Бюлетень "Права Людини", 2008, #05

Если еще несколько лет назад отвечая на этот вопрос, большинство специалистов укорительно кивало  головой, мол нельзя прожив менее десяти лет по одной Конституции, ставить вопрос о принятии новой, то после определенных событий, которые несомненно «приукрасили» ушедший 2007 политический год, вся юридическая общественность находится в ожидании, насколько скорыми на руку окажутся наши государственные лидеры, щедро раздававшие на последних парламентских выборах обещания принять новую «народную» Конституцию. Сейчас, как мне кажется, мы живем в состоянии не только полного конституционного нигилизма, но и в период, когда сама идея построить конституционное государство для наших политиков является более ценной, чем желание его построить. Я имею в виду, что, провозгласив движение в сторону правовой государственности, мы постепенно превратили один из столпов этой правовой государственности, – демократическую Конституцию – не только в объект насмешек со стороны простого обывателя, но и в инструмент политической борьбы, причем очень даже грязной.

Что касается последнего тезиса, то я имею в виду, во-первых, насколько за 12 лет существования по одной из самых демократических Конституций в Европе мы смогли продвинуться в вопросе конституционной грамотности населения. По моему глубокому убеждению, для абсолютного большинства украинцев содержание этой самой Конституции остается такой же загадкой, как и устройство синхрофазотрона. Мы живем по инерции советских времен, когда «там им наверху виднее».

Показательными в данном отношении являются результаты ряда социологических опросов, проведенных в разгар прошлогодней «борьбы за демократию».  Так, центр «Социальный мониторинг» и Украинский институт социологических исследований провели перед выборами исследование общественного мнения на предмет того, насколько действия политиков в отношении ситуации с роспуском Верховной Рады соответствуют Конституции. И как оказалось, результаты до поразительной точности совпали и стали избирательным барометром на последовавших парламентских выборах: 34,1 % опрошенных считали, что нарушения имели место со стороны Президента, 28,5% – со стороны парламента, 11,1% – со стороны правительства, 6,2% – со стороны оппозиционных сил, 7,2% опрошенных сказали, что нарушения Конституции вообще отсутствовали, а 19,1% – не смогли дать ответ. Все-таки телевидение и вера в искренность наших политиков сильная вещь, как ни крути.

Беда заключается еще и в том, что, провозгласив лозунг «С новой Конституцией в светлое будущее», мы забыли найти ответ на ряд принципиальных вопросов, которые лично я очень бы хотел задать нашим политикам.

Вопрос первый. Как принимать новую Конституцию? Казалось бы, всё просто. Раз нужна «народная» Конституция, то и принимать её должен народ. И в принципе для этого есть все правовые основания. Во-первых, норма статьи 5 нынешней Конституции, предоставившая нашему народу исключительное право устанавливать конституционный строй. Во-вторых, правило Закона «О всеукраинском и местных референдумах», позволяющее утверждать Конституцию на всеукраинском референдуме. В третьих, решение Конституционного Суда от 5 октября 2005 года, в котором суд дал официальное толкование вышеупомянутому конституционному положению, указав при этом, что именно через референдум народ устанавливает конституционный строй, который закрепляется Конституцией.

Казалось бы, что вооружившись таким юридическим оружием, можно смело идти на референдарные редуты. Однако крепость обозначенной правовой позиции является слишком иллюзорной. Прежде всего отметим, что Закон о референдумах был принят ещё в 1991 году на основе Конституции 1978 года. Во-вторых, в нем говорится именно об «утверждении» Конституции, что с точки зрения нормативной техники означает, что референдум должен быть последней стадией конституционной реформы. Что же касается предшествующих утверждению Конституции стадий, об этом нам не известно ничего. Ведь если в Конституции 1978 года и Конституционном договоре 1995 года предусматривалось наличие у парламента права принимать Конституцию, то в действующей Конституции абсолютно ничего не говорится о процедуре принятия новой Конституции. По логике действий наших правителей складывается четкое убеждение, что они знают, как будет выглядеть эта самая важная государственно-правовая процедура, но не хотят нам говорить. Так, к примеру в проекте Программы правительства, предусматривается, что правительство и коалиция обязуются внести проект Конституции и обеспечить его принятие. Только вот куда вносить и кто этот таинственный субъект, который будет утверждать?

Во-вторых, насколько «утверждение конституционного строя» является «принятием Конституции».  С одной стороны Конституционный Суд обмолвился, что этот пресловутый конституционный строй закрепляется в Конституции, однако при этом сформулировал свою правовую позицию настолько витиевато, что Президенту пришлось повторно (правда, указанное толкование было дано по обращению в суд трех граждан)  к толкователям Основного Закона с просьбой дать более точную трактовку этих конституционных положений и, в первую очередь, в отношении процедуры принятия Конституции.

Всё это сводится к вопросу о легитимности принятой Конституции. Достаточно вспомнить, что те образцы западного конституционализма, которыми мы восхищаемся и ставим в пример, принимались способом, который с большой натяжкой можно назвать «легитимным». Ведь, к примеру, как утверждают историки права, никто не уполномочивал членов Филадельфийского конвента разрабатывать проект новой Конституции. У них была другая задача – выработать изменения в действующую Конституцию Конфедерации (так называемые Статьи Конфедерации). И всё-таки они пошли на этот шаг, делая это в абсолютной тайне. А сам пресловутый образцовый акт был утвержден парламентами (или специально избранными конституционными собраниями) штатов, при том, что у самого конфедеративного государства был на тот момент легитимно избранный Конгрес (т.е. парламент).

Другой пример, который для нас более актуален, – это принятие  Конституции Франции 1958 года. Актуальность заключается в том, что именно французскую смешанную модель правления заимствовали наши законодатели при написании действующей Конституции. Тогда  де Голль пошел на достаточно неординарный шаг, протянув через парламент решение о новой процедуре внесения изменений в Конституцию 1946 года, и вынеся под видом поправки к Конституции новый проект Конституции на референдум. Напомним, что также, как поправка к действующей Конституции принималась и Конституция Японии 1946 года. Возвращаясь к французскому опыту, не преминем отметить, что то, что сделал харизматический  де Голль, среди юридической общественности получило название «конституционного переворота».

Я уже не говорю об Основном Законе ФРГ 1949 года, который тоже ставится в пример западными консультантами и отечественными специалистами. Во-первых, само название говорит за себя. Немцы так и не решились принять Конституцию с учетом обстоятельств, которые сложились в их государстве после II мировой войны, и поэтому новую жизнь начали именно с Основного Закону, подразумевая, что, встав на ноги, примут новую Конституцию. Скорее всего крылатое выражение «нет ничего более постоянного, чем временное» имеет интернациональный характер. Во-вторых, если сказать что немцы, как и японцы, писали свои основные правовые документы не сами, то это ничего ни сказать. В обоих случаях в роли «конституционного дирижера» выступали американцы, то есть представители оккупационных войск. Притом «дирижирование» этим процессом больше напоминало полное им управление. Так, к примеру,  рекомендации по конституционной реформе специально созданной комиссии японских ученых-конституционалистов под руководством Джойи Матсумото были полностью отвергнуты генералом МакАртуром, главнокомандующим сил союзников, который, по сути, и обеспечивал процесс принятия новой Конституции.

То есть видим, что не совсем «конституционными» были эти пресловутые западные Конституции. Вместе с тем, это не помешало всем этим странам сделать огромный рывок вперед, и никто не сможет поспорить с тем, что уже по сравнению с Украиной эти государство намного демократичнее, а их жители чувствуют себя полноценными гражданами, которые знают, что в любой момент могут рассчитывать на помощь своего государства.

