в погребе, чтобы не подвергать себя опасности. Мы с ними не контактировали.

Мародерствовали ли российские военные в Великой Дымерке?

Они взламывали зажиточные дома, выносили все оттуда или крушили: например, у моей знакомой они расстреляли стены в доме, сломали мебель… Ну вот зачем? И это были россияне. Расстреливали собак и раскладывали их на кроватях. Просто не хочется вспоминать все эти ужасы.

Когда пострадал ваш дом?

Это произошло 14 марта, в 9:30 утра. Где-то три дня россияне обстреливали нас очень сильно. Как по графику: в полдесятого начинается обстрел и где-то часов до 15:00. Три дня успокоиться не могли, пока не увидели, что дома горят.

Как пострадал ваш дом?

Ну, мне еще повезло. Хоть стены в доме уцелели. Конечно, внутри есть повреждения, от ударной волны выбило стекла, крыша была сильно разрушена, а сам дом от взрывов буквально подскакивал. Даже в погребе у нас было чувство, будто мы находимся в эпицентре землетрясения. Дом мой стоит, но прежней крепости нет. Но мне хоть есть куда вернуться, а многие дома разрушены полностью.

Что именно из вашего имущества пострадало?

Сарай, летняя кухня, даже крепкий бетонный погреб. Эти конструкции мы когда-то грузовым краном втянуть не могли, а от ударной волны все сдвинулось. Забор поврежден, теплица, много чего.

Как вам удалось эвакуироваться?

Нам дали зеленый коридор. Сначала был один коридор, но мы не уехали, чего-то ждали. А выехали тогда, когда наш дом разрушили: жить негде и детей нужно было спасать. Каждый день были прилеты. Например, 14 марта, когда был обстрел, сосед побежал к соседке тете Вере, стал кричать, чтобы она спасалась, а сам погиб от осколочного ранения в голову. Так он и пролежал на улице, пока не освободили деревню. Говорили, дескать, россияне подложили под него гранату. Еще знаю, что двое пожилых людей погибло.

Почему вы не эвакуировались сразу?

Потому что я не хотела бросать дом и куда-то уезжать. Кому я там нужна? А оказалось, всё не так. Мы были нужны людям. Например, я попала со своими детьми на Волынь. Мне хотелось плакать от радости. Там мне дали вторую жизнь. Успокаивали нас, обнадеживали. Нам в этом отношении очень повезло.

Есть ли помощь от государства и волонтеров?

От волонтеров очень много. Мне помогла Алина Шатерникова из организации Мир Бокса. Крышу и окна нам поставили, чтобы можно было жить в доме. Если бы не они, так мы и скитались бы где-то. Еще разные фонды помогали.

Что вы планируете делать дальше?

Жить, работать, ждать мира. Жизнь продолжается. Зимы боялись, а теперь весна, страха уже нет. Всех ведь не перебьют, кто-то да останется… Нас трудно одолеть, мы уже ничего не боимся. Воздушная тревога, а мы работаем. Все отстроим еще лучше, только бы мир был.

Помните свои эмоции, когда вы узнали об освобождении Великой Дымерки?

Это было прекрасно! Но это капля в море. Вот когда будет мир… А пока это ничего не меняет. Да, Дымерка освобождена, но в то же время — сколько дымерских ребят погибает на войне. Война коснулась каждой семьи, это очень тяжело. Гораздо тяжелее, чем вся эта разруха. Ведь смерть — это самое страшное. Все остальное можно восстановить, а жизнь не вернешь.

Несмотря на все, верите ли вы в то, что все наладится?

Думаю, что да. Надеемся на Бога, и верим, что все это закончится. А вот о России точно не хочется больше слышать. Ни слышать, ни видеть этих “освободителей”. Пусть они себя освободят, а сюда не лезут. Никто их никогда об этом не просил и просить не будет. А тот кто просит, пусть собирает чемоданы и уезжает, если ему Украина не по душе.