‘Люди сидели без куска хлеба, все боялись сюда заезжать’
Я просто вышел на улицу, в туалет. Выхожу, с правой стороны — хоп! Россиянин навел на меня автомат. Говорю: “Я понял”. Откуда они взялись? Смотрю, а там техники полно. Расставили, ремонтируют и сами себя охраняют. И россиянин стоит с автоматом. В таких случаях лишних телодвижений лучше не совершать. Я ведь служил в армии. Знаю, что нужно сохранять спокойствие. Я — назад. Что ж тут поделаешь, власть-то у них… Они ринулись на Белогородку и Мотыжин. Забор разнесли и уехали.
Едет боевая машина пехоты, сидят в каждой одиннадцать мужчин, автоматы новешенькие. Все в форме, узкоглазые, буряты. Один с танковым пулеметом и сразу стреляет. На въезде в село — сразу стреляет.
И лупит сильно! “Ту-ду-ду”. Чтобы все прятались. БМП, танк Т-72, БМП, танк — такие у них колонны [были]. С красными крестами на кузове БМП тоже были, чтобы собирать раненых. Целые колонны. Они сразу организовали на 51 километре блокпост и в Мотыжине блокпост поставили. Едут люди [наши] несчастные. Вы только представьте, колонны машин по сто, люди хотят уехать, а россияне не дают. Никто никуда этих людей не выпускал. Уехать они не могли ни из Бучи, ни из Ирпеня. Вот такая была картина.
В деталях расскажу, что происходило. Страшное побоище было в районе Калиновки, наша 95 бригада их бомбила. Каждый день, в восемь утра, как по часам, едет БМП, сидят на ней одиннадцать мужчин, машина с красным крестом, чтобы собирать тела, и сзади БМП. В районе Макарова, Бородянки — страшная бойня была постоянно. И это каждый день, как отче наш. В конце нашего села, возле домов — база селекционная. Они хитро ставили [технику].
Поставили танк возле домов, где люди жили, чтобы наши не стреляли. Понимаете, в чем дело? Прятали они свою технику. Патрулировали село. Но боялись, никогда не заходили во двор. Только вдоль забора ходили.
Они все маленького роста были. Глаза узкие. У меня здесь на трассе магазин ритуальный, там-то они меня и поймали. Организовали блокпост, расставили пулеметы и сидят. Решили поживиться в магазине, вырвали жалюзи. Смотрят — ритуальные венки. И никто не взял. Я говорю: “Бери! Забирай, пожалуйста!” И там же, в этом здании, на втором этаже, убили моего племянника 85 года рождения. Я могу это подтвердить. Вергуна Сергея Владимировича и Романа Журбенко 90 года рождения. Убили со связанными руками. Нашего Сергея опознали в Фастове, ему из автомата в голову выстрелили. В чем была его вина? Он даже женат еще не был. Его по правой ноге опознали в Фастове. А второго, со связанными ручонками, так и похоронили в братской могиле в Брусилове. Я сам видел фотографии.
У россиян везде были отметки, все углы были в желтой краске. Так они помечали территорию для разных частей, которые заезжали. Чтобы понимать, куда и как им ехать. Каждому же не будешь кричать по рации. И по ночам они шли колоннами без света, у них приборы ночного видения [были]. Патрулировали деревню, магазины грабили. Люди все это видели. У нас здесь аптека, магазин, я сидел на втором этаже, мне все видно было. 28 числа, когда наша 98 бригада выбивала их, люди не выдержали и давай выезжать. А куда? Прямо на Пашковку, а там поля были заминированы. Если бы сидели [здесь], может, остались бы живы. А так, у Валеры Фесенко, с улицы Заводской, машина подорвалась на мине, там он и погиб почем зря.
Люди сидели без куска хлеба, все боялись сюда заезжать.
Как-то россияне тащили на тросе два БМП, танки Т-72 поломанные. И там соскочила левая гусеница. Крика было… Аж жуть! Они взбесились, отцепили тросы, из танка как зарядили в здание. Бетонную стену разворотили. И все, и уехали. А тут и наши [люди] набежали: кто аккумулятор, кто солярку тащит, потому что нечем топить. Говорю: “Слушайте! Было сказано, пусть нашим останется. Не забирайте вы все это!” Но не прошло и получаса, как, слышу, ревет техника, из Мотыжина летит. Приехали россияне, вырвали свои аккумуляторы из машины. Какую-то [штуку] по типу шайбы бросили, и оно все вспыхнуло. Сгорела вся техника. И уехали.
А потом я думаю, пропали мои племянники, надо поехать посмотреть, куда они подевались. Их родители выехали, и как-то так вышло, что остались дети за бортом. Ну как дети: 85-го и 90-го. Я на велосипед и тихонько еду себе. Думаю, посмотрю на свой магазинчик, что там с ним, и заодно дом ребят. Не успел доехать до 14 номера, как кацап такой — хоп! Из автомата “тра-та-та”. Я резко упал, счастье, что песок [был]. А залезть ни в какой дом не могу. Лежал почти до темноты. Все люди боялись, все закрыто было, даже самые захудалые ворота были закрыты на замки. Бросил я велосипед, лег и лежу возле песка. А что? Если встану — убьют.
Когда попало в дом, я был в летней кухне. Вдруг — резкий удар. Два удара. Я же говорю, “Грады” оттуда [летели]. Сразу прошивает дом насквозь... Как я остался [жив]… Оно ведь над головой, буквально в 20 сантиметрах пролетело. Я выскочил, ничего не видать. Темень, все горит. Мгновенно все случилось… За секунду. Видите, здесь буква “Г” есть. Это обломки от “Града”. Вот номер его, а вот второй. Два разных, видите. Вот крыло от одного и другого. Все эти обломки загораются мгновенно. Горело здесь сильно. Вон, у Николая, по соседству, пилорама сгорела, все здание сгорело и пошло [пламя] туда, на село. И люди давайте бежать.