Вместе с тем здесь возникает другой вопрос. А почему так случилось, что, осознавая трудность полноценного обоснования легитимности принятия их основоположных актов, они спокойно относятся к этому факту и не делают никакой трагедии из этого, как в момент принятия Конституций, так и после длительного периода жизни по этому закону? Ответ, как по мне достаточно прост. Давайте посмотрим в какие времена и при каких правителях принимались эти Конституции. То ли это было выживание страны как единого государства, то ли послевоенный период, то ли ситуация, когда парламент не в состоянии справиться с болезненными управленческими вопросами, а в стране наличествовал политик, уровень доверия к которому просто зашкаливал. Главное при этом, что те политики, которые были основными действующими лицами, прекрасно понимали, какая огромная ответственность ложится на их плечи, и какую колоссальную работу нужно проделать, прежде их детище станет восприниматься населением как самый важный документ в жизни государства и общества.

Имеем ли мы право на такой «нелегитимный» прорыв? Тезис достаточно  неоднозначный, как для страны, которая пытается убедить весь мир, что уже давно стала на рельсы демократических реформ и не будет с них сходить. Однако обсуждать его всё же стоит, хотя бы потому, что, как мне показалось, наши политические деятели рано или поздно заговорят об этом, оправдывая свои конституционные шаги.  С экранов телевизоров нас уже не один месяц активно убеждают, что если не все, то во всяком случае самые главные, препятствующие развитию государства, беды заключены в Конституции, особенно на фоне событий прошлого года. Однако как показали исследования, проведенные Центром социальных исследований «София», только 21% респондентов назвали конституционную реформу среди социальных реформ, которые нужны стране, тогда как абсолютное большинство опрошенных (50,2%) назвали первоочередной реформу системы здравоохранения. Даже если соединить всю харизму всех наших видных политических деятелей воедино, навряд ли этого хватит для того, чтобы изменить такое отношение населения к вопросу о конституционной реформе, поскольку народ прекрасно видит, как зачастую показательно пренебрежительно относятся наши избранники к букве Основного Закона. Чего уже говорить о ситуации, когда инициаторы процесса принятия новой Конституции захотят избрать способ, легитимность которого будет вызывать большое сомнение. И здесь возникает ещё один вопрос.

Вопрос второй. С чем в ныне действующей Конституции концептуально не согласны наши политические лидеры? На сегодняшний момент ответ на этот вопрос был дан лишь в очень общих чертах в Программе деятельности Кабинета Министров «Для людей, а не для политиков», переданной правительством на утверждение в парламент. Кабмин предлагает сосредоточить внимание на  вопросах распределения полномочий между Президентом, правительством и Верховной Радой; усовершенствовать механизм формирования самого правительства, обозначить права Премьера и других членов Кабмина (такая постановка вопроса более характерна для парламентской формы правления); развивать основы парламентаризма через усовершенствование правового статуса оппозиции (вопрос, который традиционно вообще не является предметом регулирования в конституциях) и ликвидации института депутатской неприкосновенности. И лишь в одной позиции вспоминается о такой благой цели конституционной реформы, как «усовершенствование процедурных норм и процессуальных гарантий защиты прав и свобод человека и гражданина». То есть, по сути, весь сыр-бор сводится к новому распределению властных полномочий.

И опять вопрос – для чего политики с такой периодичностью обращаются за советом к ученым-юристам? Сколько раз уже говорилось, что оценить эффективность любой Конституции в части деятельности властного механизма можно  только лишь после принятия соответствующих Законов, развивающих конституционные положения. Что уже говорить, если вспомнить, что парламент жил без нового Регламента 9 лет после принятия Конституции, а Кабинет Министров без профильного закона  – практически 11 лет. До сих пор нет Закона «О Президенте», «О центральных органах исполнительной власти», «О временных следственных комиссиях Верховной Рады». И всё это после 12 лет с момента принятия Конституции! Между прочим, возникает вопрос о том, на базе чего новый Кабмин собирается разрабатывать указанные законопроекты, как это задекларировано в программе – на базе ныне действующей Конституции (зачем?) или на базе проекта новой (как?).

Вопрос третий. Как будет разрабатываться проект новой Конституции? На сегодняшний момент по этому вопросу есть более или менее четкое понимание этого вопроса со стороны главы государства. Речь идет о задекларированном ним идеи создании Национального конституционного совета. Согласно соответствующему президентскому указу  персональный состав этого органа, основной задачей которого буде разработка проекта новой Конституции, будет формироваться главой государства по предложению политических партий, Национальной академии наук, правозащитных организаций и областных советов.

Возникает вопрос – почему среди авторов предложений по персональному составу не значатся ни ведущие юридические вузы, ни такой флагман юридической науки, как Академия правовых наук Украины? Ведь в самом Указе говорится, что к деятельности совета должны быть привлечены ведущие специалисты в области конституционного права. Но это полбеды. В силу рода профессиональной деятельности я имею честь и возможность общаться со специалистами в этой области публичного права. Так вот они невзначай упоминают, что они пишут проекты новой Конституции для определенных политических, а иногда и провластных кругов. Но для кого и с кем они это делают, предпочитают не говорить, ссылаясь каждый раз на настоятельную просьбу заказчика. По сути, процесс разработки новой Конституции сейчас сравним с процессом разработки нового секретного оружия в каком-нибудь военном КБ, когда каждый знает только свой участок работы, но для чего он это делает и с кем – большая загадка, а сам процесс, как и КБ находится за семью печатями. Стоит ли в связи с этим вспоминать процесс разработки Конституции 1996 года, когда к этому процессу были привлечены лучшие специалисты ведущих юридических школ, а сам процесс носил исключительно открытый характер и сопровождался детальным и длительным обсуждением каждого конституционного положения на различных уровнях?

Вопрос четвертый. Во сколько может обойтись конституционная реформа? Речь идет не столько о стоимости организационных мероприятий по подготовке новой Конституции, сколько о стоимости распределения властных рычагов. Я не просто так  упоминаю об этом моменте, ибо именно финансовый вопрос стал одним из камней преткновения при попытке итальянских политиков изменить Конституцию в 2006 году. Напомним, что 26-26 июня позапрошлого года в Италии был проведен референдум по вопросу о внесении изменений в действующую Конституцию. Результаты референдума полностью разочаровали инициаторов конституционной реформы, и сама реформа в результате провалилась. Так вот тогда перед референдумом аналитики обнародовали цифры, которые для «реформаторов» были весьма нелицеприятны. В частности, реформой предусматривалась передача регионам больших полномочий. Такая «передача» обошлась бы бюджету в 250 млрд евро. При этом в самом бюджете предусматривалось на эти цели всего 180 млрд, то есть получалась дыра в 70 млрд.  Я говорю об этом, в том числе и в связи с одним из приоритетных направлений конституционного реформирования, о котором неоднократно упоминали наши политические лидеры, – реформе местного самоуправления, предусматривающей децентрализацию управленческих рычагов.

Вопрос пятый. Существует ли на сегодняшний день механизм, который обеспечил бы эффективное внедрение в жизнь новой Конституции? В первую очередь речь идет об институциональных гарантиях, то есть о наличии у нас на сегодняшний момент дееспособного органа, который был бы способен обеспечивать состояние конституционной законности. Я, конечно же, имею ввиду Конституционный Суд. Стоит ли говорить, как упал его авторитет в глазах простого обывателя после прошлогодних скандалов и поразительной бездеятельности. Но, как по мне, проблема здесь заключается прежде всего в той модели формирования суда, которая изначально была заложена в действующей Конституции. Напомним, что на сегодняшний момент состав суда формируется тремя субъектами – парламентом, Президентом и съездом судей, каждый из которых назначает (избирает) по 6 судей. При этом первые два имеют право уволить назначенных (избранных) ими судей. Поэтому даже в специализированной литературе иногда можно встретить мнение, что каждая «шестерка» представляет определенную ветвь власти. В результате орган, который по своей природе не должен иметь никакого отношения к политических страстям, оказался максимально заполитизирован.

