Купянск находился под российской оккупацией с 27 февраля. Флаг Украины взвился над городом 10 сентября. Некоторое время разделённый рекой Оскол районный центр считали освобождённым частично: сначала ВСУ заняли часть города на западном берегу реки, через несколько дней форсировали Оскол и закрепились на восточном берегу. По состоянию на 20 сентября на карте deepstate город отмечен освобождённым, прилегающий к нему Купянск-Узловой находится в серой зоне, а посёлки Ковшаровка, Куриловка остаются под оккупантами. Сам Купянск нещадно обстреливается российской армией.
Служба безопасности Украины сообщила, что российские оккупационные силы незаконно удерживали в Купянске 400 украинских граждан: в камерах в райотделе полиции, способных вместить не более 140 человек.
Мы поговорили с несколькими людьми, которым посчастливилось вырваться из этой пыточной. Все они подтверждают нечеловеческие условия, в которых людям приходилось жить неделями и месяцами. Людей били, пытали током, некоторым не разрешали есть, спать, даже сидеть.
Бывшие заключённые местом своего плена называют «ИВС». Это российская аббревиатура для термина «изолятор временного содержания». Речь идёт об изоляторе временного содержания, расположенном при Купянском районном отделе полиции.
Учитывая то, что не все населённые пункты вокруг Купянска уже деоккупированы и на вражеской территории могут находиться родные наших героев, мы не называем их настоящих имён. Украинские правоохранительные органы уже получили показания этих лиц в рамках уголовных производств по ст. 438 Уголовного кодекса (нарушение законов и обычаев войны).
Акция «Сдай троих — выйдешь на волю»
Андрей, житель посёлка Ковшаровка вблизи Купянска, попадал в печально известный «ИВС» дважды: впервые — в конце июня. Тогда его взяли за нарушение комендантского часа. Обычно за это долго не держали. Заставляли отработать провинность и отпускали. Впрочем, Андрея при задержании сильно избили.
— Наступили на голову, сломали три зуба, — рассказывает мужчина. — Привезли в ИВС, отпинали, бросили в прогулочную камеру. Там было ещё несколько человек. Мы ночь просидели под открытым небом. Есть-пить не давали. Утром отправили работать. Мы таскали песок. Дали только воды… Потом привели обратно в ИВС, вернули наши вещи и отпустили.
30 июля в полдень за Андреем пришли домой. Забрали телефон. Нашли в нём доказательства его проукраинской позиции.
— У меня ничего там особенного не было, никаких данных я никому не передавал, — объясняет он. — Просто в личном общении употреблял слова «свинособаки», «орки» и тому подобное. За каждую такую смс-ку пришлось потом немного пострадать.
Пока ехали в Купянский райотдел, один из россиян всю дорогу кричал «Слава Украине!», на это задержанный должен был отвечать «Героям слава!», после чего получал удар. Уже на месте Андрею на лицо натянули старую вонючую шапку и, не снимая с него наручников, оставили так стоять в течение десяти часов.
Андрей точно знает, кто на него донёс. Говорит, тот мужчина некоторое время ещё сидел с ним в одной камере, а потом россияне «стукача» освободили. Но Андрей не чувствует к нему зла. Оккупанты часто предлагали некоторым задержанным свободу в обмен на имена нескольких «неблагонадёжных» знакомых.
— Посёлок у нас маленький, такие вещи не утаишь, — улыбается Андрей. — Но я нормально к этому человеку отношусь. Понимаю: своя рубашка ближе к телу.
В пыточной Андрей просидел две недели. Три дня его просто били, а потом начали задавать вопросы. О пытках он рассказывает коротко: «Электрический ток применяли в разных местах, были и банальные избиения. Перекрывали воздух. Стандартный набор старой доброй милиции».
Некоторых заключённых мучили ещё строже. Андрей рассказывает, что были и такие, кому запрещалось есть и пить. Для такого вида пытки в камере были «специально обученные люди», помогавшие российским военным. Они подслушивали разговоры заключённых, а по приказу оккупантов могли лишить определённого человека сна или не давать сесть.
