‘Только стены стоят, а больше от дома ничего не осталось’
Спиридонова Светлана Григорьевна, 70 лет. Приехала из Бахмутского района, села Яковлевка. Жилось нам там хорошо. Красивое у нас было село. Асфальт на всех улицах, свет. Получали пенсию, магазины были. Все было, ни в чем мы не нуждались.
Как война 2022 ворвалась в вашу жизнь?
Страшно было, никто не верил. Стали звонить сестрам, спрашивать, что да как. Что им надо? Нам было очень страшно. Что мы сделали такого, что они на нас напали? Ну что мы ему [путину] сделали? Даже не знаю.
А потом у нас стояла Терроборона. Стреляли, танки по трассе и селу ездили. У нас трасса международная: Лисичанская трасса через Луганскую и Донецкую области. Танки ездили, БТР. Мы все видели.
А какое движение было, когда люди бежали! Автобусы с детьми, а они стреляют. Очень тяжело это вспоминать.
Один раз попал снаряд, скорая приехала, выносили людей и детей из автобуса. Скорые еще приезжали из Бахмута. Тогда еще в Бахмуте не было такой войны.
Вы были свидетелем разрушения гражданских объектов?
28-го прилетело, первый снаряд прилетел. Попал в мой дом, в крышу. Пробил насквозь три окна, стекла повылетали. Пленкой забила и пошла к сестре жить. Три улицы пострадали: у нас по Первомайской улице в двухэтажках окна выбило, на нашей улице окна и заборы — тоже. Пулями дырок набили. А потом начали стрелять, но больше ничего не разрушали.
А потом уже в конце апреля, в мае начали стрелять. Прилетело в дом. Не в мой, в чужой. Дом сгорел, но мужчина выжил. В тот день сидели на улице соседи, трех людей убило. А разрушенные дома… В двухэтажный детский сад снаряд попал, он не работал уже, детей там не было. Магазин и сельсовет сгорели.
В “БахмутАгро” — фермерское хозяйство попал снаряд. Семена горели, но никто гасить не приехал. Уже ни из Соледара, ни из Бахмута не приезжали. А у нас в селе не было своих пожарников. Я в мае уехала, потом люди рассказывали, что в этот дом попал снаряд, в тот дом попал. Все улицы обстреливались. Я не видела, соседка рассказывала. Я уехала, а она осталась. У нас дом на двух хозяев.
Она сказала: “Сгорела, Светлана, наша хата, а я сидела в подвале и все видела”.
Ей 74 года, телефон обычный, не смогла все заснять. Говорит, что остались одни стены, окна выгорели. “Крыша сгорела полностью на твоей половине, а как твоя догорела, моя загорелась”. Говорит: “У тебя забор был, а куда он подевался? Такое ощущение, будто там никто никогда не жил. Только стены стоят. Ни забора, ни ворот, ничего”. А куда все подевалось — бог его знает.
Может, железо на металлолом забрали. Все село пострадало, нет нашей Яковлевки. Сейчас в новостях не говорят, что там: может, россияне село заняли, я не знаю. Все уже выехали, связи нет.
“БахмутАгро” только жалко. Фермер там построил пластиковые ангары для зерна. Берестово — тоже нет села. Бахмутское по трассе — нет. Соледара нет, там шахты разбили. “КНАУФ ГИПС” на трассе разбили. Сгорело все. Этот немец Николас Кнауф приезжал туда, когда завод открывали. Сколько денег вложил, думали, вдруг немецкое не тронут. Но все равно разрушили.
Вы были свидетелем жертв среди гражданского населения?
Одного парня ранили в голову. Он выжил, у него была машина, сразу отвезли в Соледар. Тогда еще больница работала. Потом уже началось… Наверно, в мае, когда в дом попали, трех людей убило. На кладбище не позволили хоронить, дома похоронили. В саду или в огороде. Говорят, сейчас на кладбище гробы и трупы валяются. Кладбище так обстреливали, что все повылетало.
У вас возникали сложности с доступом к продуктам питания?
Нам помогала наша староста, Анастасия Сергеевна. Она хоть и молодая, но хорошая, гуманитарку нам давала. К тому же, у нас свои запасы были. Консервация и картошка. Даже еще в апреле картошку сажали. В мае я ее полола, а собрать не довелось. Посажу, иду по трассе к сестре, которая жила в Малиновке, а они стреляют. Со всех сторон летит, ну и пусть летит, а я иду. А что? Какой выход? Попадет пуля так и попадет, значит такая моя судьба. Бог миловал. Дожила, в 70 лет остаться без ничего.
Вы планируете после окончания войны вернуться домой?
Нет. А куда возвращаться? Нас четыре сестры, все жили там, у всех дома разрушены. Все сгорело, ничего не осталось. Куда нам возвращаться? Мы не знаем. Обсуждаем, а куда возвращаться — не знаем. Сестра в Бахмуте была. У нее тоже квартира пострадала: выбило окна и балкон на первом этаже девятиэтажки. Некуда возвращаться. Сидим и думаем. Решили, что будем тут. Пока не выгонят. Выгонят, будем что-то искать. Я говорю, что тогда под елки пойду жить. А куда мне ехать? Я же не приеду на пепелище. Что я могу сама сделать? Да ничего. Нужно столько денег. А когда ничего нет… Даже не знаю…