Зарубежный опыт предлагает достаточно большой выбор моделей формирования  этого органа конституционной юрисдикции. Наиболее эффективной на практике оказалась модель, когда кандидатов на должность судьи вносит Президент, а парламент избирает среди них конституционный состав суда. Почему эта модель хороша? В первую очередь потому, что в такой ситуации судьям не приходиться каждый оборачиваться назад и смотреть на позиции властного субъекта, по воле которого они оказались на таком высоком посту.

Теперь, что касается персонального состава действующего суда. Удивляет, в первую очередь, что среди судей нет ни одного доктора юридических наук и только два дипломированных специалиста по конституционному праву.  Между прочим, это сказалось и на качестве решений, принимаемых этим органом. Достаточно вспомнить ситуацию с правовой позицией суда по вопросу о необходимости создания местных подразделений политических партий, когда суду пришлось через несколько месяцев вынести по сути повторное решение, «наведя резкость» в отношении этого вопроса. Удивляют при этом и позиции властных институций, когда подбор кандидатов происходит за закрытыми дверьми, а само обсуждение, к примеру, в том же парламенте 11 кандидатов заняло менее часа. Стоит ли упоминать о том, как  это происходит  в других странах? Один пример. Когда на утверждение чешскому Сенату Президент предложил кандидатуру профессора конституционного права с большим стажем и авторитетом в научных кругах, его кандидатура провалилась с треском, потому что депутаты вспомнили ему, как в 60-ых годах (!) под авторством этого профессора вышел учебник по конституционному праву, в котором использовались элементы социалистической теории. А само обсуждение его кандидатуры и еще 3 кандидатов длилось на протяжении пяти часов.

Я неспроста уделил так много внимания деятельности этого органа. Именно от его «боеспособности», зависит, насколько замысел инициаторов конституционной реформы – исправить существующие прорехи в государственном управлении – сможет быстро дать ожидаемые плоды. Ведь, к примеру в тех же самых США есть две Конституции. Одна, принятая в 1787 году, и одна «живая», которую творит Верховный Суд (исполняющий в том числе функции конституционного суда).

Напоследок хочется сказать. Очень хочется, чтобы ответы на эти и другие вопросы мы услышали до того дня, когда, проснувшись, узнаем, что живем уже по новой Конституции.

Написання нової редакції Конституції України та обговорення проекту Кримінально-процесуального кодексу неминуче торкнеться питання створення суду присяжних в Україні.

Інститут суду присяжних в Україні передбачений Конституцією та Законом України «Про судоустрій» 2002 року, але й досі не запроваджений. У проекті нового Кримінально-процесуального кодексу України, зареєстрованого в грудні минулого року, зазначено, що за клопотанням підсудного суд присяжних розглядає кримінальні справи про злочини, за вчинення яких кримінальним законом передбачено можливість призначення покарання у вигляді довічного позбавлення волі.

Серед фахівців, що стверджують необхідність якнайшвидше ввести в Україні суд присяжних перше місце посідають адвокати, стомлені десятиріччями марних спроб достукатися до вітчизняної Феміди. Їх підтримують представники інших юридичних спільнот – зокрема деякі судді, включаючи сьогоднішнього голову ВСУ Василя Онопенка. Категорично заперечують проти введення в Україні суду присяжних, наприклад, голова ВАСУ Олександр Пасенюк  та колишній голова ВСУ Василь Маляренко .

І ті, і інші посилаються на досвід (вже майже п’ятнадцятирічний) сучасної Росії – позитивний на думку одних та негативний на думку інших. Близько 20 відсотків виправдовувальних вироків – беззаперечна перемога, на думку прихильників суду присяжних; легкість маніпулювання присяжними, затягування процесу, значні витрати, незрозумілі виправдання та засудження – беззаперечні недоліки, на яких наголошують його супротивники.

Російський суд присяжних критикують за засудження вчених Валентина Данилова і Ігоря Сутягіна та виправдання терориста Майрбека Шайбекханова, чий труп було потім знайдено в захопленій школі у Беслані; за виправдовувальний вирок російським офіцерам, які розстрілювали мирних громадян в Чечні, та відомий випадок відвідання ресторану присяжними разом із тільки що виправданими ними підприємцями.

Його хвалять за те, що слідство, розбещене сліпою довірою професійного суду, нарешті почало працювати, зрозумівши, що будь-як зліплене обвинувачення, яке зазвичай проходило «на ура» в професійному суді, повністю розсипається в суді присяжних; за те що і адвокати «прокинулись» та відчули, що доля їхніх підзахисних залежить від їх активної праці, а не від закулісних домовленостей.

Звичайно, суд присяжних – не панацея від неправосудних вироків, він не може бути бездоганний, як не може бути цілком здоровий орган у хворому суспільстві. Безсумнівно, ті недоліки на яких наголошують опоненти суду присяжних, мають місце. Але, на мою думку, сьогодні цей суд - єдина спроба запобігти руйнівній силі тотальної корупції правосуддя та його професійному занепаду.  Це – щеплення проти повної деградації судової влади.

Суд присяжних – єдина форма організації правосуддя, де дійсно працює презумпція невинуватості, де всі сумніви насправді тлумачаться на користь обвинуваченого. Пригадаємо відому справу Бейліса, звинуваченого у ритуальному вбивстві 13-річного учня Київського духовного училища: присяжні визнали доведеним факт вчинення ритуального вбивства. Щодо доведеності вчинення вбивства саме Бейлісом - їх думки розділилися порівну - шість з дванадцяти присяжних вважали Бейліса винуватим, шість невинуватим. Отже, Бейліса було виправдано.

Сьогодні російські присяжні при недостатності доказів вини виправдовують - вони не зв’язані клановою етикою, яка вимагала від професійного судді скопіювати у вирок обвинувальний висновок.

Беззаперечно, суд присяжних є вразливим. І справа не тільки в нескладності залякування нічим не захищених людей. Російський досвід показав, що маніпулювати присяжними може і держава – впливаючи на процес обрання присяжних та слідкуючи, щоб до їх лав потрапили «надійні» люди, і головуючий суддя – ставлячи питання таким чином, що дати на них іншу відповідь, ніж бажана, неможливо.

І за російським законодавством, і за проектом КПК України, колегія присяжних виносить вердикт у кримінальній справі лише з питань факту (чи мало місце діяння, чи вчинив його обвинувачуваний, чи винуватий він у вчиненні діяння), а головуючий у процесі (професійний суддя) на підставі вердикту вирішує питання права (кваліфікація діяння, визначення виду і міри покарання тощо). В цьому знаходить відображення класичне визначення суду присяжних як «суду факту», а не «суду права»: за формулою англійського загального права ad quaestionem facti respondent juratores, ad quaestionem juris respondent judices - питання факту вирішують присяжні, питання права - судді.

Але взагалі відмежувати питання факту від питання права неможливо, оскільки вибір норми права (в даному випадку - статті кримінального кодексу, за якою обвинувачується особа) саме і визначає коло фактів, які будуть розглядатися як належні. Вибір іншої правової норми приводить до вивчення інших фактів чи до їх іншої інтерпретації. Це може стати добрим підґрунтям для маніпуляцій присяжними, наприклад, як це сталося, на думку експертів, у справі Ігоря Сутягіна. За твердженням російського екс-судді професора Сергія Пашина, присяжні в цій справі визнали Сутягіна винним в передачі свідчень представникам іноземних держав. Але ключове для кваліфікації діяння питання – чи становили ці свідчення державну таємницю – присяжним поставлене не було, оскільки становило питання права, а не факту (при цьому в судовому засіданні було встановлено, що допуску до державної таємниці Сутягін не мав). Більш того, головуюча в процесі відмовила захисту у клопотанні змінити формулювання питань та внести уточнюючі характеристики «передача секретних відомостей» або «відомостей що становлять державну таємницю».  Аналітики помічають, що таким чином вердикт присяжних в цій справі не охоплював ознак складу злочину, інкримінованого Сутягіну; по суті, присяжні в цій справі відповіли на питання чи мало місце діяння, яке за російським законом не є злочином.