— У нас были люди, которые по двое суток стояли на ногах. Им не разрешалось спать или присесть, даже в туалет надо было проситься у своих «надзирателей».
Неприличный жест, которого не было
Михаил, молодой парень, попал в печально известный ИВС из-за… среднего пальца. 27 июля он отдыхал с друзьями на свежем воздухе. Мимо группы молодёжи проходил патруль.
— Оперативники были нетрезвы. Им показалось, что кто-то из компании показал им неприличный жест. Не уверен, что кто-то действительно это сделал, — рассказывает Михаил. — Они подошли к нам, стали проверять документы. Спрашивали, чья машина стоит рядом. Это был мой автомобиль, но я промолчал. Оперативник сел в машину, из подлокотника достал техпаспорт, страховку, документы на машину. И разряженный телефон. Он всё это забрал себе. Тем временем все разбежались. Я хотел договориться «по-нормальному», закрыть машину и пойти домой пешком.
Но на парня надели наручники, бросили в багажник и повезли в ИВС. Там ему на голову натянули мешок и повели на допрос. Спрашивали о «барыгах»: кто продаёт местным наркотики, у кого есть оружие. Михаил не мог ответить ни на один из этих вопросов. Его оставили на ночь в прогулочном дворике — «думать».
На следующий день парня забрали отрабатывать на кухню. Он мог легко отделаться несколькими днями «трудотерапии», но россияне зарядили его телефон…
— У меня в Вайбере была переписка с другом, он военнослужащий. Я ему сбрасывал видео, как шли колонны россиян, — вспоминает Михаил.
Уже через несколько часов его пытали током. Клеммы надевали на уши.
— В голове сразу началась какая-то каша, из ушей пошла кровь. Спрашивали, где именно служит мой друг. Но я этого и не знал никогда. Ухо до сих пор болит, даже в зуб отдаёт.
Михаила держали в плену 20 суток. В его камере оккупантам помогал какой-то москвич. За что он сидел, Михаил не представляет, но именно этот человек «прессовал» других заключённых. Михаила, например, этот москвич время от времени заставлял бесконечно отжиматься и приседать. Из тех, кто сидел по более серьёзным подозрениям (собирал оружие на разбитых блиндажах), «помощник оккупантов» просто выбивал информацию.
Семь недель
Василий из села Куриловка просидел в Купянском ИВС 49 дней. Он — бывший фермер, в последнее время работал в Европе водителем-дальнобойщиком. Приехал домой на новогодние праздники, немного задержался — и оказался в оккупации.
— Возле моего поля ещё с 15-го года стояли украинские военные с радиолокационной станцией. 24 февраля ребята приехали ко мне и попросили помочь. Они отступали. Но у них одна машина не завелась. Они её оставили и попросили спрятать в мой ангар с сельхозтехникой. Я согласился.
О спрятанной машине ВСУ довольно долго никто не знал. В Куриловке российские войска сначала не появлялись: село расположено в стороне от Купянска. Да и мосты поблизости были подбиты.
— 1 марта в Купянске была демонстрация против оккупации. Я лично там был. Именно тогда похитили Маслия (судьба депутата городского совета Николая Маслия неизвестна до сих пор — ред.), — вспоминает наш герой.
За Василием пришли только через четыре месяца, летом. Кто-то донёс.
— 28 июня в семь вечера подъезжает их легковая машина, — говорит мужчина. — Такое себе маски-шоу. Они в гражданском… Не знаю, откуда те люди были — ФСБ или контрразведка. Они не представились. Попросили открыть ангар и увидели машину ВСУ.
Василий уверен, что на него кто-то донёс: у россиян уже была информация, что и где искать.
— Забрали машину, и меня забрали. При жене во дворе были вежливы. Только вывели за двор — на голову шапку, на руки наручники, бросили в машину и повезли в Купянск. В ИВС.
