Ян Рачинский, председатель правления Международного общества ‘Мемориал’
Дамы и господа,
Я буду говорить о положении российских гражданских активистов — не только правозащитников.
В течение последних полутора лет в России против 634 человек из 78 регионов России возбуждено уголовное преследование из-за их антивоенной позиции. Из них 200 человек лишены свободы: 181 находится за решеткой, 11 под домашним арестом, 8 подвергаются принудительному лечению. Назвать их всех у меня нет возможности.
После начала так называемой специальной военной операции был стремительно принят закон, наказывающий лишением свободы тех, кто трактует ее иначе чем “использование Вооруженных Сил Российской Федерации в целях защиты интересов Российской Федерации и её граждан, поддержания международного мира и безопасности”. Людей отправляют в тюрьму за антивоенные высказывания. Среди них муниципальный депутат Алексей Горинов, получивший 7 лет за слова о гибели украинских детей в результате войны, начатой Россией — слова, сказанные на заседании совета депутатов. Среди них оппозиционный политик Илья Яшин, рискнувший задавать вопросы о событиях в Буче. Среди них — Игорь Барышников, одинокий пенсионер из Калининградской области, ухаживавший за 97-летней матерью. В июне этого года за антивоенные публикации в соцсетях он был осужден на 7 с половиной лет. Его мать умерла в начале августа, ему отказали в возможности присутствовать на похоронах.
Многие еще не осуждены, но уже находятся в тюрьмах по таким же обвинениям. Например, 18-летний Максим Лыпкань, подавший заявку на проведение антивоенного митинга в годовщину российского вторжения.
Более 19 тысяч человек подверглись задержаниям и штрафам за антивоенные высказывания, даже просто за употребление слова “война”.
Две недели назад отправлен за решетку Григорий Мелконьянц — лидер организации “Голос”, которая уже на протяжении многих лет наблюдает за выборами в России и борется с нарушениями; у ряда активистов “Голоса” прошли обыски. Хотя многие политические противники нынешнего режима — Владимир Кара-Мурза, Алексей Навальный и другие — уже находятся в тюрьме, власть все равно боится наблюдателей на приближающихся выборах.
Арестованы и уже 4 месяца находятся в тюрьме режиссер Евгения Беркович и драматург Светлана Петрийчук — в их пьесе, получившей год назад одну из главных российских театральных премий, внезапно обнаружили “оправдание терроризма”.
По нелепому обвинению в “попытке вывоза архива организации” арестован Александр Чернышов, руководитель пермского Центра исторической памяти.
Я назвал лишь несколько примеров, на самом деле их, повторяю, сотни.
К сожалению, почти до советского уровня опустились возможности судебной защиты. Суды в России давно не защищают право, судьи почти всегда безропотно выполняют пожелания министерства юстиции и прокуратуры. Это не только российская проблема, но для России она особенно остра. И, кажется, для решения этой проблемы была бы полезна международная конвенция о неприменении сроков давности к преступлениям против правосудия. Те, кто разрушает этот институт — полицейские, пишущие лживые протоколы, следователи и прокуроры, выдвигающие фальшивые обвинения, и, разумеется, судьи, выносящие неправосудные приговоры, — все они должны понимать, что ответственность наступит.
Преследованиям подвергаются не только гражданские активисты, но и общественные организации в целом. Ликвидированы — под нелепыми предлогами — многие самые авторитетные правозащитные организации России: Московская Хельсинкская группа, Сахаровский центр, Агора, Информационно-аналитический центр “Сова”.
После решения суда о ликвидации Международного Мемориала за “ненадлежащую” маркировку нескольких его текстов под тем же смехотворным предлогом был ликвидирован Правозащитный центр “Мемориал”. Ликвидации подвергся и Пермский Мемориал, а у Екатеринбургского Мемориала отнято помещение. В марте этого года у ряда активистов Мемориала в Москве были проведены обыски, против не названых пока сотрудников нашей организации возбуждено уголовное дело по нелепому обвинению в “оправдании нацизма”. Путинский режим уже давно не заботится о правдоподобности обвинений.
Кроме ликвидации, российские власти придумали и другие формы давления на организации, разные способы затруднить их работу.