Та найважливішим у цьому штучному розмежуванні факту і права видається те, що питання, чи є особа винуватою у вчиненні злочину чи невинуватою – будучи поставленим перед присяжними та перетворившись з «питання права» на «питання факту» - змінює свій зміст та надає додаткових підстав для виправдання підсудного.

Кримінальний процес України знає три підстави виправдання – коли не встановлено події злочину, коли в діянні підсудного немає складу злочину, а також коли не доведено участі підсудного у вчиненні злочину. Якщо суд прийде до висновку про відсутність у діях підсудного наміру або необережності, або якщо встановлені обставини, що усувають кримінальну відповідальність (крайня необхідність, необхідна оборона тощо), суд виносить виправдовувальний вирок за відсутністю складу злочину.

Проте виправдовувальний вирок суду присяжних не завжди свідчить про відсутність складу злочину.  І саме тут знаходить своє відображення різниця підходу професійного юриста і людини «з вулиці» до співвідношення між категоріями «доведена участь у скоєнні злочину» та «винуватий».  Доволі часто суди присяжних визнають, що подія злочину мала місце і доведено, що злочин скоєно саме підсудним. Але на наступне питання – чи є він, відповідно, винуватим – відповідають «ні», чим викликають щире здивування юристів.

Для юристів вина - це психічне ставлення особи до вчинюваного діяння та його наслідків, виражене у формі умислу або необережності. Для присяжних поняття вини має інший зміст. За виразом відомого російського адвоката Генрі Рєзніка, вина з точки зору присяжних – це «зла воля». Людина винувата не тому, що скоїла протиправну дію, а тому, що в цьому діянні виявилися її негативні якості, її аморальність. Якщо ж «злої волі» немає, а є «праведний гнів», націлений на відновлення справедливості, присяжні визнають людину невинуватою, «схильні в обставинах подібних до цих скоріш бачити падіння пригніченого злом, ніж такого, що коїть зло за бажанням власного серця» .

Хрестоматійний приклад з діяльності дореволюційного суду присяжних – виправдання Віри Засуліч, яка стріляла в родича царя - губернатора Трєпова. Губернатор наказав побити 19-річного хлопця, який не зняв перед ним шляпу, а той після побиття повісився. Не дочекавшись жодної реакції на цей інцидент з боку влади, Засуліч і здійснила той постріл. Присяжні її виправдали. На думку Г. Рєзніка, цим вироком присяжні сказали владі: «якщо ти, влада, не будеш сама реагувати на свавілля своїх посадовців, суспільство буде саме так на нього відповідати». Дещо схоже трапляється і в сучасних російських судах. Так, відомий факт виправдання присяжними чиновника, якого було звинувачено у провокації та отриманні хабара. Встановивши, що факт отримання хабара мав місце, але ці гроші були терміново потрібні на лікування хворої дружини, присяжні своїм виправдовувальним вердиктом виразили своє ставлення  - поки система соціального захисту не працює належним чином, влада сама штовхає особу на злочин.

Отже, виправдання присяжними – виправдання здебільшого моральне, а не юридичне.  Так, недавно було винесено виправдовувальний вердикт мешканці міста Іваново, яка вбила свого чоловіка, що роками звіряче бив її та дітей, ґвалтував та знущався. Чотири питання були поставлені присяжним - чи доведено, що причиною смерті потерпілого стало ножове поранення в серце, чи нанесла це поранення підсудна, чи винувата вона та якщо так, чи заслуговує на пом’якшення покарання. На перші два питання була дана відповідь «так», на третє «ні», і «підказка», що містилася у четвертому питанні, своєї ролі не зіграла. Зайве казати, що, якби цю справу розглядав професійний суддя, навіть при всій симпатії до долі нещасної жінки, він би виніс обвинувальний вирок – адже кримінальний закон не дає йому жодної можливості для виправдання в цій ситуації. Що було правильним (від слова «право») – виправдати цю жінку, чи все ж таки визнати її винною з призначенням мінімально можливого чи навіть умовного покарання, враховуючи, між іншим, і виховну роль кримінального процесу? Пригадуються слова Ф. Плевако, сказані ним понад сто років тому : «Закон наш, подібно до закону всіх, навіть далеко випередивши нас у розвитку країн, всі найважливіші злочини, де людині загрожує невиправна страта, віддав на суд присяжних; незважаючи на майстерність творців закону, на досвідченість суддів корони, він надає перевагу суду людей життя та досвіду» .

Центральною фігурою судового кримінального процесу є підсудний, його особистість, мотиви, які підштовхнули його на вчинення злочину тощо. Через це присяжні, пропускаючи обставини справи через призму власного світогляду, схильні ставити себе саме на його місце, а не на місце потерпілого. Ця психологічна особливість активно використовується адвокатами, які пропонують присяжним «пережити в душі ці дні і ці хвилини, та порівняти їх із схожими з власного життя» . Емоційна складова такого порівняння також має свій внесок у кількість виправдовувальних вироків.

В своїй роботі «Позитиви і негативи суду присяжних» В. Маляренко цитував статтю колишнього співробітника відділу обвинувачення Московської прокуратури Фелікса Садикова під назвою «Я – проти суду присяжних». Але пройшло два роки і той самий пан Садиков надрукував іншу статтю, яка вже носила протилежну назву «Я – за суд присяжних».  В цій статті, підсумовуючи свій досвід роботи із судом присяжних та пояснюючи мотиви зміни своєї позиції, автор пише : «Ми-то, юристи, на відміну від присяжних, мислимо схемами та своє уявне панування над ними пакуємо в чіткі та ясні орієнтири Закону, не замислюючись над тим, що схеми тим і страшні, що задовольняють нас своєю ясністю та звільняють від розумової праці. Саме тому я за суд присяжних – суд простих людей, вільних як від ілюзій і міфів правосуддя, так і від юридичного безглуздя та самовпевненості юристів».

Суд присяжних потрібен не тільки невинно обвинуваченим, для яких він є єдиною надією на правосуддя. Він потрібен не тільки юристам, кваліфікаційний рівень яких в сьогоднішніх судах нікого не цікавить, а отже, професійно вони деградують. Суд присяжних потрібен суспільству, зневіреному у справедливість та закон, суспільству, байдужому через розчарування у власних силах. Він має стати каталізатором розвитку насправді сильного громадянського суспільства, з яким буде змушена рахуватися влада.

В дореволюційній Росії через суд присяжних пройшли понад десять мільйонів громадян – вони отримали уявлення про законність та право. Люди, які проходять «школу влади», самі стають цією владою, вчаться брати на себе відповідальність, та нарешті прокидаються від апатії, оскільки бачать, що від них вже щось залежить. Тут з’являються ростки правової культури, якої так не вистачає українському суспільству.

Анна Юдківська,
адвокат, магістр права та європейських наук
http://hradvocate.info/index.html

Если человек пребывает на территории страны на законных основаниях, мало того – является гражданином этого государства, исправно платит налоги, не совершает (и не совершал) правонарушений, не нарушает общественный порядок, но его регулярно задерживают правоохранители – как это называется?

Чтобы не использовать нецензурную лексику, назовем это абсурдом.

