‘Брата били прикладом автомата по голове…’
До войны работала и сейчас работаю на складах “АТБ”. Живу с мужем и двумя детьми. Сейчас муж воюет на Запорожском направлении. Старшей дочери 23 года, работает фармацевтом, младшей — 12, учится.
Когда все началось, мы выходили на дорогу: массово уезжали люди, машин очень много ехало. Ко мне переехала из Киева сестра, мы думали, что в нашем селе будет безопасно. У нас нет воинских частей, думали, сюда не заедут [россияне]. Даже несмотря на то, что 24 много людей отсюда ехало, мы не собирались покидать дом.
Потом я пошла на работу, объявили тревогу и нам всем сказали расходиться по домам. Это, кажется, было 26 числа. Мы прятались в доме. Сестра моя, мужа сестра к нам тоже пришла, баба с дедом. Постелили в коридоре матрас, лежали на нем. Тогда зашло много российской техники, сильный гул стоял.
Мы легли на пол, а когда они проехали, выбежали на дорогу. Думали, что они поедут дальше, но нет. По дорогам ходили, магазины грабили. Когда наши ребята попадались на глаза, они стреляли, но наши успевали убегать. Молодым разрешали с белой ленточкой ходить. К моему мужу раз подошли и говорят: “Дядя, дай закурить!” Он сказал, что у него ничего нет: тогда нечего было курить. Россияне уже крутили самокрутки, но муж не взял. А еще самолеты летали и неподалеку сбросили бомбу.
Потом “Грады” полетели и что-то еще, что оно там стреляло... Парни говорили, что “Грады”. Перелетали через дома туда-сюда. А потом началось… Стрельба, россияне бродят. В тот день, первого числа, мы обедали и над нами снова пролетели самолеты. Муж лежал, я пришла и говорю: “Летают!” А он: “Да это наши”. Вроде спокойно было. Потом такой взрыв! Один, другой. Все начало сыпаться.
Меня отбросило на несколько метров, перебрались в коридор и одеялами детей накрыли. Ощущения были ужасные: все в доме словно поднимало, трясло и опускало. Все вокруг сыпалось, и освещение какое-то странное было. В итоге стены повредило, крыша протекает. Муж немного подлатал, когда дома был.
Когда взрыв был, мы с детьми растерялись: голые, босые побежали к погребу. Подбежали, а он весь наружу вывалился. Тут нас начали люди из соседнего дома звать: “Бегите к нам!” И мы побежали.
Там двухэтажный дом. У них жили. Потом услышали, что дали коридор. У нас была машина, но бензина не было. А потом сестры муж из Киева добрался как-то с другой стороны села, вот так мы и выехали. Он приехал на машине, перешел через поле, поставил машину. Мы сели: двое постарше и двое поменьше в багажник, баба, дед и мы — в машину. Это было шестого марта, около четырех часов вечера. В Коростышевский район уехали.
Седьмого апреля я приехала первый раз назад в деревню искать брата. Мы звонили, интересовались. Сначала его все видели, а потом он пропал. Я голове нашего села позвонила, он говорит: “На трассе нашли человека, парня, но я его не могу опознать, приезжай сама”. Тогда мы впервые приехали в деревню. Нам сказали, он в Макарове, в морге. Поехали туда, по ноге его опознали. Тридцать семь лет ему было… Нашли его на втором этаже убитого и прикрытого пенопластом. Я не знаю — кто, как [его убил]… Никто ничего не говорит. Мы спрашивали, ездили. Второго парня, который был с ним, тоже нашли, еще раньше. Брата, как говорил следователь, били по голове прикладом автомата. Били в левую сторону, мозги было видно. Похоронили мы его 12 апреля, а потом вернулись домой. Работать нужно.
Да чтоб они [россияне] горели в аду! Они и их дети! Все вместе! Простите.