Когда Василия водили на допросы, ему на голову натягивали пакет, который приматывали скотчем. Пытали током. Клеммы цепляли к ушам и мошонке. Били. Заставляли отвечать на вопросы по-русски. Лиц своих палачей Виктор не видел, но голос одного из них запомнил очень хорошо: с отчётливым кавказским акцентом. Его позывной — Джокер.
— Они уже не спрашивали о машине, — говорит мужчина. — Их интересовало, где я спрятал оружие. Я говорю: «У меня никогда его не было». Они считали, что у меня есть сообщники и мы вели разведку. Сила тока просто скручивала тело. Аж пена изо рта шла. Потом сказали подняться со стула. Я с трудом встал и сразу получил удар в голову. Мешок с песком. Только выровнялся снова — ударили с другой стороны. В соседней камере сильно кричал человек. Я же только мычал от боли. Тут они мне говорят: «Ты покричи минуту, и мы тебя оставим в покое». Ну я им и покричал, аж голос сорвал. Думаю: наслаждайтесь моим криком! Не знаю, может, они кого-то так пугали…
Однажды Василия избили так сильно, что он, наверное, надолго потерял сознание. Очнулся на полу в пустой комнате.
— Ребята (другие заключённые — ред.) говорили, что когда кто-то отключается, россияне колют адреналин, чтобы не умер.
«ЛНРовцы делают синяки, а ГРУ бьёт так, что синяков не видно»
Житель Двуречной Дмитрий говорит, что в первые месяцы оккупации в его посёлке были боевики «ЛНР»: россияне начали обустраиваться только в мае.
«Значит, что они делали. Первый месяц они в основном водку пили. Даже сбили одного мужчину на велосипеде, ногу ему передавили. Стреляли, игрались. Потом заехали россияне — я так думаю, ГРУшники это были — и немного их придавили, — вспоминает Дмитрий жизнь в оккупации. — Начались аресты. Это где-то буквально после 9 мая. После 9-го они уже начали набирать органы власти. Многих ребят позабирали. Я не знаю их судьбы. Заезжали и забирали. Повод находили: соседка написала — и забрали».
В конце концов задержали и самого Дмитрия — узнали, что его сын участник АТО. У Дмитрия забрали деньги и оружие.
В первой половине дня, — говорит Дмитрий, — за заключёнными в Купянске присматривали местные полицейские, перешедшие на сторону оккупантов. После 18 часов на смену заступали ЛНРовцы и «начиналось гестапо».
«Повалили на пол, один сидит сверху и [бьёт] по почкам, по печени. Ну нормальная процедура, меня как танком переехали», — неохотно вспоминает Дмитрий. После того как его минут 20 били, россияне намотали провода с советских катушек на ухо и на гениталии и начали подавать ток.
Сами россияне «допрашивали» Дмитрия всего один раз, но ему «хватило». «Если пытали ЛНРовцы, то могли и 5 раз. Если ГРУшники — им хватит и одного», — говорит Дмитрий, отмечая, что несмотря на жестокость пыток российских спецслужб, синяков они не оставляют.
«Пока я не начал кричать „Слава России“ и петь российский гимн, они не прекращали издеваться, — добавляет 50-летний житель Двуречной. — Так бы меня, наверное, и вынесли».
Российский гимн пели каждое утро, а потом и трижды в день. По словам Дмитрия, учить его заставлял Дмитрий Лужецкий. Вместе с братом Ярославом он был осуждён за сепаратизм в 2014 году и уже отсидел своё. В конце концов Лужецких, как и мэра-коллаборанта Мацегору, бросили за решётку уже сами же россияне — за попытку торговать гуманитарной помощью.
Дмитрий говорит, что его 66-летний односельчанин Анатолий Слицкий умер во время пребывания в изоляторе. Задержали и повезли в Купянск также и начальника коммунальной службы из Двуречной Дмитрия Стоянова: якобы за фразу «Ну что это такое, люди с обеих сторон гибнут». «Ноги все синие были», — описывает судьбу Дмитрия Стоянова наш собеседник.
Условия содержания
По словам удерживаемых, отдел полиции был просто забит похищенными людьми. Дмитрий утверждает, что во время его пребывания в ИВС всего там было 176 человек.