Но ведь остановка полицией (милицией) человека является временным ограничением его свободы и права на передвижение. Поэтому законодательство ­цивилизованных стран (и Украины в том числе), и международное право ­требуют ­наличия хотя бы минимума разумных ­оснований для проверки документов, задержания, опроса. Как правило – это наличие обоснованного подозрения в совершении правонарушения.

Однако, как показывает отечественная практика, если Вы – иностранец или «лицо кавказской национальности», – с обоснованностью как раз возникают проблемы.

В Харьковскую правозащитную группу нередко обращаются иностранцы, которых останавливают, чуть ли не на каждом шагу, наши доблестные милиционеры. Разумеется, для того, чтобы проверить документы – а вдруг иностранец является незаконным иммигрантом. Само собой, объектами (если не сказать проще – жертвами) таких проверок чаще всего становятся граждане других государств, пребывающие в нашей стране на абсолютно законных основаниях. Опустим здесь жалобы некоторых останавливаемых на то, что отпускают их только после того, как часть денежных средств перекочевывает из карманов иностранцев в руки милиционеров: как говорится, не пойман – не вор (в данном контексте – не «оборотень в погонах»).

Учитывая, что развал Советского Союза привел к появлению новых независимых государств, этнические армяне, азербайджанцы, грузины и др., даже издавна живущие в Украине и имеющие украинское гражданство, теперь «стали похожи на иностранцев». С теми же для них последствиями в смысле общения с милицией.

И вот на днях в ХПГ обратился за помощью Вячеслав Манукян, армянин по национальности, гражданин Украины, харьковчанин, юрист. Но – «в связи с характерной внешностью» – похожий на иностранца. Именно характерную внешность было названо основанием для его «приглашения с целью проверки» в комнату милиции на станции метро «Проспект Гагарина» (письмо линейного отдела милиции ГУ МВД в Харьковской области № 103/М-29 от 28.12.2006 г.). И подобного рода «приглашений» были десятки.

 

В Харьковскую правозащитную группу

ЗАЯВЛЕНИЕ

Я вынужден обратиться к вам с заявлением о том, что длительное время милицией г. Харькова грубо нарушаются мои права человека и гражданина, предусмотренные Конституцией Украины, законами, а также международно-правовыми документами о защите прав человека.

Меня регулярно безо всяких причин и поводов останавливают работники милиции на улицах города и, особенно, в метро. Так как никаких оснований, причин и поводов для того, чтобы систематически «проверять мою личность» не имеется, я имею все основания полагать, что эти действия вызваны моей национальностью и связанной с ней внешностью.  Такие проверки проходят почти каждый месяц, а иногда и дважды и трижды в месяц. Ни разу такие «проверки» не заканчивались чем-либо, кроме формальных отписок о том, что проводились некие мероприятия. На одну из моих жалоб мне было прямо заявлено письменно, что меня останавливали, так как моя характерная внешность вызывает у милиции необходимость проверить «законность моего пребывания на территории Украины и мое гражданство». Несмотря на мои многочисленные жалобы на эти расистские действия милиции, незаконные остановки меня в метро и на улицах продолжаются. В последний раз я был остановлен на ст. Метро «Гагарина» 11.02. 2008 г. – вновь без каких-либо поводов, причин и оснований.

По данным поводам мной был направлен иск в Харьковский окружной административный суд. Кроме того, я направлю и направляю развернутые заявления о нарушениях прав человека в международные и национальные органы и учреждения по защите прав и свобод человека.

Таким проверкам, основанным ни на чем, кроме расовых предрассудков и, возможно на незаконных приказах и указаниях, подвергаются, по моим наблюдениям именно лица с внешностью «иностранцев», хотя народом Украины являются люди всех национальностей.

Я многократно обращался с жалобами и заявлениями в высшие и региональные органы милиции, но эти незаконные проверки по этническому признаку продолжаются.

Кроме того, так как я не намерен оставлять без внимания ни один из случаев проявления этнического профайлинга, и учитывая многочисленные случаи нарушения прав человека органами милиции в отношении других лиц, я имею все основания опасаться за свою безопасность, о чем я сделал заявление в Харьковском окружном административном суде.

Я обращаюсь к вам с просьбой обратить внимание на практику этнического профайлинга – незаконных проверок документов и задержаний исключительно по национальным признакам.

Готов предоставить все имеющиеся у меня документы, подтверждающие мои доводы.

18.02.2008

 

Документы действительно интересные и свидетельствуют они отнюдь не в пользу наших правоохранителей. Вячеслава многократно и с незавидной регулярностью останавливают милиционеры (иногда, по его словам, в присутствии жены и дочери), проверяют документы, «приглашают» пройти. И от «приглашений» этих, конечно же, невозможно отказаться. Это отнимает время, нервы, а главное, – унижает достоинство человека, которого без всяких на то оснований постоянно подозревают в правонарушении. Какового он никогда не совершал!

И после того, как 27 ноября 2006 года в очередной раз В. Манукяна остановили на станции метро «Проспект Гагарина», терпению его пришел конец – он подал административный иск в суд в отношении прапорщика милиции З., непосредственно тормозившего Вячеслава, а также линейного отдела милиции в метрополитене и Главного управления МВД в Харьковской области.

Характерно, что, судя по записям в «Книге контроля за работой постовых милиционеров», в этот же день, в период с 10 до 13 часов в комнату милиции вышеуказанной станции метрополитена  доставлялись четыре человека, и трое из них, судя по фамилиям – «лица кавказской национальности». А в графе «основания доставления» у них значится: «по подозрению в совершении правонарушения». Выходит, что 75% тех, кто вызывает у наших милиционеров приступы повышенной подозрительности – лица, имеющие «характерную внешность». Куда там Ломброзо с его антинаучными теориями!

Когда в 2005 г. российские правозащитники проводили «Мониторинг действий сотрудников милиции московского метрополитена», выяснилось, что лица, визуально воспринимаемые как выходцы с Кавказа или из Средней Азии, доля которых среди всех пассажиров метро не превышала 4,6%, составили 50,9% граждан, остановленных милицией. Так что харьковские милиционеры в этом вопросе даже «перещеголяли» своих московских коллег. Правда, вряд ли стоит такими «подвигами» гордиться... 

Представители милиции, оказавшись в суде в непривычной роли защищающейся стороны, особой фантазии не проявили. Они ссылались на ч. 2 ст. 11 Закона Украины «О милиции», в которой значится: «Міліції для виконання покладених на неї обов’язків надається право перевіряти у громадян при підозрі у вчиненні правопорушень документи, що посвідчують їх особу…» А также на загадочный приказ МВД Украины № 829 от 31.07.2003, которым-де утверждены основные направления служебной деятельности структурных подразделений аппарата МВД Украины.  

Наверное, во исполнение именно этого предписания тысячи и тысячи украинских прапорщиков З., следя за правопорядком, «на всякий случай» ведут охоту на лиц, имеющих характерную внешность? Хотя ни на официальном сайте Верховной Рады Украины, ни в одной базе юридических документов такого приказа нет.

Между тем, в законодательстве Украины имеется достаточно норм, прямо и неоднозначно запрещающих практику этнической дискриминации. Достаточно вспомнить 24 статью Конституции Украины, которая гласит: «Громадяни мають рівні конституційні права і свободи та є рівними перед законом. Не може бути привілеїв чи обмежень за ознаками раси, кольору шкіри, політичних, релігійних та інших переконань, статі, етнічного та соціального походження, майнового стану, місця проживання, за мовними або іншими ознаками».

Читатель, воспитанный на традициях «гомо советикус», когда цель «наведения порядка» всегда находила оправдание для любых жестких и зачастую незаконных мер со стороны многочисленных силовых структур, может подумать: а как же тогда милиции бороться с незаконной иммиграцией, если не останавливать на улицах и в метро потенциальных нарушителей? (Мол, не страшно, что под такую «метлу» попадут и невиновные, ведь на лице же не написано – иностранец это или гражданин Украины!)

