‘Детей из реанимации на аппаратах спускали в подвал’
Меня зовут Кузнецова Юлия Александровна. Я из города Лисичанск. Приехала в город Дрогобич после оккупации.
Как развивались события 2014 года в вашем регионе?
В 2014 году, когда начались обстрелы, еще не был оккупирован Старобельский район. У нас там жили тетушки, дедушка, бабушка. Мы с ребенком поехали к тетушке, а муж остался тут. Он работал тогда на нефтеперерабатывающем заводе. Начался обстрел, цистерны взорвались на его смене. Снаряд попал в резервуар и разрушил завод. Это было ужасно. Мы наблюдали отсюда: весь город был в черном дыму. Мы с ребенком испугались, очень тяжело пережили эти события.
Насколько неожиданными были для вас события 24 февраля?
Ходили слухи, что будет война. Готовьтесь, люди. Запасайтесь деньгами, продуктами. Всем! Но никто не верил. До последнего никто не верил. И я не хотела верить, что будет война. Мы с мужем развелись за два года до войны. Я осталась одна с ребенком. Когда начались бомбардировки, мама позвала к себе. Она в частном секторе жила, а мы в квартире. Пошли мы к ней в подвал. Находились там примерно неделю.
Потом началось страшное… Снаряды летали прямо над домом. В наш двор упали обломки, угол дома снесло.
Тогда мы с ребёнком и мамой пошли в местную детскую больницу, где она работала. Там рядом был большой подвал, где собирались все. Там пробыли неделю или две.
Насколько сложной была гуманитарная ситуация в городе?
Пока был свет, было не так страшно. А когда он пропал, какое может быть питание? Сухомятка да и только. А ребенку не объяснишь, почему нет горячего. Еды не хватало. Сначала продукты возили: хлеб был и прочее. А потом все хуже, хуже, хуже. Совсем не хватало продуктов, даже в больницу их не привозили. Не готовили ничего.
Вы были свидетелем разрушения гражданских объектов?
На маминой улице полностью снесло крышу дома. Моя квартира тоже пострадала, но не в начале вторжения, а позже. Снаряд попал в окно девятиэтажки, в спальню.
Пробил дом насквозь, пострадал второй подъезд. Выгорел дотла.
С ребенком мне возвращаться некуда. Когда мы были в больнице, у нас все стекла вылетели. Все разрушено, уничтожено. Врачу осколок в ухо попал. Мы это видели. Очень страшно было. Дети в реанимации были на аппаратах, их тоже в подвал спускали.
У вас были проблемы с нехваткой медикаментов?
Когда мы были в подвале детской больницы, люди скупали все, что можно было. Все до последнего. Со временем уже нечего было покупать. Слава богу, что я медсестра. Десять лет отработала в инфекционном отделении. Мама работала в реанимации. Я разбираюсь в препаратах, запаслись лекарствами от гриппа, температуры, простуды. Вот так мы выживали.
Как вы эвакуировались из города?
Там совсем страшно стало. Снаряды летят, больницу обстреливают, денег нет. Я не думала никуда выезжать, хотела остаться. Но дядя мужа вызвался найти нам водителя, который помог выехать из города. Мы не думали, что сможем выехать. Рядом взрывались снаряды, гремели взрывы. Водитель отвез нас до поезда, а на поезде — 24 часа без света. Я не знала, куда я еду. Ничего не знала. Просто меня посадили и сказали: “Поезжай и не возвращайся, главное, остаться в живых!” И все.
Как война повлияла на эмоциональное состояние ребенка?
Сейчас ребенку 13. Переживал очень тяжело, не мог понять, что происходит. Почему все так стремительно? Почему мы должны оставить свой дом, игрушки, город, в котором он вырос? Это было очень тяжело. Состояние ребенка — очень болезненная тема. Понимаете, нам, взрослым, тяжело, а детям в тысячу раз тяжелее. Они оставили все, к чему привыкли. Спасибо богу, что там были дети, с котором он общался. Это их объединило, они очень мужественно все переносили.
Что вам известно о жертвах среди мирного населения?
Именно от “Градов” — не знаю, а от сердечных приступов — да. Женщина умерла у нас на улице. Многие старики не перенесли эту войну.
Вы планируете возвращаться в Лисичанск после завершения войны?
Во-первых, нам с ребенком некуда возвращаться. У нас нет дома. Был еще один домик, который остался после смерти отца. Его открыли россияне, заминировали, генераторы поставили. Соседи сказали, что они жили там. Туда тоже страшно возвращаться. По сути, возвращаться некуда. Планировать что-то здесь… Сыну здесь ничего не нравится. Он даже не ходит в школу в Дрогобиче, потому что не хочет.
Я не травмирую психику ребенка. Он остался на дистанционном обучении в Лисичанске. Со своей учительницей, со своими одноклассниками. Так и учимся. Нужно жилье, помощь материальная нужна, лечение, обследования. Ребенку для обучения много чего нужно. А у нас ничего нет. Когда столкнулись с дистанционным обучением, у нас не было ни телефона, ни ноутбука, ни компьютера. Ничего не было. Все позже купили за деньги ВПЛ (временно перемещенное лицо) и еще какие-то деньги. Экономим, откладываем.