‘В моем дворе три снаряда разорвалось’, — жительница Богдановки

Я — Гергель Мария Петровна. Живу в селе Богдановка, в Броварском районе Киевской области. Я уже давно на пенсии, нигде не работала. Трое детей у меня: сын посредине, а по бокам — дочки. Сейчас обе мои дочери в Германии. И внуки мои там. У меня семеро внуков, шестеро правнуков.

Могли представить, что будет полномасштабная война?

По телевизору говорили, что ничего не будет, что никто не нападет. Я не могла подумать, что Россия такая глупая, чтобы начать войну. Неужели они такие глупые на самом деле? Ох, нельзя зариться на чужое! Неправильно поступил [Путин]. Не выиграет, попомните мое слово, не выиграет. Не сможет.

Я по Божьему Закону скажу: с мечом пришел, от меча и погибнешь.

Не могла, не могла я себе представить, что брат на брата нападет. Такое у меня в голове не укладывалось. Это раз. Во-вторых, думаю, семьдесят два или сколько Путину? Неужели он такой глупый, что возьмет и начнет войну? Иди, дядька, поживи спокойно. Хоть на старости лет! Вот я, например, пожила, так мне не надо никакую российскую империю создавать. Надо для себя пожить. Зачем воевать? Стыд и срам! У меня ж там родственники, возле самой Москвы живут. Я там десять дней побыла — как один миг пролетели. С сыном ездили к ним еще в восьмидесятых.

Как началась война, я здесь все время жила.

Восьмого марта 2022 года пошли танки по нашей центральной улице. По Богдановке. Я 35 танков насчитала.

Вижу, конца края им нет. Думаю, что их считать. Заехали все, а потом российские солдаты поселились у меня по соседству. У них тут штаб-квартира была. Вот в том доме: оттуда дети выехали, а они его заняли. А в школу возили всех своих контуженых лечить.

А потом ходили с автоматами по двое, пришли ко мне. Я сидела в погребе, еще все цело было. Стук в дверь. Говорю: “Заходите. Парни, я еще из погреба не вылезла”. Выхожу и к ним: “Во имя Отца, Сына и Святого Духа, аминь. Что скажете?” Пауза. Думаю: “Может, молятся?” Говорят: “С кем живете?” — “Я и сын мой шестидесяти лет. Хотите посмотреть?” — “Да”. Один тут остался, а второй пошел со мной по дому. Я ему: “Не бойся, тут тебя никто не убьет. Никого тут нет, кроме меня и сына”. А сын еще тогда в погребе сидел. Прошел, осмотрел все вокруг и ушли вдвоем.

Не успели одни уйти — другие стучат. Я снова крещусь. На сей раз пришли с автоматами и говорят: “Может, вы есть хотите?” Я в ответ: “Еда у нас пока есть. Разве что хлеба дадите”. “У нас, — говорят, — у самих хлеба нет”. Я их спрашиваю: “Вы кто по национальности? Молитесь Богу!”

А еще спрашивала у чеченца: “Воевать хочешь?” А он отвечает: “Да нет, не хочу. Это Путин хочет”.

Говорю: “Молись Богу и таких, как я, не убивай, понял? Иначе в ад попадешь”. Я тридцать лет в церковном хоре пела, у меня Бог на первом месте, чтобы вы знали! Так один из них начал кричать: “Аллах!” Обнял меня и кричит: “Аллах! Отец Небесный, спаси нас!” Вот так они кричали передо мной.

Богдановку обстреливали?

Я не знаю, когда это было, но до этого пищало, верещало, а я думала, что ж такое творится? Сын подошел ко мне и говорит: “Что ты слушаешь возле окна?!” А оно пищит! Я думала, может, коты или дети пищат, никак не могла понять. А это уже вокруг все обстреливали.

