‘Смотрю на него, а руки — нет...’, — житель Макарова рассказывает, как оккупанты убили его внука

Проживали мы в Киевской области, есть такой поселок городского типа, пгт. Макаров, когда-то это был Макаровский район, а сейчас — Бучанский район. Вот здесь мы проживали, на пенсии, когда началась война.

Как пришла война в вашу жизнь?

Было сообщение, что идет наступление из Беларуси, где у них были учения, через Чернобыльскую АЭС. Еще в 4 часа, в начале 5-го, мы услышали грохот, было слышно хорошо издалека, как гусеницы идут по асфальту. Потом начались выстрелы, взрывы: минут через 15, потом через 20. А в 6:15 вечера уже начали бить по-настоящему, как говорится. И уже стреляли каждый день: в 3:20-3:40 утра и целый день, до вечера, а днем их самолеты и вертолеты летали. Мы видели, как их сбивали, там недалеко от нас сбили самолет их, но они стреляли. Мы были под бомбежкой с 24 февраля по 5 марта. Взрывы, окна вылетали, машины горели. Они стреляли наугад: где увидели человека, туда и стреляли. Они уже не смотрели, какие машины едут — по машинам стреляли. Ехала группа наша, их отбили. У нас там больница есть, они сделали в подвале, вроде, госпиталь, туда раненых привозили. Они (россияне) не смотрели, дети там или кто, едут на БТР-ах и из пулеметов — прямо по машинам. Они не смотрели, кто там — ребенок или не ребенок, — стреляли, куда хотели.

У них просто были указания, направления дороги и они заблудились, потому что наши ребята, спасибо им, поставили знаки там, где болото, и они туда попали. 44 тонны или 50 тонн — они там так и стоят, только стволы выглядывают. Спасибо ребятам, конечно, указатели поснимали и россияне заблудились. Они хотели поехать через Макаров и попасть на Киев, а указателей-то не было, им надо было через Ирпень идти, а они попали на Макаров.

Потом прилетели их вертолеты, мы видели, как они бомбили, наших бомбили часто. Там был кирпичный завод, из бетона площадка, они думали, что это взлетная полоса. Также там рядом была база для МИГ-95 или МИГ-167, колонна их обеспечивала. Так они сразу ее разбили и там разместили свою базу. Налетели наши вертолеты и в течение получаса их там сравняли с землей. Там столько техники лежит побитой!

Где вы находились во время боевых действий?

Первые дни, как начали стрелять, у нас такой маленький подвал есть... Он строился, но не достроили, ямка вырыта, плитой залита. Мы днем, бывало, выходили — покурить, бывало, и поесть, а на ночь — туда, обратно. Ну, холодно, все же. Потом уже вылезли. Бабушка слабенькая, моя жена уже в возрасте. Решили — что будет, то будет, а мы будем в доме. Там где-то как лупнет, дом как затрясет... Некоторые люди говорили, пусть бы упало сразу, чтобы не страдать. Ну, жили мы. Каждый день стреляли, а потом уже возле нас и гаражи взрывались, и пилорамы горели. Они били куда попало, хлебозавод взорвали, два самолета пролетели и сразу его уничтожили. Там и техника была вся новая: тракторы, все такое. Было здание — и полностью здания нет, два этажа, все разбито. Так же и кирпичный завод, и жилые дома. У дочери дом, так попал в балкон снаряд, прямо на 4-м этаже, балкона нет, квартиры нет, дом ремонту не подлежит. Такие дома как игрушки взлетали.

Пострадали ли вы от агрессии россиян?