Один из них — это включение организаций (а теперь уже и отдельных граждан) в так называемый “реестр иностранных агентов”. Это происходит во внесудебном порядке, по произвольному решению чиновников министерства юстиции. Среди попавших в этот реестр один из ведущих российских социологических центров — Левада-центр, Фонд защиты гласности, целый ряд организаций Мемориала, Правозащитная группа “Гражданин. Армия. Право”, помогающая призывникам, уже упомянутая мною Ассоциация “ГОЛОС”, защищающая права избирателей, Фонд “В защиту прав заключённых”, “Экологическая вахта Сахалина” и многие десятки других.
Другая, менее массовая, но существенно более тяжкая по последствиям форма давления — это признание международных или зарубежных организаций, действующих в России, “нежелательными”. Такое решение принимает Генеральная прокуратура — также во внесудебном порядке, без объяснения мотивов. “Нежелательных” организаций уже больше сотни, среди них Гринпис, Трансперенси интернейшнл, Всемирный фонд природы, независимый телеканал “Дождь” и многие другие. За сотрудничество с “нежелательной” организацией российским гражданам и организациям грозит уголовная ответственность. Поскольку ни один термин в законе не определен, сотрудничеством может быть признано что угодно — интервью, данное “нежелательному” СМИ, и, вполне вероятно, даже переписка.
Конечно, как показывает опыт советских диссидентов, отсутствие у организации юридического статуса, и даже уголовные репрессии против ее участников затрудняют работу, но не делают ее невозможной. Деятельность общественных организаций — не прихоть отдельных людей. Это общественная потребность, а во многих случаях — общественная необходимость. И особенно сейчас, когда многие декларированные Конституцией права и свободы становятся такой же фикцией, какой были в советское время, когда окончательно упразднена свобода слова, а все телевизионные каналы, все массовые печатные СМИ находятся в руках государства и в действительности являются средствами не информации, а пропаганды.
По-прежнему нуждаются в помощи и защите беженцы и вынужденные переселенцы, колоссально обострилась проблема защиты прав военнослужащих и призывников, никуда не исчезают проблемы инвалидов и заключенных, продолжаются преследования политических противников власти, не расследуются случаи бесследных исчезновений и пыток, все так же необходимо препятствовать фальсификациям на выборах. И гражданские активисты занимаются всеми этими проблемами независимо от того, нравится это чиновникам или нет.
Сейчас эта работа становится столь же трудной и рискованной, как при советской власти, но она продолжается, хотя добиться успеха стало несравненно труднее. Наши предшественники 40 лет назад не опускали руки — и мы не собираемся.
В заключение скажу еще несколько слов.
Я представляю здесь Мемориал — объединение людей, работающих с памятью о трагическом прошлом. Невозможно заставить людей забыть прошлое. И тем более это невозможно, когда прошлое возвращается. А возврат этот уже практически произошел.
Возврат к советским методам подавления инакомыслия естественным образом сопровождается и возвратом к советским историческим мифам, подчас причудливо искаженным и усиленным. Например, пакт 1939 года с Гитлером, которого стеснялись даже советские пропагандисты, объясняя его необходимостью и умалчивая про секретные протоколы, теперь объявлен триумфом советской дипломатии.
Формально государство не пересматривало отношение к коммунистическому террору — но памятники Сталину появляются в разных российских городах, подчас при содействии местных властей.
Только что появился новый учебник истории, который воспроизводит старые концепции “враждебного окружения” и российской исключительности. Препарированная пропагандистами история становится идеологическим оружием.
Спор идет не столько об исторических фактах, сколько об основах человеческого общежития.
Человек — не расходный материал для решения государственных задач, как это мнится нынешней российской власти. Человек — хозяин государства и его строитель.
Не государство должно определять, как жить людям, а люди — каким быть государству.
Это не абстрактные гуманистические идеалы — это прагматика выживания общества.
Общественные организации и активисты, правозащитники — это предохранители, датчики неблагополучия, опасного хода событий.
Препятствуя самоорганизации граждан, ограничивая свободу мнений государство уничтожает собственное будущее и будущее общества.
Государство, нарушающее права собственных граждан, неизбежно становится опасным для других государств.
Поэтому (возвращаюсь к теме нашей сегодняшней встречи) поддержка активистов, защищающих права граждан, — это общая задача и общий интерес людей доброй воли. Поддержка и тех, кто продолжает бороться, оставаясь в своей стране, и тех, кто был вынужден уехать.
Это чрезвычайно важная задача. И я надеюсь, что мировое сообщество приложит усилия для ее решения.