Панько Юрий Григорьевич. На всю жизнь запомнился [тот день]. Я как раз ехал с работы, не доехал до своей квартиры 20-ть секунд, не больше, до взрыва. Двери согнуло, я едва их открыл: они железные были, бронированные. Жена лежала под дверью. Вся окровавленная. Она потеряла зрение. Приехала скорая, мы отправили ее в областную больницу. Я ее там целый вечер искал, потому что одних вывозили, других привозили — путаница была. Одна женщина помогла мне найти ее.
Три дня она пролежала у нас в Вышгороде. Травма была серьезная: лицо все побито, голова побита, спина, ноги — синее все было. Ей здесь не смогли сделать такую операцию, как в Киеве. Отправили в Киев, мы там пролежали 9-ть дней. Точно не скажу: то ли две, то ли три операции сделали ей на глазах. На сегодняшний день она видит плохо: метров за 10-ть силуэт увидит, но изображение нечеткое.
Я закрыл окна пленкой, потому что не хотел квартиру бросать. С работы помогли ребята: приехали, забили целлофаном все три окна. А ночевал я уже в гостинице, туда меня поселили. Я около 23:00 пришел из больницы домой, а полиция меня домой уже не пустила. Там никого не пускали в первую ночь. Никто не ночевал [дома], всех развезли по гостиницам.
Бытовая техника вся накрылась. Большое горе натворили [россияне], все нужно начинать с нуля. Но я больше волновался за свою бабушку [жену]. На работу не ходил, каждый день ездил к ней в больницу. Потом мне дали отпуск. У меня уже был дополнительный отпуск, а это еще дали месяц за свой счет. Если жена не сможет сама себя обслуживать, мне придется расторгнуть трудовой договор с заводом. Я работаю стропальщиком на заводе. Завод помог немного деньгами. На первые дни, на лекарства — помогли.
Скажите, пожалуйста, может, вам запомнился тот период времени, когда Киев был почти окружен?
Я все помню, потому что через каждые 10-15-20-ть минут взрывы, взрывы, взрывы. Конечно, первые дни ходили и оглядывались, потому что страшно было. А потом люди постепенно начали привыкать к этому. Я смотрю, даже сейчас воздушная тревога, а люди уже идут спокойно. Не так, как в первые дни. В первые дни бежали — кто в подъезд, кто куда. Пока жены не было, я ходил в кинотеатр в бомбоубежище. А когда ее привезли, мы перешли на правило двух стен. Сейчас как-то уже вошло в привычку: знаем, что нужно делать. Все равно, как говорится, отступать некуда, надо только бороться за жизнь. Да и все.
Может, вы были свидетелем разрушений, когда ракеты попадали в какие-нибудь здания?
Был свидетелем попадания в наш дом и соседний. Ракета упала возле первого дома и от моего окна очень близко — как до той двери. Метров 20-ть, не больше, от моих окон до этой ямы, где она упала. А упала она как раз у третьего подъезда. Все бетонные лестницы сложило вниз. Сейчас их нет. Там уже сегодня начали что-то делать люди, потому что, вижу, генератор подвезли. Крышу разбирают. Якобы, приезжали какие-то люди, не скажу точно откуда, будут восстанавливать этот дом. Снимут старую крышу, сделают экспертизу — можно его восстанавливать или нельзя. Эксперт посмотрит, и они решат, будут ли восстанавливать этот дом или, может, будут сносить и строить новый. Я этого не знаю.
