Культурный геноцид тяжело доказать, — профессор из США

Меня зовут Джон Голл. Я профессор права в юридической школе Фаулера в городе Оранж, штат Калифорния.

Я приехал в Украину, чтобы волонтерить в Харьковской правозащитной группе, чтобы помогать всеми возможными способами, а также собирать материал для собственной научной работы о разрушении культурного наследия.

Я преподаю международное право и право в области искусства. Уже несколько лет, со времен моей работы в Камбодже, я очень интересуюсь вопросом разрушения культурного наследия, культурных ценностей. Я с большим интересом читал о систематическом уничтожении украинской культуры российскими оккупантами. Мне было очень интересно изучить эту тему и написать о ней.

В чем проблема с ‘геноцидом’?

Вопрос культурного геноцида одновременно и очень интересный, и очень дискуссионный. Когда впервые заговорили о геноциде и конвенции о геноциде, ее проект предусматривал три ключевых компонента, которые базировались на идеях Лемкина о физическом геноциде, биологическом геноциде и культурном геноциде. В конце концов культурный геноцид был изъят из конвенции о геноциде. Он также не включен в определение геноцида МУС.

Поэтому мы имеем ситуацию, когда геноцид, “преступление всех преступлений”, касается только массового убийства группы людей полностью или частично, насильственных преступлений против членов этой группы и биологической смерти этой группы. Уничтожение культуры определенной группы людей полностью или частично не является частью конвенции о геноциде. Эта концепция была и остается очень спорной.

Например, мы одинаково относимся к разрушению музея во время войны, независимо от того, было ли это просто умышленное уничтожение здания в пределах военной кампании, или же попытка стереть культуру с лица земли. Но эти ситуации, очевидно, очень-очень разные.

Существование преступления культурного геноцида предполагало бы более тяжелую юридическую ответственность, усиленную субъективную сторону преступления. То есть, нам нужно будет доказывать, что это конкретное событие, это преступление, это уничтожение церкви, уничтожение художественного музея, уничтожение архива было частью геноцида — попыткой стереть культуру, а не просто случайным уничтожением культурной ценности.

Мой опыт работы в Камбодже показал, что народ был возмущен, когда обвиняемым на трибунале в Пномпене изначально не было предъявлено обвинение в геноциде. Люди были в ярости от того, что убийство миллионов камбоджийцев не привело к обвинениям в геноциде.

Это объясняется тем, что юридическое определение геноцида ограничено, как мы знаем. Я очень поддерживаю расширение понимания преступления геноцида, чтобы явно включить туда разрушение культурного наследия с намерением уничтожить всю культуру полностью или частично.

Что является доказательством уничтожения культуры?

Я думаю, сейчас самое важное, что могут сделать организации, — это собирать доказательства. Мы сейчас на стадии документирования происходящего. И это важно по нескольким причинам.

Это закладывает основу для будущих судебных процессов, которые будут осуществлять МУС или прокуратура в Украине. Если мы задокументируем это сейчас, мы обеспечим себе то, что впоследствии россияне и Путин не смогут утверждать, что это преувеличение. Или этого никогда не было. Или это было случайностью. Или это были плохие исполнители.

Нам необходимо собрать доказательства масштабности и системности совершаемых преступлений. Это самое главное. Следующим шагом будет уголовное преследование.

Доказать, что уничтожение культурных ценностей в Украине намеренно, будет очень сложно. Безусловно, сторона защиты будет утверждать, что это была случайность. Что на самом деле целью были военные объекты. Что это случайное уничтожение культурного наследия. Или у украинцев были военные подразделения возле объекта [культурного наследия].

Однако в войне в Украине есть яркие признаки того, что российские военные намеренно атакуют украинское культурное наследие. Музей Сковороды — это, пожалуй, классический пример среди мест, которые мы посетили.

Это был дом и музей, принадлежавший украинскому поэту и философу XVIII столетия. Здание, в которое попали российские ракеты в 2022 году, стоит посреди леса. Оно очень далеко от других построек. Поблизости не было никаких военных объектов или целей, а ближайшие небольшие села — в сотнях метров оттуда.

