MENU
Горячая линия по поиску пропавших без вести в Украине
Документирование военных преступлений в Украине.
Глобальная инициатива T4P (Трибунал для Путина) была создана в ответ на полномасштабную агрессию России против Украины в феврале 2022 года. Участники инициативы документируют события, имеющие признаки преступлений согласно Римскому уставу Международного уголовного суда (геноцид, преступления против человечности, военные преступления) во всех регионах Украины

‘Не смотри! Горит наша хата’

19.03.2023    доступно: Українською | in English
Алексей Сидоренко
Людмила Шевченко живет в Мощуне. Выстраданный дом, в котором жили три поколения семьи, сгорел на ее глазах. Все, что им удалось спасти, — документы.

Меня зовут Людмила, родилась и живу в селе Мощун. Все мы здесь родились: родители, дети, внуки.

Этот дом мы с мужем строили. Не доедали, не допивали. Сколько вывезли клубники на продажу, чтобы заработать на дом. Здесь нас жило девять человек. Мой маленький внук на инсулине, у него сахарный диабет. Дети выехали раньше, хотели нас забрать, но у меня хозяйство: свинка, куры, кроли. Говорю: “Я их не брошу! Как же я поеду?” Сидели тихонечко, я на кухне суп варила. Муж влетает с криком: “Люда, какой суп? Выключай и бежим. Ты слышишь, что творится?” В чем были, побежали в дом моей мамы, где брат живет. Мы там прятались в погребе. Только добежали до дома, а ракета как влупила! Туда, где газовый котел стоит. Нас землей накрыло, едва добежали до погреба. Заскочили внутрь, слышу, такой грохот, будто шифер бьют.

Говорю мужу: “Толя, кажется, это наша хата”. Он отвечает: “Не смотри! Горит наша хата”.

Я выскочила, кричу: “Давайте пожар тушить”, а он в ответ: “Куда тушить? Смотри, уже из окон пламя вырывается”. Я так кричала! В погребе соседка была, которая к нам попросилась. Она говорит, я так кричала, будто сошла с ума. Два часа и все, нет дома. Все сгорело. Единственное, что успели прихватить, — документы на дом. А все остальное сгорело. Деньги, золото, одежда, вся техника. Ну, представьте себе: в доме жило три семьи, у каждой была своя стиральная машинка, холодильник, морозильная камера, кофемолка, кофеварка. Обжились, дети выросли, внуки появились, у меня уже правнучка есть. И вот так … Мы остались ни с чем.

Людмила Шевченко, Мощун

Сидели три дня и три ночи фактически без еды. Что там в погребе? Капуста квашеная, огурцы, помидоры, компоты. С нами были коты и собаки. Уже невмоготу было сидеть. На второй день я пошла к соседке: у нее дом уцелел, куры были, она говорила, что можно приходить за яйцами. Пошла, набрала яиц, съели их сырыми, собак и котов накормили. А потом уже наши дети, которые выехали в Тернополь, позвонили волонтеру Гарику.

Сначала нас отвезли в подвал госпиталя. Потом соседка забрала нас в отель “Конгресс”, в Пущу, где работала ее дочь. Нам дали чистую одежду, кровать, накормили. Потом дети позвонили и говорят: “Что вы там сидите? Приезжайте к нам”. У меня сваха в Тернополе, они у нее были. Мы на поезд и туда же. Пробыли там до 13-го мая, а 14-го вернулись.

 Каким для вас был первый день войны?

— Тут такой грохот стоял, когда вертолеты летали! Я думала, крышу снесет, так низко они летели. Все соседи выскочили, головы задрали, чуть ли не приветствовали. Мы же не знали, что это россияне. А я мужу говорю: “Знаешь, это не наши. Это, наверно, Америка нам дала вертолеты”. А они сидят, ноги свесили, автоматы в руках и на нас смотрят как на дураков, что мы на них пялимся. Они до аэродрома в Гостомеле долетели и началась стрельба и бомбежки. Вот тогда мы поняли, что это россияне и они уже здесь.

Если бы не Мощун, они бы до Киева дошли. У них на картах Мощун был помечен красным кружочком.

Много наших парней здесь полегло, но они взорвали мосты и дамбу, Ирпень разлился, и россияне не могли идти дальше. Это их немного остановило. Сколько их тут положили! Наши парни, наверно, два дня их вывозили машинами.

— Много людей погибло?

— Человек пять или шесть убили точно. А так … У кого сердце не выдержало, у кого инсульт случился. Моя подруга по сей день не знает, где ее сын. И среди убитых нет его, и среди живых — тоже. Одного застрелили, когда он выходил из погреба. Там и лежал. Одного на трассе застрелили, одного на улице. Много людей на дачах погибло. Когда мы выезжали, россияне творили все, что хотели. Даже кроссовки моего внука забрали. Женское белье забирали, стиральные машинки. Электрочайники забрали, а подставки оставили. Ума не хватило понять, что без них чайники не работают. У зятя одеяла, подушки и матрасы забрали. Мародерствовали полным ходом.

 Вы думали, что будет полномасштабное вторжение?

— Нет, мы не верили. Не верили, что может такое случиться. Мы же столько лет были как братья и сестры. Ведь так говорят. Что мы ему [Путину] сделали? Я шокирована … Ну, ладно бы другая страна, что-то не поделили. Но ведь все было дружно и мирно. Мы не ожидали такого, думали, хочет напугать или себя показать. Никто не думал, что будет вот так. Никто! А в результате я в калошах, рабочей куртке и штанах поехала к свахе. Единственное, что успели схватить — документы.

Фундамент сгоревшего дома, в котором жили три семьи, Мощун

 Изменилось ли ваше отношение к россиянам?

— Знаете, хоть мне и 67 лет, если бы дали автомат, я бы их всех расстреляла. У них дома родители и дети, а они такое творят с другими … Если человек этого не понимает, значит, он не человек, а скотина! Это зомбированная скотина. Он сидит в бункере, приказы раздает, а дураки наших детей убивают, хотя у самих тоже есть дети. Разве это люди? Нет! Это не люди, а звери!

 Поделиться