‘От соседа ничего не осталось, только обувь...’
— Костенко Зинаида Яковлевна, мне полных 67 лет. Я живу в селе Мощун, на улице Вишневой. Живу здесь всю жизнь. Училась в школе, закончила торговый институт, а когда вышла замуж, осталась работать. Проработала продавцом в центре села 32 года. Была заведующей. Всю жизнь, получается, я прожила в селе.
— Каким был для вас первый день полномасштабной войны?
— 24-го числа я рано вышла на работу, открыла магазин в восемь. Слышала только отдаленный рокот. И тут позвонила моя подруга, которая жила возле аэродрома. Говорит, у нас война, у нас стреляют. Я говорю: “Как стреляют?” До нас еще не дошло, только немного гремит. У нее ребенку год и два месяца и мальчику двенадцать лет. Они ринулись бежать, потому что начали бомбить их дом. Я говорю: “Так приезжайте к нам! У нас тихо”. Они приехали. Были 25-го, 26-го у меня, потому что у нас еще только гремело. 25-го пропал свет. Газ еще был, а свет — нет. Муж говорит: “Я позвонил знакомым, Одесская трасса свободна, можно проехать”. А они сами из Станишевского района. Поедем, говорят, мы сидеть здесь не будем. Утром встали — вертолеты летят! Наше село находится в яме. Оно вроде как в долине. Лес по обе стороны. И речка посредине. Мы сидели в комнате, а муж Оксаны говорит: “Тетя Зина, смотрите, летят!” И летит штук пятнадцать этих вертолетов. Слышим, через пол часа снова бомбят аэродром. Они уехали.
— А вы тогда не думали про эвакуацию?
— А мы еще сидели. Я уйду со своего двора? Да нет, конечно же! Дочка пришла старшая, потому что младшая с ребенком (у нее сын четырнадцати лет) выехали. Зять сидел во дворе. Тещу поддерживал. Сваха тоже … Кто нас тронет? И уже начали лететь “Грады”.
Мы же с дочкой еще кормили “Тероборону”. Они рядом были. Наварим еды, газ ведь есть, почему бы парней горячим супом не покормить? Говорю, парни, чай и горячие блюда с нас. Мы их кормили до шестого числа. И потом шестого вышли с едой, а парней нет. А пятого числа у соседа дом сгорел. Соседка пришла к нам в погреб. Когда начинали бомбить, мы бежали в погреб. Сидели, ждали, пока оно закончится. Пока “Грады” бить перестанут. Как станет тише, так и выходим. Могли выйти — но ночь на дворе. Вообще, у нас там была спальня: все подушки с диванов снесли, сидели все там безвылазно.
Мы просидели до шестого числа. Вышли на улицу, парней нет. Я говорю: “Ира, если парни покинули пост, значит здесь что-то не так”. Звоню зятю, а телефон не работает. И вот сам к нам прибежал и говорит: “Что будем делать?” Снова начали стрелять из “Градов”, мы спрятались, а когда все закончилось, зять взял лестницу, чтобы посмотреть на свой дом, а дом — горит. Он побежал туда к дому. Я кричу: “Погоди, перестреляют, потом побежишь!” Они начали стрелять, потом затишье минут десять, потом опять. Боже, как я молилась, чтобы он куда-то добежал и спрятался. Все горело на той стороне села. Я говорю: «Господи, хоть бы он добежал!” Ира говорит: “Мама, мы здесь сидеть не будем. Собирайся!” Пошли в дом, я оделась, взяла пакет с документами, сумку, деньги какие-то. Ну, пошли!
— Как вы спасались?
— Мы побежали на другую сторону села. По дороге забрали соседку, потому что она одна осталась. А дрон возле нас летает. Я говорю: “Девочки, не идите вместе. Чтобы мы не в одной куче были. Давайте каждый по отдельности”. Володя машину завел, приехал на ту сторону, нас забрал, мы поехали по селу. Людей уже не было. Ни одного человека не встретили. Село — как город-призрак. Едешь, а оно мертвое. Едем, я говорю: “Боже мой, это как кино!” Все побитое, что-то горит, где-то домов нет. Едешь и так страшно становится. Бросаешь село и тебе страшно. Пока мы ехали за нами взрывались снаряды. Мы уже не то что бежали … Очень страшно было! А дрон, который летел? Это же умереть можно! Было ощущение, что его можно достать рукой.
— Что случилось с вашим имуществом?