Но, если следовать этой более чем сомнительной логике, тогда можно признать за  правоохранителями и право на проведение тотальных «шмонов», когда будут вообще всех останавливать и выяснять, совершили ли они правонарушение: платят ли налоги (выплачивают алименты, кредиты), не выносили ли товары под полой из супермаркетов, не оплатив их, переходят ли улицу исключительно на зеленый цвет и т.п. Абсурд?

А не абсурдом ли является ставшая уже привычной в украинских реалиях практика, когда иностранцы и другие лица, имеющие с ними внешние сходства, постоянно останавливаются, задерживаются, «приглашаются» сотрудниками милиции (и делается это на основании «законспирированного» приказа)?!

Такая ситуация для демократического государства явно противоправна и незаконна.

Именно это и старается доказать в судебном порядке Вячеслав Манукян. 

Президенту України В.А.Ющенку

Прем’єр-міністру України Ю.В.Тимошенко

Голові Верховної Ради України А.П.Яценюку

 

Вельмишановні Вікторе Андрійовичу, Юліє Володимирівно та Арсенію Петровичу!

 

У цьому листі ми хочемо привернути Вашу увагу до серйозних недоліків, які тривалий час спостерігаються у діяльності Державного департаменту України з питань виконання покарань. Його діяльність є надзвичайно закритою, майже неконтрольованою та непідзвітною суспільству. Відомство, яке призначене сприяти підвищенню безпеки громадян, все частіше стає джерелом дуже небезпечних ситуацій. Такий стан призводить до грубих порушень прав засуджених та персоналу установ Департаменту, застосування незаконного насильства відносно позбавлених волі, до численних службових зловживань, зокрема, до розбазарювання державних коштів. Про ці порушення періодично повідомляють правозахисні організації, а перевірками ГоловКРУ, Тендерної палати, Урядової міжвідомчої комісії було виявлено численні фінансові зловживання.

Узагальнюючи наш досвід у захисті прав засуджених, ми змушені констатувати наступне.

1. Кримінально-виконавча служба в останні роки стала ще більш закритою для громадського контролю та ЗМІ. Реальний стан з дотриманням прав людини в установах виконання покарань приховується керівниками відомства, а суспільству нерідко подається неправдива інформація. Є вже чимало прикладів судових рішень щодо неправомірного приховування інформації, проте керівництво Департаменту залишається байдужим до цих порушень.

2. Розгляд резонансних скарг засуджених, які відбувають покарання, є непрозорим та не публічним. Адвокати та правозахисники часто не допускаються до засуджених, і це призводить до упереджених висновків, обґрунтованих сумнівів у законності дій працівників відомства. Відсутність достовірної інформації про діяльність установ системи унеможливлює об’єктивну та неупереджену оцінку стану дотримання прав людини в установах.

3. За останні три роки відбувся занепад Кримінально-виконавчої служби. Брутальні порушення прав людини у виправних установах стали поширеним явищем. Засуджені фактично не мають можливості легально оскаржити незаконні дії адміністрації, прокуратура є найчастіше бездіяльною, парламентський контроль відсутній, і будь-які скарги викликають незаконні насильницькі дії з боку адміністрації. Засуджені втрачають віру в справедливе вирішення їх проблем та скарг. Брутальні порушення спонукали засуджених цілого ряду установ виконання покарань звернутись до правозахисних організацій та центральних засобів масової інформації щодо нелюдських умов тримання, катувань та жорстокого поводження, а також вдатись до акцій протесту у вигляді голодувань та самокаліцтва.

4. Численним порушенням прав людини сприяє недосконалий Кримінально-виконавчий кодекс та підзаконні акти. Кримінально-виконавче законодавство потребує суттєвої переробки – як на концептуальному рівні, так і в деталях. За чинним законодавством засуджений повністю знаходиться під нічим необмеженою владою адміністрації, на дії якої він навіть поскаржитись не може. Внутрішні нормативні документи Департаменту не проходять належної експертизи та обговорення – ні з фахівцями, ні з громадськістю, і часто суперечать чинному законодавству та міжнародним нормам і стандартам з прав людини.

5. Одним з таких актів Департаменту є сумно відомий наказ №167 від 10 жовтня 2005 року, за яким у складі Департаменту діє спеціальний підрозділ із боротьби з тероризмом, який використовується також для обшуків засуджених і приміщень установ виконання покарань та слідчих ізоляторів, а фактично – для залякування позбавлених волі. За даними Департаменту, у 2006 р. спецназ вводився до установ виконання покарань 43 рази. Під час таких несподіваних обшуків, підрозділ, який отримав у народі назву «маски-шоу» (його «бійці» заходять до установи у масках на голові, з повним спорядженням: бронежилети, дубинки, наручники, сльозогінний газ) допускають брутальні порушення прав людини. Схема їх дій завжди однакова. Ці «бійці» вриваються до камер слідчого ізолятора чи жилих приміщень колоній з криком «всім лягти на підлогу!», потім починають ходити ногами по лежачих засуджених, бити їх ногами та дубинками по різних частинах тіла та голові. Вони примушують кожного по черзі бігти в коридор поміж шеренгами вишикуваних «бійців», які продовжують бити їх дубинками, примушують присідати чи сідати в «шпагат», повзати по підлозі, присідати по сто разів, віджиматися від підлоги. Інші «бійці» влаштовує повний погром особистих речей засуджених, знищуючи речі та продукти, змішуючи цукор з тютюном та пральним порошком, висипаючи чай, каву на підлогу, привласнюючи цигарки, консерви, запальнички, тощо.

Бійців цього підрозділу також використовують для жахливого побиття засуджених, які насмілюються скаржитися на дії адміністрації. До публічної сфери потрапили відомості про жахливі побиття 22 січня 2007 року в Ізяславській колонії №31, 7 червня 2007 року в Бучанській колонії №85, 10 листопада 2007 року в Слов’яносербській колонії № 60 та інші. Спочатку засуджених лупцюють, а потім примушують написати папірця, що претензій вони не мають. І зламаний зек покірно повторює усе це прокурору, судмедексперту, бо знає: він повністю залежний від адміністрації. В результаті побиття немовби і не було. А перевірити відомості про побиття неможливо: система закрита. А якщо в’язень все ж таки буде скаржитися, то адміністрація знайде купу засобів для помсти: позбавлення необхідної медичної допомоги, знищення особистих речей, надання численних дисциплінарних покарань за порушення на кшталт "не спав після відбою" і утримання в ДПК, ШІЗО і ПКТ, збільшення термінів перебування в ув’язненні шляхом застосування статті 391 Кримінального кодексу України.

Навіть після скасування 24 грудня 2007 року державної реєстрації наказу №167 Міністерством юстиції 31 січня о 6-30 в колонію № 46, яка розташована біля села Катеринівка Сарненського району Рівненської області, була введена група з приблизно 25 спецназівців в масках з повним бойовим спорядженням, які жорстоко побили 16 засуджених.

Ми маємо письмові свідчення, що іноді спецназівці були зі зброєю і собаками, вони стверджували, що право на застосування своєї зброї і собак їм дав Президент. Вікторе Андрійовичу, Ви почули? Вашим іменем обіцяють стріляти в засуджених і травити їх собаками!

6. Проведені у 2007 році ревізії фінансово-господарської діяльності Департаменту виявили низку грубих порушень, зловживань, нецільового використання бюджетних коштів у великих розмірах. Так, Головне Контрольно-ревізійне управління виявило лише у ІІ кварталі 2007 року фінансові порушення, що призвели до втрат на суму 7,9 млн. гривень (серед них видатки із порушеннями законодавства, нецільові витрати). Порушень порядку закупівель виявлено на загальну суму 21,1 млн. грн., а Тендерна палата України встановила грубі порушення вимог чинного законодавства на загальну суму 217,98 млн. грн.