— В нашей четырёхместной камере было в разное время от 15 до 20 человек, — рассказывает Андрей. — Спали мы на полу, под нарами, просто на линолеуме, даже матрасов на всех не хватало. Одежда плесенью поросла, там очень высокая влажность была. Я до сих пор кашляю.
Об этом рассказывают и другие заключённые.
— Когда я только попал в ИВС, меня поселили в камеру на две кровати, и я был там четвёртым. Это было ещё ничего, спали «валетом», — говорит Василий. — Но начали ещё подбрасывать людей, до восьми человек. А потом меня перевели в другую камеру — уже на 4 койки. Она была размером 6 на 4 метра, нас в основном было 18-19 человек. Спали на полу, под койками…
Медицинской помощи заключённым не оказывали. В камере Василия был сильно избитый мужчина с поломанными рёбрами. Сокамерники обвязали ему туловище штанами, чтобы хоть немного облегчить боль.
Также в той же камере сидел сотрудник военкомата, который, когда началась война, успел уничтожить флеш-карты с базами данных военнообязанных. Оккупанты надеялись, что он где-то прячет те флешки. Его очень сильно били.
— Меня держали в четвёртой камере, а в первой камере сидел Мацегора. Его обвинили, что украл деньги… — вспоминает Василий. — За две недели до моего освобождения начали бросать уже предпринимателей. Обвиняли, что не перерегистрировали документы на новую власть. И таким образом забирали бизнес.
Эту информацию подтверждает Андрей:
— Бизнес почти полностью перетрясли. Позабирали у людей машины, сами ездили на «крузаках» [Toyota Land Cruiser], на «хаммерах» — им в Купянске было лучше, чем дома.
Среди заключённых были не только мужчины. Герои вспоминают по крайней мере одну женщину — фермершу, которую оккупанты обвинили в том, что она якобы навела огонь ВСУ… на собственное хозяйство.
Российские оккупационные власти широко применяли принудительный труд осуждённых — но только тех, кого задержали за незначительные проступки: пьянство, наркоманию, нарушение комендантского часа и даже за «создание очереди».
— По телевидению был сюжет, как «добровольцы» красят какой-то забор в центре Купянска, — вспоминает Василий. — Да какие это добровольцы! Всех «добровольцев» из камер привели. Фейки умеют же делать…
Заключённые работали на кухне, расчищали дороги, куда-то ездили убирать, приводить в порядок детские лагеря, где должны были расселиться оккупационные войска. Местного художника заставили расписывать стены в райотделе и рисовать портреты коллаборанткам, работавшим в пыточной.
Тех, кого подозревали в помощи ВСУ, да и просто людей с проукраинской позицией, на работу не водили, из камер выпускали разве что на допрос. Правда, Андрея, как человека с умелыми руками, всё-таки выводили дважды: починить прожектор и отпереть наручники на руках у другого пленника с мешком на голове — оккупанты потеряли ключи.
На свободу
Наших героев освободили в рамках обмена. Они сами не знают его подробностей. Ночью 15 августа к ним в камеры зашли надзиратели и назвали фамилии. Приказали: «С вещами на выход». Снова накинули на головы мешки, связали стяжками руки, погрузили в автобус и повезли. Поднимать голову не разрешалось.
— Мы уже решили, что нас везут в Луганск или Донецк. Устроят показательное судилище и казнят, — вспоминает Андрей.
— Я думал, что оденут в пиксель, или расстреляют, или окопы заставят копать, — говорит Михаил.
Автобус доехал до последнего блокпоста, мужчина с кавказским акцентом и позывным «Джокер» приказал выйти из транспорта в течение 40 секунд и бежать через Печенежскую дамбу. Водитель автобуса сразу развернулся и помчался назад. В Купянск или на любые другие оккупированные территории освобождённым приказали не возвращаться — «депортация» на 25 лет.
Но история и ВСУ решили иначе, и вскоре после наших разговоров с героями этого материала россияне сами в спешке «депортировались» из Харьковской области. Будем надеяться, что навсегда.
