Мариуполь. ‘Моего мужа убил снайпер’

Харьковская правозащитная группа фиксирует свидетельства военных преступлений РФ, в частности, в Мариуполе. Ольга Леус жила в пяти минутах от Драмтеатра. Ее дом обстреляли, а мужа убил снайпер. Мы поговорили с мариуполькой Ольгой Леус в центре “ЯМариуполь” во Львове, куда Харьковская правозащитная группа приехала, чтобы помочь мариупольцам, которые живут во Львове после выезда из родного города.

Мы верили, всем сердцем верили, что не случится то, что случилось. Был прилет снаряда в мою квартиру. Мой муж Владимир вышел во двор, чтобы посмотреть состояние дома. Может, уже пора собираться и бежать. И в этот момент снайперский выстрел лишил его жизни.

Меня зовут Ольга Леус. Первый день войны был сравнительно обычным. Потому что я жила и работала в центре города. Война началась на околицах. И до конца дня было непонятно, что все очень серьезно.

А где вы жили? В каком месте?

Я жила в самом центре города, в пяти минутах ходьбы от Драматического театра.

В Мариуполе?

Да, город Мариуполь.

Начался рабочий день. Ближе к обеду стала ощущаться паника. Образовались очереди возле аптек, магазинов, банкоматов. Магазины перешли на работу с наличными, карты уже не принимали. Бои шли где-то на окраинах. В Кальмиусском районе, в Левобережном районе. Мы верили, всем сердцем верили, что не случится то, что случилось. Что война где-то там и закончится. Ситуация обострялась каждый час. Взрывы были слышны все ближе и ближе. Был прилет в соседние дома, возле нас кинотеатр “Победа”, туда попала мина. Сначала мы были дома, потому что чувствовали себя там относительно безопасно.

20-го марта был прилет в мою квартиру. Та комната, которая пострадала от него, уже была завешана одеялами, потому что было очень холодно. Снаряд попал просто в квартиру. Эта комната разрушена.

В тот день пострадал мой младший сын: ему на тот момент было восемь лет, его ранило в ногу. Бои шли уже в центре города, оккупанты лишили нас возможности получить медицинскую помощь. Мы от каких-то людей узнали, что в ДК “Молодежный” (через дорогу от нас) был оборудован полевой госпиталь, туда свозили раненых. Мы пошли туда, но ребенка с собой не взяли. Пошли просто проконсультироваться. Получить какие-то лекарства и перевязочные материалы. Там девушка с нами поговорила, дала рекомендации, что делать. На следующий день (или через день) ДК “Молодежный” сгорел. Я даже не знаю, что произошло с людьми, которые были там. Очень надеюсь, что они успели покинуть здание.

Были очень сильные обстрелы нашего района. Что-то попадало в дом. Мы слышали, как он вздрагивал. Это капитальная сталинка. В какой-то момент мы подумали, что нам необходимо выезжать. Боялись, что верхние этажи упадут на нас.

Мой муж Владимир вышел во двор, чтобы посмотреть состояние дома. Может, уже пора собираться и бежать. И в этот момент снайперский выстрел лишил его жизни.

Мы слышали этот выстрел. Был один или два. Я потом вспоминала эти события, мне казалось, что я даже слышала его крик. Мне послышался изумленный голос: “Попали”. После этого (в тот же день, ближе к вечеру) уже были уличные бои в нашем районе. Били не из дальнобойной артиллерии: был ближний бой, автоматы, все в таком духе. Мы слышали людей, видели, как они бегали. Видели, как наши войны помогали раненому. Я долго надеялась, что слышала крик этот военного. После мы видели, как его куда-то понесли.

На следующий день, когда стало потише, мама мужа — Нина (она жила с нами) услышала какие-то шаги, вышла, хотела спросить у кого-то про сына. Мы верили и даже мысли не допускали, что он мог погибнуть. Мы верили, что он, возможно, успел заскочить в подъезд, в бомбоубежище, где-то спрятался. Мать нашла своего единственного ребенка погибшим почти возле подъезда нашего дома. После этого мы очень долго (неделю, наверно) не могли выйти из квартиры, готовили в подъезде на мангале. Слава Богу, у нас были продукты, какие-то консервы. Дети не страдали от голода.

Было очень страшно, все время летала авиация. Когда дальше, когда совсем близко. Слышались звуки авиабомб, мы уже начали отличать мину от бомбы.

Только спустя шесть дней, благодаря помощи парней, которые жили в бомбоубежище в нашем доме, мы смогли похоронить мужа. Мы его похоронили во дворе, поставили православный крест. Как могли, отдали последние почести.

Скажите, пожалуйста, доводилось ли вам общаться с оккупационными военными?

Очень мало. Как-то они пришли к нам во двор, люди вышли, начали расспрашивать, потому что абсолютно не было ни связи, ни информации, ни новостей. Мы подошли, человек 10-15 вокруг них собралось. Они так радостно рассказывали нам, что они нас освободили! Что теперь у нас все будет хорошо.