7. У відомстві суттєво знизились соціальні стандарти справедливості: керівництво Департаменту виявляє особисту нескромність тим, що регулярно преміює себе в особливо великих розмірах на тлі надто невеликих доходів більшості рядових працівників служби. Така турбота керівництва лише про себе породжує все більшу соціальну нерівність між керівниками і працівниками середньої та нижчої ланок установ виконання покарань та корупційні дії.

8. Великою мірою причиною такого стану є некомпетентність керівництва Департаменту з питань виконання покарань, яка сполучається з активним спротивом виконанню зобов’язань України перед Радою Європи при вступі до цієї міжнародної організації у 1995 році про підпорядкування відомства Міністерству юстиції України. Ініціативи керівництва Мін’юсту для покращання ситуації Головою Департаменту сьогодні ігноруються, адже Мін’юст не має правових підстав впливати на діяльність Департаменту.

Ми вважаємо, що Державна кримінально-виконавча служба як самостійний орган влади при нинішньому керівництві неспроможна компетентно, відповідально та ефективно виконувати покладені на неї функції та завдання.

Значна кількість матеріалів щодо порушень у кримінально-виконавчій системі вже оприлюднена, доведена до засобів масової інформації. Це надає нам підстави наполягати на вжитті рішучих та ефективних дій по наведенню порядку, по утвердженню законності і поваги до прав людини у Державній кримінально-виконавчій службі. Необхідно терміново:

– звернути увагу на численні проблеми з дотриманням прав людини в установах виконання покарань, на рівень компетентності його керівництва та його спроможність вирішувати актуальні питання тримання ув’язнених;

– вимагати від керівництва відомства суворого дотримання стандартів соціальної справедливості, поваги гідності як ув’язнених, так і персоналу системи, реальної відкритості її діяльності для громадськості, зокрема, для правозахисних організацій та ЗМІ.

– проявити нарешті політичну волю та підпорядкувати Державний департамент України з питань виконання покарань Міністерству юстиції, як цього вимагають досі невиконані зобов’язання України перед Радою Європи.

– розглянути питання про доцільність подальшого перебування на посаді В.В.Кощинця та його заступників, які, на нашу думку, демонструють неспроможність керувати таким складним і специфічним відомством. Від вирішення цього кадрового питання суттєво залежить спроможність відомства забезпечити виконання поставлених перед ним завдань, залежить безпека суспільства, а також імідж Президента, Уряду та України як демократичної та цивілізованої європейської держави.

Ми заявляємо, що й надалі не будемо миритися з брутальним порушенням прав людини у кримінально-виконавчій системі та із службовими зловживаннями, які сьогодні характерні для діяльності Державного департаменту з питань виконання покарань,

 

 

Євген Захаров, Українська Гельсінкська спілка з прав людини, Харківська правозахисна група

Олександр Букалов, ГО «Донецький Меморіал», Пенітенціарне товариство України

Олександр Беца, незалежний експерт з пенітенціарних питань

 

Кропотливый исследователь, хранитель памяти о годах репрессий и лишений, умная, добрая, интеллигентная женщина - такой мы навсегда запомним нашего друга и соратника - Инну Федущак. Инна Викторовна Федущак родилась в Киеве в семье репрессированного украинского историка Виктора Юркевича. Жила во Львове. Учитель математики, школьный краевед и член поисковых экспедиций с 40-летним стажем. Руководитель юношеского поискового клуба "Факел", с 1970 года занималась исследованием неизвестных судеб и захоронений жертв ІІ Мировой войны, создала два школьных музея. В 1989 году Инна Федущак вступила в Международное общество "Мемориал" [1] и возглавила во львовском "Мемориале" отделение поиска, которое с 1996 года было зарегистрировано как благотворительное региональное общество "Поиск" [2]. В 2005 году награждена Кавалерским Крестом Заслуги Речи Посполитой за большой вклад в увековечивание памяти о жертвах политических репрессий.

В.В.ПУТИНУ, президенту РФ;
В.Е.ЧУРОВУ, председателю Центральной Избирательной Комиссии РФ;
С.В. ЛАВРОВУ, министру иностранных дел РФ

Господа, я нимало не сомневаюсь - вы отлично знаете, что свободное волеизъявление свободных граждан в ходе свободных демократических выборов никогда не может завершиться результатом 99,4% голосов, поданных за одну из партий, при явке 99,5% избирателей.

Разумеется, впрочем, этого не может случиться лишь при открытой, прозрачной политической конкуренции участников избирательной кампании, имеющих равные возможности публичной агитации, при отсутствии административного давления на граждан, при безупречной честности и скрупулёзной точности избирательных комиссий.

Но ведь всё это и суть обязательные условия демократической избирательной процедуры, не правда ли?

Нет нужды доказывать, что эти самые 99,4% «за» есть неопровержимое свидетельство подтасовки. Вы знаете это не хуже меня, не хуже любого мало-мальски грамотного гражданина, обладающего хотя бы здравым смыслом, не говорю уж о самой элементарной осведомлённости относительно природы и возможностей народных голосований. Вы, конечно, знаете также, что такие результаты далеко за 90% (а, значит, такое же мошенничество) имели место не в отдельных избирательных участках, нет - в нескольких субъектах Российской, с позволения сказать, «Федерации». Этого печального обстоятельства более чем достаточно, чтобы верно оценить безвкусный фарс, разыгранный бездарными режиссёрами на всей необозримой российской сцене 2-го декабря; а заодно и предстоящий 2-го марта.

Совершенно излишне скучно собирать переписанные задним числом протоколы избирательных комиссий, свидетельства о вбросе бюллетеней и т.д. - всё ясно и так. Власть (которую, между прочим, вы представляете, господа) исковеркала избирательное законодательство, а затем небрежно, топорно, кое-как имитировала выборы, наплевавши на Конституцию, вооружившись «административным ресурсом», - не для нас имитировала, для столь нелюбимого вами Запада.

Я отнюдь не утверждаю, будто без фальсификаций «Единая Россия» не попала бы в Думу; помилуй Бог, конечно, она всё равно заняла бы 1-ое место. Это совсем иная, тоже очень больная, проблема страны.

Но сейчас речь о другом. Вашими, господа, целеустремлёнными усилиями в нашей стране, где едва пробивались ростки демократии, выборов - главного критерия демократии - снова не стало. И надолго. Чеченский рекорд не снился даже Сталину - в его «выборах» такой процент голосов набирал единственный, безальтернативный кандидат. А в теперешнем нашем случае эту жалкую 0,1% якобы поделили между собой чуть ли не 10 партий!

Что происходит со страной, которая получает раболепный, кукольный парламент, декоративную конституцию, заказное правосудие и бесконтрольную, переназначающую самоё себя власть (как исчерпывающе выразительно одно только словечко «преемник», без малого 10 лет засоряющее наш политический лексикон), мы знаем не понаслышке - вряд ли здесь уместны подробности. Похоже, вас это не пугает и вы решили попробовать ещё раз, или просто не умеете делать ничего иного.

Что ж, несомненно выбор сделан - сознательно, продуманно, давно; и я прекрасно понимаю, что не мне вас остановить.

Есть, однако, вопрос: сумеете ли вы сами остановиться, если когда-то не захотите идти до слишком хорошо известного конца?

Понятно, что ложь, несущаяся со всех ваших холопских экранов, бессильна скрыть избирательное шельмовство. Но несмотря на это вы вынуждены лгать беспардонно и безнадёжно, высокомерно и злобно набрасываясь на любые сомнения (дескать, «…пусть они своих жён учат…»). У вас нет другого выхода, - не можете же вы сказать: «…ну, тут мы распорядились слегка подкорректировать результаты, так кое-где люди перестарались; уж не взыщите, это же всё от переполняющих чувств и необузданного исполнительского рвения»!