Как нас бомбили! У меня нет слов, чтобы это передать сейчас, аж плакать хочется. Детей было жалко. Когда падали снаряды, дом как мячик подпрыгивал. У нас упал снаряд возле дома, разбило полностью стену, повылетали двери, газовая труба побита была, еще полстенки вылетело. Я думаю, как раз затишье было, пойду, гляну быстренько. Проходить было страшновато, ну, я думаю, пойду, гляну быстро — туда-обратно. Пошел, смотрю — стекла повылетали. Так я взял, пленкой двери кое-как прибил, чтобы стояли, чтобы никто не лазил. Тут прибежали внуки, я говорю им: “Чего вы прибежали? Я же уже сейчас ухожу!” Постояли где-то минут 5, вроде, тишина. Тут уже малой, самый старший внук, присел, начал звать собачку. Я говорю: “Сынок, пошли, уже хватит”. Потом стою, слышу только писк такой: “Сииии...”, — до земли не долетело и взорвалось. Не взрывная волна, а просто осколочная. И получилось, что я успел рукой закрыться. Потом пыль начала рассеиваться, в ушах звенит, а я как стоял, так и стою. Потом уже пыль рассеялась, а внук стонет и кричит: “Дедушка!” Смотрю на него, а руки — нет. Рука у кумы на пороге лежит, ну, где-то 3-4 метра, под боком кишки выглядывают и нога болтается. Тогда скорые не ездили, что тут поделаешь...

А я на руку свою смотрю, так и не пойму, что же оно такое? Потом уже увидел, что штаны мокрые, палец болтается, как говорится, на коже. И он снова: “Дедушка, дедушка...” Потом вижу: он истекает кровью. А вот как забирать его? Я мигом из дома, только к нему (подбегаю) — сразу снаряд. Кто-то наводил, короче, был наводчик. Кто-то знал, где, что и как. Я примерно догадываюсь — кто. У нас там есть один местный продажный такой, что он может продаться за все, что хочешь. Мы к нему приедем, если у него дом будет целый, то... Потому что он в этот момент ехал на гору на велосипеде, еще и поздоровался, а я спрашиваю: “Куда ты так едешь?”, — а он: “А... По делам”. Говорили, когда российские танки ехали по его улице, он шел с соседом. Тот убежал, а он шел спокойно, будто это свои. А потом уже люди рассказывали, что он давал и воду им, и еду давал, чтобы только его не зацепили. Это, конечно, разговоры, а как оно — время покажет.

А потом уже бомбили, 5-го числа это было. Мы его не могли забрать, 6-го — не могли. 6-го я пошел в больницу, мне как раз зашили руку. Сказали, что надежда — 50 на 50. Эти пальцы, вроде, будут, а этот...

6-го числа, сказали, чтобы выезжали — матери, старики, до 18-ти лет ребята, а после 18, вроде, остаются. Мы поехали, полчаса — и Макарово. Полностью разрушено, не было ни одного здания у нас там, все с землей сравняли. И начали сразу стрелять: в угол здания сразу попал снаряд и с задней стороны тоже. Стреляли куда попало. Потом нас завезли в Фастов. В Фастове мы переночевали 2 ночи, потом утром встали и нам говорят: “Собирайтесь, сейчас будут и Фастов брать”.

Только приехали сюда, во Львов, нас начали разделять, одни туда едут, другие — сюда, мы еле из Львова выехали. Этот автобус едет, тот не туда едет. Спасибо этой школе, что нас приютили. Очень благодарен им: здесь и кормят. Большая им благодарность, что есть такие отзывчивые, аж плакать хочется... Однако здесь были некоторые инциденты, конечно. У нас тут попадались люди, которые не хотят ни помогать, ни делать ничего. Было все хорошо, а как появились они, у нас началось что-то такое, что я и не знаю, как сказать.

Что вам еще известно об убийствах гражданских людей?

Многие ищут мирных жителей. У сына, у зятя нашли вчера и позавчера двоюродных двух братьев. Умерли уже. У кума моего также, в Ирпене, в поле. Соседа нашли, дня 4 назад во дворе обгорел. Когда люди выезжали, не видели. А как начали съезжаться — увидели. Сколько же он там пролежал, считай с 5-го числа. Его опознали по пальцам, у него татуировка была, так узнали, что это он. Ну вот так... Конечно страшно было. Не столько за себя, сколько за детей, внуков, правнуков.

Перевод: Международное общество прав человека (Немецкая секция)