Замученные и расстрелянные — мирные жители села Мощун

Я — Иваненко Ольга Анатольевна, жительница села Мощун на Киевщине. Когда началась война, мы проживали в собственном доме: я, муж, ребенок, бабушка, сестра, дедушка (уже покойный), зять, племянница и мой брат.

Каким для вас был день начала полномасштабного вторжения РФ в Украину?

Это было страшно! Первое, что мы увидели, — вертолеты. Мы вышли на улицу и увидели, как они летели в сторону аэродрома в Гостомеле. Не знаю точно, сколько их было, мы насчитали где-то 36. А потом мы услышали взрывы и увидели дым со стороны Гостомеля. Нам было очень страшно, мы понимали, что надо бежать, стали собирать вещи. Вечером мы хотели ехать, но в итоге почему-то решили остаться. На следующий день мы должны были ехать, забирать дедушку из больницы. Он нам позвонил и сказал, чтобы мы приехали за ним, ведь в больницу привезли много наших раненых бойцов из-под Гостомеля, а его из-за этого уже выселили из палаты и положили в коридоре. Когда мы ехали в больницу, видели вокруг солдат и военную технику, было очень страшно: трупы лежали на дороге, моста уже практически не было. В конце концов нам удалось забрать дедушку. Той ночью мы заночевали в доме, были обстрелы, мы бегали прятаться в погреб. А на следующее утро в Мощуне уже были автоматчики, заехали танки, поэтому мы решили убежать, а вот дедушка так и остался в Мощуне.

Мощун обстреливали с первых дней войны?

Да, с первого дня начали у нас стрелять. Очень много было российских военных в Мощуне. Их потом долго вылавливали в селе.

Почему ваш дедушка не захотел эвакуироваться вместе с вами?

Дедушка не захотел, мы пытались уговорить его поехать, но он не захотел. Потом за ним даже волонтеры приезжали, хотели забрать, но и им он сказал, что останется дома. Потом нам люди рассказали, что еще где-то 8 марта видели, как из дома шел дым: то есть он, судя по всему, топил в доме и еще был жив. А уже 10 марта, когда здесь был очень сильный обстрел, танки стреляли прямо по домам, дедушку никто не слышал и не видел. Через некоторое время мы узнали, что его расстреляли. У нас были фотографии, но мы их удалили, это было жуткое зрелище. В голове три отверстия, пули прошли насквозь, очень страшно. Полтора месяца тело пролежало.

При каких обстоятельствах российские военные расстреляли вашего дедушку?

Мы до сих пор не можем этого понять, ему было 74 года, а еще он инвалид. Он никого не трогал, ничего никому плохого не делал. Жил себе человек... Почему так произошло — никто не знает, и мы этого уже не узнаем.

Известно ли вам о других случаях военных преступлений россиян против гражданских в Мощуне?

Да, многих людей в нашем селе пытали. Одну женщину привязали к дереву, говорят, ее насиловали. Я видела это видео: она была привязана к дереву уже мертвая. Знаю, что парня из нашего села расстреляли, а еще одного до сих пор не нашли. А одну бабушку нашли возле погреба на лестнице... Сама ли она умерла или ее убили — неизвестно.

Как вы узнали о том, что ваш дом разрушен?

Мы узнали из новостей, что Мощун разбомбили. А потом моя сестра приехала сюда и скинула нам фотографии нашего разрушенного дома. Сказала, что у нас больше нет дома.

Что именно из вашего имущества пострадало?

Дом. Все, что было в доме. И телевизор, и холодильник, полностью все, что было.

Могли ли вы подумать, что такое случится?

Нет! Даже когда мы увидели российские вертолеты, когда уже знали, что бьют по аэродрому в Гостомеле, думали, что разобьют аэродромы, воинские части и уйдут. Но они (российские военные) пошли через село, они хотели идти на Киев. Когда они были уже здесь, мы тоже надеялись, что они никого не будут трогать, а они (поскольку не смогли дойти до Киева) решили уничтожить село.

Сколько снарядов прилетело в ваш дом?

Из того, что мы насчитали, с одной стороны дома было четыре прилета, с другой еще один, во дворе три, а еще у ворот тоже был прилет.

Что планируете делать дальше?

Жить! Потихоньку отстраиваться, жить... Да и другого выхода у нас нет, ведь помощи от государства мы не получаем, ничего нет. Как будет, так будет, что удастся сделать, то сделаем...

Помогают ли вам волонтеры?

Волонтеры помогают продуктами: сейчас уже не так, как было вначале войны, но все равно помогают.

Какие эмоции вы испытывали, когда узнали об освобождении Мощуна?

На душе мне стало намного легче. Я понимала, что наше село уже освободили, что мы можем вернуться домой, но было страшно, ведь все было заминировано. И до сих пор, кстати, многое здесь заминировано, саперы активно работают. Вспоминая тот момент, мне одновременно было и страшно, и домой хотелось. Моя бабушка вернулась раньше меня, звонила мне, говорила, чтобы и я возвращалась, но из-за страха я не сразу поехала. Конечно же, прежде всего я боялась за ребенка, чтобы он не побежал куда-то в лес, туда, где очень много мин.

Изменилось ли ваше отношение к россиянам?

Да, очень! Лучше бы их вообще не существовало.

Перевод: Международное общество прав человека (Немецкая секция)