MENU
Горячая линия по поиску пропавших без вести в Украине
Документирование военных преступлений в Украине.
Глобальная инициатива T4P (Трибунал для Путина) была создана в ответ на полномасштабную агрессию России против Украины в феврале 2022 года. Участники инициативы документируют события, имеющие признаки преступлений согласно Римскому уставу Международного уголовного суда (геноцид, преступления против человечности, военные преступления) во всех регионах Украины

‘Мы думали, что россияне не станут разрушать наши дома’

19.09.2023    доступно: Українською | in English
Иван Станиславский
Виктория родилась и всю жизнь прожила в Харькове. Полномасштабная война застала ее с маленьким ребенком на восточных окраинах города, попавших под удар в первые часы вторжения. Отец Виктории считал, что боевые действия не коснутся гражданского населения. После двух недель подвальной жизни, они ехали на вокзал по безлюдному Харькову, чтобы эвакуироваться во Львов.

Первые дни

Мы жили в квартире вместе с родителями. 24 февраля меня разбудил муж: “Вставай, война началась”. Я подошла к окну, а за окном все пылает, все багряного цвета. Это горела Салтовка, было примерно пять утра. Казалось, что горит весь город, но на самом деле только восточная окраина. У нас дом крепкий, с метровыми стенами, поэтому я не услышала первые взрывы. Но дальше становилось все громче и громче.

Мы посмотрели в окно, все машины двигались на выезд из Харькова в сторону Киевской трассы. Ехали в один конец, никто не возвращался. Мой муж сказал, что и нам нужно собираться. Но мой папа считал иначе: “Да нет, вам кажется. Ну куда уезжать? Никто не будет по городу бить”. Мы хотели ехать, но папа сказал, что остаемся. И мы остались. Мой отец еще советской закалки, ему 76 лет и он глава семьи. Он так решил — все его послушались.

Я подумала, что папа больше знает, что действительно русские не будут бить по мирным людям, не будут разрушать наши дома. Мы ему поверили, но он ошибался.

У нас есть машина, но зимой земля возле гаража замерзла, и мы не смогли открыть ворота. Поэтому своей машиной воспользоваться мы не могли. Несколько дней подряд я искала волонтеров: оказалось, что было очень много людей, которые могли нас вывезти. Однако мы оставались в городе.

Поначалу я не верила, что будет война. В наше время — война? Что-то невероятное. А потом, когда осмыслила, сколько войск у границ и весь масштаб, тогда поняла, что это так быстро не закончится. Все говорили о трех днях. Если выстоим. Три дня выстояли, тогда стало ясно, что все это надолго.

Маштакова Виктория, город Харьков

В подвале

Первые несколько дней мы ночевали в квартире. Но вскоре начали спускаться в подвал и проводить там целые дни. Мы жили в старом доме, в нем подвал — как бомбоубежище. Были выходы на все подъезды, мы могли выйти несколькими путями. Наш подвал казался достаточно безопасным. Света не было, только свечи. Как ночь наступала, становилось очень холодно, сквозняки повсюду. Мы принесли ковры, чтобы хоть как-то утеплиться. Так и жили.

Еду готовили в квартире мои родители. Они за все время в подвал спускались всего один раз. Днем приходилось все время выходить на улицу.

Когда ходили, часто можно попасть под обстрел. Я не знаю, были это вылеты или прилеты, но приходилось перебегать от здания к зданию.

Я оставляла ребенка матери, а сама бегала, продукты искала, стояла в очередях у магазинов. Быстро исчезла мука, хлеб стал дефицитом. Чтобы что-то купить, нужно было обойти много магазинов. Но хорошо, что в этот период магазины работали.

Однажды мне нужно было поехать в центр города к дяде. Тогда я впервые поехала в центр и увидела развалины. Потому что наша часть района чудом осталась невредимой. Потом я ездила с другом на авто в район ХТЗ, там видела сожженные авто и разрушенные здания.

Разрушенная обстрелом стоматологическая клиника на ХТЗ, 15 апреля, фото: t.me/tipichnoe_xtz

В подвале мы общались, думали, что делать дальше. Стали много разговаривать с соседями, потому что раньше ограничивались только приветствиями. У нас был интернет, постоянно сидели в сети, смотрели, где обстрелы проходят. В телеграмм-каналах об этом постоянно писали. Настроения были разные. Сосед наш говорил, что он шаман и знает, что скоро все кончится. Но мы уже не сомневались — это надолго.

Надо ехать

Прошло немного времени, и мой отец наконец-то признал, что он ошибался. Папа тогда себя плохо чувствовал, болел. Говорил, что никуда не поедет. Но в конце концов мама его уговорила. Сыну тоже было тяжело переносить подвальную жизнь, ребенку не объяснишь, почему мы там сидим в темноте и сырости. Итак, мы начали думать, как выбираться. Сначала хотели ехать на поезде, но все рассказывали, что придется ехать стоя, это был не вариант. Наконец, 11 марта, друг повез нас к вокзалу. Сначала уехали родители.

Город уже был пуст, и на вокзале толпы не было. Город будто вымер, все люди где-то прятались или уже уехали.

Нам всем очень повезло, потому что поезд опоздал и задержался в Харькове. Когда мои родители уже были в поезде, мы еще собирали вещи. Но успели. Мои родители 20 часов ехали во Львов на сидячих местах, а нам, как семье с ребенком, предоставили отдельное СВ. Поезд ехал неполный, было достаточно свободных мест. Мы ехали во Львов совершенно в никуда. Во Львове жили в хостеле, затем у волонтера, который бесплатно принимал переселенцев.

 Поделиться