А за вами адепты, суетливо торопящиеся попасть в патриотический реестр. И прежде нашим лидерам нередко приходилось десятилетиями скучно и нагло врать, отрицая то пакт Молотова-Рибентропа, то катынский расстрел пленных поляков, то арест Валленберга, - словом то, что было очевидно всем окружающим. Теперь вот вы. Увы, история повторяется.

Ложь, которую вы столь решительно вновь утвердили в государственном обиходе и от которой бессильны отказаться, обладает важным и весьма опасным свойством - я бы сказал, особой развращающей силой. Дело в том, что большинство ваших слушателей не верят вам, в том числе и ваши убеждённые сторонники. То есть, они, конечно, довольны победой Единой России, но отлично понимают, что бы вы там ни говорили, как кузнецы этой победы выковали её.

Парадоксальная получается цепочка - вы лжёте, ваши слушатели знают об этом и вы знаете, что вам не верят, только делают вид, будто верят; но и им тоже известна ваша осведомлённость об их неверии. Все всё знают. Сама ложь уже не надеется кого-то обмануть, из средства обмана она зачем-то превращается в обыденный образ жизни, обычное и обязательное правило игры. Есть у вас такой господин Марков, якобы профессор, якобы политолог, а попросту прожжённый и неумный циник. Говоря с ним о нашей «политике», журналист сказал: «у лжи короткие ноги». «Человеческая память ещё короче» - нашёлся Марков. Противно, но, казалось бы, это и в самом деле так. Конечно, о двух подряд грязненьких спектаклях забудут много через два месяца после 2-го марта. Никогда, однако же, не забудут другое - первые лица государства лгут, как второгодники. Да разве вы дадите это забыть, ведь ложь ваше естественное состояние!

Такая память катастрофична и результаты её неустранимы, потому что привычное начальственное враньё всегда порождает и культивирует в обществе цинизм и ничего другого никогда не может достигнуть. Что бы ни рассказывала теперь ваша команда о свободе, которая лучше несвободы, о праве на самовыражение и проч., эти напыщенные разговоры твёрдо (и справедливо, между прочим) воспринимаются как продолжение вашей неправды. «Мели, Емеля». Точно то же отношение и к велеречивой амбициозности ваших разглагольствований о непременных феноменальных и самых скорых наших успехах во всех, что ни на есть, отраслях, делах, проблемах.
Оказывается, как ни странно это для нас, выходцев из сталинской эпохи, власть таки нуждается в общественной поддержке. Так вы хотите опираться на цинизм? Но цинизм, это трусость, бегство от острых проблем и острых дискуссий, нижайший прагматизм, мелкое приспособленчество на грани или уже за гранью подлости; это интрига, предпочитаемая конкуренции; это отказ от нравственных табу.

Разве серьёзная политическая сила может опираться на такие общественные тенденции? Ну да, цинизм не гнушается верноподданническими восторгами, все отлично запомнили покупные стада ваших «наших» по полтораста рублей за штуку. И что же, это на них вы надеетесь, это они ваша опора в пышно анонсированных «инновациях» и прочих свершениях? Полноте, ведь Вы, господин Президент, откровенно поделились с нами своими убийственными оценками Ваших главных сподвижников - партии власти Единая Россия. Какие ещё «инновации»?

Вы что же, рассчитываете жалкими заклинаниями про «четыре и» превратить стадо в творческую силу? Ой, вот это напрасно! Из жульничества, господа, ничего не рождается, кроме нового жульничества. На этом пути вы уже добились своей действительной главной цели. Публично вы важно называете её стабильность, на самом же деле это всевластие. Попросту говоря, модернизируя и усовершенствуя (цинично, но довольно искусно, надо признать) советские идеологию и политическую практику, вы построили в России политическую конструкцию, в которой у вас нельзя выиграть выборы.

Ни даже сколько-нибудь потеснить вас в парламенте. Ни даже оказать на вас заметное политическое влияние. Это закоулок, из которого ни одна тропинка не ведёт к демократии. И постепенно вернуться назад тою же дорогой, по которой пришли, тоже нельзя, ибо вы обречены лгать. Как я уже говорил, вы не можете отречься от раз произнесённой лжи - тогда рухнула бы вся ваша система.

Что делать в этой ситуации вам, мне не интересно. Скорее всего, вы продолжите ваш курс, возможно, попутно набивая карманы (понимающие люди говорят, что вы давно уже это проделываете; не знаю, тут я не эксперт). Что делать стране, оказавшейся под вами, вот вопрос. Безнравственно и очень опасно терпеть вас бесконечно. Раз уж теперешние ваши бессовестные «выборы» категорически не годятся, значит, нужен совсем другой инструмент в других руках. Нужны не «политологи» и «политтехнологи», не экономисты, да и не политики в традиционном смысле этого понятия.

Нужны умные, смелые и очень добрые лидеры, которые сумели бы вместо крикливой фронды создать решительный, спокойный, упрямый, непримиримый протест и не дать ему выйти из русла великих мирных восточно-европейских побед над деспотизмом, не дать свалиться в кровь и коричневую чуму. Это невероятно трудно. В России это много труднее, чем в Польше и в Чехословакии, труднее даже, чем в Украине.

Но кто обещал нам лёгкую жизнь? Я верю, что когда-то эти люди придут. Я не вижу другой возможности преодолеть наш постыдный нравственный кризис.

Впрочем, уж эти-то проблемы не с вами же обсуждать.

С самым искренним и неизменным неуважением
Сергей Ковалёв [1]

Историко-просветительское, правозащитное и благотворительное общество "Московский Мемориал" решительно протестует против планов перенесения из-за строительства Соловецкого камня - центрального памятника жертвам политических репрессий в СССР.

В заявлении "Московского Мемориала" говорится :

"В последние дни в СМИ появились сообщения о предстоящем временном перемещении Соловецкого камня – самого известного в Москве и России памятника жертвам политических репрессий.

Еще в декабре «Мемориалу» [1] стало известно, что под сквером на Лубянской площади планируются строительные работы, из-за которых большая часть сквера будет занята стройплощадкой и закрыта для посещения, и что в связи с этим предполагается временный перенос Соловецкого камня на другое место на территории сквера.

«Мемориал» сразу же выразил свое решительное несогласие с переносом камня, пусть даже временным.

За прошедшее время по этому поводу состоялось несколько обсуждений с участием представителей Комитета по культурному наследию города Москвы и комиссии при Правительстве Москвы по восстановлению прав реабилитированных жертв политических репрессий.

Во время всех этих консультаций мы встречали полное понимание со стороны наших собеседников.

Однако на сегодняшний день планы строительства не изменились.

Не изменилась и позиция общества «Мемориал». Несмотря на заверения о том, что монумент будет перемещен лишь временно, мы считаем недопустимым такое обращение с памятником.

Мы убеждены, что Соловецкий камень, как и Могила неизвестного солдата, является священным местом, требующим особого уважения.

Ситуация, сложившаяся сегодня, оскорбительна для всех, чьи родственники или друзья стали жертвами коммунистического режима.

Мы полагаем, что для строительства подстанции метрополитена должно быть выбрано другое место. Мы обращаемся к Правительству Москвы с просьбой принять соответствующее решение.

Если же, несмотря ни на что, стройка все-таки начнется, то мы требуем, чтобы Правительство Москвы публично гарантировало завершение работы в кратчайшие сроки, чтобы к началу сентября Соловецкий камень был возвращен на свое место, а территория рядом с ним была благоустроена в соответствии со значением этого уникального монумента.

Правление историко-просветительского, правозащитного и благотворительного общества «Московский Мемориал»