‘Было видно, что город просто уничтожают’, — Павел Пономаренко, Мариуполь

Павел жил со своей большой семьей в собственной квартире на левом берегу Мариуполя. Старшей дочери Полине — 18 лет, средней Умиле — 13 лет, младшему сыну Тарасу — 10. Важной частью их семьи был обычный уличный кот-разбойник по имени Гоген. Дети ходили в школу, жена — Надежда работала на производстве в отделе кадров, Павел — инженером на заводе “Азовсталь”. Работа позволяла заботиться о семье, а главной страстью Павла было искусство. “Два дня работаю на заводе, а два дня я — художник, хожу в мастерскую, рисую”, — так описывает свою жизнь художник. Тревожные новости начала 2022 года, конечно, вмешались в привычный жизненный ритм Павла: завод — мастерская — дом. Но он не готовился к войне и не ожидал того, что произойдет.

Расскажи, как ты встретил 24 февраля?

24 февраля я сдавал ночную смену на заводе. Сменщики пришли в семь, сказали, что на улице слышны выстрелы. Мне казалось, что все будет как раньше, немного постреляют и на этом все кончится. Я уехал домой, потом в мастерскую. Работать в мастерскую я ездил до 27 февраля, если мне не изменяет память. Потом, когда транспорт остановился, мне пришлось остаться на ночлег в мастерской, а домой возвращаться пешком.

Расскажи, что происходило за окном на левом берегу?

В начале марта уже были сильно слышны выстрелы, были прилеты в наш район. Народ ходил в поисках пищи, всюду были большие очереди. Вода еще была, газ был, а электричества уже не было. Может, еще было третьего числа, я плохо помню. Магазины еще были целы, некоторые даже работали, но с доставкой продуктов уже были проблемы. Давали, как говорится, по буханке хлеба в руки.

Потом вы очутились в центральном районе?

По району ездил экипаж патрульной полиции, предлагали желающим эвакуироваться, они увозили всех. Мы согласились. Быстро собрались, минут 10-15 у нас было. Поехали двумя ходками: сначала отправил детей с женой, потом — сам. Привезли нас в супермаркет к райадминистрации. Рядом было бомбоубежище, там пробыли где-то часа два или три. Людей было много, вокруг слышались мощные обстрелы, было очень страшно. И потом те же полицейские, но уже в больших автомобилях, вывезли нас в центр.

Куда вас привезли после этого?

Нас привезли в общежитие ПГТУ возле больницы “Адастра ”. Расселили, этаж у нас был, кажется, последний. Но мы там недолго пробыли, даже часа не прошло. Поднялись наверх, а там огромные старые окна: все так дрожало, что можно было ожидать вылет стекол в помещение. Это было очень опасно, а потому, покрутились и пошли в мою мастерскую.

Мастерская была приспособлена для жизни?

Вообще не была приспособлена, но там была вода. На колеса от автомобилей я положил лист фанеры. В мастерской была еще раскладушка, кресло-качалка, как-то мы там переночевали. Было очень холодно, готовить еду на тот момент там было небезопасно. Мы не остались там, но я знаю, что потом в этой мастерской люди жили до апреля.

Куда вы отправились после мастерской?

Нас приглашали родственники жены к себе, на улицу Итальянскую: у них старый дом с очень толстыми стенами. Там мы прятались. Днем что-то наверху делали, а ночевали в подвале. Еды на открытом огне я наготовил, наверно, на всю оставшуюся жизнь.

Расскажи, где вы брали еду и воду?

Касательно воды: сначала мы ходили в бывшее ДОСААФ. Там был колодец. У нас были 20-литровые канистры большие. Мы несколько раз там воду набирали. Потом прошел слух, что туда что-то прилетело, многие погибли. После этого мы ходили уже в парк в Городском саду. Там тоже, как оказалось, был колодец. Чтобы набрать воду, нужно было стоять минут 40, может быть, час. В очереди я видел раненых людей. Была очень большая очередь, но вода там была хорошая, ее можно было пить. Техническую воду сливали из батарей отопления. Однажды пили талую воду, ее набирали в чайник. Как раз снег выпал, кажется, восьмого марта или девятого.

