Меню
Голоса войны
В убежище дочь заботилась об игрушке

Елена Полякова — харьковчанка, с Салтовки. Она рассказывает о мужестве одиннадцатиклассников, которые спешили на помощь пострадавшим. О жизни под обстрелами в школьном подвале. О водителе, который рискнул и чудом эвакуировал их на вокзал. Несмотря на пережитый кошмар, травму и две операции, она надеется, что Харьков восстановится и станет еще лучше.

Такое чувство, будто Господь отвел людей

С начала войны сын Лианы Флоринской из Вышгорода занимался волонтерской деятельностью. Ему чудом удалось остаться в живых, когда машина Красного Креста попала под минометный обстрел. Сама Лиана тоже чуть не стала жертвой российских бомбардировок. Она вышла из дома за несколько минут до обстрела.

‘Уходи и не возвращайся’

Ольга Ласа рассказывает, что после оккупации села Великая Дымерка, россияне загнали танк в ее огород и спрятались в погребе. А саму хозяйку выгнали на улицу. Большой гостеприимный дом, в который приезжали дети и внуки, сгорел.

‘Смотрю на него, а руки — нет...’, — житель Макарова рассказывает, как оккупанты убили его внука

Юрий Пладько — пенсионер из Макарова, Бучанского района Киевской области. Война принесла его семье много горя. Мужчина говорит об оккупантах: “Они не смотрели, кто там — ребенок или не ребенок, стреляли, куда хотели...”

‘Мечтаю, чтобы Украина победила’

Мариуполь — один из главных символов военных преступлений армии РФ в Украине. Харьковская правозащитная группа занимается фиксацией преступлений и помогает пострадавшим. Александра Неткачева пережила множество обстрелов города. Ее муж пострадал во время одного из них и умер в больнице.

‘Мужчины сидели, чай пили на кухоньке. Снаряд упал, их разорвало. Их солдаты закопали прямо в огороде...’

Пенсионер Николай Перепелица живет в Краснополье Донецкой области. Его село подверглось многочисленным авиаударам. Мужчина говорит: самолет прилетал каждое утро, разбивало дома, сносило крыши.

‘Только бы не в живот: если попадут в меня, хоть ребенка спасут’

Александра жила на Николаевщине. 24-го февраля она была на 32-й неделе беременности. Вместе с мужем они перебрались в больницу, в которой работали, но россияне обстреливали и ее. Спустя 36 часов после родов, женщина с младенцем 12 раз спускались в подвал.

‘У украинцев есть коллективная травма’, — психолог Елена Грибанова

Откуда проистекает садизм российских военных? Почему украинцам иногда выгодно быть жертвами? Что не так со словом “пострадавший”? Говорим с кризисным психологом, который долгое время работал в Беларуси, а теперь помогает психологам в Украине.

‘Русские солдаты останавливали машину с хлебом — хлеб выбрасывали и машиной переезжали. Чтобы людям нечего было есть’

Житель Херсона рассказывает, как город жил в первые дни российской оккупации.

‘Дети, я не смогу провести урок, потому что началась война’

Оксана — учительница русского языка и литературы. Когда Мариуполь обстреливали, женщине казалось, что ее сердце превращается в маленькую птичку. Было больно смотреть на почерневшие дома и лица соседей, которые поблекли от войны и будто стерлись.

Виктория Ивлева: ‘Я бы никогда не стала защищать Россию’

Журналист и фотограф Виктория Ивлева называет себя “плохой русской” и мечтает увидеть президента своей страны перед судом.

‘Солдат должен быть трусом, а когда надо — героем’

Александр с позывным “Тайфун” воюет с 24-х лет. Пережив плен после Иловайска, второй раз сдаваться не собирается.