Жительница Бородянки Татьяна Клигунова вместе со своей семьей пережила оккупацию Бородянки. Ей приходилось общаться с русскими военными и хоронить соседей просто в огороде. Она признается, что спасалась бытовыми делами, а ее муж умудрился сделать стиральную машинку, которая работала без электричества.
— Клигунова Татьяна, 57 лет, живу здесь. У меня есть муж, дочка, зять и двое внуков. Я на пенсии. 23-го числа я разговаривала с подругой, она говорит: “Таня, как думаешь, будет война?” Говорю: “Ты что? Да нет! В наше время напасть просто так …”. А 24-го включила телевизор, бомбят Киев. Вообще в голове не укладывалось, что такое может быть. Что будут стрелять, бомбить. Потом вспыхнула наша нефтебаза. Горела недели три. А потом русские до нас дошли. Я сама из Яковлева, это Белгородская область, отец мой оттуда. Он там служил. Я хорошо говорю по-русски. Зашел русский солдат и говорит: “Ты русская?” Отвечаю: “Я образованная”. Тут буряты стояли возле калитки. И вот представьте, стоит он такой и спрашивает: “Вы не голодны? Может, вам что-то надо?” Говорю: “Нет, спасибо, у нас все есть”.
У меня в доме девятеро. Двое внуков, сват, сваха пришли. Сначала сваха, потом сват. Его русские из собственного дома выгнали. Сказали: “Давай, иди”. Он спрашивает: “Куда?” А ему в ответ: “Куда хочешь”. Они у него в огороде вырыли траншею, поставили зенитку.
Так сват к нам пришел. Вот, считайте: я, муж, дочка, зять, двое внуков, сват, сваха и племянник. И вот стоишь, и что ему сказать? “Вы полицейских не видели?” — “Да нет, парни, у нас тут мирная улица. Тут только пенсионеры”. — “Национальные войска?” — “Парни, ну вы же взрослые умные люди. Откуда здесь национальные войска?” А потом началось. Сюда, конечно же, мы боялись выходить. Потому что утром БТР идет, они сидят как голубцы с автоматами. Потом эта большая машина — радиостанция или еще что … И сзади что-то. И так каждое утро. Так они по всем улицам ездили утром и вечером. Вертолеты летали. Я говорю внукам: “Парни, не лезьте, откуда мы знаем, что у них там в голове. Он сейчас возьмет и выстрелит, им же скучно”.
Водку всю из магазинов они где-то за неделю выпили. А потом летают, летают и куда-то стреляют.
Там где Буча и Ирпень — зарево было. Мы в погреб спускались. Дети там почти все время сидели. У меня давление поднялось, не падало, ничем не могли сбить.
— Вы думали про эвакуацию?
— Хотели, чтобы дети поехали, но машина была не заправлена. Муж 24-го поехал на заправку, а там такая очередь, что три дня стоять можно. Мы еще не верили. Да и девятеро людей. Кого оставить? Кого? Дед сказал, что он никуда не поедет, он в этот дом всю жизнь вложил. Мы сумки собрали, документы, деньги какие-то. Но куда ехать? Даже если бы мы машину заправили. Куда ехать? Наша машина до Львова не доедет.
— Как вы жили?
— Когда начинали бомбить, работой спасались. Когда летало над головой, я машину чистила, еду готовила. Мой муж стиральную машинку сделал. Разобрал старую стиральную машинку, сделал ручное управление, мы по очереди стирали. Я говорю: “Дед, какую программу включить?” А он: “На 40 минут”. [показывает стиральную машинку с ручкой, которую надо было крутить непрерывно]
— У вас был свет?
— Ничего не было. После бомбежек с самолетов. Вот представьте, восемь ракет. На Бородянку — восемь. Летел первый самолет, мы быстро детей в погреб. С зятем заходили последними. Я поднимаю голову, а над нами — огромная ракета. А потом уже сюда пришли “хозяева”. Сначала их не было, но мы знали, что они по селу катаются. Снайперы были кругом. А потом вертолеты. То туда стреляют, то сюда. У нас в конце огорода морг был.
Мне зять помогал сносить с улиц и дворов погибших. Шестеро людей. Соседи. Просто складывали людей в огороде. Позже пятерых опознали, а шестого так никто не опознал.
— Что с вашим имуществом?
— Вылетели окна на летней кухне. Гараж пострадал, курятник. Вы вышли с утра, если это можно было назвать утром, двери [курятника] книжкой сложились и упали. Гремело так … Лупили куда хотели. Мы уже привыкли, что нас не трогают вечером. Зять и старший внук выносили лавку, сидели и ждали: синяя или красная ракета? Они уже знали, что в зависимости от цвета первой ракеты, будут стрелять туда или сюда. В районе Бучи, Ирпеня, Ворзеля — сильное зарево было.
У меня там много коллег бывших. Там зарево было такое, что я стояла возле погреба и поверить не могла. В доме люди сидели в подвале. А одна семья была на втором этаже. Муж вышел посмотреть. Говорит: “Выйду, гляну, мои же дома”. А тут стрелять начали. Ранили его, он убежал в подвал, а потом погиб. Больница еще работала, его прооперировали, но он не выжил.
— Мародерства были?
— Я вышла как-то, смотрю, подъезжает фура. А они [русские] вещи все носят и носят. Загрузили, поехали. И так везде. Потом снова подъезжает фура, снова загружают. А что? Гаражи все в их распоряжении. Заходи, бери что хочешь.
— Изменилось ли ваше отношение к русским?
— Отношение может измениться к человеку. Но это — нелюди! Это не нация. Это … Они просто перестали для меня существовать. Вот у нас есть соседи. Терещуки: Игорь, Илона и мальчик. Они жили в нашем доме. Когда в их дом попали, они перешли в другой дом. И в тот дом попала авиабомба. Их просто не нашли. Долго думали, что они где-то. Но очевидно, что их просто разнесло и все.