А что ели и куда ты ходил за продуктами?

Ели мы то, что успели набрать в магазинах. Где-то пятого марта началось тотальное мародерство. Кто успел, тот набрал. Я в этом участия не принимал, но считаю, что в то время это нужно было делать, потому что это был вопрос сохранения жизни. Если купить ничего нельзя, не за что, негде, ничего не работает, то, как такового, выбора нет.

Ты рассказывал, что ходил в супермаркет “Зеркальный”.

Это было четвертого или пятого марта, там была огромная очередь. Стоял где-то с 9 до 12 часов утра. Купил булку хлеба, какие-то консервы, кашу. Полпакета еды принес. Это все, что мне удалось добыть, потому что там очень много было людей и разбирали все, что было. Просто гребли хоть что-то. Это был последний день, когда можно было что-то купить. Люди пытались что-то добыть до последнего. Когда работали магазины, все стояли в огромных очередях. После этого началось мародерство.

Сколько вас было в убежище, что вы там делали?

В нашем подвале, где мы жили, было около 20-30 человек. Местные жители наделали самодельных лавочек и раскладушек: на чем было, на том и спали, лишь бы не на полу. Иногда прямо на досках. Было холодно, отопления не было, но в подвале было гораздо теплее, чем на улице.

Днем в карты играли, кто-то даже что-то рисовал или читал. Я, кстати, что-то пытался делать тоже. Одну картинку тогда нарисовал, и все, мне уже больше было не до рисования. Днем иногда можно было куда-нибудь выйти. Я ходил к куму: посмотреть, как они себя чувствуют, не пострадали ли, все ли в порядке. Днем можно было немного разгрузить мозг. Тогда еще атаки были с периодами затишья. Не постоянно били, а с перерывами. И в эти перерывы народ выходил из подвалов.

Расскажи, как выглядел город, когда ты ходил?

Было уже видно, что города почти нет. Разрушено все. К началу марта по центру было очень много прилетов. На той улице, где мы прятались, треть домов была разрушена. То есть было видно, что город просто уничтожают.

Какую информацию вы имели на тот момент? Понимали, что происходит?

Никакой информации вообще не было. Все ограничивалось слухами. Мы намеренно ходили к Драмтеатру, чтобы с кем-нибудь пообщаться, что-то узнать. Это был как перекресток информационный. Ну и все ждали эвакуации, но не дождались.

Вы тоже ждали эвакуации?

Да, мы тоже надеялись. Понимали, что в городе многие остались и нужно их как-то вывозить. Были попытки, я даже видел автобусы, но я не знаю, взяли они кого-то тогда или не взяли.

Можешь рассказать о том, что случилось с твоим братом и его семьей?

Брат погиб согласно документам, которые были выданы отцу. Погиб 10 марта вместе с семьей в подвале своего дома. Прямое попадание какого-то снаряда. Может, из танка, я не знаю. Прямо в подвале погибли все вместе: с детьми и домашними животными.

Расскажи, как вы поняли, что люди начинают уезжать из Мариуполя и как узнали, что вы тоже можете попробовать?

15 марта мы с женой пошли в Драмтеатр послушать, что там говорят. Народ стоял с баулами у входа, они ждали эвакуации. По слухам, она должна была состояться. Но я смотрю, ничего подобного не происходит. Потом вижу, на углу стоят люди, подъехал автомобиль один. Они сели и уехали. Так мы с женой поняли, что люди едут своими авто, если у них есть свободные места, то они берут тех, кто поместится. Я говорю жене: “Быстренько собирайтесь, будем уезжать куда-нибудь”. Накануне ночью такое ощущение было, что прямо над головой у нас стоял танк и стрелял. В тот день пришло понимание, что нужно бежать, потому что становится очень опасно. Мы быстро пошли в подвал, собрали чемоданы, попрощались с родственниками и пришли в Драмтеатр. Нас было пятеро. Сначала я отправил жену с малышами.