На этой территории не было ничего, кроме этого здания, полностью разрушенного российскими ракетами в мае 2022 года. Это было слишком далеко от активных боев.

Следовательно, это могла быть или случайность — это звучит довольно бессмысленно — или это была намеренная атака на очень важную часть украинского культурного наследия.

’Я был шокирован масштабами преступлений’

Раньше, когда я был адвокатом, нас учили быть беспристрастными — пытаться смотреть на правовую ситуацию с определенной дистанции без обязанности выбирать чью-либо сторону. Хотя как правозащитники мы все же склонны выбирать сторону.

Но я был шокирован масштабностью преступлений россиян во время оккупации. Это не просто плохое поведение солдат в боевой или послебоевой обстановке. Это было систематическое издевательство над украинским народом.

Массовые изнасилования, изнасилования детей, массовые убийства, умышленное разрушение гражданских построек и инфраструктуры. Это не были неординарные случаи. Это было везде. Везде, где была российская оккупация, особенно после вторжения 2022 года, над людьми издевались.

Я общался с жертвами, например, с пожилой женщиной в деревне под Бучей. Она рассказала, что россияне наобум расстреливали людей на улицах, когда видели их. Поэтому она, ее муж и большинство соседей провели месяцы в подвале.

Ее муж нес еду пожилой соседке, и россиянин застрелил его. Его тело пролежало на улице более двух недель, прежде чем она смогла забрать его. Когда россияне наконец отступили, они сожгли ее дом вместе со многими другими.

Это выглядит так, будто россияне относятся к украинцам как к недолюдям. И это невозможно простить. Для меня это стало самым большим сдвигом: осознание масштабов преступлений россиян и нарастающее чувство ненависти к тому, что россияне совершили.

Я думаю, есть угроза, что в западных медиа это превратится в войну ракет и бомб, эта война станет достаточно далекой. Насилие же российских войск против гражданского населения освещается недостаточно.

Впечатления от Украины

Я приезжал в Украину в 2013-2014 годах на конференции, поэтому я уже немного видел Киев. Хотя и очевидно, что это была совсем иная ситуация, чем сейчас.

До того как приехать сюда, я ожидал увидеть страну, полностью опустошенную войной. Так это представляют медиа в Европе и США: поля битв, ракеты, страдания. Я ожидал, что даже в Киеве и Харькове увижу эту сторону войны. И, конечно же, не увидел.

Все было более чем обычным. И я думаю, что именно это меня поразило: нормальность жизни людей. Люди просто живут своей жизнью, как и должны жить. Они ходят на работу, за покупками, общаются со своими семьями.

Что еще поразило меня за время моего пребывания здесь, так это сила людей. Звучит немного банально, но за два месяца я ни разу не слышал ни от кого о том, что Украина может проиграть эту войну.

Люди полны решимости. Они нацелены на победу, независимость и демократическое будущее. Не было цинизма. Не было такого: “Ох, что-то не так”. Нет, есть полная готовность сражаться с оккупантами.

Знаете, мне объясняли, что украинцы рождаются со стальным стержнем в позвоночнике. И я думаю, что это правда! Они справляются с этим и работают вместе ради победы. Это удивительная вещь.

Украинцы, хотя и пострадали от жестокости россиян, не являются жертвами по определению. Это сильные люди, которые выбарывают свою независимость в борьбе с оккупантом.

Ответит ли Путин?

Как мы можем привлечь виновников всего этого к ответственности? На самом деле, это вечная проблема международного уголовного права. В частности, как мы можем привлечь к ответственности главу государства?

Некоторые говорят, что это невозможно. Что мы никогда не сможем рассчитывать на то, что такие главы государств как Путин, когда-нибудь предстанут перед уголовным трибуналом или перед МУС. Я бы не был так уверен.

История доказывает, что даже люди, казавшиеся недостижимыми, впоследствии были привлечены к ответственности. Так что я думаю, что это вполне возможно.