— А что у меня случилось? Четырнадцатого числа вроде затишье, я послала детей, мол, съездите, посмотрите, что там происходит. Когда мне показывают эти фотографии. Все разбито, все разгромлено, все сгорело. Воронки от снарядов: одна, другая, может такой же снаряд попал в дом. Я так думаю, потому что все сгорело сразу. В погребе сгорела консервация! Можете представить, что творилось, если банки сгорели. Какая была температура. У меня был погреб, летняя кухня с печью, дом, сарайчик с дровами, гараж. Все было разрушено, наверно, в один день. В соседнем доме жили дед с бабушкой. Ему было 86, а ей — 83. Они сказали, что не поедут, потому что уже старые и никому не нужны. Бабушку убило в погребе, а деда нашли убитым во дворе. Похоже, его убило снарядом. Потому что во дворе такая же воронка как у меня. Там “Москвич” или “Запорожец” спрятать можно.
Кажется, четвертого числа убили парня из Теробороны. Они тут стояли вместе с машиной. Ездили от поста к посту. Поломалась машина, он поставил ее во дворе ремонтировать. Тут начали бить снаряды. И они с мамой и знакомыми спрятались в погреб. Вроде затихло, Саша выходит, а его снаряд разрывает у матери на глазах. Мы слышим крики, истерику. Я говорю: “Девчата, что-то случилось.” А то мать кричала: от сына ничего не осталось. Только обувь валяется и все. Мы пошли, забрали ее к себе, стали поить успокоительным, чтобы она успокоилась. Говорю: “Люба, не кричи! Парни все там сделают как надо!” Парни его собрали, запаковали в пакет то, что можно было собрать, и закопали на кладбище.
— Вы могли поверить, что будет полномасштабная война?
— Нет, я не верила. Бог мой! Разве у той россии мало земли? У нее столько земли! Только пашите и работайте как мы, украинцы. Работайте, и все у вас будет. Куда вы лезете? Почему вы лезете на чужую землю? Не верила! Во-первых, у меня отец — русский. После [второй мировой] войны он женился на маме, мама у меня — украинка, а отец — русский. Меня вырастила русская бабушка. Я не могла поверить, что эти русские пойдут на такой же народ как они. Они сами не знают, что Киев старше, чем Москва. Куда вы лезете? Власти захотели? Сколько от Пущи-Водицы до Киева? Семь километров? Они думали, что пройдут. Парни говорили, что у русских солдат находили карты семидесятого года. У них даже карт не было нормальных. Куда не ткнутся, а там уже населенный пункт и люди. То дачи, то какой-то массив уже построили. Уже столько лет прошло. Они думали лесом пройти, ан нет! Куда не сунутся — везде застроено. Везде новые районы. Жизнь ведь продолжается. А они думали, что все так просто.
— Вы готовились к войне?
— Шестнадцатого февраля дочка (она у меня работает в госпитале), сказала: “Мама, обстановка какая-то непонятная. Ты собери необходимые вещи”. Я говорю: “Самое главное — документы. Чтобы они не сгорели”. Я просто не думала, что будут жечь. Я думала, что повоюют и все. А что сожгут село — не думала. Я сложила все документы в бидон, закрыла и поставила в погреб. А основное (паспорт, удостоверение личности) положила в папочку отдельно. Не мешок же мне тянуть на плечах? У меня в погребе только кончики файлов подгорели, а документы все целы. Я говорила дочери: “Мне 67, кто меня тронет? Зачем я тому пионеру? Я что, с автоматом или пистолетом сижу? У меня ничего нет! Хочет есть, пусть идет есть”. Еще из Киева приехали люди сюда прятаться. Сколько детей приехало! Боялись, что Киев будут захватывать. Когда начали бить “Градами”, я говорю: “Бог мой, убегайте! Убегайте подальше, куда-нибудь!” Но спасибо волонтерам, приезжали на микроавтобусах и вывозили детей. Люди выезжали потоком. И уже с детьми ехали все дальше.
— Какие планы на будущее?
— Денег нет. А пока мы их заработаем, посмотрим, какая будет обстановка. Чтобы что-то строить, нужны деньги. Мы годами строились: дома, ремонты. Это не просто глиной побелить и все. Родители наши войну пережили, и нам война перепала. Так что мы переживем!
— Изменилось ли ваше отношение к россиянам?
— Мы никогда не обращали внимание, насколько они бестолковые, беспомощные, что они ничего не понимают. В интернете показывают, как сын говорит: “Мама, я в плену”. А она ему: “Мне выгоднее, чтобы тебя убили, так я больше денег получу”. Реально? Это женщина? Это не женщина … Даже собака своего щенка облизывает, а она такое говорит. Это нереально! Пусть откроют глаза. Пусть посмотрят! Такая прекрасная жизнь … Чего вы лезете? У вас же все есть. У вас есть земля, здоровье, разум, делайте все по-человечески. Слушаете вы путина и что? Вы что, что-то от этого получили? Ничего! Только зло на всей планете. Вы уже стали рашистами! Теперь даже если русский толковый, умный, все равно недоверие к нему после такой войны.