Меню
• Публицистика   • Российско-украинская война
Андрей Портнов, 02 апреля 2022

Наконец-то принять Украину как субъект (О немецкой украинистике и не только)

Украина является продуктивным исследовательским полем для изучения таких социокультурных феноменов, как ситуативный билингвизм, отношения урбанистической и аграрной культур, религиозные и языковые трансформации в ситуации политического плюрализма.

Ведущие западноевропейские политики начали всерьёз говорить о признании европейской перспективы Украины лишь после полномасштабной военной агрессии России и кровавых боёв, в которых украинское общество доказало свою способность противостоять оккупанту. В этом, столь типичном, опоздании едва ли не ключевую роль сыграла не только (и не столько) известная неповоротливость европейской бюрократии, но и мощные, глубоко укоренившиеся культурные стереотипы о востоке Европы, об Украине как о «лишь части» России, «историческом недоразумении» и «глубоко расколотом обществе». Напомню, как в 2014 году, сразу после Майдана и оккупации Крыма, отставной канцлер ФРГ Гельмут Шмидт в газетном интервью призывал понять путинскую политику, ведь, мол, «историки до сих пор спорят, существует ли вообще украинская нация».

Каких историков имел в виду и почему именно об историках вспомнил ведущий немецкий политик? И почему именно об истории постоянно говорил Путин? Или точнее: какова функция «исторической аргументации» президента РФ? Хотелось бы верить, что теперь уже стало очевидным: главной целью путинских «исторических» речей было подменить проблему откровенного надругательства над международным правом и правами человека манипулятивной «дискуссией» об «исторических правах» на те или иные территории. «Дискуссией», аксиоматической предпосылкой которой является отрицание исторической и культурной субъектности Украины.

К сожалению, такое отрицание глубоко укоренилось в немецких культурных стереотипах. Их сила бросается в глаза в самой терминологии, которая до сих пор преобладает в немецких СМИ. Киев там в основном и дальше называется «Kiew», а Днепр — «Dnjepr». Показательно, что так происходит даже в контексте развязанной Россией войны. Почему до сих пор русское название кажется «общепринятым» и «нейтральным», а вот украинское уже вызывает (подсознательные) ассоциации с национализмом? Именно отождествление Украины с национализмом, антисемитизмом и коллаборацией с нацистами является едва ли не самым стойким историческим стереотипом.  

Не менее влиятельным остаётся клише «глубокого раскола». Оно до сих пор постоянно всплывает в разговорах и речах, несмотря на то, что именно эта якобы расколотая страна решительно противостоит российской агрессии и в преимущественно русскоязычных регионах оккупантов не встречают с цветами и не просят защищать от «националистов». Надеюсь, простой (но фундаментально важный) вопрос: «Почему якобы катастрофические внутренние различия не раскалывают украинское общество даже в ситуации разрушительных военных действий?» наконец-то станет поводом для критической саморефлексии немецкой экспертной среды. Последняя заслуживает не менее острого анализа, чем немецкая политика с её открытым содействием путинской экспансии и агрессии. Содействия, которое влиятельный политик ХДС и многолетний коллега канцлера Меркель Вольфганг Шойбле недавно описал удобной формулой: «Мы все ошибались». Стоит добавить: потому что очень хотели ошибиться.

Понятно, что языковое, религиозное, культурное многообразие Украины требует нового аналитического языка, нового концептуального осмысления. Почему в наше время пристального внимания к дискриминируемым группам и борьбе за равенство возможностей (в том числе и культурных) многообразие Украины так легко описывалось (а нередко и продолжает описываться) как проклятие и угроза? А может быть, именно это многообразие поддерживало в Украине политический плюрализм и сменяемость власти? Случайно ли в Украине с 1991 года было уже шесть президентов, в России — два с половиной, а в Беларуси — один? И разве, собственно, не многообразие является одной из основ стойкости страны во времена самых страшных испытаний?

В далёком 2003 году тогдашний президент Украины Леонид Кучма издал книгу «Украина — не Россия». В то время само её название казалось комичным, банальным и надуманным. Но лишь в течение последних недель именно это, на первый взгляд самоочевидное утверждение, начало осознаваться общественным мнением стран Западной Европы. Возможно, начнётся наконец и осознание того, что Советский Союз не тождественен России. И, соответственно, историческая ответственность перед Россией — одна из центральных тем немецкой политической культуры — должна наконец распространиться и на Украину, и на Беларусь — страны, полностью оккупированные немецкими войсками не только в 1941, но и в 1918 году. А за этим, надеюсь, будет приходить и массовое осознание того, что жёсткая критика российской политики отнюдь не является синонимом русофобии.

Тема ответственности (индивидуальной и коллективной) россиян за развязанную их президентом войну требует отдельного серьёзного обсуждения, но понятно, что и полное отождествление Путина с Россией, и их полное размежевание в равной степени, но по разным идеологическим причинам, очень упрощают чрезвычайно серьёзную проблему — проблему адекватной оценки состояния российского общества. Оценки, в которой украинские учёные наконец должны иметь равное право голоса.