Видите, вон, снаряд разорвался. У меня три снаряда прилетело. Пока я не уехала, они тут бомбили. А мы то и дело прятались. Я у них спрашиваю: “Что нам делать?” — “Прячьтесь в погреб”. Так я то в один, то в другой. Это сарай был, а потом меня внучка попросила, и я разрешила сделать из него “дачу”. Когда я уехала, сосед рассказывал, что 29-го числа здесь уже пекло было. Представьте себе, снаряд ударил и вспыхнула их какая-то спецмашина.

При мне они заезжали. БМП. Все при мне. Они ехали и прямо на забор.

Четыре дня я Богу молилась, чтобы они убрались восвояси, потому что наши же били по тем машинам. Через четыре дня убрались.

Когда и как вы решили эвакуироваться?

Я не думала эвакуироваться. А уже 19-го числа стали выезжать люди из Богдановки. Два огромных автобуса везли наших людей. Дочка зашла (она тоже здесь живет, но чуть дальше). Пришли они и говорят: “Собирайтесь! Тут все жечь будут!” А я: “Нет!” Так она меня за шиворот взяла и говорит: “О чем ты думаешь?!”. Сели в машину. Это было 19-го марта, после обеда.

Я еще Богу помолилась. Говорю: “На тебя, Отец Небесный, оставляю свой дом и за каждый миллиметр молюсь”. И поехала.

Переночевали в Броварах, а оттуда на Черкащину поехали. В Христиновку, город возле Умани. А потом на Хмельниччину, потому что там моя Родина. К родне я поехала. Мы полтора месяца там были. Примерно 29-го апреля я вернулась. Тут был Страшный Суд. Приехала — ничего не узнаю.

Что с вашим домом?

Войти в дом было невозможно. Окна побиты, наверху все побито. Мне сказали, что 50% повреждений. Посредине дома трещина пошла. Веранда на 100% разрушена. Видно же, что на все 100%. Одна стена, да и та едва держится. А вот тут была пристройка внучки. Они себе там комнату сделали. Все уничтожено.

Что происходило в селе?

Страшный суд, говорили люди. Представьте: снаряд ударил и все горит. Все горело. Это была новая постройка, комната 40 квадратных метров, которую внучка построила. Оттуда мы все выбросили. Гараж у меня был. А уже, видите, все иначе.

Все, что у меня было, все сгорело. Как оно горело! Вот, смотрите! Это сын мой уже стянул. Там ломаки были — и их сожгли.

Здесь магазинов было много, а они как пришли — все обобрали. Один магазин, второй. Двери открыли и обобрали. Как выезжали, очень дерзко себя вели.

Все сломали. Машинами, танками. Очень нехорошо себя вели. Сын как-то пошел с ними за водой, а руку белым платком перевязал. В знак того, что по-хорошему идет. Я дала платок, перевязали руку, так и пошел. Пока воду принес, я все выглядывала, думала: “Что ж я его отправила? О чем я думала? Лучше бы сама пошла!” Я сына высматриваю, а оттуда кто-то стреляет уже.

Изменилось ли ваше отношение к россиянам?

Что я скажу. Слышала, что 74% — зомбированные люди. Это как я бы залезла в чей-то дом и начала командовать. У меня из дома вещи забрали: ковер, одеяла, одежду. Слава Богу, холодильник оставили. Еще надпись мне оставили “Мы вас любим” и подписались: отец такой-то, сын такой-то. Видели, что у меня Библия лежит, наверно, потому и не посмели. Телевизор, вот, не побили. А у людей телевизор снять не смогли и побили. А у меня набрали: одежду, полотенца новые. Да пусть ходят, мне их тоже жалко. Несчастные они какие-то. А вот эти 74% — зомбированные люди. Я и не думала, что они могут так бессовестно поступить.

Изменилось отношение, конечно, изменилось. Как порчу на них навели, я думаю. Это ж головы надо не иметь, чтобы начать войну с Украиной. Зачем? Живи себе хорошо! Возите нам продукцию, а мы — вам. Вы нам — газ, а мы вам — пшеницу. Правильно или нет? Это же богатая страна, житница всего мира, наша Украина. Мама моя ее так называла, а мама моя 102 года прожила! В трезвой памяти умерла! Богу нас на первом месте и все мы очень набожные люди.