Почему ты отправил их отдельно?

Потому что найти автомобиль со свободными пятью местами — было невозможно. Мы не знали, кто и куда будет ехать: на Бердянск или Запорожье. Поэтому я сказал жене, чтобы она ехала, а там по ситуации будем смотреть. Жену с маленькими детьми вывез какой-то мужчина вместе со своей семьей. Я со старшей дочерью и котом ехали в другом автомобиле. Я говорю дочке, что мы очень быстро сели: “Сколько, минут 15 прошло?”. Она говорит: “Да нет, пап, где-то час, даже больше”. Время настолько в одну точку собралось, что я и не заметил. Мне до сих пор кажется, что прошло очень мало времени. У Драмтеатра я увидел одну картину и до сих пор помню. Кто-то уехал, оставив на земле сумку, такую себе спортивную сумку. В сумке сидел кот, который мяукал и плакал. Этот кто-то уезжал настолько быстро, что оставил члена своей семьи. За городом была связь, можно было дозвониться друг другу, и мы с семьей встретились в Бердянске.

Сколько вы были в Бердянске?

Мы были там примерно неделю. В Бердянске тоже ходили слухи, что будет эвакуация. И она действительно была. Но я не знаю, сколько людей ждало этой эвакуации. В конце концов приехало только пять автобусов, а человек было около тысячи, может, две. Конечно, все не влезли. Позже местные власти или волонтеры предоставили спорткомплекс, чтобы там можно было ждать. В том спорткомплексе, в комнате полтора метра в ширину и где-то метра четыре в длину, мы впятером ждали три дня. Волонтеры приносили консервы и сухие хлебцы. Эти хлебцы и чай мы ели три дня. В Бердянске хлеб очень трудно было достать. Наличных тоже не было, банкоматы не работали. А что смогли купить картой, так это пару раза какую-то колбасу.

Три дня вы ждали свою очередь автобуса?

Очень большая очередь была. В эти пять автобусов лезли все, мы тоже пытались, но не смогли. Мне показалось, что моих детей могут задавить, я их из этой давки едва достал. Потом появилась какая-то самоорганизация. Были составлены списки. И вот мы три дня ждали своей очереди. Народ понял, что если они не будут записываться в очередь, никто никуда вообще не поедет. Поэтому поддерживали хоть какой-то порядок. Я помню, что этих бумажек [списков] было 15 или 16. Каждый лист — это был бус.

В автобусе ехали 92 или 93 человека вместе с пакетами, сумками. Нам повезло, мы не стояли, сидя ехали. Мы с женой, дети на руках и кот в корзине из АТБ. Сели где-то в 11 утра в Бердянске, а в Запорожье добрались в десять вечера. Приехали в супермаркет “Эпицентр”. Там был волонтерский центр, где принимали людей, кормили, а затем развозили на ночлег в Запорожье. Пока мы ели, старшая пожаловалась, что болит живот. Оказалось, что это аппендицит. Жена с малышами уехали ночевать, а я со старшей дочерью — в девятую клиническую больницу. Там ей сделали операцию. Где-то неделю мы еще оставались в Запорожье, пока ухаживали за дочерью.

Расскажи, что с твоим домом?

Нет его, все. Дома нет, того района в принципе нет. Там трактор прошелся, все сравняли с землей. Наш район больше не существует.

Как насчет перспектив возвращения в Мариуполь?

Какие здесь перспективы могут быть? Перспектив я не вижу, возвращаться некуда. Если бы было куда, тогда — возможно. После того как освободят город, может там что-то будет. Конечно, я соскучился по городу. Всю жизнь там прожил: и море, и климат, очень скучаю.