Если бы не война, было бы интересно проследить за разными формами украинской реакции на новую ватиканскую инициативу, которая должна была бы способствовать примирению украинцев и россиян. В этих реакциях — и искренняя боль, и возмущение, и глухое молчание, и конфессиональные комплексы. Но также и ощущение, что Украина, её раны и надежды остаются для многих далёкими, а то и становятся настоящим камнем преткновения…
Итак, речь идёт о Крестном Пути, который Святейший Отец должен возглавить в римском Колизее в Страстную Пятницу, 15 апреля 2022 года. По первоначальному замыслу Ватикана, во время XIII «стации», посвящённой размышлениям о смерти Иисуса на кресте, крест будут держать семьи украинки и россиянки, которые вместе работают в итальянском хосписе. И текст должен, в частности, звучать так: «Господи, где Ты? Промолви среди молчания смерти и разделений и научи нас творить мир, быть братьями и сёстрами, отстроить то, что бомбы хотели бы уничтожить».
Именно эта попытка немедленно примирить оба народа и возмутила многих украинцев. Впрочем, злой воли в позиции сценаристов действа точно нет — есть скорее неспособность увидеть обстоятельства этой войны изнутри, а не только извне. Их позиция мало в чём отличается от позиции одного итальянского католика, который недавно спросил у меня: «Мы всегда знали, что украинцы и русские — это братья. Что случилось? Почему они начали воевать друг с другом?». Как видим, в ватиканском тексте также стоят те самые сакраментальные слова: «быть братьями и сёстрами» (отмечу, что в христианском смысле эти слова понятны, но во время войны они слишком напоминают вымышленный тезис советской/российской пропаганды о «братских народах»).
Что ж, мы знаем ещё один текст, где также упоминается о двух братьях: «И сказал Каин Авелю, брату своему. И когда они были в поле, восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его» (эта и все последующие библейские цитаты взяты из Быт. 4:8–15). Как отреагировал на это Бог? Читаем: «И сказал [Господь]: что ты сделал? голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли; и ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей; когда ты будешь возделывать землю, она не станет более давать силы своей для тебя; ты будешь изгнанником и скитальцем на земле». Как видим, Господний ответ не был ни снисходительным, ни политкорректным.
Здесь важны по меньшей мере два момента. Во-первых, мы видим готовность Бога услышать голос жертвы — «голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли». Во-вторых, Господь признаёт заслуженность проклятия, которое падает на преступника. Если душа убитого Авеля слышала эти Божьи слова, то она наверняка могла почувствовать, что они — справедливы.
Именно справедливости и не ощущают украинцы, когда слышат слова Папы Франциска, доносящиеся до них в эти дни. Ибо Папа констатирует наличие жертв и по-пастырски скорбит о них, но не может сказать Путину: «голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли». И, не называя преступника по имени, Папа создаёт впечатление, что он стремится оградить преступника от заслуженного наказания.
Как реагирует на ситуацию Каин? Сперва на вопрос «Где Авель?» он лжёт и стремится избежать ответственности: «не знаю; разве я сторож брату моему?». А когда выкрутиться не удалось, Каин начинает жаловаться на непомерность наказания: «наказание моё больше, нежели снести можно».
Новейший Каин — Путин — пока что лишь лжёт и выдумывает «приличные» поводы для войны против Украины, которые должны были бы вывести его из-под ответственности. Но когда ужасающие военные преступления будут задокументированы и предъявлены, а их исполнители предстанут перед судом Нюрнберга-2, наступит время и для жалоб, что «наказание слишком велико, чтобы его вынести».
Впрочем, российская пропаганда уже сегодня тиражирует тезис о «несоразмерности санкций», от которого мягчают сердца многих европейских христиан. Они уже жалеют бедолаг-россиян и уже сейчас стремятся уберечь их от ответственности и наказания. Дескать, воюет Путин — не российский народ. А потому, дескать, для чего наказывать добрых россиян, которые тоже страдают? Не лучше ли обоим народам уже сейчас подать друг другу руки?
Эту логику как раз и иллюстрирует сценарий нынешнего ватиканского Крестного Пути. На этот замысел едва ли не красноречивее всех отреагировал о. Иустин (Бойко): «Не могут Крест одновременно нести Иисус и Пилат, украинка и россиянка». Кто-то может спросить: а почему не могут? Мой ответ таков: «Потому что крест Авеля (невинной жертвы) и крест Каина (покаяние обидчика) — это разные кресты». Их нельзя объединять, потому что каждый, кто хочет идти за Иисусом, должен взять свой крест (ср. Мф. 16:24). Первый крест украинцы несут уже сейчас; второй крест россиянам ещё предстоит взять на свои плечи.
Христианство нельзя свести к сентиментальной жалостливости, ибо оно — справедливо. Сердобольные европейцы должны осознать, что, выводя россиян из-под ответственности, они на самом деле оказывают им медвежью услугу. Ибо преступление российского государства в Украине, не осмысленное как грех и не изгнанное из души через покаяние, обязательно приведёт к ещё худшему греху. Любить россиян как раз и означает раскрыть перед ними масштабы их преступления, дать им ужаснуться содеянному и направить их души к искреннему раскаянию перед Богом и людьми. Только после того, как коллективная русская душа остолбенеет перед тяжестью собственной ответственности и умоется слезами в покаянии перед жертвами, только тогда она откроет перед собой двери в будущее.
Немцы смогли сделать это лишь спустя добрый десяток лет после поражения во Второй мировой войне. Смогут ли это сделать русские — и если да, то когда — покажет будущее. Верим, что мужественное сопротивление украинского народа и международная солидарность с Украиной приближают этот день. Но этого точно нельзя достичь пусть и символическими, но всё же слишком театрализованными постановками. Ибо они не только не способствуют примирению, а наоборот — вредят ему.
Поэтому я благодарен Главе УГКЦ Блаженнейшему Святославу за его разъяснение: «Считаю такую идею несвоевременной, двусмысленной и не учитывающей контекст военной агрессии России против Украины». Благодарен я и Апостольскому Нунцию архиепископу Висвальдасу Кульбокасу, который подтвердил: «Конечно же, мы знаем, что примирение происходит тогда, когда агрессор признаёт свою вину и просит прощения».
Ватиканские комментаторы правы, что «под крест Иисуса допускаются и добрые, и плохие, и агрессоры, и жертвы». Ибо поистине, своей жертвой Он искупил и праведных, и грешных. Ибо поистине, «Отец ваш Небесный повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф. 5:45). Поэтому крест Иисуса — один.
Но наши кресты, с которыми мы идём к Нему, — разные: у кого-то — крест жертвы, у кого-то — покаянный крест грешника. И одежды у нас разные: у невинно убиенных — «белые одежды» (Откр. 6:11), у их убийц — запятнанные кровью (ср. Ис. 59:3). И хоть любовь Господа одна, но говорит Он с нами по-разному: с жертвами — с сочувствием, а с обидчиками — сурово.
И именно в этом — смысл Господней справедливости.