Тема восприятия украинских голосов очень важна. Нередко в немецких СМИ до сих пор отрабатывается такая схема: украинские комментарии подаются как эмоциональные, ангажированные, а за ними следуют «взвешенные» и «рассудительные» немецкие оценки. Именно так отработало телевидение в первые дни войны. После заплаканных украинских женщин показывали сдержанных «военных экспертов», которые убеждали, что путинская армия вот-вот победит. О таком же отношении ведущих немецких политиков откровенно поведал посол Украины Андрей Мельник в одном из интервью.

Почему именно голоса украинских учёных особенно важны в разговоре, в частности, о российской истории и современной России? Потому что современное понимание украинистики и истории Украины неизбежно включает в себя критическое переосмысление российской, польской и турецкой истории (имперской, в частности). При этом Украину следует рассматривать как государство, общество и культуру, чьё право на существование не требует дополнительных доказательств.

А для понимания критической важности Украины необходима институционализация украинистики как важная предпосылка переосмысления всего поля так называемых восточноевропейских исследований. Кафедра, которую я возглавляю, существует с 2018 года и остаётся на данный момент единственной немецкой профессурой, в названии которой есть слова «история Украины». Мне уже приходилось кратко описывать нашу деятельность. Принципиально важными для нас являются преподавание и исследование украинской истории как культурно насыщенной и интеллектуально требовательной темы, которая отнюдь не сводится к конфликтам, войнам и насилию. Последнее имеет фундаментальное значение ещё и потому, что российскую агрессию против Украины немецкие СМИ часто описывают как «украинский кризис» или даже «украинский конфликт против России». Иными словами, именно Украина, а не Россия, семантически отождествляется с «конфликтностью». Такому словоупотреблению мы стараемся последовательно противостоять. А ещё постоянно напоминать, что Украина является неотъемлемой частью европейской культурной истории, связанной с биографиями и творчеством Йозефа Рота и Бруно Шульца, Леси Украинки и Исаака Бабеля, Розы Ауслендер и Александра Довженко, Леся Курбаса и Кароля Шимановского.

Между нормативными крайностями «постколониального» нарратива, с одной стороны, и «nationalizing state» с другой, постсоветские многообразие и плюрализм Украины требуют комплексного анализа как специфическая субъектность в широком трансрегиональном контексте. Украина является продуктивным исследовательским полем для изучения таких социокультурных феноменов, как ситуативный билингвизм, отношения урбанистической и аграрной культур, религиозные и языковые трансформации в ситуации политического плюрализма. Стратегическое развитие украинистики станет шансом для восточноевропейских исследований и немецкой гуманитаристики в целом концептуально переосмыслить историческое и культурное пространства своих ближайших соседей в Европе. 


Этот текст является обобщением немецкоязычных публикаций автора: Vielfalt ist unsere Stärke (Neue Zürcher Zeitung, 3 марта 2022, https://www.nzz.ch/feuilleton/kampf-um-die-geschichtsdeutung--ld.1672436), Dnipro oder Dnjepr? Über die Ortsnamen, die wir wählen, und die Folgen unserer Entscheidungen (https://zeitgeschichte-online.de/node/58660) и Wieder die Klischees. Wie man die Ukraine verstehen kann und warum Deutschland die Ukrainistik braucht (Forschung und Lehre, 2022, no. 4).

Андрей Портнов, профессор истории Украины Европейского университета Виадрина во Франкфурте-на-Одере, член Украинского ПЕН-Клуба.



поделится информацией

Похожие статьи

• Российско-украинская война

Свободу Надин Гейслер!

Команда фонда Action4Life запускает кампанию #Action4Nadin в поддержку Надежды Россинской (Надин Гейслер), приговорённой в России к 22 годам лишения свободы за организацию гуманитарной помощи гражданскому населению Украины. Харьковская правозащитная группа присоединяется к компании.

• Публицистика

Похищения украинских женщин и девочек

АДЦ ‘Мемориал’ и ХПГ подали аналитический материал в Комитет ООН по насильственным исчезновениям. Публикуем полный текст доклада.

• Исследования   • Российско-украинская война

Три года полномасштабной российско-украинской войны: Харьковская область

По состоянию на 23 февраля 2025 года в Харьковской области мы задокументировали информацию о 7225 свидетелях и пострадавших от международных преступлений, предположительно совершённых российскими оккупантами, а также о 117 вероятных исполнителях таких преступлений.

• Публицистика

Евгений Захаров: ‘...И тогда мы создали ХПГ’

Борьба с карательной психиатрией, помощь распространителям неформальной печати и… садоводство. В день основания Харьковской правозащитной группы ее директор Евгений Захаров рассказывает, с чего все начиналось.